В плену у серых стен и мокрых крыш домов Луна среди антенн На стенке календарь и под окном фонарь И никаких проблем
Попробуй понять — кто они друг другу теперь, после этого разговора? Глядя дома на их совместную фотографию, Ксюша корила себя за то, что была такой резкой, и его самого за упрямство. Оба они слишком упёрлись в свои точки зрения и, оказавшись по разные стороны баррикад, не могут сдвинуться с места. Если уж Илья не захотел поехать с ней на отдых, отреагировав настолько прямолинейно, то бесполезно ходить и пытаться что-то исправить. В конце-концов, она довела себя до мысли, что после их ссоры только и делает, что вскакивает по каждому телефонному звонку. А, вдруг, это Илья? Но нет — каждый раз кто-то другой. То одноклассники, зовущие прогуляться, то родителям по работе… После того, как за неделю от Ильи не было ни слуху, ни духу, Ксюша твёрдо для себя решила, что плакала эта Словения и пусть всё катится в тартарары. Зачем ей летний лагерь без него? Осталась в Москве, даже не пожалев. Пришла на зачисление. Стояла там, в толпе, наблюдая за Ильёй, который вместе с отцом ожидал вердикта. Услышав его фамилию, девушка окончательно поняла, что всё. Ближайшие три года он принадлежит казармам, а ей остаётся лишь дожидаться его в увольнительные дважды в неделю — и то не факт, вдруг, залетит где-нибудь? Впрочем, её это уже не сильно волновало. Нужно было мириться, и не только с образовавшимся положением дел. — Илья! Мужчина в офицерской форме сразу всё понял, оставив их наедине. Синицын, завидев Ксюшу, замер. Черкасова пробралась сквозь толкотню. — Поздравляю, с поступлением. — Спасибо, — Илья, осмотревшись, посмотрел снова на неё, слегка улыбнувшись, — А ты как здесь? Ты же в Словении должна быть. — Должна. Но я почему-то здесь. — Не поехала, что ли? Ксюша хмыкнула. — Не веришь? Потрогай. И когда Синицын приблизился к ней, практически вплотную, обнимая, Ксюша поняла, что это того стоило. Она вовсе не хотела ехать куда-то и, очевидно, правильно сделала. Главное — они помирились. Теперь уж точно всё будет хорошо. Первая же увольнительная Ильи прошла живописно: Светлана Николаевна Черкасова, забрав комплект ключей, закрыла дочь в квартире, и им пришлось общаться через стенку. Ситуация разрешилась весьма неординарным образом: суворовец додумался обратиться к соседке. Ввёл старушку в заблуждение, что работает в МЧС, а сам перелез по её балкону к ним. Услышав стук в двери, Ксюша поначалу не поверила собственным глазам, но всё было реальным: Илья стоял перед ней в новенькой, с иголочки, форме, и сиял своей улыбкой, как и всегда. Так что и ей захотелось улыбнуться. — Ты с ума сошёл — пятый этаж! — А у меня выбора не было — либо рискнуть, либо умереть под дверью, от тоски! Они не подозревали, что совсем безобидная встреча окажет такое влияние. Кто бы знал, что именно в этот день Ксюша Черкасова и Илья Синицын переступят черту своих прежних отношений. Всё произошло так резко и спонтанно — даже опомниться не успели. Может, если бы в тот день они, как и договаривались, встретились бы на улице, то ничего бы этого не было, но всё случилось так, как случилось. И удивительным образом мать Ксении даже не помыслила о том, чем именно могла заниматься её дочь со своим парнем, выбежав к ней в коридор в одном халатике. Илья благополучно вернулся в училище, а она, Ксения, осталась в квартире. Сидя у себя в комнате, девушка не могла не вспоминать того, что творилось здесь буквально несколько часов назад. Хорошо, что мама вернулась «вовремя».***
