Без безразличия

Вряд ли кто-то заметил бы это по выражению его лица, но Люциус Малфой был… счастлив? Да, несмотря на то, что демонстрировать своё удовлетворение сложившейся ситуацией с его стороны было бы неуместно, внутри себя − он был доволен. Благодаря бывшей супруге и свидетельским показаниям нескольких участников Битвы за Хогвартс (как её окрестили в прессе), Люциус избежал заключения в Азкабане. Учитывая, как он пережил первый арест, второй срок мог бы завершиться для него смертью. Понимали это и в Визенгамоте. А нынешнее руководство школы, судя по всему, не нашло никого путного на должность преподавателя ЗОТИ. Всё это Люциус понимал. Сейчас поговаривали, что после падения Тёмного Лорда проклятие с этой многострадальной должности исчезло. Но желающих проверить данное предположение на собственной шкуре оказалось немного. Вернее, их не имелось вовсе, но для Люциуса это стало в буквальном смысле слова приговором. Пусть и не таким, какой ожидала услышать общественность, мечтающая засадить за решётку всех без исключения Пожирателей. Мечтающая обрести уверенность в собственной безопасности. Мечтающая видеть всё больше и больше громких, до невозможности позитивных и до отвращения пафосных заголовков на первой полосе «Ежедневного Пророка». Люциус мог поставить себя на место одной из представительниц этой самой общественности − Гермионы Грейнджер − и мог понять её недовольство. Мог, но не хотел. Ему приятнее было видеть негодование и лёгкое презрение в её глазах. Это хотя бы смотрелось оригинально. Потому что остальные лица выражали опаску, а ученики младших курсов и вовсе испытывали истинный страх, завидев нового профессора. Должно быть, со стороны это смотрелось презабавно и могло поднять кому-то настроение. Чего нельзя сказать о возможных конфликтах с менее пугливыми студентами. Как назло, первое занятие Люциусу предстояло провести у седьмого курса, в числе студентов которого числилась не только Грейнджер, но и её приятели, которые оказывали сопротивление режиму прошлого года. Так что Люциус ждал реакции от них и в свой адрес. Однако её не последовало. Тщательно скрывая напряжение, Люциус начал лекцию, к которой готовился весь минувший вечер. Студенты слушали, записывали. Тут и вспомнились давние слова Снейпа о Грейнджер (порой он между делом упоминал то её, то Поттера, то кого-то из коллег) − обычно та фиксировала каждое слово профессоров и в целом отличалась исполнительностью и излишней любознательностью. Но вот на лекции Люциуса девчонка отчего-то выглядела совершенно несосредоточенной. Несколько раз удостоив Грейнджер беглым взглядом, Люциус не выдержал и сделал ей замечание. Стало интересно, что она ответит. Попытается ли оправдаться? Рискнёт ли высказаться? Чувствует ли она себя выше однокурсников благодаря своему «подвигу»? Как выяснилось − чувствует. Иначе промолчала бы или ответила бы кратким извинением, а не устраивала бы прилюдную дискуссию на тему «Место Люциуса Малфоя в преподавательском составе школы Хогвартс». Оставить это просто так было нельзя. Самая лёгкая мера − лишение баллов, и именно с этого стоило начать. И Люциус начал. Правда, впоследствии понял, что это ни на что не повлияло: Грейнджер так и не взялась за перо, и её пергамент оставался по-прежнему чистым. Другие ученики, даже самые нерадивые, хотя бы удосужились записать тему и пару основных тезисов. А эта наглая девчонка, сидя на первом ряду, считала позволительным бездельничать. Возможно, она делала это намеренно, желая показать Люциусу, что его пары её нисколько не интересуют. И если при этом Грейнджер считала, что сумеет продолжать вести себя в том же духе и дальше, то она очень и очень ошибалась. Для справки: Люциус был готов дать отпор этой нахалке. * * * Имелись у Люциуса раздражители и помимо Грейнджер. Те самые первокурсники, которые шарахались, только завидев преподавателя в коридоре, уже успели вывести его из себя. Не