Второй шанс генерала Баркова

Урзыкстан, военная база Аль-Фулани, 2019 год Урзыкстан... Эти бесконечные песчаные барханы, раздирающие лёгкие пыльные бури и вооружённые до зубов головорезы. Вся страна — один большой бандитский остров, одна большая бочка с порохом у границ России, только и ждущая своей искры, чтобы рвануть. В тренировочных лагерях этой южной республики проходили обучение те, кто убивал русских в Чечне, сюда же уходили от федеральных войск недобитые банды, чтобы восстановить силы, пополнить боезапас, а затем с новыми силами продолжить грабить, убивать и похищать. Местное официальное правительство не могло ничего сделать по той причине, что ему попросту никто не подчинялся — фактически власть в стране находилась в руках главарей крупнейших банд и группировок. Двадцать лет назад, в девяносто девятом, терпение российского правительства наконец лопнуло, и в Урзыкстан был введён ограниченный контингент российских войск. И все эти двадцать лет контингентом командовал один человек — генерал Роман Дмитриевич Барков. Этот человек хорошо знал врага, с которым сражался — службу он начинал лейтенантом ещё во времена Афганской войны в тамошних горах. За несколько лет боевых действий он показал себя настоящим героем, получил Орден Красного Знамени и был не раз повышен в звании. Следующий поворот его непростая судьба совершила через два года после величайшего предательства, когда распалась великая красная империя, именуемая Советским Союзом. В 1993 году, уже будучи полковником, Роман Барков пошёл на конфликт с президентом Ельциным, отказавшись давать приказ на открытие огня по защитникам Верховного совета. Тогда его не отправили в отставку, и даже не понизили в должности, побоявшись того, что на поверхность всплывут неудобные сведения. Наказание пришло через год, когда полковника отправили в самое пекло первой чеченской войны. Два года сражений в разрушенных городах и диких горах, жестоких убийств, когда обезумевшие от крови отморозки резали глотки восемнадцатилетним парням, два года постоянных предательств со стороны своего же руководства, два года настоящего ада превратили бравого, верного присяге офицера в фанатика и социопата, вырезавшего целые селения из-за малейших подозрений на наличие там оружия и бандитов. Он везде видел угрозу для России, и боролся с ней так, как умел — максимально жёстко и эффективно, не думая о милосердии. Да и какое могло быть милосердие по отношению к тем, кто прикрывается мирными людьми, берёт заложников и жесточайшим образом убивает пленных? Решение о вводе войск в Урзыкстан Барков, дослужившийся уже до генерала, воспринял как благословение и возможность окончательно додавить террористов. Он добровольно вызвался возглавить операцию, и после её начала развернул бурную деятельность. Под руководством генерала российские войска закатывали боевиков в землю бомбовыми и ракетными ударами, сжигали их в каменных убежищах при помощи "Шмелей" и "Буратино", и даже кое-где применяли запрещённое Женевской Конвенцией химическое оружие, но теперь это было уже неважно. Важно было то, что после двадцати лет боёв в Урзыкстане установился какой-никакой, но порядок. В городах, где больше не звучали выстрелы и взрывы, люди постепенно возвращались к мирной жизни и восстанавливали разрушенное за долгие годы анархии. Но, даже несмотря на то, что было официально объявлено о победе над терроризмом в Урзыкстане, война, пусть такая тихая и незаметная, но всё же война, продолжалась. Активно гадили различные недобитки, и ФСБ вместе с местными спецслужбами сбивалась с ног, предотвращая всё новые и новые попытки терактов. Кара за терроризм здесь была по-военному сурова — короткий, чисто символический суд, а затем пуля в затылок у ближайшей стенки, или же импровизированная виселица из строительного крана. Мировая либеральная общественность, конечно, негодовала, называя генерала Баркова убийцей и военным преступником, но вопли "правозатычников" никому из российских военных интересны не были. Сапёры каждый день обезвреживали по нескольку тонн неразорвавшихся боеприпасов и установленных во время боёв мин. Неспокойно было и на южной границе — турецкие войска отказывались покидать урзыкстанские территории, занятые ими в те времена, когда ещё шли активные боевые действия, то и дело устраивая различные провокации. Вообще, турки были отдельным геморроем для контингента, особенно в последнее время, когда они объявили о создании собственного ядерного оружия. По линии ГРУ не раз проходила информация, что все "турецкие" боеголовки, как