Дни летели, сменяясь месяцами с бешеной скоростью. Вот уже Илья на втором курсе, а ей, Ксении, предлагают уехать учиться в Лондон. Чего тут думать? Конечно же, Черкасова согласилась, вот только совсем не ожидала бурной реакции, возникнувшей у Синицына. Празднование Нового года могло бы быть испорчено скандалом, когда, оставшись в квартире наедине, они решились поговорить об этом. Черкасова выбрала не совсем удачное время, прямо за столом сообщив эту новость. Илья сетовал на то, что он в принципе не может этому быть рад — мол, они не увидятся, не смогут нормально общаться, и всё в подобной схеме. Такие слова казались Ксюше нонсенсом и сущим пустяком. Что же это, выходит, у неё нет своего будущего, а он волен делать выбор направо и налево? Черкасова не из тех, кто будет сидеть, поджав хвостик, и ждать его повелений, забивая всем, чем можно на собственные желания и перспективы! В общем-то, он и не муж ей, чтобы указывать, что делать, а что нет; куда ехать и как жить! — Знаешь, что? — когда ей уже надоело выяснять отношения, Ксюша просто подключила свой последний аргумент, — Когда ты выбрал Суворовское, я это приняла. Потому что… Потому что это твой выбор! Я, между прочим, тоже хочу… Да что тебе объяснять! Ксения собиралась уйти — вероятнее всего, в этот раз она ушла бы точно, потому что слишком обижена была на его выходку. Несправедливо, видите ли, как он считает, принимать такие решения, не посоветовавшись! А эгоистом быть — это справедливо? И плясать под чужую дудку, кукуя от увольнения до увольнения, высматривая его за забором! Тратить свою молодость на ожидания — вот справедливость, да? Илья остановил её — развернул к себе, взяв за руку. Их взгляды столкнулись, и Синицын уже показал, что виноват. А Черкасова не стала раздувать из мухи слона дальше, и когда прозвучало роковое «извини», просто смирилась с положением дел. Она тоже была неправа и трепала ему нервы, когда он поступал в Суворовское, но в итоге-то всё хорошо: он учится, и она тоже будет добиваться своей цели. Илья опаздывает всего на каких-то пару минут, не успев проводить Ксюшу. А ведь обещал… Она пытается убедить мать подождать ещё чуть-чуть, но Светлана Николаевна только улыбается и непреклонно отвечает: — Илья — военный человек. Ну, не смог, не отпустили, значит. Поехали, у нас до рейса четыре часа, а ещё регистрацию надо пройти… Так и получилось. Она села в машину, уезжая и покидая родной двор, а Илья Синицын спустя несколько секунд оказался на том самом месте, пытаясь угнаться за автомобилем, но уже было поздно. Год они практически не видятся. Общаются по интернету, электронными письмами, и изредка она присылает ему посылки. В один момент выкраиваются обещанные ею каникулы, и она прилетает в Москву — две недели. Целых две недели, так бессовестно промчавшихся мимо них со скоростью звука и света. Казалось бы, вот она — обнимает его, целует, стоя на КПП, а тут уже и прощаться пора… И снова месяцы, растянутые в ожидании встречи. Даже летние каникулы ей приходится коротать в Лондоне, объясняя это тем, что так лучше пройдёт языковая практика. Илья обижается, но, в конечном итоге, понимает её выбор. Окончательно возвращаясь в Москву, Ксюша испытывала лёгкую тоску от расставания с привычным ритмом жизни и облегчение, от скорой встречи с Ильёй. А первая их встреча происходит как раз возле забора — они целуются, совершенно забыв о командире и взводе, наблюдавшими за ними. Илья прижимается ближе, углубляя поцелуй, а Ксюша, оторвавшись, с некоторым шоком замечает, что на плече у Синицына уже третий курс. Кто бы мог подумать, что время летит так быстро и, в то же время, чертовски медленно… Их свидания, наконец-то, стали протекать всё чаще и чаще, вот только приятного было мало. Илье свыкнуться с новой Ксюшей было непросто: она действительно изменилась за то время, что жила в Англии. Влюбилась в футбол, грезила Эдинбургом и мечтала жить там — вернуться туда, откуда уехала, казалось бы для Синицына, насовсем. Даже подарок Ильи — билеты на футбол, Черкасова восприняла скептически. — Илюш, ну, ты