Незаменимых нет

Июль 2016 года

Когда больше года назад, в мае пятнадцатого, Джури, не размышляя, дал согласие Агги на участие в сессионном проекте, который тот решил собрать, он и подумать не мог, как это незначительное на первый взгляд событие перевернет его жизнь. Потому что Джури уже забыл, каково это – играть в группе, жить ею и все свободное время думать о музыке и только о музыке. Новый проект захватил их обоих, пускай, как и хотел Агги, надрываться и отдавать ему все свои силы они не стремились. Несколько концертов в небольших залах с "такими же неудачниками, как мы", как пошутил Агги, вернули Джури душевное равновесие в куда большей мере, чем почти безрезультатные попытки забыться в своей официальной работе. И даже о Момоко Джури вскоре перестал думать. После ухода девушки его дом заметно опустел, потерял приобретенный уют – Момоко забрала все милые безделушки с полок, аккуратные салфетки из кухни и пушистые полотенца из ванной. Первое время Джури было даже некомфортно в своем доме, будто он переехал в гостиницу. Окна уже не сияли такой хрустальной чистотой, как раньше, – Джури и подумать не мог, что для этого стекла надо протирать после каждого дождя, и делать этого не собирался, а под диваном теперь легко можно было найти любого рода сокровища – от полупустого пакетика с чипсами до старого носка. Однако постепенно Джури привыкал к холостяцкой жизни и всеми силами – правда, без особого успеха – пытался поддерживать почти утраченный порядок в своей квартире. Новая группа прожорливо съела все его свободное время – теперь, когда Джури не работал, он занимался новыми песнями, сочинял лирику, встречался с согруппниками, репетировал. К новому две тысячи шестнадцатому году они решили взять к себе в команду пятого участника – второго гитариста, а весной, в мае, объявили о том, что меняют группе название на ZERO MIND INFINITY и переходят в официальный статус. Группа не стала заменой DELUHI – напротив, это было нечто совершенно иное. Как сменить работу банковского служащего на поприще художника или как уйти из больницы работать на ферму. Вроде и то, и другое – работа, каждая по-своему важная, полезная, кому-то необходимая – но при этом ничего общего между ними нет. Джури видел, что Агги наслаждается процессом – они творили и играли для удовольствия, не ставили высоких планок и радовались своим скромным достижениям. Не так давно его друг посмеивался над Ледой, который, собрав новый коллектив, сделал все по-своему, сам выбрал участников и установил порядки. А теперь Джури видел, что, по сути, Агги ничем от Леды не отличался, хотя вряд ли сам это понимал, когда создавал себе группу по росту. Говорить об этом вслух Джури благоразумно воздерживался – Агги не оценил бы сравнения с бывшим лидером. Сойк заглянул к ним на один из первых концертов, ожидаемо все похвалил, обронив только, что материал у них пока сыроват, но да это и неудивительно, учитывая, сколь недолго они играют вместе. Джури, в свою очередь, похвалил песни FED, которые исправно слушал сразу после выхода и не считал нужным скрывать это от Сойка, и по традиции пообещал как-нибудь заглянуть к ним послушать в живую. В свою очередь приглашать Леду на свои концерты Джури не спешил. Он говорил себе, что у того не найдется времени – к некоторому его удивлению доносились новости, что новому проекту Леда не отдался без остатка, а, напротив, продолжал играть в сессионках на подхвате у других музыкантов. На деле же Джури знал, пусть и старался не думать, что в восторг от их творчества его бывший не придет, о чем не умолчит, и приведет это все к тому, что Леда и Агги в очередной раз сцепятся. К черту такие приглашения. – Джури, давай с нами, – Кадзи несильно дернул его за рукав, и Джури, успевший зачитаться новостной лентой в телефоне, только тут очнулся и повернул голову. – Куда? – На перекур. – Вот спасибо, – с иронией поблагодарил Джури и даже руку к сердцу прижал. – Я ведь как раз начал курить. – Да просто за компанию, Рё вон тоже не курит. Кто такой Рё, Джури понятия не имел, а также знал, что выяснять не стоит, потому что он все равно не запомнит. Они отыграли очередной концерт в небольшом и не слишком известном клубе еще с тремя другими командами, и от новых знакомств у Джури кругом шла голова. Кондиционеры в помещении работали из рук вон плохо или просто не справлялись из-за количества людей. В маленькой гримерке плюнуть было негде: кто-то приходил, кто-то уходил, народ суетился, как будто концерт не закончился, а только должен был начаться. С горем пополам Джури отыскал себе свободное место – в кресле у зеркала, где перед этим гримировали выступавших музыкантов, и решил, что никакая сила в ближайшие полчаса его не поднимет. – Я пас, – твердо заявил он, и Кадзи, сунув ему в руку небольшую бутылку с водой, отправился со всей компанией курить. После недолгого выступления, возможно, из-за жары Джури чувствовал непропорциональную усталость. Развалившись в кресле, правой рукой он по-прежнему листал ленту, в которой не попадалось ни одной интересной новости, а пальцами левой безрезультатно пытался свинтить крышечку с бутылки. Для большего успеха не мешало бы сперва отложить телефон и сделать это обеими руками, но Джури не так сильно хотел пить, а мысли его плавали, уходя в каком-то совсем не том направлении. Если бы Леда их сегодня увидел – компанию, в которой они играли – он бы наверняка сказал, что они выступают со всем, что к полу не прибито. Да и вообще посмеялся бы над их выступлением, скорее любительским, чем профессиональным. Джури не было неловко перед Ледой – скорее, он думал о том, что, взявшись за новую группу, они с Агги оказались, по сути, новичками. Да, опыт игры в серьезной команде у них был, но там они оставались просто исполнителями, когда всю текущую работу взяли на себя Леда и менеджмент группы. Быть в свободном плавании было куда труднее, Джури не мог не признать, что для самой музыки оставалось меньше времени и сил, чем требовала организация концертов, поиск залов и переговоры со студией, чтобы выбить себе время для записи. Кто-то отобрал у него бутылку, которую Джури все еще беспомощно крутил в руке, – щелкнула пластиковая крышечка, и бутылка вернулась к нему. Автоматически он обхватил ее пальцами и только после этого поднял взгляд, тут же решив, что у него галлюцинация. Мысли стали материальными: прямо перед ним стоял Леда, которого Джури вспоминал минутой ранее. – Не благодари, – кивнул тот на открытую бутылку и как ни в чем не бывало опустился в соседнее кресло прямо напротив Джури. Сам того не осознавая, Джури взглянул в зеркало, что висело на стене напротив, будто ожидая увидеть, что призрак Леды там не отражается. Однако Леда был на месте – сидел в кресле и смотрел на Джури, вежливо улыбаясь. – Привет, – наконец смог произнести Джури и отложил телефон. – Мне сейчас мерещится или передо мной сам великий Леда? – Величайший Леда, – невозмутимо поправил тот. – Пришел посмотреть на тебя. Давно было интересно, но все по времени не получалось. В этом и был весь Леда, этим он и отличался от Джури принципиально. Far East Dizain существовали уже долго, и Джури, который, слушая все их песни, испытывал болезненно острое желание увидеть группу на сцене, никак не мог собраться с силами и прийти. А Леда только подумать успел – и сразу сделал. Джури тут же попытался напомнить себе, что Леде на него в целом наплевать, так что и переживать из-за концерта он не должен был. Но следом отметил, что будь ему совсем безразлично, он бы и не вспомнил ни о Джури, ни о его команде. – Ты бы хоть предупредил, – после паузы выдавил из себя Джури. – Зачем? Вы бы сделали что-то по-другому? – Леда насмешливо поднял брови. Хотя зал клуба был невелик и софиты особо не слепили глаза, Джури не удивился, что не заметил его в толпе. Одет Леда был просто и неприметно – в черную футболку и в хоть и рваные, но явно дорогие и стильные джинсы. Когда Леда сел, темная ткань задралась на коленях, и Джури с усилием перевел взгляд с его ног на лицо. "Внезапный ты, как понос", – с досадой подумал Джури. Чего Леде стоило сбросить сообщение перед приходом? И нет, ничего менять в своем выступлении они, разумеется, не стали бы, но Джури был бы морально готов, а не сидел сейчас, как оглушенный на рыбалке карп, глупо моргая, гадая, о чем теперь говорить, и попутно вспоминая, как именно он вел себя на сцене и не облажался ли где. – Спасибо, что пришел, – придумал что сказать Джури, потому что Леда упорно молчал. Если тот ждал, что кто-то начнет выспрашивать его мнение об увиденном и услышанном, он сильно ошибался. Джури старался не задумываться о том, что через удивление и даже раздражение, которое он испытывал из-за Леды сейчас, пробивается совсем иное чувство. Как ни странно, он был рад его видеть – ни больше, ни меньше – и привычно волновался в его присутствии. Как давно они не встречались? Несколько месяцев? – Сейчас я должен сказать ответное спасибо за то, что пригласил, но тут будет неловкая пауза, – Леда отвернулся к зеркалу, как перед этим делал Джури, пока у того от удивления дернулись брови. "Ты меня тоже на свои концерты никогда не звал", – хотел напомнить он, но прозвучало бы слишком по-детски. – А зачем тебя приглашать? – вместо этого невозмутимо спросил Джури. – Если захочешь, ты и так придешь. Если нет – звать тебя без толку, пусть даже это будет сам император. Отвечать Леда не стал, а его натянутая улыбка сама собой померкла. Вокруг сновали люди, и то, что они сидели немного в стороне, уединения им не обеспечивало, однако Джури все равно мало кого замечал вокруг, кроме своего собеседника. – Ты, как всегда, очень хорош, – произнес Леда, когда Джури уже начало казаться, что тот вообще ничего не скажет и они так и будут сидеть, как два молчаливых истукана. Как два идиота. Фраза прозвучала заученно, будто была подготовлена заранее. Видимо, Леда сам почувствовал фальшь в своих словах и, чуть наморщив нос, вздохнул: – Ладно. Твой голос прекрасен, честное слово. Весь концерт как одна минута. Такая прямота и искренность – Джури был уверен, что это именно она, честность, а не лесть — потому что к лживым похвалам Леда не был склонен – обезоруживала, заставляла смутиться, и Джури, стараясь скрыть неловкость, рассмеялся и торопливо приложился к бутылке с водой, которую все еще теребил в руках. – Как приятно слышать, что до сих пор радую тебя. – Да, – Леда почему-то опять поморщился. – Ты радуешь. На слове "ты" он сделал ударение, и Джури, несмотря на кислую физиономию своего приятеля, почувствовал, как его накрывает весельем. – Ну-ну, – не удержавшись, он подмигнул. – Я радую, а остальные, стало быть, нет. Что не так? Гитарные запилы недостаточно охрененны? Вздох Леды был таким тяжким, что Джури даже не усомнился – вздыхал он от души, а не для вида. Что и следовало ожидать: их музыка Леду совершенно не впечатлила. – Думал, никогда тебе этого не скажу, а сейчас почему-то хочется, – вдруг заявил он, поглядев Джури прямо в глаза, и тот даже напрячься не успел от такого предисловия, как Леда продолжил: – Когда в свое время я узнал, что ты хочешь выступать сольно, то очень удивился... – Все удивились, – нервно