и носители, на которых они установлены, на самом деле являются американскими и американскими же специалистами управляются, а вся эта история с турецкой ядерной программой была придумана лишь для того, чтобы в случае начала локального ядерного конфликта целиком и полностью спихнуть всю ответственность на турок, избежав глобального обмена ядерными ударами. Впрочем, от этого становилось не легче, особенно, учитывая, что противоатомных убежищ в Урзыкстане не было даже здесь, на базе Аль-Фулани, строившейся уже российскими инженерами после прихода российских же войск. Командование резонно посчитало, что ядерному оружию у террористов взяться неоткуда, а когда в начале этого года появилась информация о турецком ядерном оружии, что-то строить было уже поздно. Конечно, в данный момент на базах ВС РФ в Урзыкстане велись активные работы в этом направлении, но до их завершения было ещё очень далеко. В такой обстановке Барков совершенно не удивился тревожному писку аппарата внутренней связи — в конце концов, сейчас такое происходило по нескольку раз на дню. Голос одного из офицеров на другом конце провода сообщил о многочисленных хакерских атаках на цифровые системы наблюдения, оповещения и связи. Неизвестный враг явно пытался ослепить и оглушить гарнизон базы, а это, как известно, вполне могло быть прелюдией к чему-то более серьёзному. Генерал отреагировал незамедлительно — повесив трубку и поднявшись из-за стола, он проверил висящую на ремне кобуру с верным пистолетом Макарова в ней и направился в святая святых военной базы — командный центр. Это, безусловно, крайне важное помещение находилось в подземном убежище, пусть хоть и не противоатомного уровня, но тоже вполне надёжном, в былые времена не раз выдерживавшем без всяких последствий не то что разрывы миномётных мин, а и обстрелы из чего-то посерьёзнее и покрупнее миномётов, вроде установок "Град", похищенных террористами с армейских складов. Когда генерал вышел из здания комендатуры, в лицо ему ударил горячий южный ветер, поднявший в воздух тучу мелких песчинок. Генерал на мгновение остановился и осмотрелся вокруг — гарнизон базы находился в полной боевой готовности. Ездили бронетранспортёры, стерегли небо операторы "Панцирей" и С-400. Список вооружения и техники, коими располагал гарнизон базы, был поистине внушителен — от танков, БМП и ЗСУ до самоходных 122-мм миномётов "Нона-СВК". Было даже несколько ракетных комплексов "Искандер", прибывших накануне из-за обострения приграничной обстановки, но они непосредственно к базе отношения не имели и уже сегодня должны были своим ходом проследовать на закреплённые за ними пусковые позиции. Да, гарнизон был вооружён до зубов, и на это имелись причины — за двадцать лет войны базу не раз и не два пытались штурмовать, да только каждый раз штурмующие умывались кровью. Тем временем генерал уже дошёл до малозаметной бронированной двери, ведущей в подземное убежище. Выслушав уставное "Здравия желаю!" от стоявших в карауле бойцов, он набрал код и вошёл внутрь. После нескольких минут пути по коридорам центральный командный пункт встретил генерала многочисленными экранами и индикаторами аппаратуры. Работа здесь продолжалась в обычном режиме, несмотря на внештатную ситуацию. Стоило Баркову войти в это важнейшее помещение, как возле него, словно из-под земли, возник дежурный офицер: — Товарищ генерал! Полчаса назад произошла попытка кибератаки на наши системы дальнего обнаружения и связи с целью выведения таковых из строя. Одновременно с этим наблюдается постановка радиоэлектронных помех. К текущему моменту исправно функционируют... — Связь с Москвой есть? — оборвал его генерал. — Никак нет, товарищ генерал. Полностью исправно функционирует линия связи с Сахрой*, а также северной и восточной группировками наших войск в Урзыкстане. Никто из них с Москвой тоже связаться не может. С перебоями функционирует связь с западной и южной группировками. Южная группировка последний раз выходила на связь пятнадцать минут назад, докладывали о том, что наблюдают передвижения турецких войск на границах "договорной зоны". Есть связь со спутниковой группировкой ВКС на орбите, на этот канал тоже были атаки, но безуспешно. — Принял. Вольно. В случае любого изменения обстановки — доложить немедленно! И попытайтесь выйти на связь с южной группировкой, запросите доклад обстановки. Если не удастся — объявить боевую тревогу до восстановления связи с ними. — Так точно! "Твою же мать! Просил, просил разрешения на превентивный удар! Нет, это, блин, "необоснованная