Light and dark

      Хонджун совсем не понимает, как так устроен мир, и хочет лишь постучаться туда, наверх, в отдел распределения родственных душ и задать лишь один вопрос: «Какого чёрта?». Пока у всех теней на запястье красивым почерком выведено какие-нибудь сопливые цитаты по типу «Ты — вся моя вселенная, и я влюблен в каждую твою планету», то у Хонджуна каллиграфическим почерком выведено «Ким Хонджун, ты ебанный придурок, я вообще-то люблю тебя». Детали того, как юноша в свои 12 спросил у родителей, что такое «ебанный придурок», Ким опустит, а то, что он сказал, что вычитал это словосочетание из книги — тем более. Хонджун вообще не понимает, как устроен мир, ведь наличие нецензурных слов на запястье, а еще тот факт, что на нем система дала сбой, и у него времени на два года меньше вызывают много вопросов, главный из которых «Почему, блять, я?». Только вот к 18 годам почему-то все равно становится, а таймер на руке и не мешается, как последние 6 лет. Своему лучшему другу, Сонхва, Хонджун конечно же врет, что уже нашел соулмейта, чтобы тот ни в коем случае не волновался за жизнь своего друга. Пак, кстати крутой хён. Встретив его на утреннике младших классов в костюме кошки, находясь в костюме мышки, первое, что младший увидел на чужом лице — улыбка, от которой неловко стало. Причину этой улыбки Хонджун, кстати, понял через минуту или две, и начал убегать в толпу бегающих по кругу детей, чтобы развеселить их беготней Джерри от Тома. В принципе тогда Джун и понял, что вот он, тот ебнутый друг, который ему нужен. Хва — крепкая опора, как друг, в чем Хон не раз убеждался, отчего на душе тепло становилось, когда Пак каждый раз его спасал. А еще Сонхва — свет, и Ким несколько раз даже ловил себя на мысли, что его тени очень повезло, ведь милости у него хоть отбавляй. Хоть к детям, хоть к ровесникам, хоть к старшим. Он мил ко всем и нередко можно услышать из его уст какую-нибудь красивую фразу, которую он будто подсмотрел в книге «Как подкатить за одну секунду». Хонджун может даже немного завидует. Хон тоже хочет что-то милого, а не «Ким Хонджун, ебанный придурок…». Вскоре проходит и школьная пора, а Хонджун все еще не влюбляется. Он не может, не умеет и самое главное, он боится. Боится привязываться к тому, кто и его судьбой вряд ли окажется. Время течет очень быстро, пролетают одни дни за другими, а в сердце юноши лишь пустота. Пустота, образованная от мысли, что скоро конец. Ему даже 20 не успеет исполниться, когда его тело превратится в ничто. Его, может и будет видно, но почувствовать, потрогать — нет. Пустота внутри вскоре станет самим им, его сущностью, отчего совсем не по себе становится. Хонджун отчаялся. Его учили не сдаваться, он часто строил из себя умного, говоря, что сдаваться не стоит и вскоре все может получиться. Только вот на деле все иначе. На деле руки сами опускаются, даже если где-то внутри осталось правило «Никогда не сдавайся», отчего лучше не становится. Хонджуну сейчас ровно 19 лет, 364 дня, 23 часа и 30 минут. Он родился в полночь и умрет тоже в полночь, отчего дух перехватывает, когда взгляд поднимается на ночное небо. Решив провести остаток жизни на любимой крыше, Джун дольше обычного целует родителей в висок, шепча, как сильно он любит, а те лишь отшучиваются, что стоит свести сына к доктору, вдруг он болен. Они забыли, они забыли свой страх, когда обнаружили, что их чадо будет жить всего 20 лет, если не найдет родственную душу. Хонджуну больно от этого, но тот решает, что это на пользу, ведь они не будут плакать раньше времени. Поднявшись на крышу многоэтажки, Ким свободно вздыхает и осматривает соседние окна, цепляясь взглядом за одно из них. Он и вовсе забыл, что семья Сонхва переехала и теперь он не только его лучший друг, но и сосед. Фигура в окне тоже замечает Кима и машет рукой, жестами показывает, что сейчас присоединится, а Хонджун лишь отрицательно махает головой, но это не спасает. Пак просто игнорирует этот жест. Тяжело вздохнув, Ким садится на край крыши рядом с горшками его любимых цветов и разглядывает их. Он мог сознаться в грехах, он мог признаться в любви или сказать что-то откровенное любому человеку, но он и жизнь то не так как все прожил. Он прожил всю жизнь в страхе того, что все пройдет зря, да даже после 18 внутри было страшно, а сейчас с каждой секундой, которую пробивают наручные часы, страх становится лишь сильнее. Через минут пять, дверь на крышу открывается, а еще через три секунды Сонхва уже садится рядом, внимательно рассматривая грустного друга. Причину он и спрашивать не хочет, но внутри есть догадки, что тот поссорился с соулмейтом. Ну, с кем не бывает, а вмешиваться в чужие дела со своими советами жуть как не хочется. Да и Пак сам не нашел свою родственную душу, так зачем же ему лезть. Его максимум сейчас — приобнять, чуть