Пламя Инквизиции

Как только огонёк неторопливо, будто пробуя на вкус, слизал подсушенную старостью кору, Катастрос стряхнул с кисти остаток чар. Краем глаза он наблюдал, как рекруты сползались к новому костру – кто с опаской, кто с наивным восхищением, а кто устал и оголодал достаточно, чтобы без лишних мыслей повесить котелок на крюк. Если бы эльф оглянулся, то точно заметил бы несколько неодобрительных взглядов, вызванных скорее привычкой постоянно бдеть за исполнением завещания Андрасте. Совсем недавно Родерик растяфкался бы как одержимая Гневом псина, завидев, что маги Круга помогают разжигать костры по приказу Вестника – и заодно тренируются вволю. Сейчас… сейчас что преподобных матерей, что храмовников, что простых деревенских больше заботило, как бы отоспаться и не заиндеветь за ночь. И все они могли думать о тяжёлом завтра только благодаря Родерику, от которого остались одни тлеющие головешки в двух днях пути. Нужда размывала черту между теми, кто умеет плести чары, и теми, кто не имеет ни унции магии в кончиках пальцев. Но как только Митал сочтёт, что с них хватит, новые склоки не заставят себя ждать. – Храни вас Создатель, – благодарно прохрипел шем и притянул ближе к теплу такую же светловолосую, как он сам, взрослую девицу с по-детски округлым лицом, но подозрительно шмыгающую простуженным носом. – Обратитесь к сёстрам Церкви, – кивнув на неё, без лишних экивоков предложил Катастрос, на что шем неловко поскреб лоскутами серебрящуюся щетину. – Милорд Вестник, сэр, сёстры заняты тяжелоранеными, мы бы не хотели беспокоить их по мелочам… – Если ею не заняться вовремя, потом она так или иначе будет валяться с ними и позаражает других, – мотнул головой эльф и протянул девушке свалявшийся в кармане канаварис – получше у него с собой не водилось, всё остальное держали при себе целители под неусыпным надзором Адана. – Держи. Держи, говорю, и пережуй нормально. Подойдите к ним не раньше, чем закончат кормить раненых. Кивнув на робкую, одними губами произнесённую благодарность, Кат встал с корточек и ушёл в противоположную от костра сторону к щели меж палаток. Дальше справятся сами. Ближе к границе лагеря свет рассеивался всё сильнее, ложился на снег тусклыми красными полосами и расчерчивал кочки и горную породу густыми длиннющими тенями. Они искривлялись и извивались, как химеры, их не тревожил колкий мороз, что с готовностью вгрызался в размякшую от жара плоть. А ещё они прятали под своим пологом фигуру Вестника, и он, в полной безопасности от чужих взглядов (исключая, естественно, всевидящие глаза тайного канцлера) мог нервно взъерошить волосы в страшный сон орлейской аристократии. Он устал. Советники устали. Устал каждый, кто вместе с ними совершил настоящий марш-бросок под свист вьюги, утихшей окончательно лишь к сумеркам. Некоторые лошади по дороге растеряли подковы и недовольно храпели, часто вынужденные тащиться по непроторенным, а оттого подлым горным тропам. Не меньшей проблемой оказались – ожидаемо, конечно – раненые и больные. Долгая дорога выматывала их, забирая и без того хлипкое здоровье. Катастрос тосковал по аравелям как никогда – они идеально подходили для передвижных лазаретов и могли бы сберечь им драгоценное время. Однако от красивого «а что если» трудности не рассасывались сами по себе, и эльф стискивал зубы покрепче, помогая переносить полуживых, полумёртвых, кричащих, бредящих, горящих – от лихорадки или ожогов – из палаток в телеги и обратно на каждом привале. Никто иной как Гилланайн вела Инквизицию, раз они ещё не потеряли направление, совы Андруил сопровождали их в пути, отгоняя взор приспешников Корифея, а Силейз охраняла очаг жизни, теплящийся в каждом, кто пережил падение Убежища. Кат машинально потёр глаз, отмеченный узором покровительницы, и раздраженно цыкнул. Ошпаренная огнём во время битвы кожа слезла почти полностью, и отёк давно прошёл, но зуд всё ещё сводил с ума. Впрочем, разве бредовая горячка и вывихнутая лодыжка что-нибудь значат рядом с переломом ребер