настолько, чтобы он выпустил свои эмоции наружу, но всё же. Ему совсем не хотелось объяснять недовольным родителям, почему у их детей нервный тик. Ведь за этим могло последовать и отстранение от преподавания, иными словами − пересмотр приговора. Здравый смысл подсказывал Люциусу, что для такого виража нужны мотивы посерьёзнее испуга нескольких учащихся, но всё же следовало быть осторожнее. После пары у «Грейнджер и компании» занятия по Защите от Тёмных искусств посетили ребята с третьего курса. На сей раз Люциус решил начать с интересного − рассказал теорию про боггартов, а практику борьбы с этой нечистью оставил на следующий урок. Ход сработал: заинтересованность в глазах школьников была неподдельной. Довольно скоро Люциус выяснил, что проще всего ему удаётся ладить со средним звеном. Старшие курсы слишком хорошо знали его биографию, младшие — были слишком напуганы слухами о его тёмном прошлом, а ребята лет тринадцати-пятнадцати даже не заморачивались такими размышлениями. Для них главное − интересный урок, возможность проявить себя перед сверстниками и хорошо провести время. Всё это новый учитель мог им предоставить. − Профессор Малфой, а какой у вас боггарт? − поинтересовалась третьекурсница по имени Дейзи. По наблюдениям Люциуса, она была кем-то вроде Грейнджер в былые годы: любопытная и обожающая задавать вопросы. Больше этого она любила разве что получать на них предельно подробные ответы. − С течением времени боггарт может меняться. В вашем возрасте (а я тогда активно играл в квиддич) моим главным страхом был летящий в меня бладжер. − А сейчас? — не унималась Дейзи. − Дементор. − Это потому что вы сидели в тюрьме? — такой вопрос напрямую могла задать только Дейзи, и её непосредственность позволяла не обращать внимания на бестактность. − Не обязательно долго находиться в Азкабане, чтобы бояться дементоров. Достаточно провести наедине с этими тварями лишь минуту, − пояснил Люциус. — Они заставляют нас переживать самые страшные события снова и снова. Поэтому любой страх кажется мелочью в сравнении со знакомством с дементором. − А вы расскажете нам о них? − Обязательно, но не сегодня, − отозвался Люциус. Он не проработал в Хогвартсе и недели, а уже нашёл себе любимицу. Ею стала Дейзи. * * * С определением самой ненавистной студентки проблем тоже не возникло. Гермиона Грейнджер не оставила конкурентам ни единого шанса уже на первом занятии. На неделе она посетила ещё три урока и уже не отлынивала: Люциус убедился, что записывать всё чётко и оперативно девчонка действительно умеет. Но чего Грейнджер не умела, так это скрывать неодобрение в своём взгляде. С каждым днём Люциус всё больше склонялся к мысли, что она делает это намеренно. Может, и вовсе пройти седьмой курс от начала и до конца решила лишь из чувства противоречия и желания насолить ему? Поставить первую отметку на пергаменте Грейнджер Люциусу удалось лишь на второй неделе обучения. Он задал старшему курсу эссе на тему «Роль тёмной магии в развитии волшебного сообщества». Рискованно, учитывая нынешнюю политику, но желание прочесть, что напишет об этом ярая противница такого рода колдовства, было слишком велико. Результат того стоил: в каждом слове сочинения Грейнджер прослеживалось, как она всеми силами старалась свести на нет прогресс магического сообщества, достигнутый благодаря тёмному волшебству. Но у неё это не очень хорошо получалось, так как она была отлично эрудированна и знала, что тёмные маги, не признающие правил, совершили в разы больше открытий, чем кто-то вроде покойного Дамблдора. И Грейнджер об этом писала. А потом настойчиво замечала, что сейчас такое незаконно. И снова говорила об изобретении нового зелья... И вновь подмечала, насколько неэтично было использовать для его изготовления запрещённые ингредиенты. И так — весь текст. Который, к слову, оказался в два раза больше заявленного объёма. Люциус с удовлетворением поставил Грейнджер «Выше