перебил его Джури. – Не тому, что ты будешь петь сам по себе, – Леда как будто рассердился, непонятно только на что. – Я себе удивился, потому что почувствовал облегчение. Как представил, что голос DELUHI будет в какой-то другой группе, так аж тошно стало. Сохранять каменное выражение лица было очень трудно, но Джури держался изо всех сил. Ему казалось, что Леда не собирался делать подобных признаний, когда шел сюда. Он был непривычно бледен, даже губы побелели. А еще он совершенно не беспокоился, что его услышат посторонние – что, впрочем, в гвалте, творящемся вокруг, вряд ли было возможно. Никому до них не было дела. – DELUHI уже нет, а значит, и голос DELUHI уже не нужен, – нескладно выдал в ответ Джури, лишь бы не молчать. – Спасибо, что напомнил, я и так в курсе, – голос Леды стал жестче, а сам он чуть нахмурился. – Не спорю, что чувство было идиотским, но оно было и не хотело никуда деваться. – Ты просто привык ко мне, – ободряюще улыбнувшись, Джури попытался оправдать Леду в глазах самого Леды. – Ничего особенного. На тот момент мало времени после дисбенда прошло, да и вообще все думали, что петь я уже никогда не буду. Я сам так думал. Эффект неожиданности с этим моим возвращением, только и всего. Поморщившись, будто на секунду дернуло болью зуб, Леда снова вздохнул и оперся локтями на свои колени. – А когда я услышал твой сольник, я уже вообще не знал, что думать, – продолжил он, глядя теперь на Джури снизу вверх, исподлобья. – Ты слушал мой сольник? – Естественно, я слушал твой сольник. Я прослушал его в день релиза. – И тебе не понравилось, – подытожил Джури, но даже не расстроился из-за этого вывода – он ведь и так знал, что Леде не может подобная музыка прийтись по вкусу. Закрыв глаза, Леда прижал пальцы к векам и устало потер их, как будто хотел спать. Джури сообразил, что тот был без линз, а значит, на расстоянии пары метров видел нечетко. "Очень важное сейчас наблюдение", – сделал ехидную пометку внутренний голос. О чем вообще он думал? Джури даже не заметил, как выхлебал почти всю воду, прикрываясь бутылкой от Леды, как щитом. – Мне показалось, что худшего применения твоему голосу, чем такие песни, не найти, – Джури даже не сомневался, что Леда с трудом подбирал самые вежливые слова, какие приходили ему на ум. – Прости, но у меня просто не получилось поздравить тебя с релизом. Опасался, что, если протяну руку, чтобы пожать твою, нечаянно этой же рукой тебя и придушу. От неожиданности Джури, сидевший в напряжении, как натянутая струна, приоткрыл рот, а следом сам не понял, как рассмеялся. И Леда, сидевший перед ним с самой постной миной на свете, тоже улыбнулся неуверенно, чтобы через какую-то секунду засмеяться, негромко и как-то безрадостно. – Не понимаю, что тебя так веселит, – заметил он, когда приступ внезапного смеха утих. – Твоя физиономия. Ты сказал это с таким серьезным видом... – Так я и серьезен дальше некуда. Самое мудрое, что можно было сделать тогда, это промолчать, – и тут же Леда снова повторил: – Прости. – Не вопрос, – Джури невысоко поднял руки, как бы показывая, что сдается. – Я даже не сомневался, что тебе не зайдет. Опасался, не прибьешь ли ты меня за свои песни в том альбоме. – По правде, мои песни беспокоили меня меньше всего, – Леда немного отрешенно, как показалось Джури, покачал головой. – И, если уж у нас сегодня день моих откровений, честно тебе признаюсь – опасался, что ты будешь продолжать в том же духе. – Я бы, может, и продолжал, – невозмутимо ответил Джури, насмешливо наблюдая, как Леда реагирует на крамольные для него заявления. – Но я – не ты, у меня нет миллиона идей для песен. Он уже почти слышал, как Леда отвечает что-то вроде "и это к счастью", однако тот, снова посерьезнев, сказал другое: – То, что я видел сегодня, все же куда лучше той странной лирики, что ты выдал в сольнике. Но хвалить все равно никого кроме тебя не буду. От всех неожиданных признаний, которые пусть и без явного желания, но делал Леда, Джури не заметил, как его переполнило совершенно ненормальное ликование. Как же глупо это было – Леда сидел перед ним, сердитый, неестественно собранный, делая не самые лестные замечания его творчеству, а Джури хотелось петь от радости. "Однажды дурак – навсегда дурак", – вынес сам себе вердикт он. – В этом твоя проблема как лидера, – уже откровенно веселясь, произнес Джури. – Не умеешь ты хвалить хороших людей. – Люди-то, может, и хорошие, да только не понимаю, почему ты веселишься, – его радости Леда не разделял. – Джури, это совсем не смешно. – Что именно? Леда не ответил сразу – Джури почудилось, что тот пытается с духом собраться или старательно ищет правильные слова, которые не находятся. И не сразу к нему пришла догадка: Леда опасается обидеть его своими признаниями. Вроде как выступление самого Джури и его голос получили от Леды высокую оценку, но назвать балаганом всю его команду было бы невежливо и в чем-то даже грубо. А то, что эпитеты у Леды именно такие, если не хуже, Джури был уверен на все сто процентов – он сам нередко слышал еще во времена юности, когда они выступали вместе, как строго Леда судит любительские группы, даже если музыканты, игравшие в них, старше его самого, а группы эти существуют куда дольше дорогой Леде DELUHI. – Скажи уже как есть, – великодушно разрешил Джури. Ему было почти жалко Леду с его внутренней борьбой, а еще Джури знал, что ничего не испортит ему настроения. И весело добавил: – Тяжелых предметов под рукой не наблюдается: есть шанс, что я не обрушу ничего на твою голову. Шутке Леда не улыбнулся, но разрешение принял, кивнув