***
— Очередной шедевр нашего гения, — хлопает Вонпиль, приходя тоже пораньше, правда не для работы, а чтобы выпить побольше кофе для бодрости. — Нравится? — спрашивает, получая в ответ лишь взгляд-упрёк, обозначающий «будто могло быть иначе». По мнению Ёнкея, всегда может быть иначе — в отношении всего на свете и в любом смысле этого слова. Например, сегодня Вонпиль иначе одет — и это настораживает. — Ты у Доуна оставался? Где странные свитера и откуда толстовка? — Мамочка, это допрос? Твой сын уже достаточно взрослый, чтобы оставаться у друзей с ночёвкой… — И носить их вещи, пахнуть их шампунем… — Ёнкей смеётся, закинув руку младшему на плечи, пока тот лишь закатывает глаза показушно и цыкает. — Песня… Она мне правда понравилась, хотя мотив довольно тоскливый. Вонпилю после переезда неуютно и за полтора года ничего не меняется — языковой барьер разбит не полностью, семья и друзья за тридевять морей. И да, оставаться у Доуна — это спасение от накатывающей грусти. И в то же время — он счастлив в пределах этой конкретной комнаты и квартиры барабанщика. Здесь, в Канаде, он может творить и быть музыкально понятым, чего не доставало в Корее. И не воспользоваться предложением уже достаточно известного музыканта, приглашающего в Торонто для создания группы, было бы глупо, а Вонпиль достаточно умный молодой человек, чтобы не упускать возможности. Он чувствует — находится там, где надо, пока Ёнкей ощущает ответственность и щемление сердца в груди. Вырвав трио начинающих музыкантов из родной Кореи в Канаду, вынудил их принять новую жизнь, пусть и назвать их квартет идеальным можно с лёгкостью и полной уверенностью. Сыгранность, посыл и идейность, талант — всё есть, включая техническое оснащение и друзей в сфере шоубизнеса, помогающих с продвижением. — Нам нужен второй мировой тур, — уверенно заявляет, а клавишник чуть не разбивает любимую кружку. — В гастролях все были уставшими, но такими счастливыми… — Согласен, стоит встрепенуться, — Сонджин снимает дождевик и тоже бежит к кофемашине, ощущая потребность согреться терпким напитком, лишь у стола замечая непривычное одеяние Вонпиля, однако тактично не комментируя. Киму хочется дать Ёнкею подсказку, у кого манерам поучиться, но привлекать внимание нет настроения. У приходящего последним тоже хмурое лицо, и все вчетвером тихо вздыхают с кружками кофе, не присаживаясь даже на диван, словно после уже не встанут и перейдут к разговорам за жизнь вместо репетиции. Клавишник наблюдает за мимикой Кея, замечая откровенное замешательство, и толкает в бок, пробуждая и намекая — можно вытащить из меланхолии всех его новой песней, и неважно, что у самого тоска после прослушивания — им необходимо отвлечься. Кан же качает отрицательно головой: ему стыдно за собственный подъём, будто сам шёл вперёд, не замечая перемен в других и осознавая, что не тур им необходим, а наоборот — перерыв. «Нет ничего идеального», — расстраивается, всё же заставляя обернуться в свою сторону всех, когда ставит громко для кромешной тишины чашку на стол. — Мы — самостоятельная группа, — парни кивают, растерянно переглядываясь из-за неожиданной серьёзности. — У нас нет обязательств ни перед кем, кроме фанатов, которые наверняка поймут, — лица меняются на абсолютно удивлённые. — Думаю, мы имеем право сделать перерыв на две-три недели и отдохнуть. — Наконец-то ты улыбаешься! — Доун выдыхает с облегчением, говоря факт, не относящийся к произнесённым словам. — У меня аж отлегло, — Сонджин театрально прижимает ладонь к сердцу. — Твоя серьёзность нас до инфаркта доведёт, — кивает Вонпиль. — Ты всё время лыбишься, как сумасшедший, а теперь от нас заразился. — Мне неловко, — с широкой улыбкой ворошит на затылке волосы красные. — Нам за хандру — тоже, но, хён, это бесконтрольно, — виновато смотрит в пол барабанщик. — Тогда… — Сонджин, как самый большой любитель посиделок, делает неуверенное предложение: — Закажем еды и отметим начало первого отпуска? И перепалка о выборе доставки и блюд, напитков и шутки в адрес друг друга расслабляют и позволяют осознать — всё-таки жизненный ритм у них разный, и необходимо порой предоставлять полную свободу. Сегодня Ёнкей успел почувствовать себя одиноко, как