Час Безумия, век Волчьей Пурги

       Геральт выволок из дома трупы разбойников, скинул их в кучу недалеко от входной двери, прямо во дворе солтыса. Дрожащий, все еще пребывающий в ужасе от произошедшего Лютик старался не смотреть туда. Покончив с трупами, Геральт отыскал кухню, развел огонь в печи, установил большой котел и, растопив снег, ушел вглубь в поисках купели.        Все это он проделал молча, время от времени бросая на сжавшегося перед горящим в столовой камином Лютика короткие, непонятные взгляды. Щека Лютика сильно саднила. Он отыскал маленькое девичье зеркальце и, осмотрев щеку, прикусил ее изнутри — под налившейся кровью кожей было не меньше шести заноз, и ему нужно было как-то достать их все, если он не хотел, чтобы рана загноилась. Меньше всего ему хотелось бы заработать себе заражение.        Тихонько шипя себе под нос, Лютик осторожно доставал одну занозу за другой, выдавливая, цепляя их короткими ногтями и еще сильнее раздирая и без того немаленькую ссадину. Пальцы были скользкими от крови, тонюсенькие занозы выскальзывали и с трудом поддавались ему.       Лютик так сильно отвлекся на то, что делал, что совсем позабыл о Геральте, поэтому вздрогнул и непроизвольно качнулся назад, когда тот опустился перед ним на корточки. Окинув его очередным странным взглядом, Геральт молча оттолкнул его руку от щеки, грубовато подцепил подбородок пальцами и, повернув его голову вбок, внимательно всмотрелся в ссадину на его щеке.       Бард застыл и задержал дыхание, а Геральт, достав из сумки какую-то тряпку и завернутый в мех бутылек, откупорил его — в нос Лютика ударил запах спиртовой настойки, — промокнул тряпку и тщательно протер его щеку. Лютик зашипел от боли, впился зубами в губу, но стерпел. Геральт тихо хмыкнул, и это было так знакомо, так похоже на старого Геральта, что Лютик, не сдержавшись, расплылся в широкой улыбке.       Он так и не понял, что именно произошло — просто, увидев его улыбку, Геральт вновь закаменел, свел брови, напряг все лицевые мышцы и почти перестал дышать. Он выглядел таким… взбешенным, будто с трудом сдерживается от того, чтобы впасть в ярость, будто едва контролирует себя, и Лютик вновь испугался. Испугался того непонятного, нового и страшного, что все время видел в глазах Геральта.       Уловив его страх, Геральт шумно втянул носом воздух. Зрачки его расширились, уголки губ дрогнули и опустились вниз. Грубовато дернув Лютика за нижнюю челюсть, он удобнее перехватил его лицо и парой быстрых движений избавился от оставшихся заноз. Он встал, уже хотел отойти, но Лютик вцепился в его руку, вдруг испугавшись, что если отпустит сейчас — больше Геральта не увидит.       Геральт впился в него изучающим взглядом, сперва задержавшись на сжимающих его длинных пальцах, а потом долго разглядывая лишенное красок лицо. — Спасибо, Геральт, — тихо поблагодарил Лютик и поджал дрожащие губы.        Ему хотелось сказать очень многое. Было столько всего, что он хотел бы спросить у Геральта, и еще больше того, что Лютик желал рассказать ему сам. О том, как с ним обошлись в Новиграде, о Золтане, об озверевших людях. Узнать, как выживать здесь, за стенами. Где брать еду. Осталась ли дичь в лесах. Бродят ли по миру еще какие монстры, или они тоже погибли, не выдержав вечной зимы. Спросить, наконец, чем он может быть полезен.        Он так и не сумел выдавить из себя ни звука. А Геральт вдруг перехватил его запястье, резко дернул его на себя — так, что Лютик буквально влетел ему в грудь, вздернутый на ноги — и испуганно замер, непонимающе глядя на Геральта снизу-вверх. — Я нагрел воду. Искупаемся вместе, — хрипло проговорил Геральт, и Лютик тут же понял, что это был не вопрос.        Он хотел бы возразить, что снега за порогом хватает, что они могли бы просто потом нагреть еще. Что он мог бы, в конце концов, искупаться после Геральта — вечный хлад сделал Лютика неприхотливым, и он научился радоваться, если удавалось искупаться хотя бы раз в две недели, и без разницы — после трех или пяти других людей из их общины.       Вот только Геральт не спрашивал. Он просто поставил его перед фактом. Почти приказал, хоть и в тоне его голоса не было ничего… такого. Но это читалось в его позе, в глазах. В том, как он властно сжимал запястье Лютика.       