Я просто люблю тебя

Стоя у зеркала в ванной, разглядывая своё обнажённое отражение, Сэми никак не может успокоить бьющееся у самого горла сердце. Голубые глаза бесконечно долго осматривают каждую часть тела, выискивая всё, что может не понравится, пока руки, от волнения прохладные и сухие, бездумно очерчивают те же места, что и взгляд через зеркало. Кожа у него совсем гладкая, без волос, почти как у всех ангелов. Чистая, чересчур нежная и светлая. Без шрамов, царапин и родимых пятен. Неинтересная, фарфоровая. Пустая. У Ади не так. У него родинка под левым глазом и веснушки по всему телу. Наверное, по всему. Это пока только предстоит выяснить. От этой мысли дыхание перехватывает, а сердце, немного привыкшее к волнению, заходится снова. Ади не знает, и наверняка даже не задумывается сейчас, готовясь к очередному походу в Поезд, чем занимается его парень в своей комнате, сбежав с урока Мисселины. Чем пытается заняться. — Нет, Сэми. — Голос, севший и тихий, шепчет, боясь сказать это громче. — Так не получится. Я не хочу делать больно. Усилием воли заставляя себя не думать ни о недавнем сне, ни о чём либо ещё, ангел сжимает руки в кулаки и воровато оглядывается, словно проверяя, не подсматривает ли кто. Ощущение, что он делает что-то, что не должен, в комнате, которая принадлежит не только ему, неприятно гложет, вызывая паранойю. Потому что он никогда, ни разу в жизни, не касался себя там, где собирался. Хотя бы из-за того, что до разговора с родителями понятия не имел, что так делать можно, и что ангелы вообще имеют право заниматься подобным. Откуда они столько знают об этом, он спрашивать не стал. Слишком старался не умереть от смущения, пока рассматривал прозрачную баночку, заботливо придвинутую мамой поближе во время разговора о «подготовке к тому, что рано или поздно произойдёт». Теперь эта баночка, стыдливо ждущая своего часа в шкафу под стопкой футболок, стояла на раковине, не давая ни на секунду забыть, зачем это всё затеяно. Ему нужно было попробовать. Во сне, который с большой вероятностью должен сбыться сегодня, у них с Ади ничего не вышло именно из-за того, что он не был к этому готов. Значит, чтобы исправить ситуацию, нужно воспользоваться знаниями. В последний раз окидывая взглядом своё розовое, от смущения, лицо, дверь, закрытую на замок, и раковину, со стоящей на ней небольшой баночкой, Сэми нерешительно запускает пальцы в вязкую жидкость, без лишних пояснений понимая, как ей пользоваться. Опираясь на раковину одной рукой, заводя другую назад, искренне пытаясь сосредоточиться на ощущениях, а не на переживаниях. С того дня, как им с Ади удалось вместе дойти до края в заброшенном со времён войны холле, они ещё несколько раз находили в себе смелость дотронуться друг до друга. В основном, конечно, в комнате Ади, у которого было решено оставить амулет, подаренный Геральдом. Да, полноценно они так ни разу и не раздевались, и касались частей ниже пояса довольно неловко и нелепо, но Сэми всё равно чётко представлял, что его ждёт. Чувствовал. Причём каждый раз, а особенно — последний, когда, крепко прижав к двери, Ади монотонно тёрся о его тело, не давая опустить руки, зажатые над головой. В тот момент на демоне было лишь нижнее бельё, благодаря которому очертания крупного, увитого венами достоинства, было отчётливо видно. Ангел думал о нём. Вечерами, перед сном, и днём, во время занятий, полётов, обедов. Постоянно. Мечтал, наконец, почувствовать, перестав стесняться, убрав ту последнюю грань, что их до сих пор разделяет. Ади никогда не даёт ему ничего большего. Боится оступиться, спугнуть, нервничает там, где не нужно. Поэтому, закрывая глаза, Сэми судорожно, почти не слышно, вздыхает, решаясь на то, что должно сдвинуть всё с мёртвой точки. Обводит двумя пальцами сжатое колечко мышц, распределяя согретый гель по краям. Пытается расслабиться, представляя, каково будет почувствовать крупные, сухие руки демона. Его пальцы. Его член. От последней мысли брови сдвигаются к переносице, а первая фаланга легко, по тёплой смазке, погружается внутрь. Неожиданное давление срывает с губ низкий стон, вынуждает зашипеть, едва удерживаясь на ногах, и слабо дёрнуть крыльями, пытаясь не потерять равновесие. Это непривычно, но довольно приятно. Спустя пару секунд Сэми уже нравится ощущение растянутости, но гораздо