boy meets evil

Тэхен задержался в приемной дольше, чем у самого генерала. Он понимал, что генерал так ему мелко мстит за самовольство с прошением, поэтому смиренно ожидал. Значительно позже, в кабинете, генерал ясно дал понять, что не одобряет выходки капитана, и следующий такой раз поставит точку на его военной карьере. Не надо иметь семь прядей во лбу, чтобы понять – генерал явно почувствовал угрозу от поступка Тэхена, когда наглядно увидел власть капитана, в настоящем времени находящегося в тени принца. Ким же ни на секунду не жалел о том, что отправил прошение своему брату зная, что ему не откажут. И если бы генерал сейчас спросил у него, зачем он помогает Хосоку, не нашелся бы с ответом. Чем больше Ким думал о Чоне, тем сильнее понимал, что все связанное с ним – личное. С каких пор и насколько глубоко, да и почему – не знал, не мучайте его. Капитан глубоко опускает голову, беспрекословно принимая любое решение генерала, и, когда последний остается доволен склоненной головой, отпускает, неспешно покидает чужой кабинет. Ему не впервые приходится смиренно склонять голову или преклонять колено, уж такой путь сам выбрал, и не редко он уступает, бессильно злясь, однако, сейчас, не чувствовал ничего, кроме отрешения – ему надо поскорее вернуться в кабинет, закончить с наказаниями и наконец уделить время Хосоку. В смысле, определить его. Надо показать новую комнату, а кому еще доверять такое? Никому, вот и придется ему самому этим заняться. Будто бы ему, капитану, заняться больше нечем…. Ты тупеешь на глазах, Тэхен. . Хосок сначала не поверил, когда ему сказали, что его сегодня не будут ломать. Не поверил в это и Ли Мин, лично заявившийся за не появившимся на тренировочном поле солдате. В итоге, спустя несколько минут Хосок стоял перед Мином на плацу, и ждал, пока тот частично превратит свою руку в темно-серую лапу с белыми крапинками. Мину это удавалось медленно, требуя особую концентрацию, на что уходило больше времени, чем того хотел бы сам сержант. -Можно я еще раз сбегу, пока ты тут тужишься? – съязвил Хосок, с неприязнью отвернувшись от развернувшейся ужасающей картины: наблюдать за тем, как рука обрастает шерстью и удлиняется - удовольствие из неприятных. – Или мне может позавтракать…. Я, знаешь ли, специально не завтракаю, чтоб меня не вырвало… так противно. Слух улавливает тихий нетерпеливый шорох сбоку, и потому, он покачнулся в сторону в последнюю секунду и отпрыгнул назад. Так у них весь день в течение недели. Ближе к обеду, когда истощенный организм Чона окончательно выматывался, Ли Мин мстил жестоко, неторопливо, примитивно, раз за разом, мучительно медленно отрубая пальцы, давя сильнее, мучая медленнее, но так ни разу не услышав при этом ни крика, ни мольбы спасения и снисхождения. Даже голоса (Стоит ли говорить о том, насколько сильно младший сержант удивился тому, что возвращенец ни с того ни сего заговорил?), ну а Хосок знал, что этот ад продолжится минимум год, максимум – полтора, и потопу если сержант уже сейчас увидит его слабости, то станет еще кровожаднее. Такое уж он Существо. -Ты что, щенок, почувствовал себя избранным и язык развязался? Хочешь, чтоб я его вырвал? Хосок на секунду замялся, и чужие когти аж по костям плеча прошлись с характерным скрипом. Присев и перекатившись, Хосок попытался отстраниться от боли. Серьезно, любимчиком? Чьим любимчиком? Нервный смех сам собой вырывается, он не успевает прикусить язык. Но… если именно так выглядит чья-то любовь, Хосок желает навеки остаться нелюбимым. -Ты, животное, еще смеешь лаять мне в лицо? Твоего советничка Пака тут даже рядом нет, и не будет, ты сдохнешь от моих лап, прямо тут, я тебе обещаю это. – чуть ли не