Bluejays and Cardinals

Они где-то в Мичигане, когда Джайро протягивает руку, тянет Джонни за рукав и говорит: — Это отстойно, давай остановимся на ночь. Джонни осматривается, щурясь от кружащихся огромных снежных хлопьев, и понимает, что здесь, вероятно, не хуже, чем где-либо ещё, так что он говорит. —Да, хорошо. Они уже несколько часов не видели ничего похожего на поляну, но в этом месте деревья достаточно большие и старые, так что здесь несколько меньше дерьмового подлеска, который им нужно сбить. Земля под толстым слоем снега кажется, по большей части, твердым суглинком: по крайней мере, лучше, чем каменистый песок, на котором они спали неделями в пустыне. Не так хорошо, как, например, кровать, но что есть. Они соскальзывают с лошадей, и Джайро бросает свою седельную сумку Джонни, чтобы он мог заглянуть в неё и посмотреть, что они могут съесть. Он стал гораздо меньше переживать о том, что Джонни копается в его вещах; они так долго живут за счет карманов друг друга, так что у них вряд ли есть вещи, которые они, как минимум, не видели друг у друга, если даже не пользовались. Пока Джонни пытается решить, хочет ли он иметь дело с консервированными бобами или с чем-то вроде тушёного мяса сегодня вечером, Джайро бродит вокруг, собирая хворост. Слава Богу, что снег не очень мокрый, так что, к счастью, у них не будет особых проблем с разведением огня. Джонни искоса осматривает округу их стоянки, пытаясь решить, есть ли где-то подходящее место для костра. Он думает, что здесь, вероятно, всё одинаково. — А-а-а! — Джайро неожиданно кричит, и Джонни оглядывается вокруг, сердце уже вовсю стучит — но Джайро, похоже, в порядке. Ну, он вертится, чтобы остаться в равновесии, однако подобное не совсем обычно для него. Джонни смотрит как он падает навзничь на задницу, поднимая снег себе на колени. — Эм, эй, Джайро, — Джонни зовёт. — Ты там в порядке? Джайро плюхается назад, чтобы посмотреть на него вверх ногами. — Я просто великолепно, — он отвечает. — Похоже, здесь появилась трещина в земле, и снег провалился туда. Сделал её неглубокой. — Это называется сугроб, — Джонни говорит с целью помочь, и Джайро показывает ему большой палец в перчатке. Тот факт, что он знает слово «великолепно», но не знает, как называется сугроб, совершенно не удивляет Джонни. Джайро тяжело вздыхает, затем садится обратно и скатывается по плоской поверхности, чтобы встать, снова поворачиваясь к Джонни спиной. Сейчас вся его спина покрыта слоем хрустящего снега, даже поля его глупо выглядящей шляпы, но он кажется равнодушным. Джонни поворачивается обратно к еде, и решает, что тушёное мясо может быть выходом, даже если нужно будет приложить больше усилий. Они ели бобы уже несколько вечеров подряд, и он готов не есть их остаток своей жизни. — Эй, Джонни, знаешь, что мы должны сделать сегодня вечером? — Джайро зовет, после чего следует треск ломающегося дерева. — Что? — Джонни ворчит, рисуя большой круг на снегу вокруг себя. Он должен вытянуть руку как можно дальше, чтобы круг получился достаточно большим, и в нём можно было развести огонь. — Мы должны сделать что-то похожее на… ледяной дом. Знаешь, как люди делают здесь, на севере? Я не знаю, как вы называете их на английском, но на итальянском они называются iglù. Джонни отталкивает снег в сторону от себя, пока не очищает круг. — Да, они тоже называются иглу на английском. Хотя я не знаю, как их строят. Кажется, что это займет некоторое время. — Eh bbuno, мы не будем строить настоящий иглу: они слишком большие и прочные, — Джайро бросает собранный им хворост рядом с Джонни и помогает ему выбраться из обесснеженного