больше нравится думать о том, зачем он это делает. Нравится представлять, что на месте его рук могут быть руки того, кому он давно готов отдать всё, начиная с пресловутой невинности и заканчивая всей жизнью. Нравится настолько, что, совершенно не думая о последствиях, он практически интуитивно добавляет второй, рядом с первым, погружая и его между горячих, пока ещё сопротивляющихся, стенок. Теперь давление ощутимее. Крепче сжимая одной рукой кафель раковины, до белеющих костяшек, до дрожи в запястье, он другой толкается глубже, погружает пальцы наполовину, так, чтобы боль не была слишком сильной, чтобы граничила с удовольствием, чтобы кружила голову. Стоять становится невыносимо. Опуская голову, ударяясь лбом о стекло, он тихо, обиженно стонет, пытаясь что-то исправить, но коленки не гнутся, деревенеют, длины собственной руки не хватает, чтобы продвинуться дальше, а разогретая, скользкая смазка течёт по бёдрам, грозясь оказаться на полу. В этот же момент мелькает совсем не ангельская, похотливая мысль, что если бы Ади был здесь, он бы наверняка больше не смог сдерживаться, сделал бы всё, что, несомненно, хотел и мог сделать, как настоящий, подрастающий демон. К сожалению, позвать его не получится. Но можно будет показать ему то, что здесь происходит. Мгновенно вскидывая голову, с трудом фокусируясь на своих же глазах, светящихся идеей, Сэми тихо мычит сквозь плотно сжатые губы, пытаясь убрать руку, чувствуя, как колечко мышц противится, не спешит отпускать. И медленно, не до конца осознавая, что делает, подносит пальцы, измазанные в прозрачной смазке, ближе к лицу. Смыкает три, указательный, средний и безымянный, между собой, понимая, что едва ли это сравнится с тем, чем Ади наградила генетика, и снова опускает их в гель, набирая побольше. Этого должно хватить, чтобы не тянуться к ней ещё раз, так что, продолжая играть для своего единственного возможного зрителя, встречаясь взглядом с зеркалом, он сводит брови и, отступая на шаг, медленно садится на колени. Теперь отражения ему не видно. Зато видно белую кожу на худой груди, некрупные бёдра, разложенные по мрамору полу ванной комнаты, и аккуратный, узкий член, прижатый к лобку. В такой позе удобнее — ноги, уставшие держать разомлевшее тело, наконец расслабляются, а напряжённые крылья опускаются по обеим сторонам от хрупкой подростковой фигуры, касаясь пола. Заводя пальцы между ног, приподнимаясь, чтобы дать себе больше места, Сэми несколько раз набирает в грудь воздух, успокаивая нервы, и резко, быстро, словно иначе — передумает, вводит в себя сразу три. Одновременно. В этот же момент ему становится ясно, зачем нужна растяжка. Впервые ощущая, как сводит от боли мышцы, как раскрывшаяся дырочка сжимается на пальцах, не позволяя им ни войти глубже, ни выйти, ангел негромко, едва слышно, выдыхает стыдливое «ах», запрокидывая голову к потолку. И специально, театрально, представляя, что увидит Ади, которому он разрешит заглянуть в глаза, в воспоминания, стонет его имя, медленно покачивая бёдрами. Этого оказывается достаточно, чтобы с члена, вставшего ещё в самом начале, на пол стекла первая капля предэякулята, а голубые глаза закатились от удовольствия. Ему приятно, что при каждом движении сохраняется лёгкая, для него почти неощутимая, боль. Нравится думать, представлять, что с Ади будет больше, что демон, его демон, сможет делать с ним всё, что пожелает, направляя, удовлетворяя себя, используя для этого его тело. Опуская свободную руку на пол, ища опору, Сэми бессвязно стонет что-то совершенно непереводимое и быстрее двигает пальцами, закусывая нижнюю губу. На задворках сознания остаётся слабая мысль, что он всё ещё в школе, что амулет у Ади в комнате и здесь не сработает, и что занятия у Энди должны кончится с минуту на минуту, но голос разума настолько тих, что бесполезен. Остановиться сейчас, когда разрядка уже так близко, когда кажется, что можно с лёгкостью кончить без рук, его может заставить, разве что, чрезвычайная ситуация. И она происходит. Дверь в комнату, немного скрипящая от времени и привычки его друзей-демонов хлопать ей с ужасным грохотом, открывается. Ангел осознает это, чутко улавливая противный звук, и тут же дёргается, испуганно, резко, рывком выходя из собственного тела. Короткие ногти царапают нежные стенки, рука, помогающая держать