Неизвестное Солнце

Быть ребёнком — одна из самых простых вещей в мире. Ты ешь, плачешь, какаешь и улыбаешься, когда кто-то смотрит. Легко. Нет. И не спорь со мной по этому поводу. Я знаю. Но опять же, я необычный ребенок; я пятнадцатилетний подросток, которая внезапно переродилась в ребенка. Тут есть разница! В любом случае вернёмся к детям. Это совсем не просто. Я заперта в клетке на весь день (в кроватке), кроме тех случаев, когда меня кормят, переодевают или моют. Я даже заперта в детском саду, где меня недавно оставили. Неудобно сидеть в собственных экскрементах (о, какое унижение!), я не могу двигать свое собственное тело так, как мне того хочется, вместо этого я делаю какой-то танец покачивания, а в очень удачных случаях могу даже сделать имитацию ползания. Я вынуждена кормиться из материнской груди (фуу), и самое худшее — это разговоры. Моя мать разговаривает со мной, как с ребёнком (каковой я и являюсь, по крайней мере физически, но всё же!), издавая все эти воркующие звуки и пронзительные речи, от которых звенит в ушах. И я не могу ответить тебе тем же. Мои голосовые связки не развиты, и всё, что выходит, — это тихое воркование, которое просто заставляет женщин визжать и успешно раздражает моё горло. Нет. Быть ребёнком нелегко, но вполне терпимо. Моя мать, Роза, сделала это так. Она была такой милой, её улыбка освещала всю комнату и мой, по общему признанию, маленький мир. Когда её руки обвивались вокруг меня, я впервые на своей памяти почувствовала умиротворение. Может быть, это и есть то самое чувство, когда у тебя есть мать? Кто-то, кто будет любить тебя безоговорочно и согревать твоё сердце изнутри? Приятно. Теперь понимаю, что люди подразумевают под «материнской любовью». Мы не были богаты. Насколько я могла судить, мы находились в какой-то французской версии таунхауса. Все совершенно другое: вместо США я оказалась во Франции. Я жила в кроватке в её комнате, пластик слабый, но крепкий для моей детской силы. Гостиная и кухня были соединены, но была ещё одна спальня, которая, вероятно, станет моей, когда я немного подрасту. Это было не так уж много по сравнению с моим старым домом, но это был лучший дом, в котором я когда-либо находилась. В скором времени произошло улучшение. Я перешла от грудного вскармливания и молочных смесей к детскому питанию. Ням. Во всяком случае, прошло уже около четырех месяцев (?) с тех пор, как я проснулась ребёнком. Я уже привыкла ко всему. Разве у меня был выбор? Нет. За это время я успела кое-что… заметить. Во-первых, всё по-прежнему выглядело карикатурно. Может быть, зрение ребенка отличалось от зрения взрослого человека? Это бы объяснило, почему их (других детей) так легко развеселить, хотя каждый инстинкт подсказывал мне, что это не так. Во-вторых, я могла вспомнить всё, что видела. И, в-третьих, мне всё давалось легко. Может быть, это потому, что я на самом деле подросток, застрявший в теле новорождённого? Может ли это новое тело обладать эйдетической памятью? Неужели это вообще возможно? Потому что у меня определённо не было такого навыка в моей предыдущей жизни. В любом случае, учитывая, что я уже достаточно взрослая, чтобы есть детскую еду (радость), мама решила пригласить некоторых своих друзей, поскольку я так хорошо себя веду. Ура. Они прибыли около полудня, в дверях мама тепло встретила двух женщин. Я их ещё не видела, так как сидела в своем манеже, окружённая игрушками, поэтому пришлось ждать, пока те не пройдут дальше в гостиную. Я напрягала свои маленькие детские ушки, чтобы услышать их разговор, прекращая свою скучную попытку составить слова из буквенных блоков. — Рози! Я так рада тебя видеть! Это было так давно! Как ты поживаешь? — голос звучал весело, с дразнящим подтекстом, сразу давая понять, что этот человек будет опрятным. Мама начала смеяться. — Я же видела тебя только вчера, Эклер! Я тоже рада тебя видеть. Прошло уже несколько месяцев с твоего последнего появления здесь, а не с рождения Люмьер. Я такая же, как и вчера. И Люмьер тоже, — послышалось какое-то шарканье, прежде чем мама снова заговорила. — Двелгр, почему ты молчишь? Ты хорошо себя чувствуешь? Прошло уже несколько месяцев с нашей последней встречи. Ты ведь нормально питалась, да? Ты выглядишь намного бледнее с твоего последнего появления здесь! Ты опять похудела? Как там работа? — выстрелила она. Я почувствовала жалость к этой другой даме. Мама была болтушкой… и наседкой. — Я в порядке, Роза. Да, я правильно питалась. Нет, я не похудела с прошлого раза. Работа идёт хорошо, однако мы наткнулись на загвоздку, — её голос звучал глухо, усталость пронизывала каждое слово. Они направились в гостиную, болтая друг с другом, тогда я впервые и увидела их. У одной из дам были длинные, до пояса, рыжие волосы и веселые золотистые глаза. Ее красные губы растянулись в улыбке, когда та огляделась вокруг, прежде чем заметила меня и завизжала. Она была одета в узкое красное платье, которое было чуть более чем неприлично, ткань открывалась вниз по центру её груди, прежде чем расшириться на пупке в каком-то странном виде перевернутого креста, на шее завязаны шнурки в виде поддельного колье и красные сапоги с золотыми вставками, в ухе болталась рубиновая серьга. Она выглядела как вечный жизнерадостный человек и, вероятно, была первым голосом*. Вторая же стояла почти напротив рыжеволосой женщины и её матери. У нее были короткие голубые волосы, голубые глаза и помада того же цвета. На ней была надета длинная жёлтая рубашка, доходившая до бёдер, узкие чёрные байкерские шорты, едва заметные, и чёрные каблуки. Она слегка улыбалась, и, судя по её бледности, я решила, что это и есть Двелгр**. — А? Что же это за загвоздка? Ответила та, что с синими волосами: — Одна из наших новинок была остановлена полицией, что плохо сказывается на бизнесе. Из-за всех денег, которые мы вложили в неё, а теперь ещё и это, компания стала почти банкротом. Все наши конкуренты теперь смотрят на нас с готовностью уничтожить, — вздохнула она, откидываясь на спинку дивана. Пока мама и Двелгр говорили, Эклер направилась ко мне. Я играла с окружавшими меня игрушками из пенопласта, так как не хотела, чтобы мне щипали щеки или отрывали уши. Моё отвращение было встречено с безжалостной точностью. Меня подняли и, к моему крайнему смущению, крепко обняли. Она потерла наши носы друг о друга и ущипнула за пухлые щёчки. Было неудобно, и я постаралась показать это, заплакав. Эй, я ребёнок, и мне это сходит с рук. Образно.

