Глава 22
27 мая 2020 г. в 00:53
Что обычно делают люди, когда беспокоятся за своих детей? Особенно если детей нет рядом?
Ну, в первую очередь, стараются держать руку на пульсе: следят за новостями из другого города (если ребёнок уехал туда), пишут письма, бесконечно инструктируют отпрысков перед расставанием или после него, просто пытаются занять себя, чтобы отвлечься.
Что делают волшебники, когда беспокоятся за своих детей?
Всё то же самое, только еще пытаются по максимуму снабдить их различными амулетами и артефактами, а также придумать способ быть в курсе их состояния: поела ли кровиночка, здорова ли, как учится и всё такое. Вот именно для этих целей в незапамятные времена и были придуманы алтари рода. Они могли быть совсем простыми. Например, в семействе Уизли камень рода выглядел как часы. На стрелках были имена детей (и заодно родителей, но это необязательное излишество), стрелки бодро передвигались от «поел» к «на занятиях/на работе» через «опаздывает» и обратно. И всем было глубоко фиолетово, что часы совершенно не похожи на камень.
Но что делать, если таланты волшебника у вас оказались более выраженными, чем таланты воспитателя? И соорудить артефакт вы смогли, а вот обучить наследника так, чтобы он смог сделать что-то подобное самостоятельно — нет?
Что ж, тогда придется усовершенствовать артефакт, добавлять в него новые функции, а то и — Мерлин сохрани — автоматизировать, чтобы он добавлял новых членов рода сам. Например, у древнейшего и благороднейшего рода Блэк камень рода выглядел как гобелен. Очень удобно: мало того, что по выражению лица родственника можно понять, всё ли у него в порядке, можно также проследить, не нагулял ли любимый отпрыск ребёнка на стороне. Для большого политически активного рода — полезнейшая функция. Вообще, благодаря поколениям искуснейших и несколько нервных Леди, которые постоянно усовершенствовали данный артефакт, никто из ныне живущих не знал даже половины его функций. Чаще всего пользовались возможностью призвать ребёнка к гобелену, когда выражение его лица взрослым почему-то не нравилось. Ведь если ребёнок оказывается в опасности (или стрелка с его именем оказывается в соответствующем секторе), с этим же что-то надо делать? Впрочем, у каждой из Леди благороднейшего и древнейшего семейства были свои соображения на этот счет, поэтому несовершеннолетних Блэков зачастую боялись больше, чем совершеннолетних.
Род Поттер хотя и был старым, но не настолько древнейшим и благороднейшим. Взрослые рода о детях тоже заботились, хотя и не были так активны и настойчивы в этом вопросе, как Блэки. Озаботился вопросом ещё Хардвин Поттер — старший сын основателя династии. На тот момент Поттеры были в основном алхимиками, что и отразилось в специфике их алтарного «камня». Хардвин Поттер создал зеркало. Ведь кому, как не зельеварам, создать идеальную отражающую поверхность? К тому же, поговаривают, что сильнейший алхимический компонент — кровь единорога — жуть как похож на серебро и амальгаму.
Как бы то ни было, Хардвин решил, что единственное, что необходимо, чтобы взрослые переживали за детей меньше — это связь. Огромное ростовое зеркало в коттедже в Годриковой впадине с удовольствием делилось осколками практически с любым желающим. Поттеры всегда спокойно относились к чистоте крови, поэтому войти в род, заполучив осколок, было совсем не сложно. Осколки (опять условное название. Вы же не дадите маленькому ребёнку нечто с острыми режущими краями? Осколки были овальными) делились ровно на два типа: те, которым может быть нужна помощь, и те, которые могут помощь оказать. Как только ребёнок оказывался в опасности, его осколок начинал трансляцию на все существующие взрослые осколки. После совершеннолетия тип осколка автоматически менялся. Система прекрасно работала и не требовала улучшений. Впрочем, всегда найдутся эти нервные и искусные Леди из благороднейших и древнейших семейств… Дорея Поттер (в девичестве Блэк) принесла артефакту в жертву человека (как было принято в её семье), и между осколками зеркала стало возможно передавать небольшие предметы.