Ледяные лапы иррационального страха вновь сомкнули когти вокруг его бешено бьющегося сердца. Лютик осторожно, медленно кивнул, и лишь после этого Геральт выпустил его запястье из крепкой хватки. Слишком поспешно, демонстративно быстро прижав руку к груди, Лютик облегченно выдохнул, и Геральт, прикрыв на миг глаза, резко отвернулся и пошел вглубь дома.        Комнатка с купелью была совсем маленькой, больше напоминала кладовую, а не купальню, и Лютик подумал, что Геральт, должно быть, перенес все сюда, чтобы медленнее остывало. Все же, маленькие помещения куда лучше удерживали тепло.       Он быстро разделся, спиной чувствуя внимательный, изучающий взгляд Геральта, скользящий по его телу. Это был далеко не первый раз, когда они оба были раздеты — прежде они часто вместе купались в реках и озерах, делили одну комнату на двоих, но впервые это было столь двусмысленно и смущающе. Столь неловко.       Лютик шагнул в купель, уселся в уголок, подтянул колени к груди и буквально вжался спиной в стенку купели. Геральт сел напротив него, вклинился коленом между коленей Лютика, расслабленно раскинул руки по краям и зажмурился от удовольствия.       Лютик так давно не купался в такой горячей воде — обычно к тому моменту, как до него доходила очередь, она остывала и была едва теплой, — что впору было умирать от счастья и ловить момент, наслаждаясь позабытым ощущением оглушающего, прожигающего до костей, обволакивающего тепла, вот только он никак не мог расслабиться. Не под сверлящим его взглядом желтых глаз исподлобья. — Повернись спиной, — велел ему Геральт, подкинув кусок мыла в ладони, и Лютик не решился возражать.        Он с трудом извернулся в слишком маленькой для двоих купели, и Геральт заскреб промерзшим, неприятно холодным куском мыла по его спине. Грубоватые прикосновения, как ни странно, приносили облегчение, пока, закончив со спиной, а потом вымыв ему волосы, Геральт внезапно не положил ладонь ему на живот.        Лютик впился пальцами в края купели и тихо позвал его: — Геральт? Что ты… — но так и не сумел договорить, внезапно задохнувшись от резкого рывка.        Геральт притянул его к своей груди, вжал спиной в себя, и Лютик почувствовал задницей его — хвала всем богам — вялый, но очень крупный член. — Я понимаю, здесь мало места, ха-ха, но его все же не настолько мало, так что нет необходимости прижимать меня к себе, — зачастил Лютик, волнуясь. Его пугал такой Геральт — непредсказуемый, молчаливый, резкий, порывистый. Приказывающий без слов.        Нагревшееся мыло заскребло по груди, спустилось на живот. Лютик втянул воздух, задержал дыхание и впился в запястье Геральта обеими руками, останавливая. Горячее дыхание Геральта обожгло его шею. Будто дикий зверь дышал в затылок.        Лютик шумно сглотнул и медленно повернул голову. Развернулся полубоком и непонимающе уставился на ведьмака. — Ты не думаешь, что это слишком? Я сам могу отмыть себя, — проговорил он, и Геральт просто… улыбнулся. Эта улыбка показалась Лютику даже страшнее, чем былая бесстрастность. — Или ты хочешь ответную услугу? Так, я могу и без этого… Я помогу тебе вымыться, только не трогай меня.        Это прозвучало грубо, его голос сорвался под конец на истеричные нотки. Рука Геральта легла на его плечо и слишком сильно сжала. Он ткнулся носом в саднящую щеку Лютика и хрипло хмыкнул: — Я знаю, что можешь, — ему хватило рывка, чтобы вырвать запястье из рук Лютика. Он кинул мыло ему в ладонь и велел: — Мой.        И Лютик начал послушно вымывать с его волос грязь и кровь. Его руки дрожали, а Геральт просто смотрел на него. Все время смотрел немигающим, жутким взглядом. ***        Распаренный, прогретый, Лютик поспешно закутался во все найденные в доме одеяла и сел перед вновь разожженным Геральтом камином в столовой. Он хорошенько закутал голову, зная, что если застудит после мытья волос, его ничто не спасет. Мыть голову в этом новом мире вечной зимы было непозволительной роскошью — не только из-за того, что было нелегко греть воду и тратить на это бревна и поленья, но и из-за опасности подхватить хворь похуже любой простуды. Хворь страшную, промораживающую мозг. Неизлечимую и летальную.        