плевался ядом Ли Мин. Чон Хосок ведет себя так странно. Он сегодня даже выглядит иначе, уже не так забито. Даже заговорил. И как он заговорил – не упал на колени, не просил пощадить. Ли вырвет его поганный язык и заставит жрать. Он не позволит тому поднять голову выше. Покажет ему его место. Власть дурманит разум. Оба парня, как обычно, пропустили обед, и сейчас дрались на неравных – одежда Хосока вся пропиталась собственной кровью, а Ли Мин злился из-за своей слабости и чужой силы духа, использовал вверенного ему солдата как тренировочную грушу и торопливо учил на нем все свои боевые фишки, раз за разом срывая на нем всю накопленную ярость и злость за собственное несовершенство. Он знал, что физически недостаточно хорош для поста сержанта и намеревался исправить это, пока этот экспонат не сдохнет. Никто даже «как ты посмел» не скажет. Ли Мин сын своего отца, никто не посмеет рта раскрыть. Пока когти мелькали в опасной близости от лица, совсем, абсолютно, совершенно не к месту воспоминания прошлой ночи нахлынули на Хосока. Как щелчок и бум – бомба взорвалась. И мысли уже не остановить - Ким Тэхен вернулся, зачем-то вернулся, к Хосоку и даже проводил до постели, а после…. Лицо Хосока приобретает ярко пурпурный оттенок от неловких воспоминаний, пока организм отстраненно на нездоровом автомате уворачивается от выпадов. Это снова произошло. Он плакал в руках Тэхена уже в который раз. И почему этот капитан застал его очередной срыв? Или сам Хосок позволяет себе эти слабости рядом с ним? Непонятно. Стоит ли разобраться? Нежелательно. Чон ведь все равно сбежит. Отрезвляющая острая боль проходит по ногам Хосока, выбивая все мысли из головы и скашивая на землю, как молодую траву. Судорожный выдох вырывается из груди, но юноша вовремя прикусывает до крови язык, обратно глотая крик неожиданной боли. -О, я, кажется, случайно задел подколенную артерию. – Ли Мин жадно наклоняет голову вперед, наблюдая за суетливыми действиями Хосока. Он чуть не услышал долгожданный крик! Так будоражащее! А если пройтись и по другой ноге когтями…? – О нет, черт дери, задеты обе ноги. Хосок его уже не слушает занятый тем, что судорожно снимает с себя рубашку и разрывает на ленты – вот почему он всегда полуголым валяется, где не попадя. Крепко перевязав одну ногу, берется за другую, но упускает удар носком ботинка в голую грудь. Дыхание сбивается и становится слишком, слишком трудно вдыхать отчаянно необходимый воздух. И все же, из оставшихся сил стараясь не отвлекаться и не суетиться, Хосок садится обратно, отрывая новый лоскуток, но очередной удар под ребрами откидывает его в сторону, плашмя лицом в землю. Слезы обиды, боли, злости сгустились в уголках глаз, а то, что его голова фактически вжата чужой ногой в землю, не давало вдохнуть, мешая сосредоточиться на сильных, коротких, точечных ударах в спину. Речи о том, чтоб дать отпор и не было, лучше дать пережить сержанту очередной псих, тем более Хосок уже чувствовал крупную дрожь в пальцах, реальность ускользала из рук, он упускает критический момент, когда нужно перевязать ногу. -Ли Мин, капитан созвал всех младших сержантов к себе еще пять минут назад. – Хосок уже не услышал чужого голоса, что раздалось за спиной все еще пенящего его бессознательное тело сержанта. -Капитан? – уточняет Ли Мин, прекращая свою пытку. Столкнувшись с чужими карими глазами, он кривится. Только Чон Чонгука, самопровозглашенного борца за справедливость ему тут не хватало. -Ты что делаешь? – спокойно спрашивает Чонгук, внимательно разглядывая бессознательное тело парня на земле. -Тренирую. -Убиваешь. Намеренно. – Сержант наконец убирает ногу с чужой головы, пинком разворачивая того на