Остался последний вопрос. Предположим, кто-то чужой проник к зеркалу и связывается с вашим ребёнком. «Ребёнок! Мы похитили твоего любимого крёстного и держим его в самой чаще запретного леса. Если хочешь увидеть его живым, приходи туда один в полночь!» Как вы думаете, учителя и товарищи удержат сорванца с клокочущей энергией от неразумных поступков? И вот сорванец уже пробирается в неверных тенях от полной луны между деревьями… До первого оборотня…
Представив эту ситуацию, уверен, вы сразу нашли ответ на вопрос, было ли зеркало чем-то защищено.
Неизвестно, было ли зеркало разумным (до Дореи Поттер — точно нет, но эти нервные искусные Леди…), зато оно обладало изрядной магической силой и стремилось защищать. Поэтому, когда недалеко от него оказался наследник рода и человек, которому можно было бы выдать взрослый осколок (без них детские осколки бессмысленны), оно отправило зов…
Честер мог бы гордиться собой! Не зря он был старостой Рейвенкло — факультета самых умных. Он разобрался. Ну, не то что бы прямо разобрался… Но он стоял в прихожей легендарного особняка Поттеров! Хотя, честно говоря, не совсем понимал, как ему это удалось. Понятно, что без Гарри — наследника рода — зайти сюда не получилось бы. Но и Честер тоже что-то для этого сделал! Ему только было интересно — что? Честер подряд творил любые хоть сколько-нибудь подходящие под ситуацию чары, которые смог припомнить, и иногда это срабатывало. Не глобально, но так, чтобы сделать ещё несколько шагов по направлению к двери. И чехарда заклятий начиналась заново. Процесс был похож на посещение преступников в Азкабане: с десяток пропускных пунктов, и на каждом требуют что-то своё. Но Честер молодец! Честер подобрал все ключики ко всем замочкам! И теперь именно он стоит в легендарной прихожей, где возможно… был убит… Джеймс Поттер… лично… Тёмным… лордом…
Честеру что-то поплохело. Он осознал, что они сейчас в доме, где погиб — или не совсем погиб — Тёмный лорд. Что долгие годы здесь никого не было. Видимо, вообще никого после того, как забрали Гарри и убрали трупы. Что, возможно, дом содержит ловушки, которые два мага, уже успевших повоевать, один из которых был аврором, наверняка здесь установили, ожидая прихода врага. И вовсе не факт, что эти ловушки удосужились убрать. И совсем уж не хотелось думать, какая сила смогла разрушить второй этаж и рванула так, что частично сорвала Фиделиус — самое совершенное скрывающее заклятие из известных. И не осталось ли каких-нибудь следов этой силы до сих пор… Или следов Тёмного лорда… Резко захотелось вернуться, но шестое чувство Честера уверенно утверждало, что путь назад закрыт.
Из оцепенения Честера вывел мощный подзатыльник, уже второй за день.
— Не стой столбом! И так прокопался полчаса! За мной!
Видимо, страшного маггла это место не пугало. Конечно, он же маггл. Мужчина уверенно двинулся вглубь дома, как будто уже был тут. Попутно он выдал подзатыльник и родному сыну, который попытался сунуться вперёд. Мальчишку место тоже, видимо, не пугало. Магглы! Дети шли на минимальном расстоянии от старшего родственника, а Честер пристроился за ними.
Истоки уверенности мистера Дурсля (Честер от страха и удивления вспомнил даже мельком слышанную фамилию) молодой человек понял, когда выскочившая на мужчину небольшая, но страхолюдная тварь неизвестного происхождения взорвалась кровавыми брызгами. Брызги, не достигнув стен, собрались обратно в буро-красный шар, который подлетел к ладони мужчины и впитался в неё. Анализировать новопоступившую информацию и так уставший мозг Честера отказался, поэтому волшебник просто застыл на месте.