***

Почти там. Просто ещё немного. Почт- поняла! — Ма… ма. — победа! После нескольких месяцев бесчисленных усилий я наконец-то сделала это. Однако я замерла, услышав пронзительный визг. — Люмьер! Ты сказала свое первое слово! Ты сказала мама! Ты сделала маму такой счастливой! — улыбалась она, и взяв меня на руки, начала кружить. Я хихикнула, её весёлость и радость заразительны. Если такова её реакция на это, то каково же было её отношение к беременности?

***

Разве не странно, что за пять месяцев, проведённых в этой странной новой жизни, я ни разу не видела своего отражения? Серьёзно. Мама одевала меня в своей комнате, но никогда не ставила перед зеркалом. Мне просто любопытно. Очень любопытно. Теперь я научилась ходить и даже сумела полностью пропустить фазу ползания. Кто сказал, что ты должен ползти прежде, чем сможешь ходить? Потому что я точно доказала, что они ошибаются. Так что, используя свою совершенную детскую походку и ловкие пальцы, я сбежала от ужасной детской булавки и направилась в спальню. В дверце шкафа было зеркало, так что я могла увидеть своё отражение. Я подавила желание захихикать, проходя мимо кухни, где готовила мама. Это была еще одна странность, которую я заметила. Я стала еще более инфантильной, чем раньше. Я все ещё была более зрелой, чем обычный ребёнок, но вещи, которые были бы раздражающими до моего перерождения, внезапно кажутся самыми весёлыми в мире. Думаю, что это потому, что со мной всё время обращались как с ребенком, а не как с подростком, которым я была раньше, и поэтому я каким-то образом умственно регрессировала. Ох, ужас какой. Но в то же время это сделало весь этот опыт лучше. Наконец-то я оказалась перед зеркалом. Я моргнула, потом снова моргнула, потом ещё, и ещё, и ещё раз. Эта малышка в зеркале не могла быть мной. Несколько колючие черные волосы, пухлые щеки и маленькие кудряшки по обеим сторонам моего лица. Я выглядела как Реборн из KHR. Единственная разница заключалась в том, что у меня были такие же светло-зелёные глаза, как и у мамы, но в остальном я была очень похожа на своего любимого садиста. Может- Нет, нет. Невозможно. Это была реальность, а не вымысел, несмотря на голос в моей голове, говорящий: «так происходило и с реинкарнацией». Я отогнала эту мысль на задворки сознания. Услышав, как мама подошла ко мне, я подняла глаза. Она улыбалась мне, её волосы были завязаны сзади, чтобы те не упали в ужин. На фартуке было пятно от томатного соуса, так как она готовила спагетти. Ранее она утверждала, что жаждет итальянского, и продолжала взбивать его на скорую руку. И пахло очень хорошо… Я тоже хочу немного~

