Полюби меня, если сможешь

Он узнал эту гадину почти сразу. Даже несмотря на то, что прошло уже много лет, даже несмотря на то, как она изменилась. Была жгучая брюнетка, молодая, бойкая, дерзкая, а теперь превратилась в блондинку, к тому же постарела и вообще выглядела неважно. И то верно, больница — это вам не курорт… Но он все равно узнал. И вспомнил… Все вспомнил: и как за ним и ребятами гонялись спецы, и как накрыли их на левой хате, и как положили практически всех бойцов, и как раненый брат умирал у него на руках… Ему тогда удалось уйти — но эту бабу, снайпершу, завалившую Артура, он запомнил. Такое даже захочешь — всю жизнь не забудешь… … Помятые в драке ребра нещадно ныли, к тому же от какой-то медицинской дряни жутко кружилась башка — но он, не обращая внимания, упорно двигался по коридору в сторону нужной палаты. В кармане, обернутый бумажным платком, лежал утащенный из шкафчика для инструментов скальпель. Надо же, какие штуки выделывает судьба: стоило тогда выжить и сбежать от облавы, а потом, спустя столько лет, загреметь в больничку после драки, чтобы встретить эту тварь. Вот уж правду говорят, земля круглая… Медсестры на посту, к счастью, не было. Он спокойно прошел мимо ряда однотипных дверей, вспоминая номер нужной палаты. Толкнул дверь, настороженно прислушиваясь к тому, что происходило за спиной — но вокруг по-прежнему не было ни души. В палате по ночному времени было темно, но света из коридора вполне хватало, чтобы различить силуэт на кровати. В несколько шагов пересек помещение, останавливаясь рядом с койкой. Пальцы крепко стиснули ручку скальпеля. Ну вот и все… Даже в таком состоянии рука не подвела. Напрягшись, примерился, а потом резко выбросил руку — один удар, второй, третий… Все — прицельно в грудь, в область сердца. Неспешно вытер рукоятку и лезвие все тем же платком; зашвырнул скальпель под плинтус — пусть ищут. А найдут, так невелика улика… Выдохнул, морщась от боли в ребрах, и торопливо выскользнул из палаты. Дело сделано.

***

Впервые за долгое время получилось собраться почти полным составом: Бизон с Умой, вернувшиеся из командировки, Батя, только вчера прибывший из северного КТЦ… Почти все были в сборе. Почти… Сердце привычно сжалось, когда окинул взглядом лица друзей. Но Бизон, уже наполнивший бокалы, о чем-то с улыбкой заговорил — и Кот переключил внимание на товарищей, заставляя себя принять участие в общем веселье. Повод для праздника был двойной — во-первых, успешное завершение очередного непростого задания, во-вторых, новое звание Кота, которое с этой безумной работой, вечными командировками и опасными переделками ребята отметить до сих пор так и не удосужились. И собрались только теперь, когда наконец-то после стольких событий наступила долгожданная передышка… Следующим, собираясь сказать тост, поднялся Булатов. Обвел глазами присутствующих, задержался взглядом на Мурашовой, стоявшей напротив, рядом с Котом.       — … Служба — это, конечно, очень хорошо. И боевое братство очень важно с нашей работой. Но есть кое-что еще очень важное, — закончил свою речь контр-адмирал, остро чувствуя на себе взгляд Муры. — Это семья. С нашей работой мы всегда на передовой. А семья — это тыл. И без него бойцу никуда…       — Отличный тост! — бодро воскликнул Бизон, звякая своим бокалом о бокал командира. И в этот момент у Кота запищал мобильный. Ионов, извинившись жестом, потянулся за телефоном. Принял звонок, выслушал, что ему сказали — и вдруг жутко побледнел, смотря перед собой остановившимся взглядом. А рука, державшая бокал, сжалась так сильно, что стекло пошло трещинами.       — Что случилось? — настороженно спросил Булатов, недоуменно переглядываясь с остальными. Кот, бессильно опустив руку, выронил телефон на стол.       — Багира… — произнес почти беззвучно враз посеревшими губами.