спину. -Слышь, ты, не изображай тут своего любимого капитана, только не передо мной. Ясно? Я делаю то, что мне велено. -Это превышение полномочий. – Чонгук обходит Ли Мина, перевязывает все еще обильно кровоточащую левую ногу, крепче зажимает торопливо связанную правую ногу и, закинув на плечо худое тело, направляется в медицинскую часть, как неожиданно чужая рука опускается на его свободное плечо, останавливая. Чон Чонгук даже не пытаясь быть вежливым, пнет сержанта в коленную чашечку, заставляя того вскричать и отпустить. Проклятия и угрозы сыплются в спину уже уходящего Чонгука, но тот, конечно, не слушает. Чон прекрасно понимает, что тоже своим вмешательством превысил полномочия, уронил достоинство другого офицера, также не имеет права сейчас идти в медицинский блок, ведь приказ капитана звучал ясно – позвать не явившегося на собрание сержанта Ли Мина и вернуться обратно. Но он просто не смел, не смог бросить умирающего Чон Хосока. В буквальном смысле умирающего. Ли Мин перешел все границы, и промолчать Чонгук не желает. Не после того, что он видел. Хватит и того, что просто наблюдал за всем этим целую неделю. Особенно после событий последних суток…. -Извините за задержку, – в большой совещательный зал, где столы и стулья были придвинуты к стенам, освобождая пространство для большого количества людей, в глубоком поклоне заходит Чон Чонгук, на что капитан Ким небрежно машет, не прерывая своей речи. Чонгук один из немногих, кто не оказался в его черном списке, и позвал чисто ради профилактики. - За несоблюдение своих обязанностей и ослабление дисциплины дежурных на постах, вы, офицеры, в течение месяца будете держать пост еженощно, а днем, как обычно, проводить тренировки со своими группами. Как поняли? – сержанты вытянулись в одну линию и, отдав честь, согласно отрапортовали. – Я лично буду проверять. Каждый пост. Каждую ночь. – Капитан обвел прямым взглядом всех присутствующих, не угрожая и не пугая. Каждый второй из этих сержантов, так или иначе, сталкивался с ним на плацу в качестве обучаемых, и его методы оставляли не самые радужные впечатления. А узнать, на что будет похоже его наказание, не желал никто. -Все свободны. -Капитан Ким, я должен обратиться к вам с докладом. – Чон Чонгук говорил негромко, но уверенно и твердо, отчего все остальные шестьдесят сержантов развернулись к нему во главе с капитаном. -Говорите. -Я, как офицер, имею право потребовать отстранить от проведения занятий другого офицера. Сержант Ли Мин имеет предвзятое отношение к своему подопечному. Более того, практикует и развивает на нем свое трансформационное мастерство, – голос Чонгука был сухим и безэмоциональным, он не спускал глаз с побелевшего лица сержанта. Ли Мин явно не ожидал, что его прямо посреди своих же сослуживцев обличат, и теперь не знал что делать, куда себя деть, то краснея, то белея от перенапряжения. Он боялся поднять глаза на капитана, всем телом чувствуя исходившую от него холодную ярость. Одно дело с презрением поносить Кима за глаза и строить из себя невесть кого перед возвращенцем, а другое – элементарно столкнуться прямым взглядом с капитаном. Даже кровь отца тушуется в этот момент. Напряжение в зале было физически ощутимым, хоть всех освободили, никто не решался неловким движением разрушить давящую тишину, боясь попасть под раздачу. А по лицу капитана было видно, что тот оттягивает, старается успокоиться, чтоб не наломать дров, и юные офицеры сдерживались, чтоб не начать вопросительно переглядываться - для них ново видеть капитана таким. Тэхен же прекрасно знает, чьим «наставником» является этот Ли Мин, и прямо сейчас прикладывает уйму усилия, чтоб не дать отстраненному выражению перейти