круга, потом поворачивается, чтобы показать на место, где он поскользнулся в сугробе. — Но я думаю, что мы могли бы сделать выемку в этом снегопаде- — Гробе. В сугробе. — В сугробе и спать внутри, как лисы. Это может помочь, и нас не занесёт снегом, — он поворачивается обратно к Джонни, ухмыляясь широко и во все золотые зубы. — Что скажешь на это? Джонни поднимает брови. — Если ты сможешь выкопать в снегу достаточно большую дыру для того чтобы туда поместилось двое взрослых мужчин, тогда конечно. Я не знаю, насколько я смогу помочь. — Предоставь это мне, старбой, — Джайро радостно говорит. — Сходи поймай нам кролика или кого-нибудь ещё, меня тошнит от бобов. -- Джонни чувствует себя плохо, заставляя Медленного Танцора возить его везде, но он же не может ходить. У него есть маленькие плоскодонные сани, так что он может подталкивать себя на небольшие расстояния, но всё, что находится дальше примерно двадцати футов просто непреодолимо. («Сани» — немного не то; это просто кусок толстых берестяных полосок, склеенных между собой древесным соком и заламинированных старыми газетами. Это рабочее приспособление, но не совсем высокофункциональное.) Он и Медленный Танцор возвращаются на место их стоянки через сорок пять минут вместе с парой тощих зайцев, и он неуклюже слезает. Он хотел бы дать ей морковок или чего-то повеселее, но сегодня никто не ест хорошо. — Боже, я скучаю по реальной еде, — он говорит Джайро приветственно, бросая зайцев ему. Джайро сидит перед огнём со скрещенными ногами, попеременно дуя на угли и подкладывая больше дров. Джонни подтягивается поближе к нему и вытягивает руки вперед, надеясь поймать хоть немного тепла. — Я тоже, — Джайро стонет, но, во всяком случае, хватает нож и начинает сдирать шкуру и потрошить одного из зайцев. Он продолжает. — У вас — американцев, ещё нет национальных кулинарных традиций. Вы слишком молодые. Я скучаю по Неаполю. Я скучаю по pasta e ragù napulitano… Видишь это? Это полная ерунда, — он серьезно говорит Джонни, жестикулируя странно выглядящим голым зайцем. Он добавляет. — Насади его на палку и поставь на огонь. Боже, у нас даже специй никаких нет. — Эм, это не совсем высокая американская кухня, — Джонни замечает, но делает как было сказано. Он не был настроен на тушеное мясо, так что это хорошо. — Ты не должен позволять еде, которую мы едим в дороге, окрашивать весь твой образ американской еды. Джайро выглядит неубежденным. — Тогда что ты подразумеваешь под «высокой американской кухней»? — Барбекю, — Джонни сразу говорит. — Очень, очень хорошее барбекю. С уксусным соусом. И кукурузные оладья. Джайро искоса смотрит на него. — Барбекю звучит как выдуманное слово. — Это не так! — Джонни возражает, крутя зайца над огнем. — Я без понятия, откуда оно взялось, но я клянусь, что это реальное слово. Барбекю — это штука, которую ты готовишь медленно, с дымом. Оно замечательное. Когда всё закончится, я собираюсь заставить тебя вернуться в Кентукки со мной, так что ты сможешь попробовать настоящее барбекю, — он останавливается, затем добавляет. — И мятный джулеп. Бьюсь об заклад, тебе понравится мятный джулеп. — Джонни, ты продолжаешь говорить мне какие-то слова, и я почти полностью уверен, что они выдуманные, — Джайро жалуется, начиная подготавливать второго зайца. — Что, чёрт возьми, такое — этот джулеп? — Мятный джулеп — это коктейль. Он состоит из бурбона, сахара и мяты. Я не знаю, что такое обычный джулеп, — он признаёт. — Наверное, просто какой-то напиток. — Хмм, — Джайро говорит. — Я заставлю тебя сдержать своё обещание. Ты, я, хорошая еда, алкоголь. Звучит как свидание. Джонни почти уверен, что