***
Солнце медленно ползло из-за гор перед идущими, превращая тёмное ночное небо в странную и почти гневную картину из синего и фиолетового цветов. Слабые лучи, пробивавшиеся сквозь плотное покрывало облаков, казались божественно тёплыми после холодного ночного воздуха. Несмотря на удивительные цвета, украшавшие небо, асфальт под ногами Рэя Гаррати выглядел всё таким же серым, как и всегда, только уже более тёмным. Его ноги отяжелели, а тело словно было полностью сделано из камня. Его мучила жажда. Во рту у него пересохло, и губы будто не принадлежали ему. Ему отчаянно хотелось чего-нибудь выпить, но мысль о безвкусной воде совсем его не привлекала. Похоже, это больше не утолило бы его жажду, и хотя Рэй никогда её не любил, он испытывал непривычное желание выпить содовой. Он никогда не пил газировку, но сейчас практически изголодался по ней. Сладкий вкус и бодрящая прохлада, маленькие лопающиеся пузыри щекочут ему нос. Ощущение холода, стекающего по пищеводу в желудок, освежает его изнутри. Гаррати облизнул пересохшие губы и всё-таки отпил из своей фляги. В горле было сухо, как в пустыне, и он с трудом проглотил первые капли воды. Закрепив флягу обратно на пояс, он огляделся в поисках своих друзей. Первым, кого он заметил, был Колли Паркер, шедший рядом с Бейкером, оба с опущенными головами, видимо, всё ещё дремавшие. Обернувшись, Гаррати увидел Стеббинса на его обычном месте в самом конце, которого ещё скрывало тёмной стороной неба. Наконец он обнаружил Абрахама, идущего всего в нескольких шагах впереди него. Он снова огляделся по сторонам и… Макврайс. Где же он? Гаррати никак не мог его найти. Он провёл половину ночи, думая о Макврайсе и о том, что он сказал вчера вечером, а вторую половину — стараясь забыть об этих словах. Разумеется, безуспешно. — Рэй, Рэй, старина, думаю, я влюбляюсь в тебя. Было ли это шуткой? Как и всё остальное, сказанное Макврайсом? Почему он сказал что-то подобное? И почему Гаррати просто не может перестать думать об этом? Конечно же, Макврайс не был серьёзен. Может, он даже посмеётся над ним, если узнает, что Рэй всё ещё думает об этих его глупых словах. Может, Макврайс уже забыл о них. Но что, если они были правдой? Что, если… Господи, ему нужно было перестать сводить себя с ума из-за этого. Осмотревшись по сторонам, он поискал Макврайса среди других идущих, но нигде не было видно его светло-голубой куртки и выцветших синих джинсов. Холодный страх прокрался вверх по его спине и медленно распространился по всему телу. Что, если… Что, если Макврайс сдержал своё слово и сел, получив билет посреди ночи, пока Рэй дремал? Что, если он уйдёт, даже не попрощавшись? Что, если… Нет! Он ускорил шаг и подошёл к Абрахаму. — Аб? Ты не спишь? — Хмпф. Абрахам шмыгнул носом и поднял на него взгляд покрасневших усталых глаз. Щёки у него впали, и выглядел он так, словно за одну ночь постарел лет на двадцать. — Привет, Гаррати. Доброе утро… наверное. — Да, доброе утро. Как ты? — Спроси меня ещё раз, когда я выпью свою первую чашку кофе. Упс, сегодня для нас никакого кофе. Он слабо усмехнулся и сделал глоток из своей фляги. — Эй, Аб, а ты… знаешь, сколько получило билет прошлой ночью? — Не уверен. Пять или шесть, — Абрахам зевнул, а затем небрежно потёр ладонью заросший щетиной подбородок. — Не знаешь, кто именно? — спросил Гаррати, изо всех сил стараясь не показывать своего беспокойства. Если Макврайс был одним из них, то он не хотел слышать ответ. — Не уверен, я думаю… Может быть… — Абрахам снова зевнул и огляделся. — Нет, понятия не имею, — сказал он наконец. — Прости, Рэй. — Всё в порядке. Ты видел Макврайса? — Уже некоторое время нет. Хотя в прошлый раз он был с ребятами из авангарда. — О. Хорошо. Спасибо. Гаррати снова ускорился, твёрдо решив найти Макврайса. Он осторожно проходил мимо полусонных идущих, усталыми глазами он постоянно искал, пока всё же не увидел авангард. И тут он заметил её — светло-голубую куртку Макврайса, что словно сияла в тусклом свете. Подойдя к нему, Гаррати увидел, что, хоть голова