и наконец ответив: – Ладно, может, я и не совсем прав, когда лезу к тебе со своим мнением, но... Неужели ты не чувствуешь, что эта группа тебе жмет? Здесь ты не раскрываешь свой потенциал даже наполовину. И да, я понял, что вы с Агги хотели создать какой-то не слишком серьезный проект, просто чтобы отвести душу, но... – всю эту тираду Леда выдал на едином выдохе и на миг остановился, чтобы вдохнуть снова. – Но не настолько же несерьезный! У него было такое забавное выражение лица, что Джури с трудом сдержал улыбку и на секунду несильно сжал зубы от внезапно подкатившего чувства, которое иначе как отголоском нежности он и назвать не мог. И даже удивился отстраненно – почему он опять реагирует так на не самую приятную критику? Леда сидел напротив и ждал его ответа. Он даже близко представить не мог, о чем думал Джури в этот момент. – Не обижайся, пожалуйста, – опомнившись, примирительно добавил он, должно быть, подумав, что Джури задела его прямота. – Я больше никому ничего такого не скажу, клянусь. – Да я и не обижаюсь, – честно ответил Джури. – Я вообще-то думал, что тебе совсем ничего не понравится. – У тебя всегда был отличный голос, – упрямо повторил Леда. – Но эта группа явно не для тебя. – Зато меня отсюда не выгоняют, – ляпнул Джури и поспешно прикусил язык, но было уже поздно. В лице Леда почти не изменился, разве что брови чуть сошлись к переносице, и он уже приоткрыл рот, чтобы ответить, как их окликнули: – Эй, Джури!.. О... Синхронно они повернули головы. Сакаи вынырнул из-за двери, на его лице сияла веселая улыбка, которую заменила растерянность, когда он увидел Леду рядом с Джури. – Привет, Леда, – опомнился он и улыбнулся снова, вполне искренне, как показалось Джури. – Привет, – равнодушно отозвался Леда. – Джури, подойди к нам, как освободишься, – махнул рукой Сакаи и, не дожидаясь ответа, поспешил куда-то прочь, всем своим видом показывая, что не хотел мешать. – Вы знакомы? – спросил Джури Леду, и тот пожал плечами: – Не знаю. Наверное, раз он здоровается. Хотя их прервали, невидимую тень, зависшую между ними, Джури ощущал кожей, пускай Леда уже даже не хмурился и смотрел на него спокойно и немного строго, что ли. Джури вдруг подумалось, что случись такой разговор на пару лет раньше, он даже испытал бы злорадство от своей такой уместной шпильки, и, если бы Леда не нашелся, что ответить, так бы все и оставил. Но Джури нынешний не чувствовал ничего подобного. – Прости, я не хотел, – виновато улыбнувшись, он непроизвольно сжал предплечье Леды, но, опомнившись, сразу убрал руку. – За что простить? – отозвался Леда с самым серьезным видом. – Простить тебя за то, что я хотел тебя же выгнать из группы? – Да за подъёб прости, – рассмеялся Джури. – Честно, случайно вырвалось. Я не хотел. Он развел руками, как бы вопрошая: ну что с меня взять? И уголки губ Леды дрогнули в слабом подобии улыбки. – Ты невозможный, Джури, – вздохнул он и рассеянно посмотрел куда-то в сторону. – Почему же? – С тобой даже поругаться не получается. – А ты хотел ругаться? – Я никогда не хотел с тобой ругаться. Вроде ничего особенного не было сказано, но разговор вдруг стал каким-то неловким. Они оба почувствовали это, и ожидаемо Леда заерзал в кресле с явным намерением встать и попрощаться. – Все нормально, Леда, – постарался разрядить обстановку Джури, понимая, что так или иначе, но тот все равно сейчас уйдет. Сам Джури не сделал попытки подняться, а, наоборот, откинулся на спинку кресла, немного сползая по сиденью. – У нас много времени впереди – может, когда-нибудь тебе понравится и наша музыка, а не только мои запевы. – Да, все возможно, – нейтрально ответил Леда, пускай Джури почудилось, что тот не слишком в это верит. – Спасибо за концерт. Мне радостно слышать тебя. И видеть на сцене тоже. Как бы там ни было, а твой голос с годами стал только лучше. – Ты уже говорил когда-то, – выдал в ответ Джури. И правда ведь говорил – когда они записывали второй сольник Сойка вроде бы. – Значит, говорю снова, – на этих словах Леда поднялся и бездумно отряхнул джинсы, будто те могли запачкаться. – Если хочешь, можешь сейчас с нами... – начал было Джури больше из вежливости, заведомо зная ответ, и, как и следовало ожидать, Леда покачал головой: – У меня еще дела сегодня, я пойду. Агги привет. Просто кивнув на прощание, он направился к выходу, а Джури, проводив его взглядом, попытался сделать еще один глоток из бутылки, обнаружив, что та уже пуста. Внезапно появившийся и так же быстро сбежавший Леда не сказал ему почти ничего приятного, но Джури ловил себя на мысли, что испытывает одну только радость от его визита. А еще – совсем немного – досаду, что тот ушел так скоро. *** Джури смотрел по сторонам, жадно охватывая взглядом побелевшие от пушистого снега сопки гор вдалеке. В этом году зима пришла в Тояму рано: сколько Джури помнил, обычно сугробы нарастали хорошо если к середине января, но на календаре был только конец декабря, а горные вершины, да и сам город, распростертый в долине, уже одевался в белое. Локальный поезд нес его дальше от главной городской станции, и весь путь обещал занять не более двадцати минут, когда Джури сможет перешагнуть порог родительского дома, куда он так спешно и неожиданно для самого себя отправился на Рождество. "Стоило расстаться с девушкой, и праздники отмечать стало не с кем", – мысленно пожаловался себе в это утро Джури, сбросив звонок Агги, который сообщил, что уезжает кататься на лыжах с какими-то то ли школьными приятелями, то ли друзьями родителей, а потому в ближайшую неделю не будет репетиций. И