не просто в яростное, а даже в бешенный оскал - пока он ломал себя, перешагивал через свои же принципы, даже гордость, отправляя умоляющее письмо своему чуть ли не врагу-брату, некий паршивый сопляк недо-офицер измывается над его Хосоком…. Черт возьми, он скоро начнет убивать, почему столько проблем вытекает из одной, казалось бы, уже разрешенной? -Капрал Ли Мин. – младший сержант крупно вздрагивает всем телом, но выходит вперед на один шаг, при этом подозрительно хромая. Он не смеет не подчиниться властному голосу своего командира, хотя откровенно хочет сбежать. Ну, откуда ему было знать, что капитан настолько остро отреагирует на то, что тренировал свое превращение на солдате. Подумаешь большое дело, тот все равно пушечным мясом станет. Чон уже его пушечное мясо. Ну, откуда сержант мог знать, что все дело именно в солдате, а не в практике чёртового частичного превращения. И осознание этого заставляет капитана возненавидеть самого себя - с каких пор он делает для кого-то поблажки? И какое вообще право имеешь сейчас испепелять этого сержанта в то время, как ты сам не имеешь никакого права на Хосока? Даже как друг. Особенно как друг. - Капрал, – пройдя напряженные несколько секунд капитан, наконец, продолжает, окончательно совладав со своим голосом. - За превышение полномочий я понижаю вас до ефрейтора. Использовать свою вторую сущность на территории части строго запрещено, на плацу – исключительно с разрешения вышестоящего. Этот низкий поступок демонстрирует, что вы не оправдали оказанного императорской армией доверия. Более того, раз вам так хочется попрактиковаться, я определяю вас в группу капрала Ван Киена. Реабилитационный курс – один год. Как поняли, Ван Киен? -Так точно, один год, капитан. -Вы не имеете права…. – тихо шелестит бывший младший сержант, нынче - ефрейтор, потрясенно уставившись на пуговицы капитана. Силы воли, чтоб поднять взгляд выше откровенно не хватает, даже в такой кризисной ситуации. -Еще раз? – Тэхен вскидывает бровь, разглядывая опустошенное лицо Ли Мина. -Я буду жаловаться…. -Я возьму показания у Чон Хосока, как только он придет в себя, для полной картины. Для слушания это будет необходимым. – Так же сухо говорит Чонгук, не замечая, как напрягается капитан. -Очнется? – голос вышел тише, чем ожидал сам Тэхен, но не это сейчас волновало. -Так точно. Сегодняшнюю тренировку пришлось прервать в силу бессознательного состояния солдата. – Губы мигом пересыхают, казалось, как вся внутренность высохла. Капитан с силой сглотнул тугую слюну, горло отказывалось подчиняться – он не мог в таком состоянии рта раскрыть. -Ли Мин, разве вам не передали мой приказ? – будто пройдя еще вечность, уточняет капитан, и его вкрадчивый голос не сулит абсолютно ничего хорошего. Ким не понимает – это он дурак, или его активно пытаются выдать за дурака. Он все утро думал, что дал отдых изнеможённому, отвыкшим от тренировок, организму, специально медлил, стараясь не сорваться в казарму, а в это время…. – Младший сержант Ли Мин, к вам обращается ваш капитан. Вам передали мой приказ? -Передали… -На вашем занятии присутствовал медбрат? -Нет… -Его не было только на сегодняшней тренировке или все время? Всю эту неделю? – Ли Мин чувствует, что от ответа зависит его будущее. Целое всё. Он бы с удовольствием сейчас солгал, если бы знал, что это поможет ему спастись. Но в записях медицинской части не было его запроса на выделение дежурного медработника, и, соответственно, его ложь раскроют быстрее, чем он успеет договорить ее. Да и внимательный взгляд Чон Чонгука не дает расслабиться. Чертов Чон Хосок, и почему ты не сдох сразу?! -Ни разу не присутствовал. – Сержанты не сдерживают удивленных