Макврайса и была опущена, его глаза оставались открытыми. Не желая пугать его, Рэй слабо прошептал: — Пит? Макврайс медленно поднял голову и криво улыбнулся ему. — Эй, Гаррати, дружище, как оно? — А потом он мрачно усмехнулся, прежде чем наклонился и перевёл дыхание. — Как ты себя чувствуешь, Пит? Макврайс застонал и провёл рукой по своим растрёпанным волосам. — Я чувствую себя так, как если бы шёл уже четыре дня без перерыва. Мне кажется, я мог бы спать годами. Я чувствую, что мой желудок не получал еды целую вечность. Я чувствую, как мои лёгкие горят каждый раз, когда я делаю вдох. Мне кажется, что я босиком хожу по битому стеклу. Но особенно сильно я чувствую себя тупым идиотом из-за того, что сам решил оказаться здесь. Но хватит обо мне, что насчёт тебя? — Думаю, я в норме. Я чувствую усталость. Но только это не нормальная усталость. Это такая усталость, которая не проходит по-настоящему. Она цепляется за мою спину, виснет у меня на шее, только и ждёт момента, когда я расслаблюсь, а потом нападёт, и я просто засну. — Да, я знаю, что ты имеешь в виду, и меня это пугает. Это похоже на тёмную тень, которая только и ждёт, чтобы обнять тебя. Но не волнуйся, Рэй, я не позволю этому случиться с тобой. С этими словами Макврайс приобнял Гаррати за плечи и слегка сжал их, прежде чем убрал руки и позволил им свободно повиснуть вдоль тела. Рэй почувствовал странное тепло там, где только что была рука Макврайса. Это было приятно и успокаивающе, и ему захотелось положить его руку обратно и оставить на своих плечах. Но с чего бы ему хотеть чего-то подобного? Откуда взялось это влечение к Макврайсу? Неужели он настолько устал, что его разум играет с ним злые шутки? Такие, как жаждать, чтобы к нему прикоснулся парень. Серьёзно, что же такого было в этом мальчике? Но как бы он ни ломал себе голову, ничего не приходило на ум. Может, он просто был одинок. Одинок среди этих двадцати пяти оставшихся ребят. Одинок меж рядов кричащих и ликующих людей. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что Макврайс снова заговорил, и уловить только последние слова. — …нисколько. Но эй, мы всё ещё живы, старина Рэй. — Да, это так. — Сколько человек получили его этой ночью? — Абрахам не был уверен, пять или шесть. — А мушкетёры ещё целы? — Да, похоже на то. — Ну что ж, по крайней мере, мы в хорошей компании. Макврайс сделал последний глоток из своей фляги и крикнул, чтобы ему принесли новую. Один из солдат спрыгнул с автомобиля и направился к нему. Макврайс взял флягу, подождал, пока солдат не пройдёт полпути обратно, затем открыл её и вылил всё себе на голову. Когда она опустела, он крикнул, чтобы принесли ещё одну. Тот же солдат взял флягу и снова подошёл к нему — на этот раз с недовольным выражением лица. Макврайс широко улыбнулся и взял флягу. Он посмотрел на Гаррати и подмигнул, прежде чем отпить и закрепить флягу на поясе. — Знаешь, он, наверное, подумывает застрелить тебя за этот маленький трюк, — усмехнулся Рэй. — Они всё равно меня застрелят, так почему бы сначала не поразвлечься с ними? Они рассмеялись и некоторое время шли молча. Небо утратило последние следы ночи и превратилось в красивую синюю картину с жёлтым солнцем и облаками, похожими на сахарную вату. — Знаешь, Рэй, это довольно трудная работа — сосредоточиться на том, чтобы оставаться счастливым, или хотя бы притворяться им. Даже если только ради себя, — внезапно нарушил молчание Макврайс. — Что ты имеешь в виду? Прогулку? — Не только эту чёртову Прогулку, нет. Жизнь. Знаешь, ты делаешь вид, что всё хорошо, или, по крайней мере, будет хорошо. Это то, что заставляет нас двигаться вперёд — как в жизни, так и на этой богом забытой улице. Ты думаешь, что если будешь продолжать в том же духе, то однажды достигнешь всего, чего когда-либо хотел, и будешь владеть всем, чего когда-либо хотел. Ты думаешь, что однажды будешь счастлив. Ты думаешь, что победишь, вот почему ты всё ещё ставишь одну ногу перед другой, вместо того, чтобы сказать «к чёрту всё» и сесть. — Может быть, я просто не