Геральт, обладая ведьмачьим иммунитетом, был устойчив к болезням и спокойно разгуливал с мокрой головой. Он вышел на улицу на несколько минут, вернулся оттуда с промерзшим мешком, слоем снега на плечах и замерзшими сосульками вместо волос. От одного взгляда на него Лютику стало очень холодно.        Его живот громко, утробно заурчал, и Лютик вспомнил, что ничего не ел больше суток. Геральт бросил на него быстрый взгляд, усмехнулся жутко и скрылся на кухне. Лютик заклевал носом и почти задремал, когда в нос ударил вкусный запах жарящегося мяса.        Он шумно сглотнул собравшуюся во рту слюну и, влетев в кухню, во все глаза уставился на сковороду, на которой шипели три больших куска мяса. Еще пять таких же больших кусков — промороженных, заледенелых, очень свежих на вид — дожидались своего часа на тарелке рядышком.        Лютик не ел мяса вот уже больше восьми месяцев. Ему никогда не доставалось той немногой дичи, которую приносили охотники. Как самому бесполезному в общине, ему давали, разве что, птичьи головы пару раз, в основном же он питался портящимися крупами, жидкими кашами на воде и остатками отходов типа шкурок и кореньев, мало пригодных к тому, чтобы считаться пищей. — Откуда ты взял мясо?! — восторженно пропищал Лютик, одной рукой удерживая на голове сползающий тюрбан из шерстяной половины пледа, а другой вцепившись в плечо сидящего на корточках перед печью Геральта.        Тот обернулся, посмотрел сперва на руку на своем плече, а потом поднял голову и впился в счастливое лицо Лютика взглядом. Будто впитывал в себя его радость. — Кто это? Олень? Медведь? Кабан? — затараторил Лютик, пытаясь припомнить, кого изредка удавалось ловить охотникам из Новиграда.       Большая часть зверей вымерла вместе с людьми, но те, кто остались в живых, приспособились к вечным холодам и научились выживать. А еще были в сотню раз осторожнее и опаснее, чем прежде. Потому каждый удачный улов охотников был настоящим праздником. Ну, для всех, кроме него и еще пары таких же отщепенцев. — Свинья, — проговорил Геральт и странно, диковато улыбнулся, не сводя с Лютика пытливого взгляда. — Ого! Где ты достал свинью? — обхватив его руку ладонями, Лютик непроизвольно прильнул к ведьмаку и устроил подбородок у него на плече. — Убил… недавно. Перед тем, как встретил тебя, — Геральт скосил на него взгляд, быстро облизнул губы и едва заметно оскалился.        Будто хищник, готовый разодрать добычу одними лишь зубами, не используя ни меч, ни кинжалы, ни даже свои мощные, сильные руки.        Когда мясо было готово, Геральт пристально наблюдал за тем, как жадно ест Лютик. Провожал взглядом каждый кусок, который отправлялся ему в рот. Неотрывно смотрел на дергающийся кадык. Лютик не сразу заметил сосредоточившееся на нем внимание ведьмака, слишком сильно поглощенный утолением голода, а когда поднял взгляд, съежился и втянул голову в плечи — лицо Геральта на миг показалось ему торжествующим и безумным, но Лютик быстро моргнул, и вот уже ведьмак принял привычно бесстрастный вид. Хоть и не перестал наблюдать за ним. — Ешь, — сказал он едва слышно, сам впился, вгрызся зубами в свой кусок мяса, откусив сразу чуть ли не половину.        Лютик сглотнул вязкую слюну, потянулся к жестяной кружке с нагретой водой, сделал несколько жадных глотков и просипел: — Кажется, я уже сыт…        Ему вновь показалось, что на него смотрит зверь, а не Геральт. Пожав плечами, ведьмак отвернулся, и Лютик смог выдохнуть. ***        Они не сговариваясь решили спать вместе, чтобы было теплее. Собрали гнездо из одеял и мехов прямо перед камином, легли рядом, но не касаясь друг друга. Лютик лежал спиной к Геральту и вслушивался в его тихое дыхание. Он знал, что Геральт не спит. И больше не мог сдерживаться от мучавших его вопросов. — Геральт, — тихо позвал он и почувствовал, как тот перевернулся. Перекатился со спины на бок, оставив меж их телами столь малое расстояние, что Лютик мог почувствовать исходящий от Геральта жар. — Что… что стало с остальными? С Мильвой, Регисом, Кагыром, Ангулемой? — спросил едва слышно он и замер, крепко стиснув в пальцах одеяло, натянув его чуть ли не на нос.        