вздохов. Естественно, все тренировки были жестокими, особенно у первокурсников, но правила безопасности соблюдали в обязательном порядке. К каждой группе были привязаны врачи, и они присутствовали на тренировочном поле. Это аксиома. Их готовили для императорской защиты, а это вам не шутка. Тэхен резко подается вперед к Ли Мину, заставляя того отступить на пару шагов, неумолимо наступая. «Ударит» проносится в голове практически всех присутствующих, и лишь в одной пронеслось «Убью». Но он всего лишь с силой отрывает погоны с плеч и бросает в сторону. -С этих пор ты переезжаешь в корпус первокурсников и завершаешь обучение с ними. И если я хоть одну жалобу увижу с твоим именем, незамедлительно отдам под трибунал и отправлю в дисциплинарный батальон. Ясно? Ли Мин пораженно кивает, не в силах ответить и не до конца осознавая, что именно сейчас произошло. А капитан Ким, нервно ослабляя свой галстук, направляется к выходу. Надо успокоить своего внутреннего зверя до того, как взглянет на Хосока. Это становится дурной традицией – находить его в разбитом состоянии каждый раз. Хотя… каждый из них этого ожидал, но конкретно Тэхен не был готов к этому. Ким уже в дверях оборачивается к ошалевшим солдатам и обводит каждого холодным взглядом. – То, что сейчас произошло, касается каждого. В следующий раз не уверен, что буду настолько мягким. И наказание будет куда более суровым. Как поняли? - Гробовая тишина была ему ответом, сквозящаяся холодным страхом. Так им и надо. - И да, Ли Мин, твои ночные дежурства это все не отменяет. . Придя в себя, Хосок первым делом ощущает тепло на своих руках, и он тут же горячо краснеет, неловко опустив голову вниз. Но столкнувшись с взволнованным взглядом Пак Чимина моментально сдувается. Стоп, а ты на что надеялся, Чон Хосок? Смешно в твоем положении. -Ты как? Почему такой горячий? Вроде до сих пор все было хорошо…. – Чимин быстро встает, выпуская из своих рук пальцы Хосока, и суетливо ощупывая чужой лоб. -Я в порядке, – голос был хриплым после сна, и он кашляет, прочищая горло. -Что ж…я впервые слышу твой голос, но опустим этот трогательный момент. Я должен тебя проводить до комнаты. – Чимин помогает Хосоку встать, однако, убедившись в том, что ноги держатся вполне стабильно, последний с благодарной улыбкой выпутывается из чужих рук. -Спасибо…за все. -Не благодари….-промычал Чимин, не в силах смотреть тому в глаза. Он до сих пор ощущал искреннюю жалость к нему и не хотел, чтобы это заметили. Потому, накинув новехонький китель на чужие плечи, направляется к выходу, с облегчением отмечая, что на этот раз штаны сохранились. - Ножки в ботинки да вперед. Тебя перевели в офицерское общежитие, и Тэхен попросил проводить тебя. -Тэхен? – максимально нейтрально, на что надеялся, переспрашивает Хосок, идя за спиной Пака и беспалевно принюхиваясь к чужому пиджаку на своих плечах. От него шел Его запах, Хосок был уверен. -Тот парень, что вернул тебя -Я знаю, кто он... Он… раньше…. -Что? -Ничего…. Он еще придет? – Хосок вдыхает свежий воздух сквозь китель полной грудью, отмечая, что вполне себе выспался и отдохнул, а голову кружит ночной воздух вперемешку с запахом Тэхена. Хосок всегда был таким сопливым и его делают года? Он не узнает – сравнить не с чем. -Ну, много чего захотел. Он вообще-то капитан, и занятость у него соответствующая. А сейчас тем более, там чуть ли не кровавая разборка с обеда идет, кого-то сняли с офицерской должности, и теперь у-ух что происходит. А снял, между прочим, сам Тэхен. – заговорщически рассказывает ему парень, бодро поднимаясь по лестнице. Сам Хосок выдохся уже на первом пролете, и теперь через силу пытается догнать чересчур шустрого старшего