это не совсем та мысль, которую Джайро пытается выразить, но он не беспокоится о том, чтобы поправить его. Он просто глупо краснеет и надеется, что стало достаточно темно, чтобы Джайро не увидел. Они едят в относительной тишине, уставившись на потрескивающий огонь. Снежные хлопья шипят, когда ударяются о пламя. Зайцы волокнистые и сухие, но они — не гребаные бобы, так что это нормально. Невероятно, как откровенно низко упали стандарты Джонни до «да, я бы положил это в рот и съел, даже если бы оно упало»; он даже не возмутился, когда Джайро соскребал жир со шкуры и использовал его, чтобы зажарить печень зайца. Это не в его стиле, но если честно — это неплохо. Джайро уже ушел, чтобы выкинуть кости зайцев подальше («Правила приличия», — Джайро серьезно сказал это Джонни несколько недель назад, и с тех пор он больше не спрашивал), когда у Джонни возникает интерес к ситуации, связанной с иглу-лисьей норой. Хотя он всё ещё сидит у костра, и сейчас уже совсем темно, так что Джонни не очень может увидеть, выглядит ли что-то по-другому. Однако Джайро сразу не похвастался ему, так что предположительно, это был провал. Он только начинает разворачивать свой спальный мешок, готовясь ко сну, когда он слышит как Джайро и Валькирия возвращаются. — Эй, — он крикнул через плечо. — Что там с иглу? — О, это ошеломительный успех, — Джайро восторгается, слезая с Валькирии и одаривая её обычным послепоездочным поцелуем в морду. Он целует Медленного Танцора тоже, что до отвращения мило. — Дай мне секунду, я позабочусь о девушках и затем покажу тебе, что я сделал. — Под заботой о девушках он подразумевал снятие седел и набрасывание одеял, очередное действие, с которым Джонни на самом деле не может помочь ему. Он присоединился к гонке по собственной прихоти; он неожиданно очень-очень рад, что этой прихотью был Джайро, потому что в обращении с лошадьми так много всего, что он больше не может сделать самостоятельно. — Ладно, с этим покончено, — Джайро продолжает. — Позволь представить тебе — иглу Цеппели. — слова слетают с его языка как-то более текуче, чем когда он говорит по английски. Джонни забирается на свои дерьмовые сани и позволяет Джайро тянуть его за руки до снежного заноса, который сейчас ещё более заметен, потому что он не борется со свечением огня, чтобы увидеть его. Он выглядит так, будто Джайро утрамбовал его и затем вырыл яму, оставляя вход с одной стороны. — Как тебе это удалось? — Джонни спрашивает, указывая на вход. Джайро бросает себя на землю рядом с Джонни и похлопывает по одному из своих стальных шаров. — Трение, — он самодовольно говорит. — Я расплавил всё и бока снова замёрзли, так что это должно быть красиво и прочно. — Красиво, — Джонни по-настоящему впечатлён. Джайро гордится собой. — Но разве внутри не будет холодно? Так как всё изо льда… Джайро пожимает плечами. — Земля внутри не холоднее, чем снаружи. И воздух нагреется, потому что останется там вместе с нами. — Да, — соглашается Джонни. — Здорово. Хорошо. Они потратили немного времени на то, чтобы расстелить спальные мешками внутри и убедиться, что они лежат относительно ровно, и в конце концов им это удаётся. Внутри ледяной норы — это действительно не похоже на иглу — не очень много места, но достаточно просторно и потолок находится на таком расстоянии, чтобы не чувствовать себя как в гробу, и это действительно всё, о чём Джонни просит. У него нет клаустрофобии, так что это неважно. Они готовятся к ночи раздельно: у Джайро это занимает больше времени, потому что он настаивает на том, чтобы растопить снег и помыть в нём голову, позволяя волосам высохнуть около костра. Он не