Геральт долго молчал, и Лютик ощущал на себе его сверлящий взгляд. Будто смерть дышит в затылок. Прижав колени к груди, свернувшись клубочком, Лютик поджал пальцы ног и зажмурился. — Погибли, — сказал, наконец, Геральт, и Лютик вновь спиной почувствовал его шевеление. Пальцы Геральта легли на его бок, прошлись по животу и замерли. Лютик задержал дыхание. — Мы нашли замок Вильгефорца. Йен была там.        Лютик перекатился на спину, впился в лицо Геральта пораженным, сочувствующим взглядом. Ладонь Геральта сползла на низ живота, замерла в опасной близости от паха. — Мне… мне так жаль, — прошептал Лютик и даже не соврал. Он знал, как сильно Геральт любил Йеннифер. Его рука взлетела вверх, утешительно сжала напряженное, каменное плечо ведьмака. Геральт вздрогнул и вдруг резким рывком притянул его к себе, вжал в себя и шумно задышал ему в волосы. — Она забрала Вильгефорца с собой. Когда погибла, — выдохнул он. Горячая рука скользнула на бедро. — А… Цири? — едва дыша, все же решился спросить Лютик.        Пальцы Геральта со всей силы впились в его бедро. Лютик вскрикнул, попытался отползти от Геральта. Желтые глаза полыхнули безумным огнем. Вспыхнули болью и сводящим с ума отчаянием.        Геральт резко перевернул его спиной к себе, вжал в свою грудь, ткнулся носом в шейные позвонки и затих. Его ладонь вновь устроилась на животе Лютика, только на этот раз пробралась под рубаху. Лютик заерзал, попытался оттолкнуть от себя руку Геральта, но, услышав хриплое рычание на ухо, не решился еще сильнее нервировать его и послушно замер в кольце его рук.        Прошло совсем немного времени, прежде чем Лютик, разморенный теплом, относительным уютом и позабытым чувством сытости, сумел забыться тревожным сном. ***        Лютик брел вслед за Геральтом через белоснежную степь, зябко кутаясь в огромный меховой плащ, снятый Геральтом с одного из вчерашних разбойников. На его ногах были крепкие, теплые, толстые, самодельные и ужасно уродливые сапоги какого-то покойника, но Лютик и не подумал спорить или кривиться — они были не в том положении, чтобы демонстрировать характер и привередничать.        Идти через сугробы по следам Геральта оказалось куда проще, чем самому прокладывать путь, но все равно Лютик очень быстро устал. Он отвык от долгой ходьбы, морозный воздух пробивался через плотный шарф, которым он спрятал нос и рот, и обжигал легкие. Да еще и Геральт… трижды проигнорировал его вопросы о том, куда они направляются, и Лютику не оставалось ничего, кроме как молча идти за ним.        Радовало лишь, что у них не было проблем с едой — у Геральта оказался целый мешок замороженного мяса, которое — спасибо холодам — не испортилось и за несколько дней пути. Они хотя бы не голодали, хотя и разводить костер в лесу или поле было на порядок сложнее, чем в доме, даже используя ведьмачий Игни.        Им за три дня так и не попалась ни одна деревушка, над их головами не пролетела ни одна птица. Лютику даже стало казаться, что в мире не осталось никого, кроме них двоих. Это… пугало. Пугало не меньше, чем накрывшее в один момент осознание, что Геральт не отвечает на вопрос о том, куда они держат путь, потому что они не держат его никуда.        Идут из ниоткуда в никуда просто ради того, чтобы идти. Без цели, без надобности, без конечной точки. Просто… бредут вслепую по погибшему миру. Осознание этого обрушилось на Лютика вторым концом света. Полный жизни, всегда и везде старающийся оставаться собой, тихонько поющий в Новиграде песни ворчащим женщинам на кухне, он не мог представить, что когда-нибудь столкнется с чем-то таким нереальным и невозможным, как абсолютно бесцельное существование.        Он в тот же миг вновь попытался разговорить Геральта, вцепился в его локоть и предпринял тщетную, провальную попытку расшевелить его. Вызвать в нем хоть какие-то эмоции, любые, кроме безразличной, скучающей, почти мертвой мины, которой Геральт потчевал его все последние три дня.        Его крики привлекли чье-то внимание, и спустя несколько минут они услышали топот чьих-то быстрых шагов по затвердевшему, обледеневшему снегу. Перед ними выскочил из леса сильван, за его спиной прятались за деревьями две вилы и одна гамадриада — все закутанные в людские шерстяные ткани и плащи, зябко ежащиеся, смотрящие на них с надеждой. — Прошу вас, помогите нам! — взмолился рогатый сильван. — Ты же ведьмак, да? Нам хватит и горстки зерна, хоть каких-нибудь кореньев, что угодно!        