равновесие, подгибается, роняя в мгновение расслабившееся тело, а сам Сэми с нечеловеческим усилием вскакивает, на дрожащих ногах бросаясь к двери в ванную, всем весом налегая на неё. И молчит. Молчит, чувствуя, как бешено бьётся сердце, как кровь бежит по венам, как болят мышцы рук и ног, напряжённые, не достигшие кульминации, получившие слишком неожиданный сигнал о мобилизации организма. Как неприятно зудит внутри то место, которое неаккуратным движением поцарапали пальцы, как тянет не достигший разрядки член и как скользкая, тёплая смазка, стекает по бёдрам. — Сэми? Мими. Его любимая, чудесная Мими, которую сейчас ангельское сердце, ломающее рёбра, практически проклинает. — Мы тебя заждались! Ты обещал зайти ещё десять минут назад. Ади решил, ты не хочешь идти, так что считай, что я пришла спасать твою задницу. Ироничность ситуации в таком положении даже не вызывает улыбки. Переводя сбитое дыхание, откашливаясь, чтобы не звучать совсем уж затраханно, ангел упирается лбом в холодное дерево двери и, стараясь придать голосу непринуждённый тон, наконец отвечает короткое: — Я вас догоню. На самом же деле теперь он понятия не имеет, куда пойдёт в таком виде и как, с какой скоростью будет собираться, чтобы прийти не к концу этой дурацкой вечеринки. — Что-то случилось? — Встревоженный девичий голос приближается, звучит совсем рядом. — Ты чего в ванной закрылся? Если Мими окажется совсем рядом, то точно почувствует, что происходило внутри — такую энергию прирождённый не может не распознать. Поэтому сейчас, пока между ними ещё есть расстояние, пока ещё можно хоть как-то оправдаться, Сэми делает то, что в данный момент сделать проще всего. Злится. — Я же сказал, что догоню! — Сжимая обеими руками железную ручку двери, хмурясь от переполняющего тело неудовлетворения, он с трудом сдерживает желание начать кричать. — Идите. И передай Ади, что в следующий раз пускай он сам находит в себе мужество зайти ко мне и спросить. И это срабатывает. Шокированная несвойственным для их друга поведением, девушка замирает в нескольких шагах от двери, вскидывая брови так высоко, как только возможно, и, отвечая что-то похожее на «да как скажешь», уходит, громко хлопая дверью, оставляя ангела в звенящий тишине. Больше держаться стоя нет сил. Опускаясь, практически падая на пол, чувствуя между ног остывшую смазку и так и не достигший разрядки, опустившийся член, Сэми стыдливо оглядывается, слишком внезапно осознавая, чем только что занимался и на чём его чуть не поймала лучшая подруга. Конечно, успеть в Поезд вовремя просто невозможно. Не только потому, что влажные волосы спадают на лицо, а всё тело нуждается в душе, но и потому, что уборка в ванной, подбор одежды и сама дорога до Поезда займёт не меньше сорока минут. А это значит, что планы придётся кардинально менять.

***

— Ты угомонишься? Меня от твоей нервной энергии уже мутит. — Наконец переставая раздевать взглядом симпатичного демона в другом конце «вагона», Мими оборачивается к другу, в третий раз за сорок минут подливающему себе глифта. — Я уверена, что он скоро придёт. И прекрати нажираться! Конечно, передавать то, что сказал ангел, она не стала — тон показался слишком уж надорванным, непривычным, будто всё произносилось сгоряча. Да и Ади последнее время принимал каждую мелочь близко к сердцу, поэтому дьяволица просто сообщила ему, что Сэми долго собирается, поэтому будет позже, чем планировал. А вот к тому, что под «я вас догоню» он имеет ввиду, что опоздает минимум на час, она не готовилась. Так что, наблюдая за тем, как надумавший глупостей Ади опрокидывает в себя бокал за бокалом, страдальчески сведя брови к переносице, она вынуждена была как-то выкручиваться. — Я кому сказала — хватит! — Вырывая из его рук стакан, девушка прижимает трофей к груди и, закатывая глаза, оглядывает несчастное лицо с бледными веснушками, теперь повёрнутое к ней. — Да ну прекрати, вы же второй месяц встречаетесь! Ходите вместе, сидите вместе, обедаете, спите, а ты всё ноешь! Поднося отобранный алкоголь к лицу, прижимая стекло к губам, она обдумывает, что ещё можно добавить в качестве аргумента, прежде чем быстро отпить и заговорить снова. Немного тише, чем в прошлый раз, но от этого не менее эмоционально. — И я же не одна вижу, как вы смотрите друг на друга. Вам уже даже преподаватель