использует мыло или что-то в этом роде, но он засовывает в горячую воду немного кедра, чтобы она пахла приятно. — Это делает меня горячим, — Джайро объясняет, двигая бровями. Джонни просто смеется над ним и смотрит, как он прочёсывает свои волосы, чтобы распутать их. Его мокрые волосы выглядят золотыми, такими же, как и его зубы, в свете огня. Когда волосы Джайро достаточно сухие, так что они, вероятно, не заморозятся, он неряшливо заплетает их, втискивается обратно в шляпу, и тянет Джонни обратно к сугробу. — Ты, наверное, должен зайти первым, — решает он. — Иначе ты можешь ударить меня ногой в лицо. — Хорошо, но раз ты говоришь так, значит, если ты ударишь меня ногой в лицо, то я ударю тебя в ответ. — Джонни говорит. Джайро смеется на ним, его странный гнусавый смешок, заставляет уши Джонни покраснеть, когда он двигает себя ногами вперёд в маленькую пещеру. Внутри непроглядная темнота, но он может чувствовать все стены успокаивающим образом. Когда Джонни чувствует себя более менее уверенно в том месте, где находится, он отзывается. — Теперь ты можешь заходить. — и Джайро тоже залезает. Он решает не бить Джонни ногой в лицо и вытягивает руку, чтобы воткнуть свою глупую шляпу по середине входа, как что-то на подобие пробки. — Вот, теперь меньше тепла уйдёт. — Или проходящие мимо путешественники подумают, что шляпа брошена и украдут её, и тогда она наконец-то исчезнет из моей жизни. — Джонни предлагает. Они так близко друг к другу, что касаются предплечьями, и Джонни может чувствовать запах кедра, исходящий от волос Джайро. Джайро судорожно вздыхает. Джонни не может видеть его лицо, но представляет какое «О» ужаса сейчас на нём. — Что? Джонни, как ты можешь говорить подобное, тебе не нравится моя шляпа? — Она отвратительная. — Джонни говорит наотрез. Конечно, он дразнится: эта шляпа глупая, но она ему нравится. Она прямо как Джайро. Ему всего-то нужно сказать о ней хрень. — Невероятно, — Джайро бормочет, но смеется. — Я копаю дыру в снегу для него, а он говорит мне, что ему не нравится моя невероятная стильная шляпа. — У неё на полах дырки, Джайро, какого чёрта ты будешь делать со шляпой, у которой дырки на полях? — Э, выглядеть невероятно красивым и начать революцию в моде, Джонни, — Джайро говорит ему, толкая его в ребра. — Иногда приходится страдать из-за красоты. И не похоже, что твоя шапка тоже более практична: у тебя волосы торчат, как у маленького спаниеля. — Мне пришлось так сделать, иначе шапка будет слишком тесной! — Джонни объясняет, стараясь не рассмеяться. — Тогда надень шапку побольше! — Джайро почти кричит. — Есть же решения, Джонни! — Ш-ш, — Джонни вздыхает, посмеиваясь после этого. — Не так громко, твой голос отражается от льда, Боже мой. Джайро делает глубокий вдох и затем просто кричит всего долю секунды, которая проходит, прежде чем Джонни не захлопывает его рот ладонью, и после чего они оба впадают в безудержный усталый смех. — Зззаааааткнииись к чёртовой матери, Джайро. — Джонни хрипит. Джайро лижет руку Джонни, и он отстраняет её с охом отвращения. — Теперь кто кричит. — Джайро смеется. — Ты такой отвратительный, Боже мой, я ложусь спать, — Джонни хихикает. Он в отместку вытирает руку о рубашку Джайро и толкает себя на свою сторону отворачиваясь от него. — Спокойной ночи, Джайро. — Угу, — Джайро говорит. — Спокойной ночи, гребаный предатель, — он вслепую хлопает по плечу Джонни. — Я надеюсь ты будешь хорошо спать на постели полной лжи, Джонни. Джонни просто громко имитирует храп, чем вызывает у Джайро ещё один приступ тихого хихиканья. -- Сначала он не уверен, что первым разбудило его. Он моргает в темноте, медленно