если этот факт Джури обрадовал, то отъезд друга, скорее, огорчил: Джури всерьез планировал отметить новогодние праздники с ним где-нибудь в баре, но теперь же маячила лишь унылая перспектива просидеть дома всю неделю, страдая от скуки. Джури редко бывал у родителей – хорошо, если раз в год он доезжал до малой родины на пару дней – поэтому идея поездки, пришедшая в голову и оформившаяся в детальный план, показалась отличной идеей, как провести выходные и не сойти с ума от безделья. К тому же Джури всегда любил приезжать зимой в Тояму: зимний Токио ничем в корне не отличался от любого другого времени года, разве что ветер был холоднее и яростнее, и потому совершенно отсутствовало любое новогоднее настроение. Сейчас же Джури словно прилип к окну поезда, с расслабленной улыбкой наблюдая, как проплывают мимо рисовые поля, укутанные белым одеялом из снега, который сыпался с неба, словно из щедрого ковша. Ему уже не терпелось отправиться гулять по знакомым улочкам небольшого города, который он знал с детства, но ожидаемо ему не удалось так просто отделаться от обрадованных родителей, которых он забыл предупредить о своем приезде. – Я думала, ты с девушкой приедешь, – поделилась мать, закончив обнимать его и уже начав суетливо расставлять на обеденном столе тарелки с закусками. Она любила и умела готовить, и это стало еще одной причиной для столь внезапной поездки домой: Джури даже представлять не хотел, как будет уныло жевать куриные крылышки, сидя дома в полном одиночестве, тогда как в родительском доме его досыта накормят и окружат любовью и лаской. В конце концов, он заслужил небольшой отдых. – Мы с Момоко уже сто лет как расстались, – напомнил он матери, на что та лишь пожала плечами: – Ну и что же? Мало ли девушек в Токио? "Девушек-то немало, да только не в них дело", – подумал про себя Джури, но вслух ничего не сказал, усаживаясь за обеденный стол на свое привычное место. Он все еще не наладил свою личную жизнь, понимая, что, несмотря на то что уже давно один, он по-прежнему не свободен. Не свободен от своих воспоминаний обо всех недавних или, напротив, давно ушедших встречах, не свободен от бесконечных снов, в которых он обнимает не Момоко и не любую другую девушку, не свободен от Леды, в конце концов. Джури хотел бы сказать, что Леда исчез из его жизни и мыслей, стоило заняться группой и уйти с головой в работу, но и это было не так. Они виделись несколько раз – скорее даже пересекались, встречи были незапланированными и короткими, и они успевали переброситься лишь парой фраз, но Джури хватало этого для того, чтобы угасший было интерес к Леде, к тому, как он живет и чем занимается, снова просыпался. Адресная строка в браузере уже запомнила все запросы Джури и с первой буквы безошибочно угадывала, что он будет искать: официальный сайт Far East Dizain, соцсети Леды, какие-то журналы, где Джури надеялся увидеть новое интервью или хотя бы фотосессию. Из информации, окружавшей Леду, Джури понял, что тот занят как никогда: на днях у Far East Dizain выходил новый сингл, который Джури уже по привычке предзаказал и ждал доставки, расписание пестрело датами новых инсторов и концертов, которые обещали начаться с января, когда все нормальные люди еще отдыхают. При этом Леда, как и раньше, каким-то невероятным образом все успевал: тут же, буквально недавно, в декабре он принял участие в каком-то серьезном гитарном мероприятии, название которого вылетело из головы Джури сразу же, стоило закрыть ссылку, и побывал в Европе в составе BABYMETAL и их тура по Англии и Шотландии. Джури не представлял, сколько сил и времени уходило на работу для других команд, но Леда каким-то образом совмещал новый сингл своей группы и зарубежные туры. И если Джури понимал, что этому можно не удивляться: это ведь Леда, он всегда был чрезмерно трудолюбив, если не сказать фанатичен до музыки и своей работы, то понять, как бывший лидер может столь явно отдавать предпочтение работе на стороне, Джури отчаянно не мог. Сколько он помнил DELUHI, декабрь и особенно его конец всегда были самым продуктивным периодом, по словам Леды, когда они использовали освободившееся в связи с праздниками время для репетиций, записи и еще бог весть чего. И Леда был бы первым, кто поседел бы от ужаса и негодования, скажи ему кто-нибудь, что в декабре он уезжает на отдых или, того хуже, за границу. – Никаких выходных, – словно в подтверждение этих мыслей в голове Джури возник образ Леды, который ему довелось наблюдать еще в далеком две тысячи девятом, когда Сойк впервые предложил перенести репетиции, чтобы отдохнуть до начала нового года и активной работы. – Я думал слетать в Европу с девушкой, – попытался было мягко возразить Сойк, но Леда строго покачал головой и даже брови свел домиком, являя собой самого сердитого лидера, которого Джури только видел. – На пенсии слетаешь. Мы должны начать новый год триумфально, так что жду всех на репетиции завтра и послезавтра. Джури помнил, что Сойк, в то время еще, видимо, не до конца смирившийся с тем, какой лидер им достался, что-то ворчал себе под нос до самого вечера, пока они прогоняли раз за разом уже заученный материал, но никто больше не стал поднимать тему выходных. Вечером того же дня, лежа в кровати и позволяя Леде обнимать себя, Джури вспомнил их разговор, улыбнувшись куда-то в плечо любовнику, зная, что он все равно не может сейчас видеть этой лукавой улыбки заговорщика. – А идея Сойка мне нравится, – тихо проговорил в темноту Джури, и Леда повернул голову, тщетно пытаясь разглядеть его лицо. Он уже был без линз, но даже они не