хочу умереть. — Если бы ты не хотел умереть, был ты тогда здесь? Неужели ты действительно верил, что победишь? — Я… — но у Рэя не было ответа на этот вопрос. Почему он здесь оказался? И что же, по его мнению, он здесь найдёт? Неужели он действительно думал, что сможет победить? Неужели он пришёл сюда с уверенностью, что проиграет? — Посмотри на этих идиотов вокруг нас, — продолжал Макврайс и махнул рукой в сторону зрителей, толпившихся у обочины. — Они такие же обезьяны, как и мы. Просто они ещё не знают этого, но ждут, пока поймут. Подожди, пока они сами не узнают. — Узнают что? — Что они тоже идут, как мы. — О чём ты? — Разве ты не знаешь, что вся наша жизнь — это долгий путь? Мы рождаемся и начинаем идти своим путём, теряя людей на этом пути, прежде чем, рано или поздно, умрём. Словно по сигналу, грохнули карабины, и оба мальчика вздрогнули. Гаррати бессознательно потянулся к Макврайсу, и их руки встретились на полпути, ухватившись друг за друга. На этот раз последний билет получил мальчик по имени Виктор в серой толстовке и красных шортах. Он тихо и безо всякой суеты упал на землю, так и оставшись лежать безмолвным свёртком посреди дороги. Рэй и Пит обошли его с левой стороны и забыли о нём, как только прошли дальше. Макврайс был прав, подумалось Гаррати. Эта чёртова дорога была совсем как Жизнь, только в ускоренном движении вперёд. Ты начинаешь, заводишь друзей, теряешь друзей и в конце концов умираешь в одиночестве. Четыре дня, подумал он, четыре дня в дороге. Осталось всего двадцать шесть человек, включая его самого, Колли Паркера, Бейкера, Абрахама, Стеббинса и Макврайса. Только тогда он понял, что всё ещё держит Пита за руку. Он посмотрел на него снизу вверх, но Макврайс продолжал смотреть прямо перед собой. Казалось, он глубоко погрузился в свои мысли. Что, чёрт возьми, с ним не так? И почему ему так нравится держать Макврайса за руку? Откуда взялись все эти чувства? Никогда раньше Рэй не думал о парнях в таком ключе. Но сейчас он был слишком напуган, чтобы даже пошевелить пальцами, потому что не хотел напоминать Макврайсу, что до сих пор держит его за руку. Он не хотел, чтобы его отпускали. Он не хотел терять контакт, потому что чувствовал себя в безопасности. Но почему именно Макврайс? Почему именно этот мальчик? Рэй не был геем. Ради всего святого, у него была девушка. Девушка, с которой он никогда не спал. Милая, невинная девушка, с которой ему никогда не хотелось спать. Девушка, которую, он не был уверен, что увидит снова, прожив достаточно долго. Девушка, с которой ему никогда не было так хорошо. — О боже, эта улица просто убивает меня, — внезапно заговорил Колли Паркер за правым плечом Рэя. — Не думаю, что Бог имеет какое-то отношение к этой долбанной улице, — сказал Макврайс. — Ты веришь в Бога? — Удивлённо спросил Рэй. — Я верю только в себя и ни во что другое. Но не слушайте меня, я просто люблю слушать, как говорю сам. А теперь прибереги молитву для меня, старина Рэй, и я приберегу её для тебя. С этими словами он отпустил руку Рэя и сбавил шаг, пока не оказался рядом с Бейкером. Гаррати сжал кулак, и ему вдруг стало очень холодно и одиноко.***
Прогулка продолжалась, и Гаррати никак не мог отвлечься от мыслей о Макврайсе и странных чувствах, которые он в нём пробудил. Он смотрел, как Макврайс идёт рядом с Бейкером. Они шли, склонив головы друг к другу, глубоко погружённые в беседу. Время от времени они смеялись, и Рэй вдруг почувствовал укол ревности. Он хотел быть тем, кто заставит Макврайса смеяться. Он хотел услышать его глупые шутки. — Так значит, эта дорога рассказала тебе о чём-то неожиданном? Гаррати поднял голову и встретился с проницательным взглядом Стеббинса. — Что? — Эта дорога, она говорит с тобой, Рэй, она рассказывает тебе разные вещи о тебе, и всё, что ты должен делать, — это слушать её. — Ты сошёл с ума, Стеббинс? — Возможно. Я не говорю, что это не так, но всё равно это правда, про дорогу. И я могу сказать, что она сказала тебе то, чего ты не ожидал. — А ты, чёрт возьми, откуда знаешь? Ты