начиная осознавать, где он находится; ему теплее, чем было за последние недели, но он ничерта не видит. Через мгновение он понимает две вещи: во-первых, лицо Джайро прижато к груди Джонни и он обернул руки вокруг его талии, как маленький ребёнок; во-вторых, он проснулся, потому что слышал, что что-то воет. Одно из этих пониманий непосредственно превосходит другое. Он дышит так тихо, как только возможно физически, напрягаясь, чтобы прислушаться к тому, что происходит снаружи. В воздухе раздается ещё одно завывание: атональное, одинокое и абсолютно чертовски пугающее. К нему присоединяется ещё одно, и ещё одно: Джонни сбивается со счета. Одна из лошадей тихо всхлипывает в тревоге. «Нет, — Джонни решительно думает о них. — Замолчите!» Он, вроде как, на своей стороне; вроде как, на спине и одна из его рук затекла под собственным весом и весом Джайро. Однако, другая работает просто прекрасно, так что он толкает Джайро в плечо. — Просыпайся, — он шепчет. Джайро просто утыкается носом в его солнечное сплетение. — Просыпайся, чёрт возьми. — шипит Джонни. — Mmnngh, che cosa, cor mio? — Джайро бормочет. — По-английски, Джайро, — Джонни шепчет, снова толкая его в плечо. — Просыпайся. — Che cos'é — Джайро пробует снова, немного отстраняясь. — О... мгм, что это? Уже утро? — Наконец-то, — Джонни выдыхает. Обрывочный английский лучше, чем никакой. — Нет, сейчас ночь, но, Джайро, там койоты. Мне кажется. Может быть волки. На мгновение воцаряется тишина, прерываемая очередным воем. Он звучит так, как будто приближается. — Дерьмо, — в конце концов, говорит Джайро, едва слышно. — Да, — Джонни тихо соглашается. — Верно, дерьмо. Джайро приподнимает себя немного, так что их головы стали ещё ближе. Таким образом он ближе ко входу ледяной пещеры, чем Джонни. — Хорошо, — он выдыхает, его губы рядом с ухом Джонни. — Хорошо. Что ты собираешься делать? — Я не знаю, — Джонни признает. Сейчас он чувствует себя даже больше обездвиженным, чем обычно, как будто, пока он спал, его желудок превратился в пятидесятифунтовый груз. — Если они попытаются атаковать нас или лошадей, мы должным сражаться, но... Я не хочу рисковать и привлекать их внимание, если они просто проходят мимо. — Хорошо. Это ранимо*, — Джайро говорит, и затем исправляет себя. — Разумно. По-английски. Джонни немного похлопывает его, мол, всё в порядке. Он понимает. Если бы ему пришлось участвовать в гонке разговаривая только по-итальянски, он бы тоже не был так хорош в полусне. Что-то воет снова, и на этот раз оно невероятно близко, возможно, в двадцати футах от них. Он и Джайро оба перестают дышать. Он может чувствовать, как сердце Джайро бьется у него в груди. Ночь настолько тихая, что они могут услышать, как у волка — койота? Кто бы это ни был — хрустит снег под лапами. Оно идет медленно, как будто осторожничает, когда ставит лапы куда-то. Они слушают напряженно, когда оно проходит буквально над ними. Джонни не верующий, но он направляет быструю молитву тому, кто бы там ни слушал, чтобы тонкая ледяная крыша не разрушилась и не отправила дикого зверя падать сверху на него и Джайро. Она не разрушается, но это не значит, что опасность миновала. Волк (?) сейчас обнюхивает вход; Джайро сжимает плечо Джонни, готовясь выпрыгнуть наружу. Джонни хватает его за воротник и и шепчет: «Подожди», — как можно тише. Джайро издает крошечное, безмолвное шипение несогласия, но остается. Откуда-то издалека доносится вой, и волк (?), исследуя их, воет в ответ. «Боже, я надеюсь, он не зовет остальных назад» — Джонни думает, и затем его надежды подтверждаются безошибочно узнаваемым звуком мочи попадающей на снег (звук, с которым Джонни сейчас уже хорошо знаком), и затем звуком мочи попадающей на кожаную шляпу (звук, который Джонни представлял себе как минимум несколько раз). — Нееет, — Джайро выдыхает. Джонни дрожит от усилий, чтобы сохранить тишину. Волк перестает мочиться и убегает в припрыжку прочь, чтобы присоединиться к остальным. Они остаются тихими и застывшими ещё несколько мучительных минут, слушая как завывания уходят все дальше и дальше, и затем Джонни все-таки не может больше сдерживать смех. — Он помочился на твою шляпу, — он задыхается. — О Боже мой, я думал, что мы умрем. — Сейчас тебе ещё не поздно умереть, — Джайро рычит. Затем он вскликивает. — Ты спланировал это! Ты позвал этих волков сюда, и сказал им ,чтобы они помочились на мою красивую шляпу! Ах, она испорчена! Джонни! — Ох, милый, нет, — Джонни выдавливает из себя между взрывами хохота. Смех, когда ты лежишь на спине всегда ощущается таким не похожим на смех, когда ты стоишь. — Я уверен, что эта шляпа видела и похуже. Мы можем отстирать её утром. — Ты не обольщай меня, — Джайро ворчит. — Моя бедная шляпа. — Угу, — Джонни говорит, продолжая смеяться. — Я всем сердцем тебе сочувствую. — Теперь, когда он буквально не собирается быть растерзанным волками, адреналин рассасывается, и он внезапно снова уставший. Боже, сейчас, наверное, около четырех часов утра. Он испускает слегка истерический вздох, и затем, скрепя сердце, подтягивает себя ближе к Джайро, прячет своё лицо в пространстве между его шеей и плечом. В определенный момент в своих отношениях они пересекли черту; это что-то новое, но, вероятно, что прилив их самоувлеченности тянет их к этому. Кажется, что всё его тело говорит: «Конечно». Конечно, мы именно здесь. — Я понимаю это как твои извинения за то, что мою шляпу обмочили, — Джайро отвечает ему, но он всё равно обхватывает руками талию Джонни и притягивает его ближе. Джонни может чувствовать, как он двигает своими бедрами, и это говорит о том, что он только что сделал что-то с их ногами, но он точно не может сказать ничего кроме этого. Он немного шевелится, чтобы устроиться поудобней, и Джайро радостно мурлыкает ему в волосы. — Bonanòtte, Джонни, — он тихо говорит. — Снова. — Спокойной ночи, Джайро. — Джонни говорит в его ключицу. Джайро пахнет как кедр, пот и лошади. Как что-то, чем Джонни хочет дышать всю оставшуюся жизнь. -- Джонни моргает, просыпаясь неопределенным и согретым. Его лицо всё ещё прижато к шее Джайро. Бледно-серый свет пробивается сквозь дурацкие прорези в шляпе Джайро; Джонни не может дождаться, чтобы увидеть оставила ли волчья моча пятна. Он осторожно отстраняется от Джайро, стараясь не разбудить его, но затем он видит, что он на самом деле уже проснулся, наблюдая за ним с подозрительно нежным выражением лица. — Э, — Джонни говорит. Его голос скрипучий и сухой после сна, так что он прочищает горло. — Доброе утро. — Bonnì jurnàta, — Джайро говорит бон- ни- юр- на- та. — Ладно, что это значит? Я почти уверен, что это не итальянский, — Джонни говорит. Он совсем не знает итальянского языка, но своего рода обзорный курс романских языков был частью его детского образования для богатых. В любом случае, он вполне уверен, что это не итальянский. Джайро усмехается ему. Их лица всё ещё близко к друг другу, и его рука всё ещё вокруг талии Джонни даже при том, что Джонни немного отодвинулся. — Не итальянский, ты прав. Это похоже на него, но не совсем. Это — неаполитанский, язык моего дома. Сейчас Неаполь — это часть Италии, но это очень ново. Раньше мы были самостоятельным королевством. — Да, — Джонни говорит. — Но ты говоришь по-итальянски? Джайро