///
Минхёк наблюдателен: он понимает это, когда видит, как Чангюн освобождает место для Кихёна рядом с ним, положив руку на поясницу старшего, когда тот садится. Он замечает их переглядки: когда они все ждут Чжухона с рынка, Чангюн сидит рядом с Кихёном на бордюре, а старший рассеянно потирает колено. И он даже замечает их сплетённые вместе пальцы, когда они идут, спотыкаясь о камни, которыми усыпана земля там, где когда-то был центр деревни. Иногда он подумывает сказать что-нибудь одному из них: поздравить или поиздеваться. Но тогда они поймут, что плохо скрывались, что кто-то — даже если это только он — может раскрыть их, и он не хочет разрушать всё между ними, поэтому, в конце концов, ничего не говорит.///
Минхёк иногда думает: «Не отправился ли Чжухон искать их всех?». Если это не совпадение, что они патрулировали ту же самую часть леса той ночью, что они оказались на той же самой поляне. Иногда он задается вопросом: «Не была ли та штука, которую они видели в небе, подстроена Чжухоном?» — часть сложного плана Чжухона, который он ещё не понимает. Минхёк знает, что в Чжухоне есть что-то, чего они никогда не поймут, и он не уверен, что это хорошо, даже если Чжухон так много сделал для их безопасности, чтобы дать им возможность убежать. Он говорит это Хёнвону громким и одновременно хриплым шёпотом после одного из ритуалов. Они вернулись в заброшенную школу, в комнату в её задней части, единственную комнату с целыми окнами и без поломанной мебели. Хёнвон лежит слева от него, прямо там — рядом с ним. Кожа у него тёплая и липкая, а окно в комнате не открывается, задвижка давно отвалилась, но Минхёк не может от него отойти. — Ты выпил слишком много этого эликсира, — Хёнвона это явно позабавило. Это видно по его ленивой улыбке. Минхёк лишь усмехается: — Я совершенно трезв. Я… мои мысли яснее, чем когда-либо в жизни, клянусь. — Мы так пьяны, — Хёнвон сейчас перелёг на другую сторону, и Минхёк не помнит, как он туда попал. Может быть, он был там всё это время, — просто в хлам. У тебя такие глаза… — Какие? Хёнвон качает головой: — Блять. Я не знаю, я слишком пьян, чтобы думать. Я не знаю, откуда взялся Чжухон. Да разве это имеет значение? — Думаю, что нет, — признаётся Минхёк. Это кажется значимым, но, может быть, Хёнвон прав, а может быть утром уже и не будет. А может быть, сейчас это даже не имеет значения. Позже, когда Минхёк уже почти спит, Хёнвон спрашивает его: — Ты думаешь об… об уходе? — Нет, — говорит ему Минхёк. «Уж точно не без тебя», — но уже проговаривает про себя.///
Минхёк замечает, что Кихён теперь делает вид, что дела с ногой обстоят лучше Он видит, как тот пытается идти в ногу с Хосоком, Хёну и Чжухоном, которые идут впереди быстрее остальных, высматривая надзорных. Чангюн бежит позади, пытаясь догнать их, и, догоняя, подхватывает Кихёна под локоть. Поддерживает, когда тот в этом нуждается. Хёнвон тоже наблюдает за этим. — Как думаешь, они любят друг друга? — спрашивает его Минхёк, когда они уже достаточно отстали, чтобы разговаривать о своём и не быть подслушанными. — А разве не все мы в какой-то степени проебались? — Хёнвон смотрит вперёд, наблюдая за тропой. — В конце концов, мы обязаны жизнью Клану Экс. — Да, — кивает Минхёк. — Но ты ведь имеешь в виду кое-что другое, так? — что-то слабо похожее на улыбку можно заметить на лице Хёнвона. Эта та самая его ленивая улыбка. — Ты же знаешь, что да, — говорит Минхёк. — Во всяком случае, я думаю, что они действительно любят друг друга, — он давно наблюдает за ними и знает это. Хёнвон ненадолго задумался: — Тогда разве они не глупы для этого? — Возможно, — отвечает Минхёк, но у него складывается впечатление, что они уже не просто говорят о Кихёне и Чангюне.///
Чжухон срывает лепестки с небольшого букета цветов, пока каждый из них по-привычному рассаживается вокруг огня. Вода в котелке уже кипит и светится голубым цветом. Воздух влажный. Минхёк слышит гром или, может быть, взрывы где-то на востоке, наблюдая, как готовит Чжухон. Губы Чжухона сжались в тонкую линию от сосредоточения. Сегодня он выглядит совсем юным, его волосы выкрашены в цвет красных растений, растущих вдоль тропы к реке. Он выглядит юным, но Минхёк уверен, что сам он этого не чувствует. Но никто из них этого не чувствует. Мир вокруг забрал их молодость и вышвырнул её обратно к их ногам. Молодость не спасает ни от войны, ни от боли. «Вот почему мы сейчас здесь. Вместе», — предположил Минхёк. Это единственный способ чувствовать: чувствовать себя молодым, чувствовать себя хорошо, чувствовать вообще хоть что-то. Минхёк закрывает глаза, когда Хёнвон проводит пальцем по его щеке, оставляя пятно желтой краски на коже. Хёнвон улыбается ему, и Минхёк отвечает ему тем же, нежно