Симпентара? С обрубленными конечностями или уродскими шрамами ещё менее везучих? Это милосерднее стали мизеркорда, которой отправляли на ту сторону Завесы совсем безнадёжных там, в ловушке деревенской церкви, когда они выбирали, какой смертью отправиться в Тень. Остаток Инквизиции продвигался медленно, чтобы не провоцировать осложнения у раненых, но Катастрос кровь из носу обязан был поторопиться, чтобы тяжёлый путь не скосил и здоровых. Больше он не потеряет никого из них... Только бы им хватило веры, чтобы продолжать идти. Кат прекрасно понимал, что тяга на чистом воодушевлении и так прослужила достаточно долго, скоро мысли о насущном – о еде, ночлеге и холодной смерти – вытеснят вдохновенные мечты. Дольше тянуть нельзя: с самого утра – нет, сегодня же! – срочно к Соласу, расспросить, сколько приблизительно им тащиться к той эльфийской крепости, которую он видел во снах, перераспределить припасы, лучше снабдить разведчиков или отправиться самому... Катастрос бросил попытки разглядеть хотя бы одно созвездие за кучковатыми облаками, обрамившими Брешь словно круговые волны потревоженной озерной глади, и, стянув перчатку, сощурился от ударившего в глаза болотистого свечения. Вокруг метки – Якоря, как любезно подсказал Корифей – теперь всё больше шепотков об Андрасте и всей этой церковной чепухе. Ключ к небесам, пропуск в Чёрный город, дорожка к трону Создателя… Будь Кат глупее, он бы уже уверовал с потрохами, столько диких историй стоит за одной маленькой щелью среди линий ладони. Его мучило только одно: что связывало это всё с эльфами? Солас сказал, что сфера магистра на самом деле их народа – его народа. Солас сказал, что причина катастрофы – древнейшая магия элвен. Древнее всего, чему могла научить Хранительница, и в веках спрятанная глубже, чем искусство Dirth'ena enansal, напоминание о котором висело на поясе эфесом духовного клинка. Кат заметил, как заслушивался рассказом хагрена Симпентар – проглатывал каждое слово, словно не ему скоро разменивать четвёртый десяток, и сиял восхищением в глазах, как и много лет назад, когда вместе с гурьбой детей садился возле Дешанны, жадный к преданиям о великих предках. В тот момент Симп был таким… счастливым и открытым, что не хватило духу даже как бы невзначай поинтересоваться: откуда? Откуда Солас, свободный эльфийский маг без валласлина, знал ещё и об этом? Он ушел с Инквизицией, когда из пламени явился Корифей, и не видел сферу воочию, он не ходил спать на развалины Храма, чтобы… Или ходил, но не сказал? Что если он и о Якоре знает больше? Если… – Не возражаешь, если составлю компанию? Катастросу стоило усилий, чтобы не вздрогнуть – он залез в омут вопросов без ответов настолько глубоко, что даже не услышал скрип снега под чужими сапогами. Сила, безусловно, в знании, но в неведении хранится покой… Эльф повёл плечом и беззвучно вздохнул. Демоны с ним, потом. Если ему достанет мужества сломать образ надежного всезнающего хагрена, который сросся с Соласом намертво, он спросит... Потом. – Нет. Думаю, это я должен удостовериться, что ты не обледенеешь в ближайшие пять минут без бутылки антиванского бренди. Догадаться, кто подошёл со спины, не составило труда – настолько различимым северным акцентом с шуршащими, словно золотой песок, интонациями щеголял только один человек в Инквизиции. Кат скосил на него взгляд и фыркнул скорее доброжелательно, мотая головой. Дориан держался уверенно, кутаясь в потертую шубу грубого ферелденского пошива с тем же достоинством, что и разодетые в медвежьи шкуры и серебряные камзолы короли с охотничьих портретов. Но, как и любой, кто пробыл с ним больше часа в пути через горные перевалы, эльф прекрасно понимал, что разнеженный, обласканный солнцем тевинтерец не дрожал от холода лишь потому, что внутри кровь по жилам гоняла горячечная гордость. – Промах, мессир Вестник – он не в моём вкусе. – Неужели? Слишком крепкий? – Ты недооцениваешь меня, – Дориан усмехнулся, показав жемчужно-белые (магия, не иначе) зубы. – Антиванский