ожидаемого» с жирным минусом. Просто к сведению: он планировал оценивать всех студентов по справедливости. Одно исключение лишь подтверждало правило. Да и было ли это таким уж исключением? * * * − Вопросы об оценках можете задать после занятия, − ответил Люциус на незаданный вопрос Грейнджер. Та подняла руку вверх, едва успела получить свой исписанный мелким ровным почерком пергамент с непривычно низкой отметкой. Не было сомнений: за минувшие годы учёбы она привыкла получать одни лишь «Превосходно». Рука её тут же опустилась вниз, а недовольство во взгляде усилилось в разы. Несмотря на это, на протяжении всего занятия перо и пергамент Грейнджер использовала настолько активно, насколько и полагалось отличнице. После звонка она стала единственной, кто решил задать вопрос касательно отметки, хотя на весь курс Люциус поставил «Превосходно» лишь дважды. И то − это был скорее аванс за верное направление мысли. Потому что однокурсники Грейнджер не владели материалом на том же уровне, что и она. Но знания нужно уметь верно применять, так что… − Я не нашла в своей работе ни одной ошибки. Очевидно, вы тоже, но при этом снизили мою оценку на полтора балла, − высказала Грейнджер свою претензию, когда остальные ученики покинули класс. − На один балл. Минус − это лишь для вашего понимания. − Моего понимания чего? − Того, что лично я предпочёл бы поставить вам «Удовлетворительно», − признался Люциус. − За работу без единой ошибки? − Вы выбрали неверный подход и направили свои рассуждения в неверное русло, мисс Грейнджер. Оценить работу такого уровня на высший балл я просто не в силах, несмотря на ваши знания. − Это всё из-за того, что я сказала вам на первом занятии, верно? − Ни в коей мере. − Можете говорить что угодно, но я прекрасно знаю, что написала эссе на «Превосходно», а вы снизили мне отметку из-за личных счётов. − Да? Жаль, что из нас двоих профессор − я. И именно моё мнение о вашей работе действительно имеет вес. − Я... − начала было Грейнджер, но быстро умолкла. Развернувшись, она умчалась к выходу и вскоре скрылась за дверью. Для протокола: Люциус не сомневался, что в будущем ему удастся использовать все доступные методы для борьбы с этой нерадивой студенткой. * * * На следующее занятие она не явилась. Опыт показал: сложно бороться с тем, кто тебя игнорирует. Причём теперь уже не просто пропускает лекцию мимо ушей, но даже не показывается на уроке. Не появилась Грейнджер и на обеде. Повод встревожиться? Возможно, но не для Люциуса. Его ожидали ещё две пары: обе − у первого курса. Отвлекаться на ерунду вроде прогуливающей студентки он не желал. Одиннадцатилетние дети, как и должно, занимали всё внимание профессора. Как казалось Люциусу, со времён его обучения методы преподавания изменились. С ним и с его сверстниками учителя были строги, и это работало. Сейчас же коллеги (да, он с ними общался, кое у кого перенимал опыт) советовали использовать игровые методы для привлечения большего внимания, организовывать групповые задания, предоставлять детям простор для творчества. Не сказать, что Люциус был согласен с таким подходом, но для проверки его действенности следовало попробовать. На удивление — метод не подвёл. Как только для выполнения несложного задания Люциус разделил ребят не на традиционные пары, а на несколько команд по четыре человека, и устроил между ними соревнование, работа закипела! Все сразу стали действовать быстрее, слаженнее и продуктивнее. Выявились лидеры, стратеги и исполнители. А Люциус стоял в стороне и наблюдал. Жаль, что так просто «поддаются» обучению лишь младшие курсы. Однако впредь стоит учитывать, что МакГонагалл вполне может дать дельный совет. Несмотря на её вечно поджатые губы и строгий оценивающий взгляд (рядом с ней Люциус чувствовал себя не профессором, а студентом!), несмотря на её предвзятое отношение, директор делала всё возможное, чтобы школьные дела шли гладко. Проблем здесь с