ничего не знаешь обо мне, — Рэй вдруг очень разозлился из-за того, что Стеббинс постоянно притворялся, будто знает гораздо больше всех остальных. Кем, чёрт возьми, Стеббинс себя возомнил? Господином-Всезнайкой? — Я видел тебя, знаешь, — продолжал Стеббинс. — О чём ты говоришь? — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Тебе нравилось держать его за руку, и я готов был поставить свою жизнь на то, что ему это тоже нравилось. — Заткнись, Стеббинс, — крикнул Гаррати и разбудил спящих вокруг мальчиков. Некоторые из них тут же отступили, но не сводили с Рэя глаз. Он увидел, что Макврайс пятится назад, наблюдая за ним с озабоченным и растерянным выражением лица. — Успокойся, Гаррати, ведь в глубине души ты и сам себя не знаешь, — добавил Стеббинс, по-видимому, совершенно не смущённый вспышкой гнева Рэя. — Я ненавижу тебя, Стеббинс, держись от меня, нахрен, подальше, — рявкнул Гаррати и пошёл прочь от Стеббинса широкими и решительными шагами. Когда он проходил мимо Макврайса и Бейкера, они спросили его, что случилось, но он только бросил резкое «ничего» и пошёл дальше, пока снова не оказался впереди идущих и совсем один. Пришло время подумать, решил он. Глупый Стеббинс заставлял его задавать себе вопросы. Глупый Макврайс заставлял его во всём сомневаться. Но больше всего его злило то, что Стеббинс был прав. Ему действительно нравилось держать Пита за руку. А что, если Стеббинс был прав и насчёт Пита? Что, если ему это тоже понравилось? Это были два умирающих человека, которым нравилось держать друг друга за руки. А почему бы и нет, чёрт побери? Кто он такой, чтобы судить, с кем Рэй держится за руки? Да и какое это имеет значение? Но оно имеет. Из-за Джен. Она была важна, и он никогда бы не смог причинить ей боль. Но как он мог участвовать в этой Долгой Прогулке и поклясться, что никогда не разобьёт ей сердце? Разве он не нарушит своё обещание, если умрёт на этой улице? Может быть, ему будет легче просто потому, что он не увидит, как она плачет? Была ли это настоящая причина всего происходящего? Так вот почему он здесь оказался? Знал ли он, что однажды всё-таки разобьёт ей сердце? Он глубоко и разочарованно вздохнул. Его ноги, возможно, уже прошли сотню миль, но мозгу казалось, что он пробежал ещё тысячу. Он чувствовал себя уставшим и измученным. — Предупреждение! Предупреждение сорок седьмому! — А? — Гаррати огляделся и обнаружил, что снова оказался в середине. Должно быть, он задремал и отстал. На мгновение потеряв ориентацию, он несколько раз моргнул и огляделся в поисках своего места. Он немного ускорил шаг и подошёл к Макврайсу, который брёл один. Макврайс был занят тем, что ел куриный паштет из тюбика и несколько крекеров. Он просто кивнул ему, и некоторое время они оба шли молча. — Эй, Пит, как думаешь… Каждый раз, когда ты разбиваешь чьё-то сердце, твоё ведь тоже будет разбито? — То есть, как карма? — Макврайс спрашивал о крекере. — Да, вроде того. Макврайс пожал плечами и рассмеялся. — Надеюсь, что нет. — Но почему? Много сердец ты разбил? — Одно или два. Кто вообще точно знает, сколько сердец он разбил? Но не волнуйся, твоё сердце я не разобью, Рэй. — Почему ты говоришь такие вещи? Макврайс вздохнул и посмотрел на Рэя с почти застенчивой улыбкой. — Честно говоря, я не знаю. Видишь ли, я склонен говорить некоторые слова только для того, чтобы услышать их, дать им звук. Чтобы прочувствовать их вкус у меня на языке, не имея в виду их на самом деле. Я просто хочу их произнести, вот и всё. В большинстве случаев то, что я говорю, нихрена не значит. — Ты же не можешь говорить это всерьёз. — Уверен, что могу. Макврайс был загадкой, Рэй это знал. Но он оказался гораздо более сложной загадкой, чем Рэй думал, и не был уверен, что у него осталось достаточно времени, чтобы её решить. — Я тебе не верю, — невесело посмеялся Рэй. — Ну, тебе же лучше. — Хочешь сказать, что мне лучше не верить ни единому твоему слову? — Если тебе не нравятся мои ответы, то да. — Но что, если наоборот? Макврайс взглянул на него с изумлением на лице. — Теперь самое время тебе сказать мне, что ты имеешь в виду, старина Рэй, — тихо сказал он и шагнул ближе так, что их плечи почти соприкоснулись. — Я… я не знаю, я… я просто… — но Рэй не знал, что сказать. — Скажи мне, — прошептал Макврайс, теперь уже совсем близко к его уху. — Думаю, ты мне нравишься, — пробормотал Рэй. — Это не преступление, Рэй. Ты мне тоже нравишься, — рассмеялся Макврайс и отступил назад. — Но проблема в том, что ты мне слишком нравишься.***