сравнил. Там футбол — это праздник. Все девяносто минут песни поют, а у нас что? Нет, ну, если хочешь, можем пойти, конечно. Семечками поплевать и пива попить. На матч они так и не пошли — после этих слов Илья порвал билеты, упрекнув Ксюшу в том, что он всего лишь хотел сделать ей приятное. Ссора не затянулась — в этот раз она сделала шаг навстречу, тут же. И примирение завершилось поцелуем, после которого молодые люди отправились гулять по городу, коротая оставшееся время до окончания увольнения. Жизнь бурлила и шла своим чередом: клятва пожениться, данная когда-то друг другу, всё ещё была на вооружении. Когда суворовцы заприметили снять квартиру, именно Илья и Ксюша пошли договариваться с хозяйкой, представившись супружеской парой. Конечно, врать пришлось немало, да и раскусили их достаточно быстро, но «изгнания» удалось избежать — слишком уж они понравились женщине. Илья и Ксюша уже и сами верили, что стали мужем и женой. По крайней мере, в мыслях окрестили друг друга не иначе. Могли себе позволить и вести себя именно так, но не подозревали, что это может вылиться в совсем другие проблемы — более взрослые. Ксюша пыталась переубедить Илью поступить куда-то, кроме военного, но Синицын отказывался. Даже аргумент в виде военной журналистики не стал тем звеном, способным подтолкнуть Илью к взвешенному и здравому решению, а ведь она хотела, как лучше. Для них, для них двоих, чтобы жизнь была, чтобы деньги, чтобы они молодость свою не растрачивали попусту! — Знаешь, ты, как из своей Англии приехала, совсем другая стала. Услышав эти слова, Ксюша усмехнулась, поправив выбившуюся прядь волос. И, глядя на Синицына, прямо спросила: — Не нравлюсь? — Да причём тут это-то? Тебе мозги промыли в твоём Эдинбурге… — Знаешь, это вам, по-моему, тут их промыли основательно, если ты очевидных вещей не видишь и не замечаешь, — Ксюша считала, что наступает себе на горло, когда брала Илью за руку, пытаясь вразумить, — Илюш, ну, ты подумай сам. Взвесь все «за» и «против». Ну, где нам с тобой лучше жить будет? Здесь — или там… — Где мне лучше — я знаю, а где тебе… Сама решай, — Илья встал и ушёл — вот так просто развернулся, оставив её одну посреди сквера, куковать на лавочке и снова ждать, неизвестно чего. И почему Синицын так прикипел к своей армии? Видимо, Ксюша заблуждалась, полагая перед разговором, что детские мечты о звёздах уже улеглись, уступив место благоразумию — куда там! В этот раз она не желала идти на примирение первой. Шаг сделать пришлось Илье, когда он появился на пороге её квартиры. Не сразу, но с горем пополам, выяснив для себя то, что торопиться им пока что некуда, молодые люди отпраздновали пышное торжество походом в кафе. Ксюша удивлялась, до чего же всё просто и сложно одновременно! Поссорились — помирились, плохо — хорошо, чёрное — белое. Но впереди уже поджидала проблема, которая маячила весьма не такими простыми вопросами, как гордость. Илья заметил перемены в поведении Ксении сразу же. Его насторожило, прежде всего, её появление на КПП. Нет, девушка суворовца имеет право придти и проведать своего парня, но вид у Черкасовой был такой загруженный и испуганный, что Синицыну стало не по себе. — Илюш, ты меня любишь? — вдруг, ни с того, ни с сего, спросила она. — Конечно. — Честно? — Ксень, да что с тобой? — Илья, глядя на неё, всерьёз заволновался. — Прости, — Ксюша опустила взгляд, глядя на свои коленки, вводя его одновременно в ступор и волнение. Естественно, на его расспросы Черкасова отвечала неоднозначно, а её «да так, ерунда», и вовсе ввело Илью в недоумение. — Просто сон сегодня приснился. Мы с тобой разругались вдрызг, ты сукой меня обозвал и… ушёл, — Ксюша выглядела неважно и, произнося это, смотрела в одну точку перед собой каким-то совсем уж затравленным