кивает. — Да. Но не так хорошо, как по-неаполитански. Если мой неаполитанский здесь, — он говорит, жестикулируя рукой в воздухе около ледяного потолка. — Тогда мой итальянский здесь, — его рука опускается примерно на четыре дюйма. — И мой английский где-то здесь, — он говорит, опуская руку ещё на четыре дюйма. — И мой французский вот здесь,— он добавляет через мгновение, опуская руку до самой груди. — Французский отстойный, не учи его. Джонни смеется. — Если ты так говоришь по-английски, то мне хотелось бы понимать тебя по-, — он останавливается, немного колебаясь. — Наполиански? —Неаполитански, — Джайро поправляет его. — Я рад, что ты думаешь, что я хорошо говорю по-английски. Если хочешь, я могу немного научить тебя неаполитанскому. — Да, отлично, — Джонни говорит. — Это было бы неплохо. Джайро улыбается ему, золотые зубы блестят в раннем утреннем солнце. Он такой красивый, что на него почти больно смотреть. — Хорошо. Они пялятся друг на друга еще несколько секунд, глупо улыбаясь, пока Джонни, в конце концов, не отрывает свой взгляд. — Нам надо вставать. Начинать готовить завтрак или что там ещё. Проверить лошадей... и твою шляпу, — его голос дрожит от смеха на слове «шляпа». Выражение лица Джайро меняется с удовлетворенного на возмущенное. — Боже! Моя шляпа! Аааааа! — он садится и выкарабкивается из норы, только чтобы сесть с ногами ещё у входа, пока он осматривает свою бедную обмоченную шляпу. Он снова причитает, так что Джонни подталкивает себя в сидячее положение и ударяет подошву обутой ноги Джайро. — Двигайся, я хочу оценить урон, — он зовет. Джайро перемещается вверх и в сторону, и Джонни вытаскивает себя наружу, так что он может сесть рядом с ним. Он перегибает подбородок через плечо Джайро и смотрит на шляпу. Она выглядит совершенно нормально, если только немного маслянистая. Однако, она пахнет ужасно, хуже чем обычная человеческая моча. — Да, для этого понадобится вода и мыло, милый. — Джонни констатирует. Джайро наклоняет свою голову к голове Джонни. — Ты продолжаешь меня так называть, — он говорит. — Хм? — Джонни спрашивает. Ему нужен кофе. — «Дорогой», «милый». Это потому что ты устал? — Джайро краем глаза смотрит на Джонни. Боже, этот парень дает Джонни возможность к отступлению. Джонни хмыкает, делая вид, что думает. — Да, — он говорит, и лицо Джайро неожиданно становится немного разочарованным. — Тебе придется приготовить мне немного шикарного итальянского кофе прежде, чем я начну разбрасываться «любимыми» и «дорогушами». Джайро секунду тупо смотрит на него, и затем смысл фразы доходит до него и его лицо медленно расплывается в широкой улыбке. — Хорошо, — он счастливо говорит. — Хорошо, да, кофе сейчас будет готов. И потом мы займёмся шляпой, — он с трудом поднимается, и Джонни может слышать, как хрустят восемь разных суставов, пока он это делает. Затем, кажется, он передумывает; Джайро падает обратно вниз рядом с Джонни и наклоняется вперед. — Подожди, можно я просто...Я хочу... — Да...— Джонни начинает, и затем он просто хватает лицо Джайро двумя руками и тянет его вперед, чтобы поцеловать. Джайро издает довольный звук и запускает руки в волосы Джонни, его руки большие и теплые на холодном воздухе. Он отстраняется только за тем, чтобы немедленно вернуться обратно, оставляя ещё с полдюжины маленьких поцелуев на губах, подбородке и щеках Джонни. — Урок номер один, — он говорит затаив дыхание. — Это — nu vaso. Поцелуй, — он целует Джонни снова. — Voglio te vasà. Я хочу поцеловать тебя. — Ну, чёрт, Джайро, я не останавливаю тебя. — Джонни говорит, так что Джайро целует его снова. В конце концов, он получает свой кофе.