Не будем вспоминать

Первым уроком после наказания была математика, которую вел обиженный на всю жизнь сорокалетний мужчина. Ронг-лаоши устроился учителем в интернате еще задолго до рождения Вэй Ина, но самой работе как таковой рад не был. Никто не знал, из-за чего, но про это ходит много слухов: от простой лени до ненависти ко всему живому. Сам же Вэй Ин только догадывался, но не спешил делиться своими мыслями на этот счет. Как-то раз Усянь видел, как госпожа Гоушен и Ронг-лаоши разговаривали в коридоре, правда, самих слов разобрать не смог. Он тогда следил из-за угла за тем, как женщина что-то говорила на повышенных тонах, тыкая все время пальцем в рядом стоящую девочку, которая, склонив голову, дрожала, а мужчина только кивал. «Ненавидит детей», — решил Вэй Ин. Недалеко от истины. Несмотря на то, что дети в обычные школы поступают в шесть лет, самим интернатовцам начинали преподавать сразу, как только они оказывались на пороге. Если же ребенок был совсем еще младенцем, то воспитатели ждали, пока ему исполнится четыре года, чтобы отправить на занятия. Вэй Ин до сих пор не совсем понимал устройство этого учебного процесса. Так как детей-сирот немного, то даже десять детей одного возраста в интернате или детдоме точно не было, потому была устроена до жути странная система. Если в обычной школе на один класс набиралось более тридцати человек приблизительно одного возраста, то такой роскоши в интернате не дождешься. Дети, которым было от четырех до восьми, проходили начальную школу, и все в одном классе. С подготовкой (учение писать, читать и считать) новенькие либо справлялись сами, либо просили помощи у старших товарищей. К воспитателям с такой просьбой подходить равнялось чуть ли не казни. Дети, которым было от девяти до восемнадцати, проходили среднюю и старшую школы, также в одном классе. Так как новички могли прийти в любой момент, то они продолжали учиться вместе со всеми с того момента, на котором остановились интернатовцы, никто не начинал с самого начала. Потому большинство интернатовцев выполняли наказания номер двадцать семь: «Написание всех тестов в размере шестидесяти штук для определения уровня знаний ученика» и номер тридцать один: «Пребывание четыре дня в библиотеке для получения знаний без возможности на полноценный сон и принятие еды». Обычно на написание шестидесяти тестов давали ограничение по времени, которое было равно четырем часам (за которые никто из писавших так и не справился), а из-за сухого пайка потом получали проблемы с желудком. Хотя проблемы могли быть и из-за обычной еды, которую им давали. Даже те пресные супы из Гусу Лань были сказкой, чтоб их. На тесты Вэй Ин не попадал только из-за того, что ночами сидел в библиотеке, получая знания. Спасибо прошлой жизни за навыки ловкости и невидимости — госпожой Гоушен или кем-то другим он не был замечен до сих пор. Слушая голос Ронг-лаоши, даже не вслушиваясь в его слова, Вэй Ин перескочил на поток других мыслей, также переведя взгляд на его создателя. Сюэ Ян был хмур с выхода из подвала, но Вэй Усянь понял, что само настроение поменялось еще при нахождении там, значит, дело не просто в наказании. Либо из-за того, кто их подставил, либо… «Хм, а из-за чего еще могло бы поменяться поведение А-Яна?» — Вэй Ин прокрутил пальцами ручку и откинулся на спинку стула, чтобы в следующее мгновение начать балансировать только на задних ножках. — «Неужели это из-за раны? Хотя не думаю, что он бы стал так реагировать. Или все же стал? Он же ребенок, ему не свойственно терпение в таких обстоятельствах», — взгляд снова упал на хмурого Сюэ Яна, который что-то рисовал на полях тетради. — «Нет, что-то не сходится». — Вэй Усянь, — голос учителя вмешался в размышления, заставляя вздрогнувшего брюнета чуть ли не упасть со стула. — Да, Ронг-лаоши, — свой детский голос резал слух, заставляя Вэй Ина, до сих пор непривыкшего к нему, поморщиться. Но мужчина расценил это по-своему. — Если вам неинтересно и омерзительно учить мой предмет, то я буду вынужден назначить вам наказание по своему усмотрению. Несмотря на то, как раньше себя вел Усянь, сейчас не стоило навлекать на себя беду. Сначала нужно было разобраться с А-Яном, а уже потом все остальное. — Это не так, Ронг-лаоши. — Тогда будь добр решить вот эти уравнения. — Да, Ронг-лаоши. *** Перерыв между первым и вторым уроком был рассчитан ровно на то, чтобы дойти от одного кабинета до другого. Впрочем, так было между всеми уроками, помимо обеденного перерыва, который длился полчаса. На еду времени хватало не всегда, потому что нужно было еще набраться смелости, чтобы съесть то, что назвать «едой» язык не поворачивался. Вэй Ин молился, чтобы начали давать хотя бы ту пресную кашу, которая была в Гусу, на фирменный суп Шицзе он даже не смел надеяться. Каждый перерыв был ценой на вес золота, потому что все учителя поголовно, как и воспитатели, ненавидели детей. Если у кого-то и есть любимчики, то это было сродни тому, что Лань Чжань улыбнется Вэнь Чжао, пока тот раздает детям игрушки. Усянь передернул плечами от возникшей картины в голове. Воспоминания о Гэгэ и этом Вэне дали дорогу следующим воспоминаниям из