Враг моего друга - мой враг?

      Я ехала в омнибусе, скрытая от чужих глаз. Кучер был несколько удивлен, ведь мои «милые» коллеги обычно наигрубейшим способом отбирали лошадей, а за возмущения могли пустить и пулю в лоб. Мимо, сшибая столбы, деревья и попавших под горячую руку людей, на страшной скорости пронеслась уже изрядно потрепанная карета, а за ней пара полицейских экипажей. Кучер выругался, сетуя на дорогое содержание лошадей. Я же тяжело вздохнула. Помню, что, отправляясь в Лондон, конечно, понимала, что жизнь будет насыщенная, но не настолько же! Отдав кучеру должную сумму, я вышла, направляясь прямо к театру. Проходя мимо, кто-то приветственно махнул мне рукой, а я, развернувшись на непривычный жест, узнала того паренька, который помог мне вчера. — Эй, Лерой! Ты куда так угрюмо направляешься? — веселый голос заставил меня подавить лишь еще один горестный вздох. — Привет, Джерри. Увольняюсь. — А, ну, удачи, — было видно, что юнец сильно смутился. — Пинта пива все еще твоя, так что не расстраивайся, — похоже, неудобный момент был сглажен — юноша просиял во все тридцать два зуба.       В театре было пустынно, из оркестровой ямы звучала ненавязчивая мелодия — видимо, разминались музыканты. — Камден, когда ты играешь, нужно показывать эмоции так, чтобы зритель не путал удивление с гневом! — сегодня в голосе Рота хрипотца была сильнее, чем обычно, что говорило о легком раздражении, — Да, вот так! Все возможно, если постараться!       Отогнув тяжелый занавес, я впервые увидела зрительский зал. Он был еще больше, чем сцена, уставленный рядами бархатных кресел в тех же багровых оттенках, что и кабинет Рота. По два балкона слева, справа и в центре. Самые ближние к сцене места, видимо, для особо зажиточных персон, выглядели мягче других, хотя и обычные плохими назвать было трудно. Оказывается, сцены тут две, одна — повыше и, видимо, навесная, вторая представляет собой углубление между стульями и арьерсценой, при этом сохраняющая классический театр-«коробку».       В середине молодой человек пытается изобразить сценку, рядом с ним Рот в одном халате, вырез которого открывает широкую грудь чуть ли не до полосатых штанов, строго смотрит на юношу. — Попробуй еще раз.       Залюбовавшись этой картиной, я не сразу поняла, что подалась вперед, из-за чего вышла из своего укрытия. — Вы что-то хотели, Лерой? У вас опять нездоровый вид.       И правда, выглядела я так себе. Из-за страшной ночной лихорадки уснуть вчера так и не вышло, а потому я просто валилась с ног от усталости. Темные круги под глазами дополняли образ. Зато не простыла. — Я за заявлением, мистер Рот, — одним только проницательным взглядом он понял все без моих объяснений. — Уходите? — Да. — Ну что ж, ваш выбор есть ваш выбор, — в голосе появилась какая-то едва заметная грусть. Взяв перо, он аккуратно обмакнул его в чернильницу, после чего написал разрешение с размашистой подписью, передал мне бумагу. — Льюис, отсчитай мисс Рэйган положенную сумму. — Мистер Рот…       Легким движением руки он приподнял мой подбородок и заглянул прямо в глаза, останавливая уже заготовленный протест. Я стояла в таком положении не более пары секунд, но за эти мгновения сумела осознать, наверное, все, что хотел сказать Рот своим взглядом. — Я хочу рассказать вам одну историю, присядьте. — Сэр, а я? — юнец решил напомнить о себе. — Проваливай, придешь через полчаса. Отработаешь все, и посмотрим, не настолько ли ты бездарный актеришка, каким показал себя сегодня, — слова Максвелла явно намекали на крайне мучительное для молодого актера времяпрепровождение по возвращении. — Итак, — начал мужчина, едва дверь захлопнулась, — Жил был на свете мальчик по имени Оберон. Его родители были артистами бродячей цирковой труппы и очень любили своего малыша. Оберон рано выучился петь, танцевать, играть на фортепиано, был гибок, умел цитировать Шекспира, чем очаровывал публику. Но настали тяжелые времена. Настолько тяжелые, что бродячие артисты превратились в воров и мошенников, сильно подпортив свою репутацию и оставшись на улице, пытаясь обманом выманивать деньги у простых прохожих и хоть как-нибудь сводить концы с концами. Человек несет тяжелый груз, будучи преступником, этот груз задавил и труппу — она распалась и потеряла всякую тягу к искусству. Произошедшее разбило сердце юного Оберона, а вот мое наоборот — я терпеть не могу проклятых уличных артистов. Через какое-то время родители с сыном переехали в Лондон. Когда мальчик спрашивал, почему они это сделали, они говорили только «на все есть свои причины». Но счастье не встретило их и в столице мира — семья так и не сумела найти работу. В то время, как родители постоянно жили на холодных и сырых улицах, Оберон оказывался в рабочих домах, с завистью поглядывая на богатых людей. Он спрашивал у родителей, почему жизнь так жестока, на что получал лишь «на все есть свои причины». Но любому терпению есть предел. Мальчик сбежал и, сменив имя, присоединился к другим бродячим артистам. Когда те повторили судьбу его семьи, он не отчаялся и вернулся в Лондон, где перепробовал едва ли не все известные профессии от уборщика и до наемного убийцы. Его страстью стал боксерский ринг без перчаток, где, будучи управляем эмоциями, он был непобедим. Вскоре такая репутация начала пугать, к нему потянулись люди. А потом его заметил один великий магистр, предложивший теперь уже мужчине работать на него. Оберон обучил, как собственных детей, семерых исключительно талантливых бойцов, ставших на посту управления города, каждому дал по району в Лондоне. Так королевская власть была утрачена, а власть магистра воспряла. А что Оберон? Он сделал все, но остался не при делах, а его заслуги перешли под имя магистра, который по привычке раздавал ему указания. И все такие безумно скучные. — А Оберон — это вы, мистер Рот?       На губах Максвелла появилась грустная, но в то же время одобрительная улыбка. — Все верно, Лерой, все верно… — Спасибо. — За что?       Я замялась, так и не ответив. Все сознание защемило. Я только сейчас поняла, как не хочу уходить. На душе стало тяжело, я и сама почувствовала, что поникла сильнее, чем было. — С вами точно все в порядке? — Конечно. До свидания, мистер Рот.       Его глаза задумчиво смотрели в пустоту где-то у меня во лбу, голова закачалась вверх-вниз. — Да, мисс Рэйган, до свидания, — он снова поднял взгляд, — Если передумаете, можете всегда рассчитывать на место здесь.       Мы пожали руки. В последний раз проводя по шторе рукой, я, ссутулившись, отправилась на выход. Подоспевший дворецкий отдал мне конверт, гремевший фунтами и пенсами. Выйдя на улицу, я стянула с себя форму и положила на первый попавшийся стол вместе с прихваченным из дома плащом тамплиера. В голове сидело желание напиться как свинья на те деньги, которые я получила. А почему бы и нет?

