Белые области

Адам не мог поверить, что это произошло с ним. Но реальность не спешила превращаться в кошмарный сон и исчезать, когда он откроет глаза. Он сидел, скорчившись на больничном стуле, и сжимал растрепанную темноволосую голову в ладонях. Его выдернули сюда прямиком с занятий, Лилиану тоже. Сейчас она отошла, чтобы взять им кофе в автомате. Сколько прошло времени? Который сейчас час? Когда Адам в последний раз смотрел в окно, за ним царила темнота. Может быть, это все-таки дурной сон? Просто кошмар, случается, если пересидеть в виаре. Сны о подземных парковках, все выходы с которых ведут в глухую кирпичную стену или во мрак. Сны о неосвещенных лестницах, о постоянном нисхождении в такие бездны, куда не заглядывал человеческий разум, а если заглядывал – то и оставался там. Сны о дорогах сквозь сырое древнее болото с больными искривленными деревьями – и чем дальше ты идешь, тем отчетливее понимаешь: впереди нет выхода, скоро полузаметная тропа канет в топь окончательно, и ты останешься один в кромешной дочеловеческой темноте, как будто передвигался не только в пространстве, но и во времени. Назад, в дикое прошлое, где исчезает даже крошечная искра огня, и небо закрывают демонические тени давно умерших чудовищ. А может, эта мрачная дорога вела Адама в будущее? Сквозь миллиарды лет, где солнце побагровеет и погаснет, пока он дремлет в своем мафусаиловом анабиотическом сне и тысячи лет кажутся для него секундами? - Адам, ты слышишь меня? Проснись, я принесла кофе, - Лилиана, бледная, с воспаленными глазами, села рядом. Пирс механическим движением взял свой стаканчик, отхлебнул и скривился: кофе был отвратительный, безвкусный и пахнул гарью. А ведь это одна из лучших клиник в городе. - Может, подежурим по очереди? Врачи говорят, пока никаких новостей, состояние стабильное, - осторожно сказала Лилиана. Переживает за него или за себя? Адам покосился на сестру, но ничего не сказал и с места тоже не сдвинулся. Если она хочет идти, пусть идет. Ему никуда не хотелось. Двигаться не хотелось, спать тоже. Он не помнил, сколько часов назад ел, но голода не испытывал, только жажду. Тоже недостаточно сильную, чтобы пить настолько плохой кофе. Вот минералка была бы кстати. Только Адаму не хотелось говорить о ней Лилиане, вообще произносить какие-то слова. Он тонул во тьме и не планировал этому противостоять. Были это глюки после виара или последствия бессонницы, не важно. Может быть, прямо сейчас его мозг разрушается, получая органические повреждения, но Адама это волновало удивительно мало. Чем меньше импульсов будет в его теле, тем меньше всего он почувствует. Блаженство холодного преддверия смерти, греза наяву, когда ты уже не способен ощутить боль, даже зная, что твои родители лежат неподвижно за стеклянной стеной, с трубкой от аппарата ивл в гортани, плотно опутанные сетями чуткой электроники. Не стоило ему делать этот глоток кофе. Желудок встрепенулся, рассчитывая на большее, и Пирса замутило от голода. Он вскочил со стула и опрометью бросился в уборную, а когда вернулся, Лилианы уже не было. Вместо нее на стуле сидел Мэтью Сайлас. - Тебе нужно поспать, чел, - Сайлас открывал рот, но слова приходили с задержкой, как будто пинг летел как минимум через Марс. - Отвали, - просипел Адам и опустился на стул в полуобморочном состоянии, закрывая глаза. Темнота была совсем рядом, обещала заклеить не только его веки, но и раны. Залепить рваные края непроницаемым полотном цвета нефти, залить ноющее сердце субстанцией, напоминающей застывшую шунгитовую лаву или битум. Здесь, в изначальной колыбели, Адам снова станет холодной пылью звезд, из которой когда-то появилось человечество. Они с Сайласом так и не помирились. Так какого черта он тут делает? Точно, прибежал к Лилиане со своей помощью, как верная псина. Мэтью потряс Адама за плечо: - Я-то отвалю, только чего ты добьешься, если будешь тут сидеть? Твоим родителям это не поможет. Они в искусственной коме. И ты скоро будешь, если не поспишь и не перекусишь. Я снял нам номер в отеле совсем рядом, отдохнешь и вернешься сюда. А я пока подежурю. Лилиана уже там. Слова Сайласа звучали правильно, рационально, а его тон был по-настоящему встревоженный, но Адама это нисколько не тронуло. Он сложил руки на груди и уставился в пол прямо перед собой. Сейчас Мэтью свалит… у них с Лилианой номер в отеле, Сайлас сделает вид, что приложил все усилия, дабы исполнить ее просьбу и утащить младшего брата из больницы. Но тот оказался слишком упрямым и ничего не получилось. «Давай выпьем и пойдем в постель, любовь моя». Белая