***

Сегодня в детском саду произошло нечто новое. Новый временный работник. Радость. Но всё же в нем было что-то странно знакомое. Его прическа была мне знакома, как и голос. Что-то на краю сознания бренькало, что и заставляло так усердно сосредоточиться на причёске в стиле осьминога. Это так- — Привет, piccola signora, — тот оторвался от какой-то карты, которую рассматривал, но, увидев меня, тут же глубоко вдохнул. Я видела, как его серые глаза удивленно расширились, прежде чем он успел взять себя в руки. Работник снова посмотрел на карту, потом снова на меня, в результате чего и почесал затылок. — Что ж, это неожиданно. Ты в точности похожа на моего коллегу, piccola signora! Если бы не твои глаза и пол, я бы подумал, что ты это он! — он поднял меня, развернул и только было начал что-то говорить, издавая при этом несколько шокирующих звуков. — Доктор Шамал. Не могли бы вы подойти сюда и помочь, пожалуйста? — позвала одна из нянек в детском саду. «ШАМАЛ?» Шамал, бросив на меня последний расчетливый взгляд, ушёл, сделав на ходу целующее лицо. — Иду, mia bella signora~ Я так и осталась стоять, погруженная в свои мысли. «Шамал как из KHR? Возможно ли, что я нахожусь в мире KHR?» Я вынуждена признать, что это вполне возможно. Все выглядело слишком красочно. Розовые и голубые волосы не были естественными, по крайней мере, по моему опыту, если только те не окрашены, но я знала, что волосы у моей мамы натуральные (давайте не будем об этом). Плюс, мои первоначальные мысли о моём сходстве с Реборном, а теперь и это. И если бы я была в мире KHR, то может быть… может быть, я- Связана с Реборном?

***

Настал мой первый день рождения, что очень взволновало. Дни рождения означали подарки, которые я никогда не получала в своей предыдущей жизни. Мама пригласила своих подруг Эклер и Двелгр, а также некоторых матерей из местного детского сада, который я посещала. Меня не волновало, что мне придётся развлекать кучу детей в течение нескольких часов. У меня была вечеринка по случаю Дня рождения. Первый, который я смогла вспомнить. — Эклер! Двелгр! Рада, что вы смогли прийти! — взволнованно пропела Роза, открывая дверь после звонка. Эклер протянула мне сверток, неоново-красная обёртка сразу же привлекла моё внимание вместе с жёлтым бантиком. — Как будто я могу пропустить день рождения моей крестницы, Роза! — она моя крестная мама? — Вот. Эклер — крёстная мать Люмьер? — Двелгр протянула белый сверток с голубым бантом. — Да. В первый раз, когда вы приехали, она спросила, может ли она стать крёстной Люми, и я сказала: «да», — это все объясняет. И всё же, Люми, это моё ужасное прозвище. Двелгр ничего не ответила. Не то чтобы могла что-то сказать, но для меня это тоже было шоком. — Так где же маленькая именинница? — Эклер, воркуя, направилась ко мне. — А кто любимая девочка тёти Эклер, а? Я посмеялась, и это, казалось, удовлетворило её, так как, немного пощекотав меня, она вернулась к остальным. Вскоре после этого прибыл другой гость, и, как я думала, я стала няней. Я не хотела даже близко подходить к другим детям. Один ковырял в носу и ел то, что оттуда выходило, другой выл, один каким-то образом дремал сквозь шум, а у другого было просто глупое выражение лица. Этот вопль действительно действовал мне на нервы. А теперь как мне заставить его замолчать? Я увидела одну из своих букв из пенопласта, и у меня появилась идея. Я осторожно прицелилась, если промахнусь, это будет плохая новость для меня. Плачущий ребёнок глубоко вздохнул, я со всей своей немалой детской силой швырнула букву в его гигантский лоб. Малыш резко остановился и закашлялся, но я не волновалась. Я знала, по какой-то странной необъяснимой причине, что моя маленькая шалость не причинит никакого вреда. К тому же, это же пенопласт. Как это могло причинить боль? Однако должна сказать, что я очень впечатлена своей силой. Не думала, что смогу так хорошо прицелиться. Обеспокоенная мать ребенка направилась к своему кашляющему чаду. Я же наслаждалась тишиной, которая воцарилась в комнате. Мама ничего не сказала, как и все остальные, и я поняла, что всё сошло с рук. Похоже, мне предстоит провести кое-какие эксперименты. Но сначала- — Мама… — надув губы, молвила я, — подарки? — ожидание убивало меня, а я не молодею.

***

Люмьер не знала, что её действия были замечены. И тот, кто увидел, изменил её новую счастливую жизнь.

***

Что-то не так. Там, напротив окна, виднелась тень. Была уже поздняя ночь, луна осветила чёрную маску и одежду. Кто бы это ни был, он уже был внутри и в моей комнате. К моему лицу была прижата тряпка, после этого я уже ничего не помнила.