пару лет назад, будучи Брайаном Каном — сольным исполнителем — самодостаточным, но без возможности разделить прекрасные моменты сотворения музыки. Ему желанно быть частью общего, несмотря на любовь выделяться, а потому потерять эту связь с ребятами — страшно. — Ёнкей, ты что притих? Странный сегодня… — бурчит Пак, надеясь на поддержку в споре, понимая — у друга с выбором самые большие проблемы среди них всех. Кан — всё ещё часть их общего — ощущает всем естеством именно в этот момент, а после, не сдерживая привычной улыбки и смеха довольного, садится на воображаемые качели настроения, отталкиваясь в сторону солнечной стороны.***
На улице всё ещё дождь, однако до машины всего пара шагов, и удаётся не вымокнуть. Отправив отчаянных выпивох на такси домой к Сонджину, поскольку вместе надёжнее, а у старшего больше спальных мест, сам садится за руль, не заводя автомобиль и смотря на стекающие по лобовому стеклу капли в свете фонаря. — Кажется, действительно заразился хандрой… — бурчит под нос, решая заночевать в студии, но захватить с собой корреспонденцию из почтового ящика, убрав под запáх пальто. Множество листовок от гринпис, куда ежемесячно делает взносы, однако всё забывает отписаться от получения макулатуры; реклама ресторана и счета, которые всё равно оплачивает онлайн. Ёнкей успевает расстроиться, но между листами показывается выбивающийся из общей стопки чёрный картон. Кан подписался на посткроссинг, желая получать открытки с миром, который видят другие люди: ярким, интересным, живописным. И либо у данного человека было крайне мрачное представление о, на самом деле, прекрасном окружающем, либо — это странная и глупая шутка. Слегка захмелевший и уставший за последние недели записи, устраивается удобнее на диване и кутается в плед, вертя неожиданную открытку без единой мысли в голове, пока свет не падает так, что на картоне становится заметна надпись. Подскочив и встрепенувшись, отгоняет почти нахлынувший сон, разглядывает внимательнее, поднося к торшеру. Кроме его собственного адреса, написанного более отчетливо белым штрихом, блёкло-серым грифелем выведено аккуратно:«Зачем тебе чужие фотографии или картинки? Приезжай — и увидишь дивный мир!»
— Лос-Анджелес, Калифорния… — бубнит написанный, вплоть до номера дома, адрес, ощущая нарастающую бурю. — Да, этот человек — гений! Разумеется, оставлять собственные воспоминания много приятнее и интереснее. И всё же, попади такая открытка другому адресату или же не заметь он сам случайно надпись, приглашение уже лежало бы в мусорной корзине, а отправитель был бы окрещен нахалом. Ёнкей фотографирует на телефон и дополнительно записывает адрес на бумаге — чтобы наверняка не потерять. Сразу следом открывает сайт бронирования авиабилетов и выбирает уже на сегодня вечерний рейс — как раз и собрать вещи, и даже на сон часа три останется. Если он уснёт. Судьбоносное провидение — не иначе. Так считает Ёнкей, учитывая все события вкупе: только несколько часов назад обговорённый перерыв и открытка, которую не читал до последнего. Несмотря на любовь к пейзажам и к Калифорнии, как к одному из самых контрастных штатов, более всего интересно увидеть человека, которому пришла в голову столь великолепная мысль — пригласить незнакомца. Впрочем, есть вероятность, что тот и не ожидает приезда, потому будет крайне удивлён. — Слишком волнительно, — ворошит пламенные пряди волос и решает, что проще даже не пытаться заснуть, потому и принимается наводить порядок после посиделок, чтобы заодно и выкроить среди хлама, возможно, необходимые для себя вещи. «Вечером лечу в Калифорнию, со мной не проситесь», — пишет в общий чат, прекрасно понимая — ответят уже, когда будет на пути в аэропорт. На открытке номера телефона не находится, потому и предупредить о своём визите не удастся. Впрочем, эффект неожиданности подбивает скорее привести комнату в порядок, сохранить запись песни, о которой и позабыл вовсе за временем с друзьями, и закинуть в, найденный здесь же, рюкзак наушники, кепку и блокнот с текстами, решая дома прихватить пару футболок и так и отправиться — налегке. Открытку кладёт в отдельный карман для сохранности, а после вызывает трезвого водителя для поездки домой.