лихвой хватило за последние годы. К сведению: Люциус не хотел становиться очередной проблемой. Пусть Визенгамот и не интересовался мнением МакГонагалл насчёт кандидатуры бывшего Пожирателя на пост преподавателя… Она не устроила скандал и не посоветовала родителям писать жалобы. Поступи директор так, её бы послушались, а Люциуса бы отстранили. Стали ли бы для него придумывать другую «исправительную» работу взамен реального срока — неизвестно. Очень может быть, что нет. Но МакГонагалл приняла всё как должное и теперь извлекает из ситуации максимум пользы. Люциус ценил такой профессиональный подход. * * * Люциус никогда бы не подумал, что займёт должность школьного преподавателя. И верно: такого рода деятельность была не для него. Да, он справлялся. Да, временами было даже интересно. Да, он открывал для себя что-то новое. Да, он действительно не жаловался на судьбу. Но все понимали: эта работа не для людей вроде Люциуса Малфоя. Как это ни парадоксально, главным способом не замечать своей неуместности Люциус избрал полное погружение в работу. Предпочитал тратить время на подготовку к лекциям и засиживаться допоздна в кабинете, проверяя бесчисленные эссе, а не коротать время в своих новых апартаментах − до неприличия маленькой комнате. Тесной, скудно обставленной. Ну, в сравнении с мэнором, к масштабам которого привык Люциус. Выскажи он свои претензии вслух, обязательно нашёлся бы умник, подметивший, что камера в Азкабане проигрывает любому жилью. Люциус так и слышал колкую фразу вроде: «Не нравятся преподавательские апартаменты? В тюрьме тебе всегда будут рады и выделят люкс-камеру! Не хочешь? Тогда умолкни!» Но Люциус на эту тему и не заговаривал. Просто заходил вечерами к себе и продолжал думать, строить планы. В основном все его мысли вращались вокруг детей. Как-никак, он был ответственен за их просвещение. И, кто бы что ни говорил (в частности — что бы ни говорила мисс Грейнджер), он мог научить школьников многому. Как, кстати, мог это сделать и Тёмный Лорд, когда звался ещё Томом Риддлом и хотел занять пост профессора ЗОТИ. Правда, ему такого шанса не предоставили, а вот Люциусу эту возможность вручили в качестве кары. И он старался выудить из этого наказания что-то полезное, причём не только для себя. Но Грейнджер этого не видела − потому что и не пыталась увидеть. К ней у Люциуса было особое отношение. Хотя бы потому, что она давно не могла считаться ребёнком. Из её личного дела выяснилось, что совсем скоро ей исполнится девятнадцать. Сам он в этом возрасте уже помогал отцу вести дела, параллельно проходя курсы по колдомедицине. Последние ему не пригодились, так как год спустя Люциус уже стажировался в Министерстве, и вопросы с трудоустройством решились сами собой. Предположительно − не без помощи Абраксаса Малфоя. Но тогда Люциус предпочитал об этом не думать. Как-то он рассказал Нарциссе, что после окончания школы хотел стать колдомедиком. Та только посмеялась. − Ну какой из тебя целитель? Ты мог бы разве что руководить Мунго, − сказала она. − Чтобы управлять больницей, нужно сначала пройти все ступени, начиная с курсов, стажировки... Ведь и Министрами сразу не становятся. − О, так теперь ты метишь в Министры? − Отец хотел бы, чтобы я шёл к этому. − А чего хочешь ты? − Не знаю... Добиться успеха хотя бы на этой должности. Драко уже исполнился год. Он должен знать, с кого брать пример... Сам Люциус довольно поздно понял, что если на кого-то и нужно быть похожим, то только на самого себя. Не на отца, не на деда, не на начальника. Сын шёл по его стопам: копировал манеру поведения, перенимал убеждения. И винить в этом ребёнка было бы нечестно. Учитывая, что в то время Малфои были в почёте, Драко выбрал правильный подход. Тогда никто и не мог подумать, чем это всё закончится. Чтобы вы понимали: всё, что делал Люциус, он делал ради семьи. И он первым ударил бы заклятием в каждого, кто рискнул бы с этим поспорить.