Du bist anders Du hörst mir nicht zu Du weißt, ich kann das Schweigen nicht so gut wie du
Рэд тяжело вздохнул, ударяясь головой о жёсткую дверь в собственную квартиру. Здесь пахло алкоголем и куревом, столь горкло и мерзко, что запах блевотины был бы гораздо роднее и лучше. Эджи ушёл неделю назад. Даже его запаха не осталось по комнатам; только слышались постукивания его когтистых пальцев по белым откосам окна. Но это был абсолютно полнейший бред. Фелл прибыл прямиком с развода, чёрт бы его побрал. И его, и Эджи этого, и обоих Тейлов вместе с их ненаглядным Романом. Сынишке ведь не объяснишь, что его отец, весь перед ним такой правильный и восхитительный — посреди тёмной промёрзлой ночи уходит, чтобы прижимать к стенке подъезда отнюдь не Папайруса. Одна лишь загадка, как последний ещё не сорвался с катушек. «Пройдёт», — безучастно говорил Папайрус, когда слышал, как за Сансом закрывается входная дверь. «Когда-нибудь точно пройдёт». Рэд прошёл вглубь квартиры, громко и очень выразительно ругаясь, как умеет только он сам. Ещё он очень виртуозно спотыкался о пустые бутылки своего любимого виски, который глубоко в душе он считал откровенной дрянью, от которой горло разъедает. А ведь Феллу даже не с кем было поделиться своим недовольством. Скелет больно упал на отодвинутый стул, который всё равно стоял недостаточно далеко от стола, чтобы сесть на него нормально. Бёдра и поясница отдали глухой болью и ноткой наслаждения от прошлой ночи, но сейчас было совсем не до этого. Рэд даже подумал, что неплохо было бы удалить и заблокировать Санса везде, до чего только слабые длинные руки смогут дотянуться, чтобы не вспоминать про все эти ночи. Но Тейл ни в чём не виноват. Начал это совсем не он. Да и сам Фелл здесь тоже не при чём. Просто на одном из игрищ по типу «правда или действие» они поцеловались слишком откровенно, почти что долбились в дёсны, если говорить совсем уж мягко. Обе Андайн тогда безудержно ликовали вместе с Меттатонами, но скелеты этого вспомнить не могли. Их мир в тот момент сжался до одной точки. Чувства, похоже, уже били неистовым ключом и достигли долгожданного пика. «По-моему, вы сегодня переиграли», — пошутил после той игры Меттафелл. Лучше бы это оказалось правдой, чем дружеским подколом. Рэд был бы за такой великий подарок благодарен судьбе и всем богам вместе взятым. Фелл хотел смахнуть собравшуюся на своей черепушке за день пыль, но у него не хватило сил даже на то, чтобы элементарно поднять руки. Эджи бы заботливо убрал пыль сам, сделав это в виде подзатыльника, но теперь огненного мужа нет рядом с ним. И никогда больше не будет. Тейл не уйдёт от своего ненаглядного красавца-рыцаря, который снизошёл, словно ангел с небес и смог его полюбить. Такого всего неидеального, с зависимостью от крепкого алкоголя и слезливым саксофоном под боком. Если бы только Фелл был в тот момент для Санса гораздо значимее, чем сухое и неприятное, словно ощущение сигареты на языке, «лучший друг». Тогда бы не пришлось ломать жизни своим мужьям, не светленькому Роману, который вообще сейчас не должен волноваться о том, что его отец где-то пропадает, и что они с папой возвращаются домой не вместе, как раньше. Фелл в этом случае был бы, возможно, самым счастливым человеком на всей планете, если не во всём чёртовом мире. Рэд был разбит и потерян. Ему хотелось пить-курить-пить-курить-пить-курить, пока не наступит сладкий передоз. И вообще можно будет не решать никакие проблемы. Только вот скелет позволить себе этого не мог. Потому что по утрам его рвало совсем не от алкоголя, а низ живота тянуло отнюдь не от возбуждения. Хотя лучше бы от него. Фелл положил ладонь, совсем осторожно и нежно, боясь навредить, на свой живот. Пока плоский, но это продлится не так уж и долго. Рано или поздно Санс узнает. И в тот момент случится самая настоящая катастрофа, если не что-то похуже. «Рэд, я люблю тебя», — в слезах от ярости говорил Эджи прежде, чем уходить из злополучной квартиры. «Но я знаю, что это ваш с Тейлом ребёнок». Фелл никогда не простит себе те слёзы, что видел на его перекошенном от злобы лице. Это совершенно непозволительно. Санс скоро узнает, что его лучший друг