агрессия"! "Надо выжидать", "Нельзя начинать первыми"! Вот тебе — дождались!" — Думал генерал, пока офицеры-связисты пытались оживить эфир и восстановить связь. — Товарищ генерал! — Внезапно подскочил к Баркову тот же самый офицер. Выглядел он до крайности встревоженно. — Есть связь с южной группировкой! — Давай сюда! Роман Барков быстрым движением поднял трубку аппарата дальней связи и поднёс её к уху: — Пламя-4, это База, как слышно? Ответом ему была лишь тишина. — Пламя-4, это База, как слышно?! — Повторил генерал, едва не срываясь на крик. Трубка захрипела, затрещала, захрюкала, и наконец на другом конце ответили: — Ба... это Плам... атакованы... обстреляны турецкими танками... пытаются прорваться... держимся... Что-то грохнуло, и голос в трубке окончательно замолчал. Одновременно с этим раздался голос кого-то из офицеров: — Зафиксирован массированный артобстрел позиций группировки войск на южной границе! — Боевая тревога! Загорелись красные лампы, загудели сигналы тревоги, замигали индикаторы на аппаратуре, ещё через пару минут на экранах одна за другой начали появляться красные точки и все офицеры, знавшие, что это означает, разом похолодели. — Зафиксирован старт баллистических ракет с территории Турции! Цели — Актаби, Аль-Рааб, Таккари, Аль-Фулани! — Твою мать! — Выругался Барков. — Две минуты до контакта! На месте Аль-Рааба, где находился штаб Южной группировки, возникла белёсая ядерная вспышка, хорошо заметная со спутников. — Двенадцать целей с юго-запада! Полторы минуты до контакта! Навстречу вестникам ядерного апокалипсиса понеслись российские противоракеты. Вот исчезла с экранов одна метка, затем другая — Операторы зенитно-ракетных комплексов своё дело знали туго. — Сорок секунд до контакта! Несмотря на подготовленность зенитчиков и совершенство российской техники, уничтожить все ракеты всё же не удалось — шесть из двенадцати продолжали свой путь к цели. — Тридцать секунд! Ещё две точки исчезли с экранов, и осталось четыре. — Двадцать секунд! — Десять! Во время преодоления последнего рубежа ПРО из четырёх ракет было сбито две, но две оставшиеся уже вышли в те точки, где они должны были сдетонировать — Приготовиться к удару! Помещение ощутимо тряхнуло, с потолка посыпался всякий мусор, а затем волна нестерпимого жара накрыла генерала и всех находившихся в командном центре... Нигде и никогда, вне времени и пространства Генерал Барков очнулся посреди сплошной темноты, где не было ни стен, ни потолка — лишь одна темнота, и ничего кроме неё. "Выжил? Да ну нахрен, не бывает такого. Если по нам и в самом деле ядерной бомбой шарахнули, то точно без шансов" — думал Барков, оглядываясь по сторонам и надеясь разглядеть в темноте хоть что-нибудь, однако, безуспешно, и единственным, в чём удалось достоверно убедиться, было наличие в этом странном месте твёрдой земли и гравитации. Неожиданно взор выхватил из окружающей тьмы какой-то до боли знакомый объект. Генерал пригляделся чуть получше, и с удивлением распознал в этом объекте... дверь. Обычную советскую деревянную дверь, из тех, что до сих пор стоят в зданиях различных госучреждений на постсоветском пространстве. Барков осторожно подошёл к ней, и, коснувшись круглой ручки, толкнул. За ней оказался небольшой светлый кабинет, обставленный в лучших традициях советского прошлого, причём не семидесятых или восьмидесятых, а скорее пятидесятых годов. Посреди кабинета, аккурат под висевшим на стене портретом Сталина, за письменным столом сидел немолодой лысоватый мужчина в советской военной форме с генеральскими погонами, который сразу поднял голову на звук открывающейся двери: — Здравия желаю, товарищ Барков. Как добрались? — Кто вы такой? Откуда знаете мою фамилию? — В недоумении спросил генерал. — Генерал Белов, шестой отдел Главного разведывательного управления Генштаба вооружённых сил СССР. — Ответил незнакомец, словно бы пропустив мимо ушей вопрос о фамилии. — СССР больше не существует. Он распался в 1991 году. — Если придерживаться материалистической точки зрения, товарищ Барков, то нас с вами тоже больше не существует. Меня, например, расстреляли в 1953 году за верность идеям товарища Сталина и товарища Берии. — Вы хотите сказать, что... — Да, товарищ Барков. Вероятность выжить при нахождении в эпицентре атомного взрыва равна нулю. — И... что со мной будет? — Вы, товарищ Барков, совершили множество деяний, несовместимых с высоким званием советского офицера. На вашей совести несколько десятков военных преступлений, таких как неоднократное применение боевых отравляющих