***

      В Лондонских пабах, по правде говоря, пиво давали отвратительное. Годным для употребления была только «Белая гусыня», в то время как все остальное представляло собой смесь мочи и грязных носков, как на запах, так и на вкус. Время уже кренило за полночь, а я «наслаждалась» музыкой и выпивкой. Замечу, что несмотря на отвратное пойло, пели здесь на удивление красиво. Улица давно освещалась старыми фонарями, бушевал ливень. Я же лениво прикидывала, как стану добираться домой в такую погоду, да и стоит ли вообще. — Милая леди, что заставляет такую красавицу сидеть одну в таком захолустном местечке? Неужели нет никого, кто мог бы за тобой поухаживать? — пьяный амбал, пошатываясь и держа в руках пинту, направлялся прямо ко мне. Стоящие позади дружки внимательно наблюдали за нами и о чем-то перешептывались, кидая затуманенные выпивкой взгляды. — Нет. — Может, тогда я смогу ублажить даму? — из-за спины мужчины послышался злорадный смех. — Благодарю, сэр, но этим я займусь сама, — с равнодушно поднятыми бровями я вертела в руках пинту, холодно смотря мужчине в глаза. — Ох, какая неподатливая чертовка! — теперь захохотал и он сам, обращаясь к своим спутникам. — Я не хочу иметь с вами дело, мистер, идите своей дорогой, — ситуация потихоньку накалялась, из-за чего я уже явно начинала нервничать.       Взяв мою ладонь, он потянул меня на себя.       Выскользнувшая из потных пальцев рука, едва высвободившись, отвесила незадавшемуся любовничку хорошую пощечину. Я и сама не заметила, как, скалясь, вскочила со стула, а на нас обратились с дюжину пар глаз посетителей. Разъяренный гигант встал, превысив мой рост почти на две головы и примерно на столько же вширь. Бармен что-то закричал про «Будьте любезны устраивать драки не здесь! Не здесь! Сколько раз можно говорить! Опять за вами прибирать!» — Когда леди говорит, что не желает иметь с вами дело, это значит, что вам стоит оставить ее в покое, господин, вам так не кажется? — насмешливый голос вмешался в происходящее. Едва мужчина успел повернуться, послышался звук молниеносного удара и хруст ломающегося носа. Мои глаза проследили за падающим телом, а потом переключились на ударившего, заставив меня прирасти к месту.       Торопливый топот и грохот хлопнувшей двери говорили об участи остальных «шутников». — Мисс, надеюсь, вас не… — так и не успев договорить, мой враг уставился на меня с открытым ртом, — Да ты издеваешься надо мной!