сержанта, чтобы задать волнующий вопрос. -А ему что-то за это будет? -Ну, отучиться и вновь попытается построить карьеру. Нет? Пойдет контрактником дальше служить. Если ты попал в императорскую армию, выбора особо нет. А с его подпорченной репутацией будет трудно выбиться в люди, но с учетом его роди…. -Мне все равно на того…офицера. Я про капитана. – Чимин попытался, не воззрится на Хосока и наброситься на него с расспросами, типа «а что между вами творится»? Хотя, это было бы глупо со всех сторон. Что между ними может происходить? Эти двое не дружили никогда, в их группе Хосок был самым слабым, а Тэхен самым преуспевающим. Даже сейчас все из их потока не выше лейтенанта, а Тэхен стал капитаном, всегда берясь за большее количество заданий и выполняя на «отлично». Хотя, все этого избегали – их мир слишком жестокий и несправедливый, и не прощает даже малейших ошибок. А чем больше дел, тем больше ответственности. Но Тэхен работал как заведенный, вот и плоды его трудов. Дальше, больше, был уверен Чимин. Не то, чтобы их капитан был амбициозным, просто был максималистом и перфекционистом. И в столь молодом возрасте, и, казалось, не на таком уж высоком посту, завоевал уважение абсолютно всех. Чимина уж точно. -Не знаю. Он не превышал полномочий, есть свидетели против того сержанта…. Но его родители важные пташки, я не знаю подробностей… это все, что успел ляпнуть Чонгук перед тем как уйти. Хосок пропускает мимо ушей неизвестного ему Чонгука, концентрируясь на словах о капитане. Он не знал, как относятся к нему в части, как к капитану: пользовался ли уважением, одобрением подчиненных, каким лидером был для сокомандников. Но, несмотря на ответ, знал одно точно – он не хочет, чтобы Тэхен пострадал. Почему? Спросите что полегче. Ему это не знакомо. -А почему я теперь в офицерской части? – попытался отвлечься от навязчивой тревоги парень, что начала кружить голову. -Это капитан пусть расскажет. – Чимин открывает ключами дверь в достаточно просторную для двух людей комнату с прилегающим санузлом. Указав на свободную койку слева, покидает, жалуясь на усталость. Комнату ему предстояло разделить с кем-то, но это последнее, что волнует (это тебе не в казарме жить с n-м числом подростков). Хосоку необходимо было узнать, как идет дело Тэхена, и что с ним теперь будет. Еще он не знал, к лучшему ли все происходящее или ему стоит подготовиться к худшему, ведь никакого прогресса не было, эти пытки (язык не поворачивается назвать это тренировками) только больше замыкали. Не зная, чем еще себя отвлечь после душа, Хосок ложится на постели, хотя знает, что уснуть не сможет. И спустя несколько мучительных часов, когда бытовой шум под окнами стихает, а голова, напротив, распухает от ненужных мыслей, дверь в комнату открывается, и Хосок весь напрягается, морально готовый встретить Тэхена. Но это оказывается незнакомый ему парень, который шел чуть ли не с закрытыми глазами. Заприметив явно разочарованного, неизвестного парня, тот выпучивает свои сонные глаза. -Ты кто, блять, такой? -Чон Хосок… -Какой, к черту, Хосок? Что ты тут делаешь? -Лежу? -Что за…. – парень, кажется, вдруг что-то осознает, судя по быстро сменяющимся эмоциям на лице, и зло скидывает ботинки. – Я убью этого черта. Серьезно. – Хосок флегматично пожимает плечами, садясь в постели, не имея понятия, о каком «черте» речь идет, и ему вообще все равно на чужие убийства. -А вы…? -Мин Юнги. – Бурчит тот недовольно и исчезает в душевой. Хосок снова пожимает плечами, рухнув обратно в постель. Надо успокоиться, нельзя волноваться, почем зря. До утра все равно новостей ни о себе, ни о капитане не услышит. А этот хмурый Мин Юнги явно не похож на капитанского гонца.