Нежной лилии великолепный стан Я готов обнять, и губы ей наполнить… В голове моей — любви дурман, О тебе могу я только помнить. Только лилия в саду — твоя сестра… Нет в ней твоего очарованья! Ты — нежна, красива, и мудра, Ты — чудесное Земли созданье! Белой Лилией тебя я назову, Хоть ты и прекраснее всех лилий… Лишь одну тебя навек люблю На пересеченье жизни линий… Веснова Е.
Я жалок в своем горе. То, что не утопит ни в огневиски, ни в собственной крови, ни даже крови треклятого Лорда. Мимолетное ощущение, что она может развеять мое одиночество, чтобы… Чтобы что, Снейп? Самому все разрушить? Упиваться своей потерей, а потом задыхаться, смотря в глаза мальчишке? Каждую секунду своей жизни ненавидеть себя? Тоска и тянущая боль в груди, там где были похоронены черствые осколки навеки разбитого сердца, не отступают ни на шаг. Зловонное дыхание Смерти преследует его — не своей, нет. Ее смерти. Ему тошно и больно всякий раз, когда наступает чертов Саммайн — хочется разнести к Мордреду все в своих подземельях. Разбить каждое зеркало, любую отражающую поверхность, лишь бы только не видеть гнусного труса и убийцу возлюбленной. Он уже даже согласен, чтобы Лили оставалась с Поттером. Пускай у них родится орава орущих растрепанных гриффиндорцев, а ему придется ежедневно мучиться с этими недоразумениями — все что угодно, лишь бы только жила. Но мертвые не возвращаются на Землю. Только в кошмарах и вспышках воспоминаний в истерзанном мозгу. Он до сих пор помнит ее запах: девчачьи духи с запахом цитрусов, маггловский крем для рук, ведь: «Сев, в Шотландии такая мерзкая погода, что у меня руки трескаются», а еще после обеда и ужина от нее пахло булочками с корицей и ванилью. Она всегда приносила с собой парочку к их месту у Черного Озера, садилась на клетчатый коричнево-красный плед и утягивала за собой его, Снейпа. Читая книги на берегу, Лили не забывала опустошать плетеную корзиночку, заботливо наполненную домовиками булками с корицей.***
Лили перевернула страницу огромного учебника по Чарам. Теплое солнце над ними кидало на ее волосы причудливые блики. Она была такая… Яркая. Солнечная и теплая, словно июльское солнце или растопленный на Рождество камин. Глупо, конечно, сравнивать свою подругу с предметами или явлениями, но рядом с ней было тепло. Северус откинулся на сочную траву, тонкими длинными пальцами вырывая травинки и щуря глаза. — Сев, съешь булочку. — Лили снова пыталась заставить его есть эту сладкую гадость, покрытую сахарной пудрой. Нет, ради Эванс, он смог бы съесть и ведро выпечки, но сейчас ему особо не хотелось. Было желание только лежать на берегу, подставляя лицо под теплые порывы майского ветра и наслаждаться профилем рыжеволосой однокурсницы. — Не собираюсь отжираться до размеров Петтигрю. — Он с удовольствием потянулся и хрустнул позвонками. — Бука. — Беззлобно рассмеялась Эванс и потянулась за еще одной сладостью. Ее нос испачкался в белой пудре и она сделала смешное выражение лица и потянулась к Северусу. — Сев, сотри, пожалуйста. — Жалобно протянула она. Пальцы на обеих ее руках были выпачканы в корице и сахаре и она виновата подняла брови, взглядом указывая на них. Снейп покраснел до кончиков ушей, но быстро качнул головой, скрывая пылающие щеки завесой волос и несмело протянул руку к ее лицу. Немного вздернутый нос с веснушками, на самом кончике вымазанный белым. Осторожно, будто опасаясь сломать или как-то испортить ее, он ласково вытер след сахарной пудры. Этот момент показался ему очень интимным, словно они сейчас сидели друг перед другом абсолютно нагие. Звуки вокруг притупились, весь его мир сжался до лица Лили, бывшего так близко. Ему стоило лишь немного наклониться и коснуться своими губами ее, накрашенных коралловым блеском, но позади раздался ненавистный раздражающий смех. Компания Поттера опять здесь. Мордредова задница, почему они всегда оказываются рядом?! Морок и очарование момента улетучились, оставив только смущение и досаду на свою нерешительность. А Лили, подхватив сумку и сказав что-то на прощание, пошла разбираться с Мародерами, опять подшучивающими над окружающими. Северус остался один.***
Теперь не осталось ни булочек, ни огненных всполохов развевающихся волос, ни нежных рук, тронутых персиковым загаром. Ни-че-го. И внутри него теперь лишь зияющая и пожирающая сама себя пустота.