Прогулка продолжалась, полдень приходил и уходил, и вдруг снова наступил полдень. Ещё пятнадцать человек были расстреляны с самого утра, как собаки. Небо с каждой минутой становилось всё темнее, и Рэй снова подумал, что это последний раз, когда он увидел солнце. Он надел куртку и обхватил себя руками, одолеваемый внезапным чувством страха и отчаяния. — Рэй, — услышал он слева от себя хриплый шёпот. Он повернул голову, чтобы найти Макврайса, и даже в тусклом свете заметил, как в его глазах блеснуло что-то, чего он никогда раньше не видел — страх. — Пит, что случилось? — Рэй, мне страшно. — От чего же? — Этот вопрос показался странным и неуместным в такой период их жизни. — Ночь. Я боюсь этой ночи. Он понимал, что имел в виду Пит, он тоже боялся ночи. Темнота и смерть, которую, как он знал, она принесёт. Рэй на секунду задумался и с тихим «к черту всё» взял Макврайса за руку. Макврайс посмотрел на него из-под ресниц, и благодарная улыбка медленно расплылась по его лицу. — Спасибо, — и сжал его руку, заставив Рэя улыбнуться в ответ. Они оба почувствовали себя лучше, начиная свою последнюю ночь на этой улице вместе.***
И там, где ни просвета, Мне она поможет дальше жить. Нет мудрей ответа — Так и быть¹. Гаррати разбудил тихий скрипучий голос, тихо напевавший в темноте. Он огляделся вокруг, пока не заметил его обладателя. Это был Макврайс, который шёл совсем один по левую сторону. Должно быть, в какой-то момент они потеряли контакт ночью, когда оба дремали. Они разговаривали несколько часов, и Рэй не чувствовал себя так хорошо с тех пор, как началась Прогулка. Он никогда не чувствовал себя так хорошо, как теперь, идя рука об руку с Питом ночью, притворяясь, что они совсем одни. Оглянувшись на Пита, он нахмурился. Его голова была опущена, и Рэй был уверен, что он едва ли придерживался четырёх миль. Он осторожно приблизился к Питу и тихо пошёл рядом. Сердца разбитые, в смирении, Смогут мир за всё простить, Вспомнив изречение: «Так и быть». — Пит? Макврайс ничем не показал, слышал он его или нет, он просто продолжал петь. Так и быть, Так и быть, Нет мудрей ответа — Так и… — Пит! Гаррати забеспокоился, что Макврайс сходит с ума. Когда он в последний раз что-нибудь пил? Гаррати не мог вспомнить. Он потянул Пита за рукав и снова попытался позвать его, на этот раз чуть громче. — Пит! — А-ах, это? — невнятно пробормотал Макврайс, и ему, казалось, потребовалось огромное усилие, чтобы поднять голову и встретиться взглядом с Гаррати. — Это я, Рэй. — О… привет… Рэй, добро пожаловать в первый день твоей жизни. Что ж… а может, и последний. Кто знает. — Пит, ты в порядке? — В порядке? В порядке ли я? Не думаю. Боже, как бы мне хотелось поспать, совсем немного, понимаешь? Эй, Рэй, если бы я был сном, ты бы заснул только ради того, чтобы быть со мной? — Чтоб тебя, Пит, это твой лучший подкат? Это убого, даже для тебя. — Вовсе нет, это гениально и романтично и… всякое такое. Если бы Гаррати не знал, он подумал бы, что Макврайс пьян. Но он знал, что это не так, и поэтому страх просочился в тело Гаррати и скрутил его желудок в тугой узел. Макврайс не мог устать. Не он, не сейчас. Он должен был идти с ним до самого конца. А потом? Да, а потом что? Когда их осталось бы только двое. Узлы в животе стянулись, и в одно страшное мгновение ему показалось, что его сейчас вырвет. Пять дней в пути. Неужели это конец? — Ох, взгляни на это чудесное утреннее небо. Разве оно не прекрасно? Рэй посмотрел на небо, а затем снова на Макврайса. — Пит, ещё темно. — Да нет же, разве ты не видишь этот