проводя пальцем по нежной коже чуть выше скул Хёнвона. По коже, которая была покрыта синяками, а не краской, всего несколько дней назад. Чжухон призывает к началу ритуала, и Кихён закатывает глаза, в то время как Хосок смеётся, прикрывая лицо рукой. Зрачки расширяются от пьянящего дыма в воздухе. Но реакция Кихёна явно не осталась не замеченной Чжухоном: — Если это не ритуал, то что же тогда, а? — и выпячивает подбородок: их праведный вождь, сильный, решительный и напористый. Кихён наклоняется вперёд, держа руки над огнем, который горит под кипящим котлом. Его ладони почти касаются пламени, можно сказать, что он его даже чувствует. — Так и есть… Это просто способ отвлечься, — он пожимает плечами. Чжухон кивает: — Возможно. Но это «отвлечение» требует ритуала, — подчёркивает он и встаёт, чтобы объявить о начале. Кихён только улыбается в ответ.///
Эти поцелуи… «Это не часть самого ритуала», — думает Минхёк. Об этом и не предупреждали. Возможно, это побочный эффект от напряжения? Способ укрепить их братство? Или просто действие наркотика? Может быть, это просто что-то из разряда, чтобы чувствовать себя живым. Минхёк не слишком долго думает о причинах. Они не имеют значения.///
Минхёк возвращается с пробежки за припасами, когда видит Кихёна и Чангюна, обжимающихся на площадке за школой. Как только они слышат его приближение, то разбегаются как пойманные за поцелуями малолетки, и Минхёк улыбается, бросая свой мешок на землю: — Не останавливайся из-за меня. — Погоди, что? — лицо Чангюна покрылось краской, выдавая его беззаботную позу. Минхёк поднимает бровь, но на вопрос не отвечает. Есть вопросы и поважнее: — Как Хёнвон? — Он спит, — отвечает Кихён. Большое облегчение. В последнее время отец Хёнвона всё чаще и чаще появляется здесь. И похоже, он также всё чаще и чаще распускает руки. В Минхёке закипает ненависть при одной лишь мысли о нём. — И что же ты собираешься делать? — спрашивает его Чангюн, и Минхёку вдруг приходит в голову, что, возможно, он не единственный наблюдательный в их группе. — А кто сказал, что я что-то собираюсь делать? — отвечает Минхёк, поднимая мешок и проходя мимо них, чтобы избежать новых вопросов.///
Минхёк знает, кто стоит в дверях, даже не потрудившись поднять глаза: — А Кихён знает, что ты здесь? — спрашивает он. Чангюн лишь отрицательно качает головой: — Но я взял с собой Хосока. Он ждет снаружи. Минхёк испытывает искушение: разозлиться и притвориться, что хочет сделать это в одиночку. Но, быть честным, это приносит ему облегчение. Если он пойдет к тому дому один — гнев может полностью поглотить его. — Если нас поймают… — он замолкает, потому что даже думать об этом не хочет. Ему всё равно. Он просто хочет смотреть, как всё, чем владеёт отец Хёнвона, сгорит дотла. Чангюн пожимает плечами: — Мы поклялись в верности Клану Экс. Хёнвон его часть, как и ты, — добавляет он, как будто думает, что Минхёк мог забыть, что он тоже давал клятву. Иногда он так и делает, но не сегодня.///
Они пробираются через весь город, когда солнце начинает садиться. Канистра в руках Минхёка будто тяжелеет. Он не сводит глаз с дороги под ногами, пока они решительно идут. Никаких разговоров. Он довольно разговорчивый, по сравнению с другими членами клана. По сравнению с Хёну и Хёнвоном, и даже по сравнению с Хосоком. Но сейчас он совсем не хочет разговаривать. Когда дело доходит до такого: до самых трезвых и серьёзных вопросов жизни, смерти, разрушения; молчание — это самое то. Позже, когда жар от пламени становится невыносимым, удушающим даже в этой глубине тени, они наблюдают, как огонь поглощает дом так долго, как только могут, прежде чем сбегутся люди, чтобы вытащить отца Хёнвона из здания. Крики. Сирены. Затем они исчезают в глухих переулках, Чангюн покашливает в ладонь, и они направляются обратно к той старой школе. Когда они подходят, Кихён уже стоит снаружи, опираясь на левый костыль. — Даже знать не хочу, — выплёвывает он, прежде чем кто-либо успевает заговорить, и морщит нос от запаха дыма, исходящего от их одежды и волос. Чангюн не смотрит ему в глаза, но Кихён вздыхает и всё равно хватает Чангюна за руку, переплетая пальца, притягивая его ближе, будто рядом никого нет. Минхёк ничего не говорит, но не может сдержать улыбки, отворачиваясь от них. Он находит Хёнвона в комнате, которую они молча обозначили как свою собственную, прямо в задней части здания школы. Он спит или делает вид. Но это нормально. Когда Минхёк натягивает свой капюшон и ложится рядом с ним, он решает, что, в конце концов, возможно, Хёнвон был прав в ту ночь: не имеет значения, как они все стали кланом Экс и есть ли на это причина. Всё, что имеет значение, — это то, что они теперь вместе, глупо это или нет.