Через некоторое время мистер Дурсль, успевший уйти вперёд, вернулся, взял его за отворот мантии и сильно встряхнул.
— Молодое дарование! Если ты не заметил — мы не на прогулке, это уже третья ловушка, которую я обезвреживаю. Ну-ка соберись и веди себя как сотрудник правоохранительных органов, а не как тряпка! Ты защищаешь детей с тыла и не отходишь от них далеко! Понял?!
Вернон, приведя в чувство их незадачливого волшебного консультанта, вернулся в авангард. Это место действовало на него странно. Где-то на полпути к дому он понял, что что-то изнутри зовёт их с племянником. И это же что-то (или дом в целом) усиливает его магию и обостряет интуицию. Прямо за входом в комнате висела какая-то невидимая, неслышимая, неосязаемая и необоняемая гадость, которая должна была заставить их кровь сгнить через пару дней. Дальше по коридору был установлен барьер, который не должен был через себя пропустить ничего живого. Ну и наконец, тварь, в очень глубокой юности бывшая котом. Все три ловушки строились с помощью магии крови, и ото всех «пахло» одинаково. Конечно, это не был запах в прямом значении этого слова, но Вернон не знал, как ещё назвать это новое чувство крови, которое у него появилось. И этот «запах» был чем-то средним между запахом крови Гарри и Петуньи. Судя по всему, младшая сестра его жены интересовалась этим разделом магии очень серьезно.
Вернон совершенно не представлял, как он справился с трудностями на пути. Он не был даже уверен, что сможет это повторить. Что-то как будто вело его, помогало добраться. И когда он, пройдя почти весь дом насквозь и поднявшись на второй этаж, вошел в одну из спален, Вернон понял, что вело его. Напротив двери стояло ростовое зеркало в толстенной мощной раме с минимальным количеством резьбы. В зеркале была сконцентрирована такая мощь стихии крови, что Вернон чуть не утонул в этом средоточии силы.
Дадли и Гарри с удивлением уставились на папу/дядю и на Честера. Только войдя в комнату, оба замерли статуями, уставившись в глубину обычного старого зеркала.
«Сложный день… У меня сегодня очень сложный день», — подумал Честер, из последних сил пытаясь сохранить свои разум, жизнь и душу. Как любой чистокровный маг, он знал о существовании алтарей рода. Знал даже о двух вариантах. Первые — древние алтари, созданные чуть ли не в пещерах ещё первобытным человеком. Сооружения весьма злобные, требующие регулярных человеческих жертвоприношений. И способные самостоятельно провести такое жертвоприношение над чужаком, оказавшимся в зоне их досягаемости. Эти алтарные камни (даже плиты) жёсткой волей собирали род воедино и подчиняли отдельных его членов общей пользе рода. Такие алтари, наверное, были только у самых древних семейств. А скорее всего, остались они только в легендах и сказаниях. У самих же Дэвисов алтарь был второго типа — сравнительно молодой. Обычная книга, в которой появлялась страница на каждого нового члена рода. Там были записаны достижения и прегрешения, а когда члену рода грозила опасность, книга открывалась на этой странице и звенела, а страница окрашивалась красным. Книгу, конечно, хранили — кому же захочется знакомить чужих людей со списком своих прегрешений — но, в целом, особо серьезно она защищена не была.