свет, эти волшебные краски, эту восхитительную красоту. Разве ты не чувствуешь тепло солнца? — Пит… Мне кажется, у тебя галлюцинации. — Я, блять, уверен, что у меня галлюцинации. Но знаешь что, Рэй, иногда они мои лучшие друзья. — Пит, тебе нужно попить. — Кто остался из нас, Рэй, мой мальчик? Мой мальчик. — Теперь только ты, я и Стеббинс, — ответил Рэй, пока Макврайс делал несколько глотков воды, пытаясь удержать флягу дрожащими пальцами. — Гхм, мы уже не в лучшей компании, — сказал Макврайс, выплёвывая всю воду на дорогу. — Ну, зато мы всё ещё здесь. — Да, мы здесь, верно, Рэй. До самого конца. — Стеббинс всё ещё отлично выглядит. — Да, я думал об этом и уверен, что он не человек. Он — робот, который здесь только для того, чтобы издеваться над нами. И в конце концов, когда мы оба будем только номером лежать на асфальте, как и все остальные, какая-нибудь китайская техкомпания будет смеяться и пожмёт руку Главному. Рэй усмехнулся. — Да, наверное, ты прав. — Да в чём же, чёрт подери, дело? — внезапно сказал Макврайс, отбросил свою флягу и остановился. — Пит, что ты делаешь? — Пора присесть, Рэй. — Что? Нет! — Предупреждение! Предупреждение шестьдесят первому! Рэй прошёл несколько шагов назад к Макврайсу и наклонился, чтобы взять его за руку, зарабатывая собственное предупреждение. — Поднимайся, Пит. — Нет, Рэй, я не могу. Я слишком устал. Я больше не хочу идти. — Предупреждение! Второе предупреждение шестьдесят первому! — О да, ты можешь это сделать и ты сделаешь! — крикнул Рэй, дёргая Макврайса за обе руки. — Предупреждение! Второе предупреждение сорок седьмому! Стеббинс прошёл мимо, не говоря ни слова, лишь с любопытством наблюдая за ними, пока они не скрылись из поля его зрения. — Вставай же, Пит, ты ведь не оставишь меня здесь одного, чёрт подери! — Но Макврайс даже не пошевелился. — Предупреждение! Третье предупреждение шестьдесят первому, последнее. — Рэй, иди, — устало сказал Макврайс, воля борьбы почти покинула его. Рэй посмотрел в сторону автомобиля и увидел того же солдата, который приносил Макврайсу две фляги с водой, идущего к ним с самодовольным выражением лица. Он уже поднял карабин, готовый забрать у него Пита. Внезапно всё перестало быть важным. Ни Прогулка, ни Приз, ни Джен, ни его жизнь. Ничего. Если сейчас он потеряет Макврайса, то потеряет всё, что имеет значение. Он не мог потерять его — всё что угодно, но только не его. «Ты не получишь его, сволочь», — подумал Рэй и сильно дёрнул Макврайса за руки, поднимая его с земли, пока он снова не оказался на ногах. — Теперь идём, — он обхватил Макврайса за талию и потащил за собой, не давая ему возможности возразить. — Какого хрена ты делаешь, Рэй? — спросил Макврайс, тщетно пытаясь отцепить пальцы Рэя от своей рубашки. — Я не позволю тебе умереть. — Рано или поздно тебе придётся это сделать. — Заткнись и иди. Три предупреждения, подумал Рэй, три предупреждения, которые Питу нужно будет пройти. Три часа. Интересно, как долго ещё продержится Стеббинс? Он шёл один и намного впереди от Рэя и Пита, просто красно-синяя точка вдалеке. — Рэй, если не отпустишь меня, то умрёшь, — Пит тяжело дышал. — Я не отпущу. — И как долго ты собираешься тащить меня с собой? — Столько, сколько потребуется. — Почему? Он посмотрел на Пита, который шёл в странной позе из-за того, что Рэй его не отпускал. Он боялся, что Пит снова сядет, как только освободится. — Я же говорил. Ты мне нравишься. — Странный ты парень, Рэй Гаррати! — Кривая улыбка, которой наградил его Пит, была достаточным подтверждением того, что его решение правильно. Он никогда его не отпустит. — Ага, но я стараюсь не бегать со стаей, — театрально вздохнул он, заставив Пита рассмеяться в ответ. — Предупреждение! Рэй вздрогнул и резко повернул голову к обочине. «Нет, пожалуйста», — думал он, — «я иду так быстро, как только могу».***