помогли бы ему увидеть, как Джури светится, наслаждаясь моментом. – Какая идея? – Уехать на Рождество в Европу… Красиво там, наверное. На этом познания Джури о Европе заканчивались, но он знал, что Леда поймет, о чем он говорит. Тот действительно не стал спорить, обнимая Джури крепче и позволяя прижаться к себе теснее. – Когда мы станем известны на весь мир, обязательно съездим в Европу. – Ты хотел сказать "если" мы станем известны на весь мир, – почему-то уверенный и спокойный голос Леды позабавил Джури, и он хохотнул, щекоча его плечо своим дыханием. – Нет, я хотел сказать "когда". Вот увидишь, через пару лет мы будем сидеть где-нибудь в Париже: ты, я… – И твоя гитара, – поддакнул Джури, уже не на шутку веселясь. – И вся наша команда, – невозмутимо продолжил Леда, поглаживая плечо Джури кончиками пальцев. У него были красивые запястья и тонкие пальцы – Джури не раз слышал выражение "руки пианиста", но, глядя на Леду, он мог бы с ним поспорить: у Леды были руки гитариста, и завораживали они не меньше. Сам Джури даже завидовал таким не по-мужски изящным рукам, считая, что собственные пальцы несоразмерно большие, если не сказать толстые, и в целом его ладонь казалась ему слишком крупной. С этим спорил уже Леда, в минуты близости нежно целуя каждый палец Джури, отчего тот сходил с ума, задыхаясь от переполнявших его эмоций. И хоть на публике Леда чаще шутил, что Джури вокалист и руки – не его главный инструмент, эти шутки не казались обидными, а скорее, наоборот, позволяли закрыть глаза на свой нелепый комплекс. – Значит, мы с тобой станем известными? – переспросил Джури через пару минут тишины, что повисла между ними. Что-то подсказывало ему, что Леда уже не здесь, а где-то в своих мечтах: планирует, чем он займется в Париже, когда они туда доберутся. В том, что доберутся, почему-то сомнений у Джури не возникало. – Не только мы, Сойк и Агги тоже. – Да, но это почему-то не так радует, – Джури снова рассмеялся, когда Леда шутливо ткнул его под ребро, наверняка бросив укоризненный взгляд, которого Джури успешно избежал в кромешной тьме комнаты. Шутливая возня закончилась тягучим сладким поцелуем, от которого Леде не удалось увернуться. Праздники в тот год прошли незаметно для Джури, он запомнил только ежедневные репетиции, которые действительно позволили им стартовать в новом году в полной боевой готовности. Забавно и вместе с тем печально было лишь то, что предсказаниям Леды так и не суждено было сбыться и ни в какую Европу DELUHI не попали. Джури до сих пор не знал, говорил ли тогда Леда в шутку или действительно планировал, чтобы их музыка вышла за пределы Японии. Но то, что теперь Леда отпустил свою группу на долгие выходные, а сам уехал с другим коллективом, казалось Джури странным и на Леду совсем не похожим. Рождественский ужин с родителями напоминал Джури детство: вот ему пятнадцать, он только прилетел с прогулки с ребятами и попал в плен теплоты дома и обилия вкусностей. Обычно на праздники у них собиралась вся семья, но со временем не только Джури уехал из родного города, и теперь семейные посиделки перенеслись на август, когда все возвращались на Обон. Джури чувствовал облегчение, беседуя о чем-то с отцом и смеясь над его шутками, пока на коленях нежился их кот, которого Джури давно подобрал где-то на улице и принес в дом. Кот остался жить с родителями: мать не доверила любимого питомца Джури, когда тот собрался переезжать в Токио. – Не найдешь работу и будешь отбирать еду у Мару, я этого не допущу, – шутливо пригрозила тогда мать, на что Джури смог только возмутиться: вот так поддержка родителей, вот так доверие сыну! Теперь же взрослый и заметно потолстевший кот облизывал его руку, и Джури поймал себя на мысли, что он так давно просто не бывал дома. Ему нравилось жить в Токио, нравилось все время чувствовать себя в круговерти событий, а теперь, с появлением группы, Джури и вовсе позабыл обо всех минусах столицы. И потому такие редкие тихие посиделки дома ему запоминались больше всего, грея душу еще долгое время после отъезда. Поблагодарив семью за вкусный ужин и пожелав спокойной ночи, Джури отправился в свою старую комнату, которая всегда была закреплена за ним: родители не стали трогать его юношескую обитель, и теперь, щелкнув выключателем, Джури вдохнул немного спертый воздух, входя внутрь. На стенах все еще были заметны следы от кнопок, которые в свое время держали плакаты, а на стеллаже пылились стопки музыкальных дисков любимых Джури команд. Он не стал забирать их в Токио – теперь музыка была доступна и в интернете, а в съемной квартире, где он сначала жил, было слишком мало места, чтобы хранить уже не такие нужные диски. Напротив, все ненужное, но дорогое сердцу Джури старательно свозил в родительский дом, предпочитая складировать в своей комнате, а не продавать. Поэтому ему не стоило и удивляться, когда, перебирая пальцами корешки дисков, он наткнулся на один знакомый, прозрачный. Руки сами достали диск, и Джури замер, разглядывая странную абстракцию на обложке и надпись VANDALISM. Название, которое фигурировало не раз в дискографии DELUHI, но принадлежало одному только событию, повториться которое не сможет никогда. Джури сглотнул, слыша непонятный шум в ушах, словно кто-то подкрутил ему показатели давления, и перевернул диск, пробегая глазами по сет-листу. Все-таки его старая комната в родительском доме хранила не только дорогие сердцу воспоминания, но и такие тяжелые моменты, от которых он спешил избавиться. Конечно, Джури, как и все остальные, получил свой экземпляр DVD с их последнего концерта в