взглядом. — Ничего себе… Чего это я так? — Я не помню. Но, во сне всё очень логично было. Илья, глядя на Ксюшу, подумал о том, что в жизни никогда ей так не скажет. Потому что любит. Потому что это его Ксюха, несмотря ни на что. — Ладно, пойду я… — Ксюша вскочила со скамьи, собираясь уйти. — С тобой точно всё в порядке? — Илья поднялся следом. Девушка, обернувшись, посмотрела ему в глаза. — Да… Уже да. А что? — Да ничего. Просто вид у тебя какой-то… — Илья смотрел на Ксюшу, пытаясь понять, в чём дело. Глупо думать, что вся причина в каком-то сне, но Черкасова почему-то не называет всей правды. Хотя по её глазам он видит железное спокойствие, несмотря на то, что ещё пару минут назад она была испугана, точно случилось что-то страшное и невообразимое. — Какой? — Рассеянный какой-то, — Илья пожал плечами. Ксюша сделала шаг вперёд и словно что-то собиралась ему сказать. Возможно, самое важное, что ему в принципе нужно было услышать именно сейчас, но вместо этого только ответила, стараясь говорить так же, как и всегда, но всё же получалось плохо. Илья слишком сильно любил Ксюшу и слишком хорошо знал, чтобы не заметить этого. — Не обращай внимания. Это пройдёт, — и, улыбнувшись уголками губ, Черкасова развернулась и ушла. Быстро и стремительно, оставив Илью в ещё большем недоумении, усилившимся лишь из-за того, что она не брала трубку несколько раз. Именно поэтому Синицын, отправившись в очередное увольнение, наплевал на библиотеку и тому подобные заведения, куда настоятельно рекомендовали ходить третьекурсникам, готовясь к экзаменам. Отправился прямо к ней домой, прекрасно понимая, что лучше выяснить всё сейчас, чем пропустить мимо. — Какая у тебя проблема? Черкасова посмотрела ему в глаза, и Илья снова наткнулся на тот затравленный взгляд, которым она напугала его на КПП. Ответа долго ждать не пришлось, но и это мало что проясняло: — Проблемы не у меня… Проблемы у нас. — Не понял. — Ну что тут непонятного? — Ксения сглотнула, и добавила совсем тихо, но чётко, разделив их отношения тем самым на «до» и «после», — Я беременна. Новость, как обухом по голове. Илья не знал, что говорить, а Ксения не знала, что им делать. Несколько дней прошли, как в тумане: Синицын был вялым на занятиях, друзья стали замечать странности за ним, а он всё думал и думал о Ксюше, прокручивая раз за разом все их разговоры и моменты. Теперь понятно, почему она была так напугана, но вот только что делать? Поначалу поддался на бред — аборт. Спланировали, договорились, и пошли в больницу, в субботу. Ксюша выбрала этот день, потому что знала, что Илья будет в городе и он пойдёт вместе с ней. Но уже возле самого кабинета, когда объявили, чтобы они готовились, Илья будто бы прозрел, вспомнив недавно услышанный разговор. При прерывании беременности вероятность следующей очень низка. А это значит, что такой поступок только может всё сломать. Потом, захотев родить, они не смогут. И что будет? Решение было принято молниеносно. Илья выволок её оттуда, не обращая внимания на крики и препирательства. Ксюша брыкалась в его руках, пытаясь вразумить, но он не сдавался. Буквально силой вытолкал на улицу, где Черкасова, сдерживая слёзы, железным тоном спросила, глядя на него и готовясь всё равно разреветься. — Что ты сделал, я спрашиваю? — Ксюш, ты даже не представляешь, что мы сейчас с тобой чуть не сделали!Дыханье на стекле, Оставлю не допитый кофе на столе Я у себя внутри, сотру вчерашний миг И никаких проблем
