***
— Ну же, подойди ближе, ведьмочка, — про себя молвил обер-лейтинант, крепко сжимая любимую винтовку. Один из команды снайперов умер. Хм, его застрелила русская девочка. Смешно, хотя Вольфганг никогда не умел стрелять. Поэтому его постигла такая участь. Шмидт успел уже пятерых ликвидировать. Странно, он давно не видел своего друга Алекса. Вряд ли бы он такое пропустил. Слышит треск сухих листьев. Смотрит через прицел. Ещё один советский солдат. Жмет на курок и бренное тело падает на холодную землю. — Нет! Николай! — здерживая всхлып, вскрикнула Люся. Забыв обо всем на свете, и не обращая внимания на уговоры Тани, она бросилась к своему возлюбленному. Лишь бы был живым. Лишь бы.. Осматривается по сторонам. Слёзы скатываются по бледному личику. — Какая отважная девка! — ухмыляется. Нажимает на курок, и одним выстрелом выбивает из её ручонок автомат. Соколова взвизгнула пытаясь хоть как-то оттащить бездыханное тело своего любимого. Таня начала безразборно стрелять, тем самым выдав своё местоположения. Арни долго не возился, и к сожалению, его пуля нашла свою мишень. Интересно: будет ли доволен генерал? Он лично приведет эту ведьму фон Эппу. Пускай потешит своё самолюбие. — Арни, за мной и прикрывай меня. Аккуратно и очень медленно выбирается из своего укрытия. Оно почти идеальное. В глухом лесу растут яблони. Конечно, не такие вкусные, как на его родине... Смотрит в оба. Обходит сзади и прикладом от винтовки бьет со всей силы по голове девушку. Ну вот и всё, конец тебе, лесная ведьма... — Чисто? — спрашивает лейтенанта. — Вроде. — Подними её и отправь в наш штаб. Когда очухается, позовешь!***
Гюнтер плеснул себе в стакан любимый шнапс. Жадно делает глотки. За сутки проведенные в засаде, хотелось утолить жажду. От крепкого напитка почти не морщится. Привычка. А он раньше никогда не злоупотреблял алкоголем. Снимает свою шинель и вешает на спинку кресла. Растягивает две пуговицы на белой рубашке. Ведьма всё еще была бессознания и привязанная к креслу. Арни намотал таких узлов, что вряд ли сможет освободится. Почти парализована. Обер-лейтенант Шмидт внимательно разглядывал свой трофей. В этот раз ему повезло куда больше. Наконец-то. Он переплюнул своего друга Алекса, которого вечно нахваливали. Он не завистник, но тоже надоело быть в тени барона. Снимает её головной убор и с брезгливостью выбрасывает на пол. Её детское лицо обрамляли светлые волосы, которые были заплетены в странные косички. Шершавая ладонь обер-лейтенанта прикасается к щеке снайперши. Его, словно, ударило током. Как ошпаренного Гюнтера отбросило от неё. Странно, но почему у советской свиньи такая нежная кожа? Шмидт всегда брезговал. Пока его друзья резвились и насиловали унтерменш, он запирался в кабинете и пил шнапс. Ему казалось, что это ниже его. Достает из серебряного футляра сигарету. Безумно хотелось курить. Зажимает сигарету между зубами. Чиркает спичку. ... Блаженство. От удовольствия закрывает глаза, пропуская сквозь себя сизый дым, опираясь на поверхность рабочего стола. Такое ощущение, что его ладонь до сих пор горела от того прикосновения. Люся открывает глаза и прокашливается от табачного дыма, который окутал её легкие. Она попала в ад? Рассматривается по сторонам. Пытается подняться на ноги, но все попытки были тщетными. Связана. В плену. На глазах выступили слезы. Лучше бы умерла. — Проснулась? — Гюнтер волочит за собой кресло и садится напротив плененной. Соколова отвернула свою голову в сторону. Не хотелось смотреть в глаза этому фрицу. — В глаза смотри, свинья, или ты не понимаешь? — его рука крепко сжимает подбородок девушки, заставляя смотреть её в свои глаза. Боится, пускай боится. Нравилось внушать страх. Голубоглазая, как рыба, металась из стороны в сторону. Её, как будто, выбросили на берег. Нечем дышать. Грудная клетка сжималась, такое ощущение, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Убей меня лучше! Я тебе и так ничего не расскажу! — на немецом ответила Соколова, пытаясь вложить весь яд и всю ненависть в свой тон. С отвращением смотрит на своего палача. — Я успею это сделать, можешь не беспокоится. — Вальяжно обколочивается на деревьяное кресло. Снайперше хотелось стереть эту ухмылку из его идеально выбритого лица. Эта скотина убила её жениха. Лишала её свободы. — Ты будешь гореть в аду, жалкий фриц! Ты.. Люся не успела договорить, как звонкая пощечина заставила встретится с холодным полом. Она видела только его до блеска начищенные сапоги. Не теряет ни минуты, и опять же лупит с ноги в живот. Соколовой хотелось согнуться пополам, но жесткие веревки не позволяли. Как же больно. Её никогда в жизни никто не был. Даже отец, каким бы строгим он не был. Почти давится своими слёзами. Нельзя показаться слабой. Только не перед фрицами. Сплевывает кровь на пол. — Где ваша часть? Сколько вас, лесная ведьма? — хватает её за тоненькую шею и рывком поднимает на ноги. Она была очень хрупкой и легкой. Весила, примерно так же, как и его винтовка. — Я ничего говорить не буду. — Шипит, как змея. — Я твоё кукольное лицо превращу в кровавое месиво. И это будет только начало. — Ещё крепче сжимает шею, от чего Люся начала задыхатся. — Потом я отдам тебя на растерзание своим солдатам, которые порвут тебя как тряпку. Тебя будут насиловать до тех пор, пока кровь не истечешь! Или.. Сдаешь мне всю информацию, и я тебя пристрелю. Лицо Гюнтера было через чур близко. Соколова ощущала его горячее дыхание. — Я ничего не скажу! Шмидт оттолкнул от себя снайпершу, и нервно растрепал свои волосы. Она совсем дура? Он впервые кому-то предложил благородную смерть, а она!? Что даст ей это героизм? Разве её наградят какой-то медалью? Её забудут в ближайшее время. Все советские солдаты такие. Упрямые и глупые... — Я дал тебе право выбора. — Процедил сквозь зубы Гюнтер. Достает из кармана раскладной нож. Люся инстинктивно вжимается в стенку. Она ничего не скажет... Как хищник приближается к своей жертве. Опять ухмылка. Он псих. Это точно. Его глаза блудили по совсем ещё юному телу. Неужели он сегодня впервые преодолеет себя? Станет, как Алекс? Его друг когда-то был привязан к одной русской сучке. Интересно, что с ней? — Пошел к чёрту! — произнесла Соколова, чём ещё сильне до его до умолишения. Длинные мужские пальцы впиваются в светлые волосы снайперши. Ему хотелось оторвать эти странные косички. Заносить нож, и острое лезвие разрезает веревки, лишая её оков. — Сейчас ты, сука, ощутить на себе арийскую мощь. — Пока Соколова не успевает придти в себя, наотмашь бьет по лицу. Прижимает со всей силы к стенке. — Птичка в клетке, — говорит на ламаном русском.