Алтарь Поттеров же оказался чем-то средним от двух типов. Он явно не просил для себя кровавых жертвоприношений и не был против незнакомцев в зоне его досягаемости, но и просто так разглядывать себя кому попало не давал, жёстко и окончательно пресекая такие попытки. Впрочем, действовал артефакт нарочито медленно, давая шанс. Честер судорожно перебирал варианты, как можно остаться в живых. Силовые можно было отбросить сразу: весовые категории были несопоставимы. Единственное, что приходило в голову: как-то войти в род Поттер. Своих артефакт не тронет. Но как?! В роду Поттер сейчас только Гарри, не замуж же за него выходить?! От отчаяния он бы пошёл и на это, но магия такой брак никогда не одобрит, не говоря уж о вопросах морали и разнице в возрасте. Попробовать стать его кровным братом? Ритуал обмена кровью можно было провести только после совместного сражения. И ради этой возможности Честер бы справился со страхом и устроил сражение прямо сейчас. Но с кем?! Паника подкрадывалась все ближе, а его сила по каплям утекала в зеркало. Крёстный? У Гарри крёстный уже есть… Хотя…
— Я, Честер Дэвис, наследник рода Дэвис, клянусь душой, жизнью и кровью, — Честер провел концом волшебной палочки по ладони, открывая рану, из которой вылетела светящаяся капля крови, — стать магическим крёстным первенца наследника рода Поттер — Гарри Поттера. И до тех пор клянусь защищать наследника рода Поттер. Да будет так!
У Честера подкашивались ноги от слабости и стресса. Рана на его ладони закрылась, а вылетевшая до этого капля втянулась в зеркало. Зеркало вспыхнуло, издало переливчатый звук, а в углу у него отвалился кусок идеально овальной формы. Осколок отлетел под ноги к Честеру, а поврежденное место самого зеркала тут же заросло. Сила перестала уходить. Честер облегченно выдохнул и свалился на пол от пережитого.
Взгляд от зеркала невозможно было оторвать физически, а разум засасывало внутрь. Вернон чувствовал, что зеркало хотело (насколько может хотеть неразумный артефакт) сделать его защитником рода. И для этого требовалось всего две вещи: хотеть защищать и мочь защитить. Желание зеркало уже отметило и одобрило, теперь собиралось проверить его возможности.
Наконец его разум был затянут в зеркало окончательно, и Вернон очутился посередине поляны в лесу. В обычном костюме здесь было неудобно, но это последнее, что его сейчас волновало. На ту же поляну медленно выходил черный волк полутора метров в холке. В его кроваво-красных глазах горела любовь к человечеству. Гастрономическая, в основном. Кажется, потенциальному защитнику рода сейчас предстояло несколько схваток.
Вернон не служил в армии. Весь его «боевой» опыт заключался в соревнованиях по боксу в юности. Ну и организация собственного дела тоже, конечно, требовала определенных бойцовских качеств. Но ничего даже отдаленно близкого в его навыках не было для сражения с огромной кровожадной тварью, которая уже решительно настроилась на плотный обед. Похоже, сегодня Вернону предстояло выжать из своей магии крови всё, что он может, и ещё немножечко сверху.
Попытку остановить сердце тварь проигнорировала. Ну да, всё не могло быть так просто. Тварь ускорилась и прыгнула после разбега. Её зубы были нацелены точь-в-точь в горло. Вернон закрыл глаза. Но не из-за того, что боялся, он полностью отдался своему чувству крови и всеми силами прислушивался к биению своего сердца. Мастер может растворяться в своей стихии. А в чем растворяться Вернону? Правильно — в крови. Разделив свою кровь на две равные части, он развёл их в стороны, пропустив тварь через себя. А потом воссоединился и метнулся вдогонку. Сейчас он был просто огромной каплей крови, которая с помощью левитации начала гоняться за волком-переростком. Кажется, тварь не очень была готова к такому повороту событий и несколько растерялась. Вернон воспользовался возможностью и атаковал. Его тело впилось в глаза, влилось в рот и ноздри твари. И стало поглощать тварь изнутри, усиливая себя. Через десять минут молчаливой борьбы дело было сделано, и покрупневшая темно-красная капля отлетела от мумифицированного волка. Капля приняла форму человека, покрылась кожей, потом одеждой и опять стала привычным Верноном.