Ему понадобилось время, чтобы убедить её. Правда Ксения всё равно отказывалась верить в то, что всё будет хорошо, и постоянно причитала «мама меня убьёт». Илья решил успокоить друг друга, заверяя, что сам разберётся и поговорит с ней. Но сперва предстояло объясниться у себя дома. Мать, узнав о случившемся, естественно, сообщила отцу. Майор Синицын примчался по первой же возможности домой, где был устроен разбор полётов, но, по конечному счёту, семья решила, что положение можно спасти. Если Ксюша и Илья сыграют свадьбу после окончания Суворовского, то он сможет поступить в десантное, а Ксения родит и мать Ильи поможет. Синица как раз собирался сообщить об этом Черкасовой, но не смог, а вернее сказать, не успел: телефон снова не отвечал на звонки. Приходилось довольствоваться неизвестностью три дня, пока он, наконец, не отпросился в город под предлогом репетиторства, а сам, конечно же, пошёл по уже знакомому давным-давно адресу. Дома никого не было. Илья вышел во двор, надеясь дождаться их здесь, и его намерения вскоре сбылись: завидев Ксюшу, идущую вместе с матерью, парень приготовился к серьёзному разговору. Черкасова-старшая, может, и планировала его обойти стороной, но он не смог не нарушить звенящую тишину. — Здравствуйте. Женщина вздохнула. — Мам, — в это короткое слово Ксюша попыталась вложить тихое «не надо». Потому что скандала было бы не избежать. — У тебя три минуты. — Светлана Николаевна. После этого обращения женщина обернулась, глянув на него таким взглядом, точно хотела пристрелить на месте. Ксюша подавленно отвернулась, не желая ни вмешиваться, ни видеть этого. И только когда мать ушла, а Илья подскочил к ней, чтобы обрадовать, как всё ветром сдуло. И Черкасова сама оповестила его, причём так, что земля ушла из-под ног. — Не будет никакого ребёнка. — Как не будет? — Вот так. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы осознать всё спокойствие и серьёзность намерений Ксюши, после чего Илья, сжав её плечи, встряхнул и выпалил: — Ксюш, ты чё? Не вздумай этого делать! Черкасова даже не дёрнулась в его руках, только отвела взгляд ещё дальше, и проронила одну единственную фразу, от которой ему стало плохо: — Всё уже сделано. Всего секунда, и Илья почувствовал, как внутри что-то жалобно надорвалось. Лопнуло. Практически у самого сердца. А, может, это было как раз оно — точнее, его чувства к Ксении Черкасовой. Потому что сейчас Илья Синицын смотрел на неё и не понимал, в какой момент это случилось. Как раньше он не подумал, что она может такое сотворить? Когда она превратилась в девушку, убившую их ребёнка? Что с ними стало за эти несчастные несколько месяцев со дня её возвращения из Лондона? — Скажи, что ты сейчас пошутила, — он смотрит на неё. Выжидающе. Готов молить всех Богов, чтобы она сейчас сказала, что всё в порядке и она просто неудачно выразилась, разыграла его, но вместо этого Черкасова с некоторой небрежностью произносит: — Делать мне больше нечего. Мы с тобой оба пошутили, а все вокруг посмеялись, — она посмотрела ему прямо в глаза. Уже не так, как раньше. Сейчас там не было ни любви, ни желания. Ни-че-го. Только пустота и слёзы, которые начинали наворачиваться, несмотря на тон голоса, становившийся всё более жёстким. Грань перед истерикой. — Ксюш… — в глазах Ильи — неверие, сожаление и мольба. Глухая мольба, которую никто не услышит и не поймёт. И прежде всего — она. — Что, Ксюш? Ты, что, на самом деле подумал, что я рожать буду? Ты там себе служить будешь, а я — за коляской бегать, да? Ну что ты молчишь? — А почему ты мне ничего не сказала? — Илья посмотрел на неё снова, превозмогая боль, которая приумножалась в нём с каждой секундой. Тяжело поверить, что всё это — не розыгрыш. — А зачем? Чтобы слушать твоё нытьё? — Нытьё? — переспрашивает он таким тоном, точно она говорит совсем безобразные вещи. Так оно и есть. Как можно было пойти на такой шаг, не посоветовавшись с ним?! Как она… У Ильи заканчивалось спокойствие, и он тоже близился к истерике. Черкасова, глядя на него, фыркнула и совсем не смешно, скорее, горько выдала, злорадствуя: — Ах, да! У тебя это называется, — короткая