плитка на полу, ровная и одинаковая, с вычищенными швами и светлой затиркой, прямо у ног Адама щерилась сколом. Совсем небольшим, в другое время Пирс его бы даже не заметил. Но теперь эта маленькая черточка на белой поверхности ширилась, становилась все глубже, оттуда к Адаму тянулась мгла. Лампы под потолком горели слишком тускло, они не могли помешать ей. Плечо, вывихнутое у Сайласа на дне рождения, еще болело. Некоторое время Адам носил повязку, но затем доктор разрешил ее снять. И все-таки рука не прошла: Пирс постоянно чувствовал боль, словно с океана приближался незримый шторм, день за днем, и никак не мог обрушиться на побережье. Оставался где-то за кромкой восприятия, как баг в текстурах, как крошечная черная полоска ничто, набрякшая злом, готовая поглотить мир. - Адам? – Сайлас снова тряс его за плечо. Пирс нехотя разлепил глаза и увидел, что друг подсел совсем близко. Он даже чувствовал на губах едва ощутимое теплое движение воздуха от того, как Сайлас дышит. Странно, ему всегда казалось, что вблизи Мэтью должен быть таким же стылым, как арктические поля. Но его дыхание теплое, даже горячее, как и его руки, которые коснулись лица Адама, поймали, не позволяя отвернуться. Так вот оно что… вот что нужно сделать, чтобы упасть в темноту: она смотрела из глаз Мэтью, серые радужки медленно заполнили расширяющиеся зрачки. Как будто где-то внутри у Сайласа случился большой взрыв темноты, извержение мрака, и теперь он излучал это наружу, во внешний мир. А потом Мэтью поцеловал его. В губы, осторожно, но уверенно: от него пахло кофе, слегка приправленным алкоголем, мятной жвачкой и чем-то еще, свежим и сырым, как покрытый туманом хвойный лес за окном больницы. Он пришел откуда-то оттуда… с улицы, принес с собой продолжение бессонницы, влажную южную ночь, сердечную боль и звездную пыль. Адам резко отшатнулся. - Что ты делаешь? - А, так ты все-таки не умираешь? – усмехнулся Мэтью, - Лилиана сказала мне, что ты влюблен в меня. - Чего? – пробормотал Пирс, чувствуя, что еще немного и зальется краской. Лилиана сказала этому ублюдку… такое… о нем? – Я только хотел быть твоим лучшим другом, как раньше! Я не гей, тупица. - Я тоже не гей, - взмахнул рукой Мэтью, - забудь и пошли отсюда. Мне просто нужно было тебя расшевелить… Остаток фразы получился смазанным: Адам почти без замаха ударил Сайласа кулаком в лицо. Он попал так удачно, что разбил нос: щедро брызнула кровь, заливая светлую кофту Мэтью. - Черт! – воскликнул тот, пытаясь как-то остановить алый поток, но кровь пятнала его руки, одежду, капала на белый пол. - Давно надо было тебе врезать, - Пирс тяжело дышал. Мэтью вытащил платок, прижал к носу. Глаза у него остались огромными, темными, бедовыми. Под каждым проступило пятнышко наливающегося синяка. - Значит, Лилиана тебе сказала… Адам подумал о сестре, о ее черных волосах, по которым он недавно гладил ее, когда она плакала из-за родителей. Они не помирились официально; но трагедия сократила дистанцию, сгладила все углы. Хорошо, что Лилиана спихнула его странности на Сайласа… а не… Адам сглотнул: в тот момент, несколько часов назад, ему хотелось сделать то же самое, что Мэтью сделал сейчас с ним. Поцеловать Лилиану в припухшие губы, на которых еще мерцал слой яркой помады. И чтобы она посмотрела на него с той же страстью в заплаканных золотых глазах, с которой смотрит на Мэта Сайласа. - Забудь, придурок, пошли в отель, - не выдержал Сайлас, - какой смысл торчать здесь? Твои предки в искусственной коме потому, что гамали, и их разум случайно застрял в моменте смерти. Вся их пати здесь, все, кого монстры разорвали в клочья. И у всех одна и та же проблема, они никак не могут перестать переживать момент агонии. Вот если бы они могли забыть… это все… Если бы они могли. Забыть. Все. - Ладно, - вдруг согласился Пирс, - пойду, если ты скажешь, что у тебя еще осталось то пойло, которым от тебя пасет. - Осталось, - с усмешкой заверил его Мэтью, - поделюсь, если обещаешь больше меня не пиздить. Мы оба знаем, что тебе это понравилось, потому что на самом деле ты тот еще пидрила. - Сам ты пидрила! Молись, чтобы Лил не узнала, что ты сосался со мной. И не ори так, нас кто-нибудь услышит… Они нашли боковой выход, миновав пустое стеклянное фойе. На улице и правда был туман: густой, как в романах Стивена Кинга. Еловые лапы прижимались к запотевшим стенам почти вплотную, тихо гудел кондиционер. В автомате Сайлас купил две ледяные банки пепси, одну приложил к своему носу, другую отдал Адаму. Ян смотрел, как они уходили. На белом полу осталось несколько капель крови.