Этот фокус очень нехило ударил его по мозгам, но расслабляться и рефлексировать было некогда: из леса выходил следующий противник. Видимо, зеркало учитывало уже показанные приемы и не хотело, чтобы Вернон повторялся. Из-за дерева вышел голем. Когда-то давно тогда ещё холостой юноша совершил совершенно феерическое турне в Прагу, из которого помнил только редкие отрывки. Одним из таких отрывков была легенда из еврейского квартала про бессмертное существо из глины, во рту которого была бумажка с текстом из каббалы. Бумажка должна была осуществлять функции мотора (или бензобака) для существа — голема. Только у данного экземпляра Вернон что-то ничего подобного не заметил. Даже рта не было. И вообще, он был скорее из камня, чем из глины. Пробовать на нем кулаки совершенно не хотелось. И управлять кровью в его организме тоже бы не получилось, по совершенно понятным причинам. Существо размахнулось и попыталось ударить Вернона кулаком величиной с его голову. Начинающий кровник как-то даже автоматически отлетел назад. Ну как отлетел? Воспользовался опробованным приёмом — превратился в кровавую каплю, перелетел в сторону и вернулся в свою изначальную форму. Получилось на удивление быстро. Вернон подуспокоился. Вырисовывался пат. Как пристукнуть эту громадину, он не знал, но и та, похоже, не могла ему повредить.
С последним суждением он поторопился. Голем после неудачной попытки прямого удара остановился и завибрировал. Вернон с ужасом понял, что эта вибрация мешает ему принять стихийную форму. Голем же медленно попробовал нанести следующий удар, не прекращая вибрацию. Ситуация всё ещё не стала критической: и так не слишком резвый голем для вибрации замедлился ещё больше. Но что-то нужно было придумать, вечно скакать по этой поляне он не сможет. Вернон оглянулся на лес в поисках какого-нибудь оружия. Нет, бить деревянной дубиной по камню — мысль так себе. А вот сама по себе мысль об оружии правильная. Он сосредоточился и выпустил часть своей крови из ладони, придав ей форму клинка. И сразу почувствовал слабость. Собрав силы, он очень осторожно попробовал зацепить конечность голема. На удивление получилось. Ощущение было, как будто он ножом ковыряет покрышку, но главное — работало. Остальное было делом техники и напоминало соревнование почетных бойцов ММА. Очень почетных бойцов. Отпраздновавших своё столетие. Оба двигались медленно, осторожно, с надрывом. Вернон пытался зайти голему за спину, но тот постоянно поворачивался и в ответ норовил провести захват. Пригнувшись под очередной такой попыткой, Вернон проскользнул под конечностями голема и рванулся (ну как рванулся, чуть быстрее пополз) к предполагаемому месту нахождения сердца голема. Вообще мысль о наличии у этой каменной махины сердца была смелой. Тем не менее ему повезло, и голем действительно отреагировал на полметра кровавого клинка в груди своей кончиной. Он картинно развалился на куски, а Вернон вернул кровь клинка в тело. К его радости, вместе с оружием к нему вернулись и силы.