дал разрешение на нарушение запрета, на… секс! — Наклоняясь ближе к Ади, эмоционально поднимая брови, дьяволица пару секунд смотрит сквозь друга и, когда информация, кажется, усваивается, залпом выпивает остатки глифта до дна, морщась из-за горьковатого привкуса. — Всё, если вы сегодня же нормально не потрахаетесь, я просто придушу тебя. Или скажу Геральду. Он, похоже, настроен серьёзней меня. Долгожданный смех тонет в общей атмосфере счастья и беспечности. Поезд — зона мира, где никто не ругается и не пытается показать свою силу или умения. Здесь занимаются тем, чем обычно нельзя: раскрепощённо танцуют, иногда и на поверхностях, для этого не предназначенных, выпивают, слишком интимно перешёптываются, целуются, бесстыже нарушая правила приличия прямо у всех на глазах. Но не запрет. Запрет не нарушает никто. И даже несмотря на то, что в комнате висит амулет, а спины прикрывает сам декан демонов, Ади так же, как и остальные, боится нарушить его. Поэтому каждый раз, когда они с Сэми оказываются наедине, так или иначе думает о том, что будет, если их поймают, обнаружат, вычислят… но больше всего переживает, что никак не может понять, нужно ли это «нечто большее» его ангелу. Вроде как, он не против, и всегда с радостью отвечает на любые действия… но никогда не проявляет инициативы, всегда довольствуясь только тем, что ему дают. Будто делает одолжение, будто просто принимает то, что должен принимать, находясь в отношениях, не испытывая при этом нужного удовольствия. — Слушай. Он ангел. Кто знает, что у него на уме? — Словно читая чужие мысли, Мими пожимает плечами и со звоном ставит опустевший бокал на стойку, звоном привлекая внимание. — Попробуйте поговорить. Ты же хочешь быть с ним и после школы, разве нет? Она не договаривает. Демон и сам понимает, к чему та ведёт. Во взрослой жизни бегать от подобных тем не получится. — Ты права. — Замолкая, пытаясь успокоить нервы, Ади опускает глаза в стол и едва слышно чертыхается, принимая долгожданное, слишком рискованное для себя решение. — Ладно. Я, пожалуй, схожу за ним. Следуя примеру подруги, забирая чей-то чужой стакан со стойки, он залпом выпивает половину содержимого и, с трудом фокусируя взгляд на двери, делает к ней несколько шагов. Голова кружится не столько от выпитого, сколько от переживаний и мандража. Ангел ведь мог всё обдумать за это время, посчитать то, что происходит, ошибкой. И поэтому не приходить. Порыв геройствовать исчезает также быстро, как появляется. Если Сэми захочет — придёт. — Знаешь… подожду тут. — Возвращаясь на место, Ади быстрым движением поправляет волосы, зачёсывая их назад, и уже даже почти усаживается на стул, как его бесцеремонно спихивают на пол, не давая и шанса удержаться на ногах. — Да какого… — Ади. Если ты до сих пор не понял ничего, то ты идиот. — Позволяя себе короткий вздох, девушка натягивает на лицо ехидную улыбку, обеими руками указывая на дверь. — Давай! Вали отсюда! Почти сразу наклоняясь, чтобы помочь ему подняться, она негромко смеётся и украдкой бросает взгляд в сторону столиков у окна, за которыми расположилась компания Люцифера. Ей бы хотелось, чтобы эта шуточная перепалка оказалась замеченной, чтобы ярко-алые глаза сына Сатаны, наконец, встретились с её собственными… но, конечно, он не смотрит на неё. Никогда не смотрит, что бы она не делала, и как хорошо бы не выглядела. Ему неинтересно, причём не только её существование, но и, кажется, существование абсолютно любого в этой школе. Скучающе разглядывая содержимое стакана, закинув руку Ости на плечо, он совершенно безэмоционально кивает на ту или иную фразу, сказанную громче остальных, и, явно не слушая, невпопад усмехается, когда в диалогах всплывают знакомые имена. Отворачиваясь от дьявола, помогая Ади отряхнуться, Мими изо всех сил старается держать на лице прежнее веселье. К сожалению, то, что у друзей всё налаживалось, с каждым днём лишь сильнее укрепляло в сознании мысль, что ей чуда ждать не стоит. В конце концов, в её случае дело не в запретах, а в предпочтениях, которым, как видно, она не соответствует. Да и поговорить о своих чувствах с хладнокровным сыном Сатаны всё равно не удастся. А это значит, что на данный момент главной миссией остаётся помочь тем, у кого, в отличии от неё, шанс на счастье есть. — Хватит уже валять дурака и бегать от