алкоголь хорош только для пустых бесед – крепость там соответствующая. А вот доводилось ли тебе пробовать «Блондинку на солнце»? Ответ был очевиден – чем ещё можно разжиться в ферелденских тавернах, кроме эля и медов всех сортов, слишком простых и скучных для изысканности «цивилизованного мира»? Эльф красноречиво вздёрнул бровь, на что альтус только цыкнул и мечтательно втянул воздух, по запаху ни разу, наверное, не похожий на какие-нибудь тропические суховеи северной Империи. – Большое упущение. Крепкая, как смертельное проклятие, и жгучая, как поцелуй Желания – о, друг мой, именно из-за «Блондинки» говорят «увидеть Минратос и умереть», вовсе не через страшных магистров и богопротивную магию крови! И полно тебе смеяться. Инквизицию никто не воспримет всерьёз, пока у вас в таверне не появится хорошая выпивка, помяни моё слово. – Как я могу игнорировать столь важные советы – Кат поперхнулся смешком поскромнее, повторив про себя название пойла трижды. – Я, конечно, далёк от величия тевинтерской выпивки, но позволит ли мне великий магистр? Он кивнул на руки Дориана, что всё судорожнее сжимали запах шубы. Альтус сначала закатил глаза на слишком приевшуюся шутку, а затем, покосившись с подозрительным любопытством, выполнил просьбу. С заговорщическим видом сняв вторую перчатку, Катастрос подул на свои ладони и начал растирать между ними искру магии – она сияла, будто подсвечивая тонкие пальцы красным с изнанки. Когда его руки разогрелись в достаточной мере, покрывшись слабо мерцающей плёнкой, похожей на отсветы лагерных костров, эльф очень аккуратно и бережно накрыл ими кисти Дориана. Минуту они стояли молча – они и одинокая сова, что где-то там, в синеве елей, причитающее ухала на весь тот шум, что устроила Инквизиция в доселе нетронутых низинниками землях. Быть может, сегодня шепотки и басни звучали глуше, но всё ещё трещали сжираемые пламенем поленья и кипела похлебка в котелках. Усмешку на лице Дориана сменила хмурая мина – альтус перехватил левую руку Катастроса и повернул её ладонью кверху. – Сколько вы с Соласом изучали метку вдоль и поперёк, а так и не узнали главного. Иронично, да? Зато теперь я уверен, что твою руку увидят на рынках вместе с портянками Андрасте как церковную реликвию. Вопреки словам, в голосе Дориана не было ни намёка на шутливый тон, а Кат не нашёлся сразу, что ответить. Не целясь, альтус выбил десятку – возможно, потому что сам не мог прекратить думать о Корифее и всех легендах, что приобрели оттенок правды. – Пусть продают что хотят и как хотят, но никто её не получит, пока Корифей имеет малейшую возможность устроить тот краснолириумный пиздец. – А дальше? Неужели отдашь так просто после стольких приключений, пережитых вместе? – притворно изумился Дориан. – Конечно нет, как ты мог подумать! Якорь всё ещё сможет открывать и закрывать разрывы, а ещё, – Кат хитро сощурился, – Инквизицию слушают гораздо охотнее, если помаячить им перед глазами. Так что, пока он полезен, хоть зубами выгрызай – не отдам. – Подумать только! Из этого вышел бы очаровательнейший бульварный роман, если бы мы говорили про юную благородную девицу, а не… Катастрос внезапно поднял ладонь, прося альтуса замолчать. В этом жесте не было большой нужды: Дориан сам заметил скачущего к ним через сугроб шема. Прежде всего его выдал металлический отблеск знака Инквизиции на груди, а давно сбитый капюшон разведчика позабытым болтался на ветру. Мимолётно дёрнув уголком губ перед тем, как отпустить альтуса, эльф побежал навстречу. – Вестник! – шем глотал воздух глубоко и часто, но был слишком взбудоражен, чтобы так просто заткнуться и отдышаться. – Шартер… Нашли, как… как описывал Солас… нашли! Катастрос застыл – на мгновение, одно позволительное мгновение, – чтобы попросту до конца осознать, а потом выдохнул с облегчением. Хвала Творцам – хотя бы одна туча их безнадежного положения начала рассеиваться. Нашли. – Есть письмо от Шартер? Покажешь потом, сейчас двигай ногами, резче, резче, идем к Советникам! Наконец-то.