Shibuya C.C.Lemon Hall, и рука не поднялась выбросить этот диск, равно как не поднялась и запустить его хотя бы раз. Заводская упаковка все еще скрывала пластик от царапин и потертостей, и сейчас Джури уже не мог вспомнить, почему он так и не открыл ее, не заглянул внутрь. Он помнил, какая серьезная работа велась над записью, над монтажом отснятого материала, чем занимался преимущественно Леда, но пересматривать тот концерт не захотел, решив для себя, что одного раза ему достаточно. Теперь же память подстерла неприятные, какими их считал Джури, воспоминания того дня, прошедшего для него как в тумане, и любопытство взяло верх: аккуратно разорвав упаковку и вдохнув запах все еще нового пластика, Джури опустился на пол перед кроватью, одной рукой подключая DVD-проигрыватель к телевизору, а другой держа диск, не желая его отпускать ни на секунду, будто тогда странное наваждение пройдет и идея посмотреть памятный концерт покажется не такой уж хорошей. Эта идея действительно была не лучшей из тех, что посетили Джури за день: стоило ему запустить диск, как грудную клетку сдавило фантомной болью в том месте, где всегда находились DELUHI. Собственный голос казался далеким и незнакомым – Джури даже показалось, что прошло много больше времени с того дня, чем было на самом деле – настолько он не узнавал себя, впервые глядя со стороны на то, как Джури на экране заводит зал и отдается вокалу как в последний раз. Джури настоящий помнил, что в тот день он сознательно закрыл глаза на то, что голос вернулся к нему не так давно, что врач советовал не перенапрягать связки и избегать сложных техник гроулинга, которые, напротив, так любил Леда, вставляя почти в каждую их песню. "Занимался бы Леда тогда сторонними проектами, дал отдохнуть, прийти в себя, и, может, DELUHI не распались бы", – подсказал внутренний голос, пока Джури, почти не моргая, следил за собой на сцене. Мысль казалась даже не столько неуместной, сколько абсурдной: чтобы Леда и занимался чем-то кроме DELUHI? С другой стороны, быть может, Леда и сам понял со временем, что лучше не усердствовать, желая воплотить все свои мечты разом, и потому теперь позволял своей команде отдыхать, пока сам зашивался в работе, гоняясь за одной ему ведомой целью. Эта мысль тоже неприятно отдалась где-то внутри: стало обидно за себя и за то, что Леда относился к своему новому коллективу лучше, тогда как самого Джури позволил себе пустить в расход, как решил за него внутренний голос. Однако эта обида была запоздалой, чтобы всерьез ею преисполниться спустя столько времени. Кому теперь не все равно? Джури долго молча смотрел на экран, чувствуя, как губы то и дело растягиваются в легкой улыбке. Она не была ни веселой, ни грустной – Джури и сам бы не смог описать, что он чувствовал, слушая свой голос, глядя на них всех образца две тысячи одиннадцатого – такого бесконечно далекого и тяжелого, переломного года. Он не помнил некоторые слова песен, позабыл, чего ему стоило репетировать их часами, закрывая глаза на усталость – память со временем заменяет все негативные воспоминания, стоит отпустить их, и оставляет лишь то, о чем хочется вспоминать. Потому Джури уже не помнил, о чем говорил Леда во время небольшого МС, который, по ощущениям, длился вечность. На экране телевизора и перед глазами у Джури стояла сцена, большой и просторный зал, полный людей, сзади него сидел за установкой Сойк, чуть правее от микрофонной стойки переступал с ноги на ногу и волновался Агги, как и сейчас, худой и одетый в странную висящую на нем одежду, а по левую руку, почти касаясь своим бедром его, сидел Леда, который незаметно поднялся и ушел к своему микрофону, чтобы произнести прощальную речь. Джури помнил, что не смотрел тогда в его сторону, стараясь отвлечься на что угодно, лишь бы не дать себе слабину. Гораздо более важным казалось спешно придумать, что сказать, как завести зал после такой морально тяжелой речи Леды, от которой раздирало что-то в груди. Но отвлечься и не слушать совсем не получалось, ведь Леда рассказывал о сне, который приснился ему накануне выступления в Саппоро, а Джури всегда было интересно слушать его мысли, которыми он больше с ним не делился, и даже сквозь оглушительные выкрики фанатов он тогда слышал, как ломается голос человека, которого он так душераздирающе любил. Только сейчас он понял, что не слышал тогда больше ничего из сказанного Ледой, до него не долетал смысл слов, будто он утратил возможность понимать, но теперь у Джури просто не осталось шансов: палец замер на кнопке пролистывания на пульте, а взгляд следил за Ледой, который казался светлее и моложе, чем был сейчас, и который так искренне не мог сдержать себя перед огромным залом. Это было странно: Леда всегда умел держаться на публике, и это скорее Джури был тем, кто мог позволить себе проявить слабость. Однако Леда на экране словно занял его место, совершенно не контролируя эмоции и говоря не заготовленную речь, а обнажая нечто, что скрывалось глубоко внутри него. Планировал ли он изначально посвятить этот МС признаниям или просто не смог сдержаться – этого Джури не знал до сих пор. "Ты ведь мог бы сказать все это мне", – с горечью подумал он, понимая, что ему тяжело смотреть на Леду, который прячет лицо от камер, стараясь скрыть выступившие слезы. Зал взрывался вскриками фанатов, а сам Джури сидел позади и смотрел в одну точку – сидел и не видел ничего перед собой, чувствуя пелену перед глазами. По правде говоря, Джури ведь и сам не знал, чего стоило Леде переступить через их дисбенд. Он никогда не спрашивал, остро реагируя на