тепло улыбаясь, как всегда. Только вот вскоре тишина давить начинает, но Хва не хочет потревожить младшего, поэтому и молчит. Молчит, правда, не долго, чуть тихо интересуясь: «О чем думаешь?» — О чем? — Ким чуть выгибает бровь, и будто сам вспоминает, о чем он думает, садясь ближе к цветам. Они успокаивают — О том, как светлым соулмейтам все же повезло — Ким тихо выдыхает, убирая упавшую на глаза челку — О том, что им не надо бояться смерти, о том, что у них на запястье нет чертового таймера, который мозолит глаза — Сонхва боится, боится что его первая же догадка — верная, отчего произносит тихое «Хонджун», но его игнорируют — От того, что мысли о будущем не сильно то и тревожат их. Они НЕ БОЯТСЯ делать неверный шаг — Сонхва вновь произносит «Хонджун», но грознее и громче — О том, что и привязываться им легче, ведь они не знают, когда они умрут — Сонхва выходит из себя, впечатывая младшего в стену, и ищет в лице Кима хоть намек на шутку, но видит лишь заплаканное лицо и грустную улыбку, отчего руки на чужих плечах сжимаются сильнее, а ком в горле встает и у самого юноши. «Хонджун, ты…» — все, что может сейчас сказать Хва, ведь воздуха почему-то катастрофически не хватает — Да хён, я обманывал… Я не нашел соулмейта — Ким тихо выдыхает, виновато смотря вниз. Самое дерьмовое в этом это то, что Хва, черт возьми, знает, что без соулмейта юноша проживет 8 лет, а не 10, как все — Я просто не хотел бояться. Я хотел чувствовать себя без оков хотя бы с одним человеком, хён. Я хотел привязаться, хотел дружить и быть чьим то «братаном», прости, хён. — Хон кусает губу сильно, до крови, которая стекает по молочной коже чуть быстрее слез, пачкая белую рубашку. — Ким Хонджун. — Пак всхлипывает, ударяя стену кулаком, все еще грозно смотря на младшего и прижимая его к стене другой рукой — ты ебанный придурок… — Чуть шепчет Пак, ведь тот не любит маты от слова совсем, и ровно тогда, когда тот поднимает взгляд на чужие глаза, чтобы наконец признаться в своей годовой влюбленности, Хва лишь видит, как рука начинает проходить через чужое плечо, а ноги Кима начинают улетать как крупицы песка в ветреный день. Сонхва не может поверить в это, пытаясь как-то схватиться за его Хонджуна. Он не верит, что тут все кончится. Он хочет такого конца, он хочет держать младшего за руку и целовать в висок, н даже если он закончит свою мысль — будет поздно. Процесс уже не остановить и это главное правило этого мира, от чего по щекам снова предательски текут слезы, а руки все еще хватаются за исчезающего Хонджуна, который улыбается своей фирменной яркой улыбкой и показывает запястье с фразой «Ким Хонджун, ты ебанный придурок, я вообще-то люблю тебя» и слышит тихое «Я рад, что мой соулмейт это ты, хён, давай будем счастливыми в следующей жизни» прежде чем исчезнуть вовсе, оставив Хва одного рыдать на крыше. Сонхва лишь произносит «Я ведь люблю тебя» куда-то в пустоту облокачиваясь об стенку. «Свет не может жить без тьмы, а тьма без света» говорит мама Пака, когда тот с непонятной гордостью показывает родительнице белый знак на запястье. Именно тогда ему объяснили тяжесть судьбы «Света». Быть прямолинейным со всеми и говорит все и всегда, что пришло на ум, ведь в противном случае можно и не успеть. Тогда маленький Хва кричит «Мам, я обязательно спасу своего соулмейта», а вот сейчас из его уст слышится громкие слова лишь издалека напоминающие «Мам, я облажался». Хва учили, что в следующей жизни «Свет» и «Тьма» почему-то могут меняться местами, и Пак молит всех существующих богов, чтобы он был темным соулмейтом, ведь тот не хочет, чтобы младший вновь терпел это. Успокаивает (вряд ли так сильно) только тот факт, что Пак старше не на час, а на добрые несколько месяцев, что означает, что в прошлой жизни они все же любили друг-друга до старости, что не радовать не может. Хва наконец выходит из своих мыслей, сразу чувствуя нестерпимую боль на правой руке. Взглянув туда, Хва видит вместо белого пятна черное, и вены, цвет которых меняется на черный, которые тянутся к его сердцу, ведь «Свет не может жить без тьмы». Хва слышал, что максимум тут — час, отчего дыхание прерывается, а руки почему-то хватаются за цветы младшего, рассматривая бутон каждого цветка каждого вида. Только сейчас тот понимает, какие они красивые и почему Хонджун за ними так ухаживал. Рука тянется к лейке и поливает особенные цветы. Цветы, которые Ким садил в тот день, когда Пак хотел признаться ему в чувствах, но немного стушевался, после чего получил «Хен, а я нашел соулмейта» прямо в лицо. Он опоздал так дважды, и надеется, что не совершит такой ошибки в будущем. Правая рука вновь тянется к бутонам цветов, но в этот раз Пак чувствует укол в сердце, нечаянно сорвав особенный цветок и падает на пол, потихоньку начиная исчезать. Сонхва этого заслужил, и он это признает.