всё это время был грязной омегой. Которую хлебом не корми, лишь оттрахай получше, чтобы не встать даже с кровати потом. Рэду вообще казалось, что всё это генетическая ошибка, или на тесте по определению пола просто перепутали бумаги. Он считал, что и течки скоро пройдут. Прошли, но совсем не тем путём и способом, как следовало бы. В дверь позвонили. Противно так, визгливо и долго, что лучше бы эту самую дверь к чертям выломали, чтобы Фелл не слышал этого звука. Ему даже было абсолютно плевать на то, кого там принесло попутным ветром без камней. — Открыто! — крикнул Рэд, с непривычки от такой силы надрывая связки. Горло болезненно зажгло. — А для меня точно открыто? — спросил отчего-то виноватый голос, хриплый из-за вечных криков и весёлого смеха. Через пару секунд голова Санса показалась в дверном проёме, а глаза с голубыми огоньками смотрели на того, кто вовсе не хотел их видеть. — Я слышал, предателям тут не рады. — Предателям? — переспросил хозяин квартиры, будто в полусне. — Я виноват в том, что Эджи подал на развод, — покачал головой Тейл и поставил на затёртый стол пакеты. В них весело зазвенели бутылки с любимым вином Фелла, которое сам Санс вообще пить не мог. — Пришёл извиняться. — Я пить не буду, — пробубнил Рэд, чуть сжимая футболку на своём животе. Он почти мгновенно разомкнул пальцы, ведь знал, что Тейл может заметить. — А ты ни в чём не виноват. Фелл не знал, любит ли он Санса. Просто так почему-то надо было, и Рэда влекло к нему. Волочило и размазывало по асфальту с непреодолимой силой, словно для полноты картины оставалось только проехаться мощным катком. Фелл всхлипнул неслышно. Тейл улыбнулся грустно. Рэд помотал головой, чтобы напрочь выветрить все мысли из черепушки. Ему хотелось очутиться подальше от этого места. Ему было гадко, и одновременно с этим невыносимо смешно. — Ну, что ты весь раскис? — протянул Санс, вставая на колени перед Феллом, укладывая ладони на его бёдра, немного поглаживая. Совершенно дружеские касания; попытка успокоить. — Вы ещё помиритесь, я помогу. Вы ведь истинные. Он твоя омега, ты его альфа, эта ссора из-за меня ничего не может изменить. Прости. Если бы Рэд сейчас стоял, он бы непременно упал, сломав себе пару костей. Внутри его грудной клетки что-то болезненно затянуло и затрепетало, будто это вообще того стоило и не было глупым. Слёзы удерживать удавалось. Фелл не хотел говорить правду. Она была чересчур горькой и прокуренной, и хотелось её проглотить, словно таблетку, всё равно ведь не поможет. Она состояла лишь из нескольких слов, но они были столь морально тяжёлыми и неподъёмными, что Рэду хотелось волком выть. Ему нельзя поднимать тяжести. «Ты — мой истинный», — застряло поперёк горла и засияло в лазурных глазах, так и не произнесённое. В груди что-то невероятно болезненно защемило, а Фелл неконтролируемо положил свои ладони на руки Санса. Поддержку искал. — Должно быть, ты прав, — тоскливо улыбнулся Рэд, а по его спине прошёл табун мурашек. Его чувства казались просто невероятными. Фелл тяжело вздохнул. Он не хотел любить Тейла только из-за того, что они истинные. От самой мысли об этом было противно и отвратительно, ведь это совсем не те эмоции и чувства, которые Рэд хотел испытывать. Ровно до этого момента Фелл думал, что всё его сердце полностью отдано Эджи, его ненаглядному и чудесному альфе, который последние несколько лет каждую секунду был рядом. Поступить так мерзко — действительно поступок, достойный такого существа, как Рэд. По крайней мере, он так считал. — Ты правда не будешь пить? — хмыкнул Тейл, удивляясь поведению друга, который обычно тянулся к бутылке не позже него. А скорости самого Санса действительно можно было и позавидовать. — Ну, Рэд, ты чего? Я твоё любимое вино купил. — Я не хочу, — пробурчал Фелл вовсе не слышно, если бы вокруг витал хоть малейший шум. Рэд устало закрыл свои красные глазницы и вздохнул упрямо. — Ты же знаешь, что из-за развода я нажрусь, как свинья. — А это плохо? — спросил Тейл, заботливо проводя костлявой ладонью по чужой черепушке и поднимая голову Фелла, чтобы видеть хотя бы половину прекрасного лица напротив. — Лучше же, чем сидеть и грызть себя. Рэд