любые намеки на то, что DELUHI были важны Леде чуть более, чем всем им, но сейчас в голову закралась мысль о том, что Леда никогда и никому не говорил всей правды о том, что на самом деле значила группа, ставшая для него, да и для всех них, первым серьезным начинанием. Сейчас, спустя столько лет, Джури понимал, что, погрузившись в себя и свои страдания тогда, он упустил что-то очень важное, потеряв навсегда возможность узнать Леду по-настоящему. Возможно, далеко не некрасивое расставание развело их по две разные стороны одного моста, а между ними разверзлась огромная пропасть, прыгать через которую теперь уже было поздно. – Агги, ты не прав, – тихо заметил Джури так, словно друг сейчас сидел рядом с ним. – Мы все были не правы. Другой Джури на экране запел "Оrion Once Again" – песню, которая означала конец, ведь всегда стояла почти последней в их сет-листах, и которой Джури поистине прощался в тот далекий августовский вечер. Он не мог не заметить и того, как величественно они смотрятся на большой сцене, когда им подпевает весь зал, когда его голос даже не дрожит, хотя внутри происходят настоящие взрывы. Память захлестнула морской волной, в которой Джури тонул, даже не пытаясь выплыть, погружаясь все глубже в пучину сожалений и горечи о прошедшем. Электронные панели на сцене переливались всеми оттенками синего, отражаясь в зрачках Джури вспышками света, пока он, не обращая внимания на затекшие от неудобной позы ноги, ловил взглядом каждое свое движение и каждое движение Леды. Почему он смотрит только на него, Джури тоже не мог себе ответить в этой неподвижности мыслей. Когда концерт закончился, сменившись длинными титрами, Джури все еще сидел и невидяще смотрел на экран, пытаясь заново осознать все увиденное и пережить тот вечер. Он был прав, что не смотрел запись раньше – у Джури ушло немало времени на то, чтобы прийти в себя после дисбенда, и посмотри он DVD, возможно, времени ушло бы вдвое больше. Теперь же глухая горечь почти улеглась на дно сердца, готовясь снова прикрыть собой все раны, которые Джури случайно задел столь ностальгическим вечером, и ему было не столько больно, сколько просто по-светлому печально. Они вчетвером, их музыка, которую Джури так любил, и сам Леда, которого он любил не меньше, были одновременно так близко и так далеко, что не получалось даже поверить. Телефон, отброшенный на кровать, внезапно завибрировал. Джури встрепенулся, потянувшись за ним, и не без удивления, с замиранием сердца прочитал имя, высветившееся на экране. – Здравствуй, Леда, – произнес он, предварительно откашлявшись и надеясь, что голос не выдаст ненужную дрожь. В трубке было шумно, как будто Леда находился на улице, и Джури пришлось даже увеличить громкость, чтобы расслышать его далекий голос: – Хотел поздравить тебя с Рождеством. Джури непонимающе моргнул, не сразу вспоминая, что часы показывали вечер двадцать четвертого декабря – концерт совершенно стер из головы все другие мысли, а ведь Джури и сам думал еще с утра, что нужно отправить Леде поздравительную смску. Видимо, Леда вспомнил об этом раньше или, быть может, почувствовал, что Джури думал о нем. – Оу, – наконец отмер Джури. – И я хотел да забыл. С Рождеством. Леда в трубке рассмеялся и что-то проговорил, но из-за шума Джури не расслышал, попросив повторить. – Извини, я на площади… Тут открывается рождественская ярмарка, в Лондоне. – Ты в Лондоне? – теперь уже Джури удивился, припоминая, что вроде бы он недавно читал, как Леда вернулся из тура, где выступал сессионным гитаристом. – Приезжал с BABYMETAL и решил остаться тут на пару недель, когда еще такая возможность выпадет, – пояснил Леда и снова засмеялся, а Джури подумал, уж не пьян ли он? В голове еще не успел улечься Леда с экрана телевизора, который не мог скрыть своей боли на глазах у всего зала, а в трубке смеялся другой Леда, который уехал в самый разгар релизов своей группы, да еще и остался в чужой стране так надолго. – И как ты все успеваешь? – с нотками зависти протянул Джури, озвучивая мучивший его вопрос и действительно не до конца понимая, в чем секрет Леды. – Ой, ну тут все просто: никак я не успеваю… Смеющийся в трубке бывший вызывал какие-то противоречивые чувства, и Джури не заметил, как сам уже посмеивался над словами Леды, который отчего-то не спешил прощаться и наслаждаться рождественскими гуляньями, пока Джури сидел в полутемной комнате и с наслаждением слушал его голос, думая про себя, что если у Леды была развита интуиция, то он все понял правильно, позвонив Джури именно сейчас. ~ Небольшой отпуск в Тояме пройдет для Джури умиротворенно: он еще не раз прогуляется по заснеженным улицам, не уставая от слепящей белизны вокруг, и не раз вернется мыслями к просмотренному в Рождество DVD и неожиданному звонку Леды. Почему-то Джури подумает и согласится с собой, что, несмотря на то, что что-то важное они с Ледой потеряли еще в тот жаркий августовский день, когда перестал существовать и их коллектив, и они сами, если бы Джури дали выбор и возможность заново пережить все от начала и до конца, он не изменит ничего. Джури будет самому непривычно и странно, но вместе с тем очень светло от мысли, что он поступил бы так же еще раз, ведь все, что они пережили вместе и что пережил он один, все-таки стоило этого знакомства с Ледой, которого Джури не знал даже сейчас – чего было говорить о тех давних временах. Но одно Джури будет знать точно: эти отношения, которыми он так дорожил, что нес их с собой все эти годы, начнут отпускать его, а значит, теперь он сможет двигаться вперед, даже если и без Леды.