— Предупреждение восемьдесят восьмому. Что? Рэй повернул голову и увидел, что Стеббинс лежит посреди дороги, раскинув руки и ноги. Он даже не понял, когда они прошли мимо него. Пит тоже оглянулся на Стеббинса, едва не оступившись. — Когда же мы прошли его? — спросил он. — Понятию не имею, — отозвался Рэй, — и я слишком устал, чтобы думать об этом. — Предупреждение! Второе предупреждение восемьдесят восьмому. — Может, он вовсе и не робот, — задумчиво произнёс Рэй. — Может, у него сели батарейки, — ахнул Пит рядом с ним, заставив Рэя рассмеяться, хотя он уже больше двух часов не мог дышать, таща Пита за собой. — Предупреждение! Третье предупреждение восемьдесят восьмому. Последнее предупреждение. — Тупой ублюдок, — пробормотал Рэй, — он, наверное, уже мёртв. Рука Пита, обнимавшая Рэя за талию, напряглась, и он слегка потянул его за рубашку, привлекая внимание Рэя. В ту же секунду, как он взглянул на Пита, раздался выстрел, говорящий о том, что они остались на дороге вдвоём. — Что теперь, Рэй? — спросил Пит тонким дрожащим голосом. — Подожди, Пит, — задыхаясь, сказал Рэй, — ещё немного. Ровно в одиннадцать часов и четырнадцать минут Макврайс был свободен от предупреждений, и у них обоих снова был чистый билет. «Сейчас самое время», — подумал Рэй. — «Больше нет смысла ждать». Он повернулся к Питу и некоторое время внимательно наблюдал за ним. Он выглядел совершенно измученным, глаза были полузакрыты, щёки ввалились, и каждый раз, когда он делал вдох, слышался странный шелестящий звук. — Пит, ты мне доверяешь? Медленно подняв голову, Пит некоторое время изучал лицо Рэя, прежде чем с придыханием ответить: — Думаю, это можно сказать с уверенностью… Ты единственный… кому я доверяю… в этом грёбаном мире. — Хорошо, тогда позволь сказать, что мы теперь будем делать. Когда я скажу «сейчас», я хочу, чтобы мы одновременно сели. Макврайс отклонился назад, чтобы получше рассмотреть Рэя. — Какого дьявола ты таскаешь мои уставшие кости целых три часа по этой грёбаной бесконечной дороге, чтобы дать мне сесть и умереть, как я хотел с самого начала? К чему эта пытка, Рэй? — Просто делай, как я говорю. У меня есть план. — План? — Да. Макврайс снова принялся изучать его, пытаясь найти в его глазах только богу известно что. Но когда он медленно кивнул, Рэй понял, что нашёл. — О, ну что за чёрт. Ладно, хорошо, я сделаю всё, что захочешь. — Но ты должен сделать это немедленно, без колебаний. — Рэй, когда ты скажешь мне сесть, я рухну на землю, как мешок с картошкой. Так что не переживай. Рэй несколько раз вдохнул и выдохнул, успокаиваясь и надеясь, что его план сработает. Но что, если нет? — Что бы ни случилось, Пит, это стоило того, чтобы встретить тебя. — Именно так, — прохрипел Макврайс и даже выдавил усталую улыбку. Рэй глубоко вздохнул и с уверенностью, которой, как ему казалось, у него уже не осталось, сказал: — Сейчас. Он тут же крепче сжал Макврайса, и они вдвоём одновременно сели на серый асфальт. Их мышцы кричали и содрогались после пяти дней пыток. — О Боже, это просто райское чувство, — застонал Макврайс и наклонился к Рэю. — Точно. Мне кажется, я чувствую каждый свой мускул, — они оба усмехнулись. Макврайс повернулся боком и сел по-турецки между ног Рэя, прислонившись левым плечом к его груди. — И что теперь, Рэй? Словно ему в ответ послышался знакомый голос: — Предупреждение! Предупреждение сорок седьмому! — Предупреждение! Предупреждение шестьдесят первому! — Закричали одновременно два солдата. Рэй взглянул на Макврайса, и его губы изогнулись в хитрой усмешке. — Увидишь. Я нашёл запасной выход. — Запасной выход? Рэй, я не… — Предупреждение, второе предупреждение сорок седьмому. — Второе предупреждение шестьдесят первому. Макврайс наблюдал за солдатами, которые начали растерянно переглядываться, не понимая, что делать дальше. Толпа на обочине притихла, и на улице воцарилась необычайная тишина. Рэй провёл рукой по волосам, а затем положил её Питу на плечо. Тот явно не мог решить, куда смотреть — на зачарованную толпу или на сбитых с толку солдат. — Предупреждение! Третье предупреждение… последнее… вам двоим, — крикнул один из солдат, но его голос утратил командный тон. Было ясно, что он не знает, как справиться с этой