зажмурился до цветастых шумных кругов перед глазами, и быстро отрицательно замотал головой. Он шёл в отказ целиком и полностью, но настоящую причину этого не скажет. Как минимум, не в ближайшие пару месяцев. Седьмая неделя давала о себе знать. От столь напористого и явного призыва выпить Фелла начало тошнить. Он стал дышать глубоко, чтобы унять это в себе, а живот не тянуло от стресса. — Тебе плохо? Санс непреодолимо тяжело вздохнул, заботливо и нежно так, что у Фелла сердце остановилось на какую-то невыносимо долгую микросекунду. Тейл взял ладони Рэда в свои и чуть сжал, согревая. У Фелла всегда были холодные руки. — Я просто не хочу ничего сегодня, — пожал плечами Рэд, отводя взгляд. Прикосновения Санса, пусть даже такие невесомые, уже отдавали каким-то неестественным жаром. — А если мы напьёмся, то мы… — Не волнуйся, я эту гадость пить не собираюсь, — тихо рассмеялся Тейл, укладывая подбородок на чужое острое колено. Взгляд его был, словно щенячьим, просящим, хотя в этой ситуации это было непреодолимо глупо. — Я за тобой присмотрю, а вот тебе надо нахуяриться, как следует. — Вином? — скептично изогнул бровь Фелл, гуляя взглядом по столу, где стояли бутылки. — Ну прости, принцесса, — Тейл улыбнулся во все тридцать два. — Если будет совсем плохо, я за коньяком сгоняю. — Н… ну, — неуверенно заикнулся Рэд. — Давай выпью немного. Фелл очень робко и затуманено наблюдал за тем, как саксофонист с верхней полки достаёт изящный бокал, который чудом ещё не разбился. Рэд просто не хотел вызывать лишних подозрений; Сансу ещё слишком рано знать о том, что он под сердцем носит их ребёнка. В Фелле боролись сразу несколько мнений, и он просто разрывался между ними, словно на его плечах сейчас сидели маленькие ангелочек и чертёнок, которые силились склонить его к чему-то. Большинство в нём выступало за то, что пить категорически не стоит, но какой-то детский страх и непонятное опасение были гораздо сильнее, и Рэд просто сжечь себя был готов за это. Фелл вновь положил руку на свой живот. Он не будет много пить.***
— Блять, Рэд! — почти что выплюнул Санс, резким рывком отстраняя от себя Фелла, который бесстыдно лез с поцелуями. — Тебе проспаться надо, ёбанный ты в рот! — Сам меня споил, ещё и жалуешься, — несвязно, абсолютно пьяно и совершенно бессознательно пытался говорить Рэд, но язык заплетался так, что это не представлялось возможным. Он не понял, в какой момент ему показалось, что на дне бокала он найдёт что-то хорошее. — Ну поцелуй меня хотя бы; тебе жалко, что ли? — Ты, когда не был в ебанину пьяный, сказал, что ничего не хочешь сегодня, — сквозь зубы прошипел Тейл, больно сжимая чужие плечи. Фелл же дёргался из стороны в сторону, пытаясь вырваться. Рэду не нравилось, когда Санс незаслуженно делал ему больно. Тейл делал это слишком часто, чтобы принимать это, как должное. Раньше Фелл ещё мирился с этим, когда Санс делал это почти что ненамеренно, случайно и неосторожно так. А сейчас, когда по плечам растекалась ужасная боль, скатываясь градом на предплечья и тонкие запястья, Рэду было морально трудно терпеть. Когда Фелл выпьет, он отчего-то становился таким сентиментальным и плаксивым, что ему самому становилось неуютно и неловко от своих действий. Он и без алкоголя был обидчивым просто до побелевших костяшек, а под градусом всё это приумножалось в миллионы раз, если не в немыслимые миллиарды. К боли на слабых плечах прибавился предательский холодок на выпирающих позвонках, когда по щеке скатилась первая слеза. Рэд беззвучно всхлипнул и мелко задрожал, из-за крепкой хватки Тейла всё равно оставаясь на месте. Саксофонист чересчур часто видел своего друга плачущим. Он искренне не хотел быть той жилеткой, в которую Фелл может плакаться, ведь есть Эджи. Но сейчас муженька Рэда рядом не было, поэтому приходилось замещать его на столь нелёгком посту. И ведь не пожалуешься потом никому; Фелл может обидеться только пуще прежнего. Это никому не нужное нагнетание, поэтому Санс покорно принял свою роль. Вместо того, чтобы делать Рэду больнее, Санс отпустил его плечи и притянул к себе для совсем невинного поцелуя. Ему надо ещё успеть домой. Его ждут любимые муж и сын.