День, когда падёт стена

Я отдал мальчишку стражникам, но не стану кривить душой, запомнился он мне надолго. Только насыщенность каждого дня, перетекающего в последующие, такие же суровые и запятнанные кровью моих товарищей, быстро окрасила в привычный тёмно-бурый цвет мою жизнь.С того момента прошло уже пять добрых лет. И, наверное, я бы даже не вспомнил о мальчике, если бы он не оказался под стражей разведотряда после того, как выяснились его необычные и достаточно опасные способности. Признаю, что поступил с ним достаточно сурово, несмотря на то, что он всего лишь ребёнок. Но за свой базар нужно уметь нести ответственность. То, что он нёс в зале суда, имеет право на жизнь. Но не в нашем обществе. И, если бы не моё оперативное вмешательство, его бы точно распяли на ближайшей площади на глазах у всего народа, обвиняя его во всех смертных грехах. Это наше общество. Если оно не может справиться с реальной проблемой, оно ищет пути оправдания перед остальными. Даже если они неустойчивые и шаткие, как древний верёвочный мост, перекинутый через зияющую угольной чёрной пастью бездонную пропасть. Хлипкие деревяхи едва ли закреплены на хиреющих от времени верёвках добротного плетения. Но даже эта конструкция благонадёжней, чем эти мужественно намотанные сопли на кулак. Зато добавляют себе веса в глазах тех несчастных, отдавшихся всецело верхам гниющей от роскоши и изобилия власти. Вернёмся к мальчишке. Память мне совсем не изменила, когда я, после долгого перерыва, снова увидел его. Замученный, привязанный к толстому, обглоданному тупыми тесаками, столбу. Но его рвение не помогло усидеть его тощей заднице на месте. За что, собственно, и получил по щам. И сейчас он сидит в заточении, сложив руки на коленях. Немного двигает руками, вслушиваясь в звон отменно выкованных цепей, путами охватывающих всё его тело. Одна из мер безопасности, которую нас вынудили принять. Глупые трусливые индюки. Да если Эрену приспичит вдруг удариться оземь и превратиться в очаровательного великана, то тут ничто не спасёт их. Вернее, я не так выразился. Можно, конечно, повесить на него те цепи, что использует Ханджи для своих «братьев меньших». Только там каждое звено весом с хороший якорь. И повесь хотя бы одно такое звено, как хлипкий скелетик этого пацана раскрошится в белоснежный прах. Не вариант, однозначно. Не знаю, какая буря была в этот вечер, когда я, завидев вновь этот нездоровый блеск в глазах фактически ребёнка, решаюсь взять его под своё крыло. Шишек в мою сторону мне всю жизнь хватает, так что одним геморроем больше или меньше – уже без разницы. Интересный очень он экземпляр, к которому стоит приглядеться получше. Глядишь, и на истинную сущность титанов выползем. ** Лучи зенитного солнца неслабо слепят, стараясь закрасться даже за пазуху. Парит. Пыльный воздух соринками забивается в глаза и в нос. Зудит, щекочет, раздражает. Хорошо бы сделать пару глотков воды из колодца. Затхлую, воняющую многолетней гнилью уже давно разложившегося трупа, но утоляющую беспощадную жажду. Выбирать не приходится. Хочешь жить, умей вертеться. А если только умеешь носом крутить, то сдохнешь в следующей же подворотне. Не от рук забавляющихся титанов, а от щенячьего неумения пробиться сквозь ораву собратьев к материнскому молоку. Мир не любит слабых. Либо карабкаешься, отплевываясь сырым чернозёмом, либо гниёшь среди поля от собственной беспомощности. Я ещё не видел людей, столь страстно не желающих жить. Но встречались полоумные, доводившие себя до смерти своими руками. Когда болен котелок, уже ничего с этим не поделаешь. Стёртые каблуки казённых сапог шкрябают по разбитому мощению главных улиц. Вокруг всё так спокойно, что становится не по себе, что такое может быть. Многие люди ушли работать в поля, часть заперлась в крошечных комнатушках невысоких домов. Редкие встречные пробегают мимо меня. Патрулирование мнимо спокойного города – скука смертная. Ни верхом проехаться, ни помахать клинками, которые с такими успехами заржавеют от старости, нежели от плохо стёртой крови титанов. И почему разведотряд должен заниматься такой ерундой? И снова мыслями овладевает мальчишка. Он до сих пор находится под усиленной стражей, пока я тут жую песчинки пыли, оглядывая город, медленно плавящийся от жары. Скидываю с себя жакет, зажимая в локте. Удивительные способности не дают покоя никому. Слухи, домыслы, ни одного факта. Он разжёг к себе неподдельный интерес всего народа. Он может стать тем, кто поможет человечеству встать с колен и вернуть себе этот мир. Всё хорошо. Но он мальчишка, в котором бурлят гормоны. Мальчишка, который не в силах совладать со своей сущностью в человеческом облике, не говоря уже о пятнадцатиметровой смертоносной машине, в которую он обращается в мгновение ока. Да, глупо надеяться на спасение таким образом. Но есть такие моменты, когда можно смело применить поговорку «лучше синица в руках, чем журавль в небе». Путём опытов, изнурительных тренировок мы сможем из него вытянуть максимум возможностей, чтобы проложить узкую тропку в заросшей чаще леса к долгожданной победе. Свист тросов позади. Привычка реагировать моментально срабатывает на автомате. - Вот вы где, капрал, - Ханджи мягко опускается на землю, слегка пружиня ногами в коленях. - Чего тебе? – отворачиваюсь, продолжая свой путь, приостановленный на пару секунд из-за постороннего вмешательства. - Вас желает видеть командир, - нагоняет меня всего в несколько широких шагов. - По какому делу? – с неприкрытым равнодушием смотрю вперёд. Хотя и знаю, что она ждёт моего удивленного взгляда. Срыв с патруля - ситуация, которая вот-вот выйдет из-под хрупкого контроля кучки людей. - Насчёт мальчика. Как же его… - Задумывается на мгновение. Но тут же с такой радостью, что вспомнила, продолжает. – Эрен. Да, Эрен! – Боковым зрением отмечаю, что она поправляет очки указательным пальцем, пытаясь подтолкнуть оправу чуть ли не на лоб. - Даже я запомнил, как его зовут, - как же это всё уныло. - Простите, - задорно смеётся, - я продолжу патруль вместо вас. – Останавливается, звучно, в такой-то тишине спящего в полуденном солнце города, прикладывая кулак к груди. - Хорошо. Оставляю это на тебя, - с облегчением вздыхаю, тут же воспользовавшись приводом, взмываю вверх. Слишком заходился я сегодня, чтобы ножками бежать в штаб. Так и быстрее и намного удобнее. Ветерок игриво ерошит волосы. Прохлада на лице. Жажда никуда так и не пропала, отчего в горле раскинулась целая Сахара с огромными барханами искристого песка. Парит. К дождю. И так уже не одну неделю. Кажется, этот год снова будет неурожайным из-за дикой засухи, пожирающей последние ресурсы и средства существования людей. Если напор титанов мы ещё относительно в силах выдерживать, и даже, отстаивать свои убогие клочки земли, на которых ютимся как коровы в тесном, склепанном мизинцем левой ноги, хлеву, то вот против погоды не найдено оружия, к сожалению. Опускаюсь во дворе штаба. Кроме нескольких патрульных, тщательно маскирующихся в несчастных неглубоких уголках фасада штаба, где есть хоть какой-то отголосок призрачной скупой тени, повинующейся исключительно движению солнца, больше ни души. Завидев меня, выпрямляются, тут же снова оказываясь в солнечном царстве. Отдают честь. Благосклонно киваю им, проходя мимо. Но сначала направляюсь не ко входу, а к колодцу. Тяжёлая, сколоченная на славу, крышка поддаётся сначала туго, нехотя. Приходится прикладывать намного больше усилий, чтобы откинуть её назад и открыть себе беспрепятственный доступ к колодцу. Скрипит, ноет, действует на и без того расшатанные, слегка потрёпанные, струны нервов. Опускаю ведро вниз до тех пор, пока не слышится легкий всплеск. Проворачиваю поржавевшую на конце ручку, покрепче перехватывая её пальцами. Несколько рывков и жестяное погнутое ведро стоит на узком деревянном бортике, покореженном от старости и активности использования его как подставки для тяжёлого ведра с прохладной водой. Рядом стоит старая, покрытая слоем относительно свежей ржавчины, кружка общего пользования. Морщусь от одной мысли, что из неё пьют все кто ни попадя. Поэтому, часть воды выливают на каждую руку поочерёдно. Ну не лезть же в воду, которую я собрался пить, грязными руками. Оставляю на пару секунд ведро, чтобы растереть ладони. Снова повторяю обливание рук. И только после этого складываю ладони рёбрами вовнутрь, создавая живую чашу, и опускаю их в ведро. Приторно-сладковатый вкус вперемешку с металлом и ещё чем-то очень пренеприятным почти обжигает губы, нёбо, язык и, наконец, глотку. Словно я не холодную воду хлещу, а пью терпкий напиток с острыми специями, вызывая жжение не только носоглотки, но и всего тела. Так мучила жажда. Несколько раз загребаю руками воду, чтобы, наконец, вдоволь напиться. Ощущаю на себе пристальный взгляд. Даже не нужно ходить к гадалке, чтобы понять, чьи измученные взгляды прожигают меня не меньше, чем гнилая вода мой рот. - А сами набрать не могли? – недовольно фыркаю себе под нос, но так, чтобы они тоже услышали. Патрульные мнутся, не зная, что ответить. – А, чёрт с вами. Тут на всех хватит, - машу рукой, оставляя ведро на бортике, а сам направляюсь к входу. За спиной лишь раздаются скрипящие звуки ведра, плещущейся воды и тихих переговоров между собой. Отчего-то мне этих ребят даже жаль. Их удел стоять на страже. Их удел быть на передовой, если того потребует очередная хитрожопая тактика наших светлых умов. Но в любом случае, такие идут первыми в расход. Мне и правда их очень жаль. Но сейчас мои сентиментальности лучше отложить в дальний ящик, до которого я точно когда-нибудь доберусь, если человечество не вымрет, как отравленные крысы в доме у какого-нибудь нечистоплотного пекаря. Сейчас главная проблема, не терпящая отлагательств – Эрен.