усмешка проскочила на лице, — Моральные принципы… Ты у нас мальчик правильный. — Что ты несёшь! — А ты обо мне подумал?! — Ксюша сорвалась на крик, уже не стесняясь никого. Ей было плевать на людей, которые могут увидеть их, как и ему самому. Они просто выясняли, кто прав, а кто виноват, и снова расходились во мнении. Пытались перекричать друг друга всё время, но не получалось. И вот теперь снова не сошлись, — В семнадцать лет вешать ярмо на шею! Все планы коту под хвост! — Да какие планы! — Обыкновенные, Синицын, обыкновенные! — она уже не боролась со своими эмоциями, а он всё ещё пытался сдерживаться, но с каждой секундой ему становилось всё труднее, — Ты себе там на сто лет вперёд всё расписал, а остальные — как-нибудь рядышком, да? — Что? Когда я так говорил, а?! — Да в том-то и дело, что ты вообще об этом не говорил, — Ксюша смотрела на него, разрывая на части. Беспощадно, — Для тебя это всё — само собой разумеется. А я… — она перешла на тихий шёпот, подобный мольбе, — Я жить хочу, понимаешь? И не сидеть возле окошка и ждать, когда ты со службы вернёшься… Илья понял в этот момент, что страх — вещь относимая. В детстве отец говорил ему, что страх часто овладевает солдатом на поле боя, когда видишь перед собой врага. Илья Синицын не был на войне ни разу, но по-настоящему испугался сейчас, потому что стоял, слушал и смотрел на девушку, которая убила их ребёнка и теперь так ему об этом рассказывала, словно делала одолжение. Это была пропасть. С самого начала — гиблое дело. Как раньше они не заметили, насколько разные? Почему раньше не разбежались? Кто придумал, что их конец будет именно таким? В голове вертелись сотни вопросов, но Илья не знал на них ответа и не обращал внимания, выныривая из своего кокона и слыша снова её голос, чувствовал, что лопнуло окончательно. Всё. Ксения трясла его за руку. — …а тоже чего-то в этой жизни достичь, понимаешь ты или нет? Синицын, ну что ты молчишь?! Илья не выдержал. Дёрнулся резко, вырвавшись из её рук, прерывая это прикосновение, от которого могли остаться ожоги. Она достаточно уже нанесла их ему прямо в сердце, испепелив всё дотла. Он, суворовец и сильный парень, привыкший держать удар, и сам закричал: — Ты хоть понимаешь, что это всё?! ВСЁ!!! — ударился в истерику и сам, будучи на краю. Черкасова, глядя на него, беззвучно плакала и подтолкнула, едва вымолвив: — Слава Богу, что ты это понял, — она обошла его вмиг, убежала в подъезд, норовя скрыться за дверью ото всех проблем и от него самого, не зная, что не выйдет. Никогда по-настоящему не выйдет забыть всё то, что случилось, и жить спокойно тоже. Ей придётся до конца нести на себе это бремя, которое по ночам будет шептать, что она убила ребёнка. Сдалась и пошла на аборт, даже не сказав ему об этом. Илья тоже сорвался на бег, сбросив фуражку с головы. Бежал так, как никогда в жизни: быстро миновал двор, какие-то дома и здания, выбегая за угол. Быстрее, быстрее и быстрее. Как можно дальше, чтобы не было соблазна вернуться и поднять руку. Офицеры так не поступают, и даже не плачут — так ему всегда говорили, вот только сейчас было всё равно. Синицын глотал слёзы. Едва не попал под машину, но всё равно бежал, закусив губу, столкнулся с каким-то мужчиной на улице, но тут же отшатнулся и вступил в лужу после недавно прошедшего дождя. Брызги — прохожие недоумевающе на него смотрят, а он ничего этого не видит. Оказывается у какой-то аллеи, где, заметив дерево, прибивается к стволу и несколько раз бьётся кулаком, стирая кожу до крови, после чего оседает на землю и снова глотает беззвучные, горькие слёзы. Он не успел. Опоздал. Всё уже сделано. Им оставалось только сказать друг другу «всего хорошего»…Всего хорошего Ведь это я тебя брошу Ведь это будет не сложно Так доконала любовь-война