прошлых жизней. Сейчас он готов был многое отдать (все, что попадало под определение «мое» — это его тело и жизнь, что он и правда готов был отдать), лишь бы встретится с Цзян Чэном, чтобы еще раз извиниться; с Шицзе, чтобы увидеть ее улыбку и удостовериться, что она точно не злится; с Не-сюном, чтобы взглянуть еще раз в его глаза, хотя он сам понимал, что ради своего Шиди готов был не только на такие выходки; и, конечно же, с его Чжань-гэ. Вэй Ин хотел опять увидеть его, обнять, поцеловать и извиниться за всю ту боль, которую не хотел, но все-таки причинил. Он хотел, но в этом пятилетнем теле он многого не мог, да и не факт, что он чего-нибудь добился бы — их просто могло не существовать в этом времени. Усянь не смог подавить тяжелый вздох, что привлекло внимание девушки, идущей рядом. — Что-то случилось? — Ничего особого, — попытался улыбнуться мальчик, заставив брови собеседницы дрогнуть, а рот немного приоткрыться. Все-таки она здесь намного дольше и давно не видела улыбающихся детей: они плакали, истерили, орали, но не улыбались. Да и сами старшие не спешили этого делать. Как-никак, а даже за беспричинные смех и улыбки могли также всыпать. Так что сейчас Вэй Ин ходил по острию ножа, так как сзади всей их группы шёл учитель литературы и китайского языка. Если учитель по математике мог только предупреждать и испепелять взглядом, то Пенг-лаоши мог сразу же своей металлической линейкой дать ужасного леща (настолько ужасного, что синяк мог проявиться чуть ли не сразу), а затем отправить к госпоже Гоушен, которая после консультации с Пенг-лаоши чаще всего давала наказание номер 82: «Воспитанник на трое суток передается ответственному лицу, который в течение этого времени может делать с воспитанником все, что пожелает нужным». Конечно же, ничего хорошего воспитанникам интерната не предвещало. А так как чаще всего при исполнении наказания номер восемьдесят два доверенным лицом являлся Пенг-лаоши, то «ничего хорошего» умножалось в три-четыре раза. Вэй Ин пока что не попадался, но более старшие ребята нередко оставались со шрамами на лице и шее, так как это самые открытые места. В общем, Усянь понимал, почему девушка состроила такое лицо — она была из тех немногих, которые следовали девизу «Один за всех и все за одного». Она искренне переживала за всех тех детей, что получали жестокие наказания. А таких было немного. Пока они шли от кабинета математики до кабинета китайского языка и литературы, Сюэ Ян старался держаться от всей толпы как можно дальше, хмуря брови и ступая тяжелым шагом, будто сейчас должна была свершиться казнь. Вэй Ин снова напрягся. Насколько он помнил, А-Ян ни разу не выглядел так, когда шел на уроки Пенг-лаоши. Да что там, он ни разу в этой жизни точно так не выглядел! Что же все-таки произошло в подвале? «Может, надо самому спросить? А если все-таки ничего не произошло и скоро все придет в норму?» — размышлял мальчишка, пока заходил в кабинет. Тяжело выдохнув, он поклонился учителю, который положил свою хорошо известную линейку на стол. — Что ж, начнем урок… Когда от урока прошло минут двадцать, которые Пенг-лаоши потратил на опрос учеников, Вэй Ин почти заснул, но в чувство его приводит воспоминание, чем это может кончиться, и все такой же грозный голос учителя. — Сюэ Ян, твоя очередь читать, — Усянь бросил взволнованный взгляд на своего друга, стараясь не выдавать своих чувств. Мальчик нахмурился сильнее, но продолжил чтение там, где закончил предыдущий чтец, имя которого Вэй Ин так и не запомнил. Память и правда ни к черту. Голос А-Яна был жестким и раздраженным, будто он хотел убить того, кто помешал его времяпровождению. Усянь сглотнул. «Нет, маленький А-Ян не способен на убийства», — панически пронеслось в голове мальчишки. Спокойства эта фраза так и не принесла. Дальше урок проходил более-менее гладко. На удивление многих линейка так и осталась лежать на столе, хотя каждый урок она натыкалась на лица не менее четырех человек. Что же могло повлиять так на лаоши, никто даже не догадывался, да и думать про это на незаконченном уроке никто не стал. Некоторые считали, что учителя и воспитатели частенько промышляли чтением мыслей, потому что по-другому никак не объяснить их правильные предположения насчет некоторых шалостей, которые не успевали воплотиться в жизнь. По окончанию урока Пенг-лаоши вышел из кабинета, а детям оставалось ждать другого учителя, что проведет их к следующему кабинету. «Как пленники», — мелькало у всех, но большинство даже не знало, какая жизнь там, за стенами интерната, ведь большинство чуть ли не с младенчества находились здесь и считали, что интернат имени Лилинг — это норма. Вэй Усянь знал, что даже на «норму» жизнь здесь не тянет. — Эй, Сюэ Хюайдан, — послышался голос парня, который подставил А-Яна и Вэй Ина в случае с окном. — Как тебе ночки в подвале? Сюэ Ян, тот самый маленький А-Ян, с животным бешенством в глазах и пугающей сосредоточенностью и безмолвием вцепился в руку говорившего, а затем послышался хруст, от которого не отстал крик, наполненный болью. Вэй Усянь не успел даже сообразить, что произошло, как А-Ян уже выбежал из кабинета, хлопнув дверью.