этих отношений. — С силой сжимая крепкое запястье, она дёргает только что вставшего на ноги демона на себя и шипит сквозь зубы каждое слово, губами касаясь рыжих волос у самого уха. — Не смей возвращаться сюда без него. — А что, если мы вообще не придём? — Оборачиваясь к подруге, Ади приподнимает левую бровь и игриво улыбается, пытаясь потянуть время. — Вдруг у нас найдутся дела поважнее? За эту шутку, вместо ожидаемого нового монолога или гневной тирады, ему в плечо прилетает девичий кулак. Маленький, но достаточно сильный, чтобы вынудить демона обиженно вскрикнуть возмущённое «ау!» и схватиться за ушибленное место рукой, пытаясь снять боль. — Шепфа, ты бы не позорился! Сначала сделай, а потом корчи такие лица. На этот комментарий Ади снова смеётся, расслабляясь и совершенно не сопротивляясь, когда эти же руки с накрашенными ногтями, только что оставившие синяк на его теле, разворачивают его лицом к выходу. Ладонями упираясь в крепкую спину, между лопаток, Мими старательно выталкивает его из Поезда, возмущаясь и закатывая глаза, замечая, что в качестве сопротивления парень начинает упираться ногами в пол. — Я требую помилования! — Продолжая из последних сил замедлять движение, он весело хохочет, делая последнюю попытку остаться на месте — распахивая огромные крылья в стороны, заполняя ими почти всё свободное пространство бара. — Ты нарушаешь моё право выбор… ай, Мими! Выдёргивая из правого крыла небольшое перо, радуясь испуганному вскрику, девушка дожидается, пока рыжий демон, закончит ругаться, сложит крылья и обернётся. Исключительно для того, чтобы с силой толкнуть его в рёбра, выбивая воздух из лёгких. — Право выбора? Тогда я выбираю отсутствие твоего общества. — Складывая руки на груди так, чтобы было видно торчащее между пальцев пёрышко, демоница скалится и, развернувшись на каблуках, отправляется в сторону барной стойки, виляя бёдрами. — Я жду подробностей, Ади! Постарайся там продержаться хотя бы минуты три. Спорить и дурачиться дальше бесполезно. Да и, на самом деле, не сильно хочется. Всё равно давно пора перейти эту грань. Сделать последний шаг. Выходя на улицу, не давая себе нового шанса передумать, Ади ведёт плечами, сосредоточенно пытаясь поймать ветер, разносящий ночной воздух по окрестным островкам. После последней инициации, разрешение на которую Геральд вручил ему вместе с намёком на возможность нарушения запрета, его крылья снова выросли крупнее тела, но чувствовались лучше, чем все, что были до этого. Да и выглядел он теперь иначе: тёмные, длинные перья, едва касающиеся земли, лежали в идеальном порядке, в противовес тому, что было раньше, а ближе к верху, там, откуда росли небольшие рожки, те пушились, беспорядочно укрывая своеобразный атрибут демонской сущности. — Крылья — отражение души, Ади. Твои хрупкие. Слабые. И до тех пор, пока ты будешь таким же, как эти крылья, я не стану называть тебя своим сыном. От воспоминаний пальцы сами собой тянутся к волосам, чтобы снова поправить и без того идеальную прическу. Когда-то он прислушивался к этим словам, пытался соответствовать. Повзрослев понял, что бесполезно — всё равно никогда не добьётся одобрения. Особенно учитывая сделанный выбор. — Я сказал — никаких отношений, Ади. — Полный ледяного спокойствия голос отражается от стен, а ни один мускул на лице не дрогает. Кроме, разве что, уголка губ, демонстрирующего насмешку. — И не надо спорить со мной. Я сам выберу тебе достойную партию, когда придёт время. — Но ведь ты влюбился в маму! — От отчаяния срывая связки, темнокрылый мальчик кашляет, давится воздухом, не в силах остановиться. — Тебя никто не отговаривал! — Да. Я её полюбил. Полюбил слабую женщину, и посмотри, что из этого вышло. Он не показывает пальцем. В этом нет необходимости — его сын сам знает, о ком идёт речь. Поднимая глаза к небу, Ади хмурится лёгкому ветру, колышущему светлые ресницы, мысленно прощаясь с этими воспоминаниями. С отцом. Больше власти у него нет. Его слова теперь ничего не значат, агрессивных действий в адрес ребёнка в стенах школы не допустят. А домой он не вернётся. У него новый дом. Здесь. Срываясь с места, распахивая крылья, он не раздумывает больше ни секунды, пикируя с островка к школе. К жилому корпусу, где справа — комнаты демонов, а слева — ангелов, ставшие такими знакомыми за последнее время.