ситуацией. Именно на это надеялся Рэй. Это был его чёрный ход. Они не могли выстрелить только в одного из них, потому что оба сели одновременно. Они не могли застрелить двоих, потому что тогда они застрелят и победителя. Выход оставался только один… Макврайс обернулся к Рэю. В его глазах сверкало озорство. — Сукин ты сын, — ухмыльнулся он и обнял Рэя за талию. Время вышло, и солдаты стояли с поднятыми ружьями. Но никто из них не сдвинулся с места. Никто не двигался. Было так тихо, что можно было бы услышать, как падает булавка. Однако это было недолго. Раздался громкий шум, приближающийся с каждой секундой. А потом из-за угла выехал джип Главного и остановился всего в нескольких футах от ребят. Рэй сжал плечо Пита. — Вот оно, — шепнул он. Они поднялись, всё ещё придерживая друг друга за талии. Главный выбрался из джипа и подошёл к Рэю и Питу настолько, чтобы оказаться прямо перед ними. Рэй видел в тёмных очках Главного своё усталое отражение — своё и Пита. — Джентльмены, всё не может закончиться так. Сейчас, кто из вас сдастся добровольно? Он почувствовал, как мышцы спины Макврайса напряглись ещё до того, как он пошевелился, явно намереваясь сделать шаг вперёд и предложить себя. Но теперь Рэй не позволит ему сдаться. — Никто из нас этого не сделает, сэр, — заговорил Рэй громко и отчётливо. Он слышал, как вздохнули и зашептались в стороне, но его взгляд был прикован к каменному лицу Главного. За этими стёклами — наша судьба, подумалось Рэю. Всё, что случится с нами, написано за этими чёрными стёклами. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, пусть наша судьба не будет такой же чёрной. Он почувствовал, как Пит задрожал, и понял, что у него подкашиваются ноги. Он крепче обхватил Пита за талию и тесно прижал к себе. Всё, что они могли делать сейчас, это ждать. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Главный вновь заговорил. — Тогда хорошо, — сказал он лёгкой улыбкой на лице. Он повернулся к двум солдатам с ружьями и махнул им рукой. Они вернулись к автомобилям, не обменявшись словом или взглядом. Рэй перевёл собственный взгляд на лицо Пита и обнаружил, что тот пристально смотрит на него. В его глазах ни надежды, ни печали. — Я не против умереть, Рэй, просто не хочу, чтобы ты тоже умер, — прошептал он. — Я хочу, чтобы ты надрал этому ублюдку задницу и выиграл Прогулку. Рэй собирался было ответить, как Главный произнёс: — Мальчики, у меня есть предложение для вас. Рэй и Пит посмотрели на него удивлённо, но недоверчиво. — Поскольку здесь вы не нарушаете никаких правил, — а мы, очевидно, должны возобновить их на следующий год, — я предлагаю вам вот что. Я исполню ваше желание и только одно… и оставлю вас в живых. Вас двоих. Толпа на обочинах сошла с ума ещё до того, как Рэй и Пит осознали, что именно Главный им только что предложил. — Вы серьёзно? — спросил Рэй, прежде чем смог бы остановить себя. — Совершенно серьёзно, — ответил Главный. — Так вы согласны? — Конечно, согласны, — отозвались они в один голос. — Тогда решено, — Главный пожал руки им двоим и направился к ряду репортёров. Но Рэй и Пит его больше не волновали. Они тоже не обращали внимания на толпу, выкрикивающую их имена. Изумлённо глядя друг на друга, они терялись в своём маленьком мирке. — Мы это сделали, — лучезарно улыбнулся Рэй. — Ты сделал это, Рэй, — ответил Пит. — И ты спас мне жизнь. Должно быть, я тебе действительно нравлюсь, — подмигнул он, а потом сделал то, что ему до смерти хотелось сделать на протяжении всего времени: подошёл к Рэю и заключил его в объятия, почти выбивая из него воздух. — Как ты узнал, что сработает? — прошептал Пит, уткнувшись носом в его шею. — Я не знал. Но надеялся. И теперь мы свободны, и пока у меня есть ты, мне всё равно, есть ли у меня одно желание или вообще никакого, — ответил Рэй, обнимая в ответ. — Я жив, и ты тоже, это всё, о чём я могу просить, — сказал Пит, отклоняясь назад и улыбаясь. — Да. Теперь мы будем считать доллары всю оставшуюся жизнь. — Мы не будем считать доллары, Рэй, мы будем считать звёзды.