веществ, открытие огня по гражданским лицам, пытки и казни военнопленных... — Я защищал Россию! Я защищал нашу с вами, товарищ Белов, Родину! Вы призываете к милосердию и честной войне против тех, кто взрывает дома и берёт заложников?! Вы называете меня военным преступником за то, что я уничтожал террористов и подонков? — Успокойтесь, товарищ Барков. О ваших заслугах никто не забывает, равно как и о том, с кем вы сражались и чем руководствовались. Вы вернули закон и порядок в Чечню и Урзыкстан, ваши специалисты предотвратили множество терактов и смертей среди гражданского населения. Всё это будет учтено при... переводе на новое место дислокации. — При переводе куда? — На новое место службы, товарищ Барков. Вы не ослышались. — Штрафбат? — Почему же штрафбат? Новое назначение. — Куда? — Итак, товарищ Барков, как вы верно сказали, Советского Союза больше нет, зато осталось множество людей верящих в коммунистические идеалы. Своей верой они подпитывают наш Шестой отдел, пусть даже и сами не знают об этом. Не так давно нам удалось обнаружить ещё один мир, где аналог Советского Союза жив и здравствует, что даёт нам новые силы. Но эта так называемая "Руссийская Федерация" пока ещё слаба, и ей угрожают многочисленные враги. Во время тамошней Гражданской войны, например, местная Германия просто взяла и захватила западные земли Федерации, в нашем с вами мире известные как Польша. Аннексия произошла без всяких договоров, без учёта воли народа, опираясь на одну лишь силу оружия. Эти земли до сих пор оккупированы врагом. — Место? Где конкретно мне придётся служить? — Западная Белоруссия. Географически этот мир не отличается от нашего, чего не скажешь о местной геополитике. — Конкретное задание? — Делайте что должно, да свершится, что суждено, товарищ Барков. Защищайте своё Отечество так, как вы это умеете. Местный враг излишним человеколюбием не отличается, ничего похожего на Женевские конвенции не существует в природе, а потому ваши методы в реалиях этого мира будут приемлемы. — Готов приступить к несению службы! — Весьма похвальное рвение, но всё же подождите немного. В этот момент рядом с письменным столом буквально из ниоткуда возникла щупленькая светловолосая девочка лет четырнадцати, одетая в белую блузку. Её глаза были скрыты кроваво-красной повязкой, в которой Барков узнал пионерский галстук. — Товарищ Надежда Русланова будет тем каналом, через который вы сможете связаться со мной, а я смогу связаться с вами. Ей не впервой ходить между мирами. "Пионерка, значит..." — подумал Барков, и, улыбнувшись, привычным движением из своего советского детства поднёс к голове согнутую в локте правую руку: — Будь готов! — Всегда готова! — Отозвалась белокурая Надя и точно так же поднесла руку к голове. — Вот теперь вы и в самом деле готовы. — Улыбнулся Белов. — Приступайте к исполнению воинского долга! В тот же момент всё исчезло — и светлый кабинет с портретом Сталина на стене, и генерал Белов, и юная пионерка Надя... Руссийская Федерация, 1926 год по общему календарю Генерал Роман Барков обнаружил себя сидящим за своим столом в знакомом до боли здании комендатуры военной базы Аль-Фулани. Рядом попискивал аппарат внутренней связи. "Вот ведь чёрт! Приснится же такое!" — Подумал он, снимая трубку аппарата. На другом конце провода, привычно, прямо как в только что привидевшемся сне, доложили о потере связи, вот только, в отличие от него, потеря связи была полной — не было связи ни с Москвой, ни с Сахрой, ни с орбитальной группировкой ВКС. Признаков хакерской атаки или постановки помех не было, что приводило докладывавшего офицера в крайнее недоумение. Положив трубку, генерал встал из-за стола, подошёл к окну, и чуть не застыл на месте от удивления: вместо привычного глазу песка, вокруг базы среди белоснежных сугробов стоял стеной густой лес с редкими елями между красавицами-соснами. Одновременно с этим он обнаружил, что вокруг резко похолодало. "Не сон, мать его, не сон!" — промелькнуло в голове у офицера. Прежде, чем он успел что-либо предпринять, вновь запищал аппарат внутренней связи. Барков снова поднял трубку и услышал: — Товарищ генерал, над базой замечен транспортный самолёт Ли-2. Опознавательные знаки не соответствуют никаким из виденных когда-либо. Запрашивает разрешения на посадку. — Запрашивает? На каком языке? — На русском, товарищ генерал. — Не стрелять, посадку разрешить. — Так точно, товарищ генерал! Вздохнув, генерал вновь проверил табельное оружие, и направился к выходу из комендатуры — встречать "делегацию" из местного аналога СССР.