А вот следующий противник, кажется, должен был проверить его фехтовальные навыки. И это было плохо. Это было очень-очень плохо, так как никаких фехтовальных навыков у него не было. На поляну выходил натуральный демон, как из какой-нибудь пошлой фантастической книжки. Красный, рогатый, крылатый, двухметровый и с огненным мечом. Вернон все-таки попробовал повлиять на его кровь (он был оптимистом). С понятным результатом. И интуиция рекомендовала держаться подальше от пламени клинка в любой своей форме. То есть даже принимать огненный меч на меч из своей крови сильно не хотелось. Отродье двигалось пока вальяжно, но было видно, что сражаться демон будет на совершенно других скоростях. Вообще-то требовалось подумать, но времени на это не было совершенно: инфернал ускорялся, занося меч для удара. Вернон вытянул руку ему навстречу и буквально в полутора метрах от монстра выпустил в него кровавый шип. Шип пробил хитиновую броню и торчал из груди. С удивлением мужчина понял, что всё ещё ощущает его. И кровь демона сейчас растворяет шип, как какая-нибудь кислота. Вернон закрыл глаза и полностью сосредоточился, чтобы напитать шип своей силой. Сражение перешло в противостояние выносливости. Адское отродье было мощным, но Вернону уж очень сильно хотелось жить (он за переживаниями успел позабыть, что в этом пространстве только его разум). Наконец силы злого духа закончились, и кровь Вернона ядом разлилась по его жилам, калеча энергетическую систему и повреждая жизненно важные органы. Вернон, наверное, мог выпить силу и этого создания, как первого монструозного волка, но опасался. Та же интуиция очень нервно реагировала даже на гипотетическую возможность нахождения крови выкормыша бездны в организме. Сопротивление твари было окончательно сломлено, и демон исчез во вспышке пламени. Вернон почувствовал, что его разум выталкивают из этого пространства в реальный мир.
Снова очутившись в комнате, он понял, что бой не прошел для него бесследно. Всё тело было в очень мелких порезах, он чувствовал, что капилляры в глазах полопались, а общее состояние было такое, как будто его провернуло через мясорубку. Тем не менее он ощущал, что зеркало его признало. Теперь он защитник рода. У его ног лежал осколок зеркала, через который всегда можно было связаться с основой и другими осколками. Из последних сил мужчина дошел до замеченного в комнате кресла и рухнул в него. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя.
Взрослые вели себя странно. Оба стояли неподвижно и пялились на зеркало. Затем Честер стал бледнеть. Причем так быстро, что это было заметно взгляду. В какой-то момент он вытащил палочку, что-то пробормотал и провел деревяшкой по ладони. Открылась рана, из неё вылетела капля крови и скрылась в зеркале. К Честеру начал возвращаться нормальный цвет, а сам он свалился на пол без сил. Мальчики (по крайней мере, Гарри) бросились бы ему помогать, но тут привлёк к себе внимание дядя. На секунду у него как будто исчезла кожа. И это было пострашнее ужастика, который они как-то подсмотрели по телевизору. Дядя не кричал, даже не было ощущения, что ему неудобно, но выглядело это… К счастью, он пробыл в виде человекоподобной капли крови всего пару мгновений. Но дальше больше: из ладони его опущенной вниз руки выдвинулся темно-красный меч. Судя по характерному стальному запаху, тоже из крови. Так же замерев на пару мгновений, меч полез обратно, а потом на теле дяди открылось большое количество очень тонких порезов. По счастью, кровь из них почти не текла. В этом состоянии он и пришел в себя. Еле дошел до кресла и упал в него. Мальчики бы помогли ему, но опять не успели, потому что зеркало засветилось внутренним светом так, что оторвать взгляд было совершенного невозможно. Из его поверхности медленно выплывал огромный мужик в средневековой одежде. В чертах его лица можно было углядеть некоторое сходство с лицом Гарри.
— Гарри Поттер, наследник рода, и Дадли Дурсль, сын защитника рода! — голос призрака (или кем он там был) звучал очень-очень внушительно. — Я — Хардвин Поттер, старший сын основателя рода Поттер и создатель этого артефакта. Вы теперь под защитой рода! Будьте достойны! Храните осколки зеркала, через них вы всегда сможете связаться со взрослыми рода. Оставите осколки дальше ярда от себя — встану из могилы и высеку!
Нужно заметить, что Хардвин Поттер — а именно его образ вручал всем несовершеннолетним Поттерам осколки — был выдающимся педагогом. С тринадцатого века ни один юный член многочисленного рода так и не решился проверить, выполнит ли сын основателя свою угрозу. Новое поколение не стало исключением: они сначала подобрали свои осколки, надежно спрятали их и только затем занялись взрослыми.