Геральт бесстрастно смотрел на разумную нечисть немигающим взглядом и, кажется, даже не думал отвечать. Лютик был спокоен — несмотря на шкодливый характер, сильваны были в целом безобидны, да и этот был так сильно ослаблен голодом и так сильно отчаялся, что решился просить вместо того, чтобы напасть и попробовать отобрать силой.        А еще с ним были несчастные нимфы — возможно, единственные выжившие из своего племени. — У нас есть немного мяса, — развел руками Лютик и попытался улыбнуться, но зашипел и быстро облизнул растрескавшиеся на морозе губы. — А зерна и кореньев, увы, нет… Правда, Геральт? — обернулся к ведьмаку он.        Сильван переступил с копыта на копыто и, обернувшись к успокоившимся, расслабившимся, решившимся выйти из-за деревьев нимфам, вопросительно проблеял на Старшей Речи вопрос о том, согласны ли они съесть немного мяса. Все же, эти виды нимф были травоядными, не хищниками. — Вы спасли нас, — сказал облегченно сильван, подойдя к Лютику. — Мы уже отчаялись… Они не ели больше недели, а я хожу с ними, оберегаю от зла… Стараюсь сделать хоть что-то… — Да, зла в этом новом мире развелось порядочно, — невесело усмехнулся Лютик и покачал головой. Сильван понимающе, криво улыбнулся и положил ладонь ему на плечо. — Поэтому так важно заботиться о ближних и не превращаться в монстров. Сохранить, так сказать, частичку добра в этом… этом…        Горячая кровь хлынула на его побледневшее, лишившееся красок лицо. Собственный крик застрял в горле, а чужой — оглушил, забил уши. Лютик повернул голову и с ужасом уставился на обрубок руки сильвана, лежащий на его плече. Пальцы разжались, обрубок ладони соскользнул с его плеча и плюхнулся в снег, ему под ноги.        Не до конца понимая, что именно произошло, Лютик поднял растерянный взгляд — как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как слетела с плеч отрубленная голова сильвана, как от взмаха окровавленного лезвия меча на снегу расцвел алый полумесяц кровавых брызг. Как голова сильвана подкатилась к его ногам, и пустые, немного изумленные глаза слепо уставились сквозь него мертвым взглядом. — Геральт?! Какого черта, Геральт! — взвизгнул Лютик, чувствуя надвигающуюся истерику. Его затрясло, он рухнул на землю и вцепился в свои волосы, во все глаза смотря на лучшего друга.        На лучшего из всех людей, кого он когда-либо знал. На добрейшего ведьмака с огромным сердцем, безжалостно срубившего голову разумной, неопасной, доверчивой твари. Нимфы с криком и плачем бросились обратно в лес. А Геральт обернулся к нему, и Лютик проглотил рвущиеся с языка обвинения, внезапно впервые в жизни по-настоящему испугавшись его.        В желтых глазах не было ничего, кроме безумия, сводящей с ума тоски, решительности и угрозы. — Никто не смеет трогать тебя, — зло, раздраженно проговорил Геральт и прищурился, крепче перехватив свой карающий меч. — Или требовать твою еду. — Но… это… — Лютик задрожал, заскреб пальцами по окровавленному снегу, во все глаза смотря на лучшего друга. Обезумевшего, сошедшего с ума. Он пытался найти хоть какие-то слова, образумить его, но будто онемел, проглотил свой язык. Ведьмак отвернулся, двинулся вглубь леса вслед за дриадами, и Лютик с трудом отыскал в себе силы крикнуть ему вслед: — Стой! Геральт, так нельзя! Не делай этого!        Геральт обернулся, спокойно бросил: — Я убью любого, Лютик, но ты будешь жить, — и ушел, скрылся за деревьями.        Мир сошел с ума. Или это Лютик обезумел? Возможно, ему просто снится долгий кошмар. Верно. Он просто заснул в доме солтыса, и ему все это привиделось. Потому что не мог, ну не мог же Геральт в самом деле…        До слуха донеслись душераздирающие крики погибающих вил и гамадриады, и Лютик, съежившись в комок, крепко закрыл уши ладонями, лишь бы не слышать их вопли. Лишь бы не знать, не видеть, не жить в этом страшном, мертвом, замороженном мире. Не существовать. Где угодно, но не здесь. Не сейчас.        Не в Час Топора и Меча. Час карающего Меча его сошедшего с ума ведьмака.