stay with me forever (or maybe just for now)

Живя в обществе, где любовь является наивысшей ценностью, Юнги ужасно сложно думать иначе. Раньше он не понимал, почему другие отчаянно пытаются найти своего соулмейта. Возможно, из-за подсказки, дающейся каждому человеку, взрослые будто возвращались в детство, играя в игру «найди того самого» по его имени. Да, для него это всего лишь игра. Мать часто показывала имя покойного мужа, запечатленное на внутренней стороне ее запястья, и говорила без умолку о том, как ей повезло быть связанной с ним судьбой и даже смерть не смогла разорвать нить, соединяющую их. Но это всего лишь соулмейт — партнер, предназначенный небесами, имя которого, будто штрих-код, выбито на запястье каждого человека. Мысли об этом никогда не занимали в его голове много места, пока в свой восемнадцатый день рождения парень не обнаружил имя, четкими буквами выведенное на коже. И на обыкновенные чернила это совсем не было похоже – сколько бы он не пытался смыть надпись, буквы все так же оставались на его запястье. Брат назвал его тупицей за попытку свести имя, но разве это все не странно? Все его существо будто испытало новую, до этого неизведанную, эмоцию в тот день. Юнги хотел найти его. Чон Хосока. Ему было девятнадцать, когда он впервые встретил своего предназначенного. Мужчину, от чьей яркой улыбки начинали слезиться глаза, чей голос отображал целую палитру эмоций, чье лицо отражало абсолютную жизнерадостность. Того, кто радикально отличался от него самого, был полной противоположностью Юнги — он ощутил это с первой минуты и по иронии судьбы этот человек был его соулмейтом. Два совершенно разных парня были связаны неведомой божественной игрой. — Я искал тебя, Мин Юнги-щи. Твое имя преследовало меня во снах, и я так хотел наконец узнать, как же ты выглядишь. Зато сейчас, когда я тебя встретил, понимаю, что бессонница не покинет меня еще очень долго. Это прозвучало чертовски глупо, так что никакого энтузиазма дружелюбно продолжить беседу с этим человеком у Юнги не возникло. Тем не менее вскоре Мин почувствовал неизвестно откуда взявшееся тепло в груди, наблюдая за тем, как мужчина о чем-то говорит, нервно вертя в руках кофейную чашку. Или замечая, как взгляд Хосока, усиленно пытающегося найти тему для разговора, бегает по помещению; это было мило. Вроде бы. С этим парнем ему предстоит провести остаток своей жизни. От осознания этой простой истины замерло сердце, и все же лед внутри начал таять. Губы растянулись в улыбке, давно не появлявшейся на лице Мина, — и Хосок завис, обрываясь на полуслове и изумленно глядя на юношу, сидящего перед ним. — Хосок-а, хочешь, поедем ко мне? Думаю, у меня где-то завалялся травяной чай, который может помочь с твоими проблемами со сном. Чон, принимая приглашение, попытался уважительно поклониться и стукнулся головой о кофейный столик, чем вызвал громкий смех собеседника. Напуганный своей внезапной неудачей, словно ребенок, мужчина принялся извиняться, и в голову Юнги пришла мысль, что, может быть (совсем чуть-чуть), он не против провести свою жизнь с Хосоком. Это не было похоже на типичные отношения двух влюбленных, все было гораздо глубже. Может, они и не знали друг друга достаточно хорошо даже после всех тех ночных разговоров под одеялом в перерывах между невинными поцелуями и прикосновениями, но Юнги чувствовал, с какой силой его тянет к этому человеку. Друзья подшучивали над ними, мол, эти двое — притянутые друг к другу магниты с разноименными полюсами, и все же то, что они вместе, было правильным, они оба нуждались в этом. Однако человек не всегда делает то, что правильно, и не всегда получает то, в чем нуждается. Мама никогда не рассказывала ему о том, что пара, связанная самой судьбой, может разойтись. Юнги продолжал задаваться вопросом, была ли их пара первой и единственной неудачей Господа в системе соулмейтов или же ему просто не повезло. Прошел год и два месяца со дня их встречи и Хосок не смог больше скрывать правду. А правда была в том, что он все еще любил свою бывшую девушку, которая, так уж вышло, оказалась их соседкой. А еще, черт возьми, он впервые сказал, что любит Юнги, но тот уже не слышал ничего, кроме бешеного стука своего сердца, заглушающего другие звуки. Он понимал, что может потерять Хосока. Больше эту тему не затрагивали, ведь оба знали, что не должны расставаться. В конце концов все обретают своего соулмейта независимо от того, как сильно любят кого-то другого. У бывшей Чона тоже было имя на запястье, и это не был Хосок. Ведь это имя было запечатлено на запястье Юнги. Мин начинал все больше ненавидеть эту чернильную надпись, видя полный боли взгляд своего соулмейта каждый раз, когда они пересекались с девушкой на лестничной клетке. Парень страдал, и Мин решил покончить с этим. Лезвие полоснуло аккурат по надписи, соединяя совершенство имени Хосока на бледной коже с алеющей линией, что пересекала каждую букву. В ту ночь Юнги вновь поймал полный тоски взгляд, брошенный на девушку, и это был последний удар. Хосок чуть не словил паническую атаку, пытаясь оказать первую помощь, но Мин оттолкнул его раненой рукой и словами, что словно яд лились из его рта. — Давай больше не будем притворяться. Эта херня про соулмейтов — игра для влюбленных подростков, а мы никогда не хотели быть вместе. Никогда не любили друг друга. И мы оба знаем это, верно? Шок, отражающийся на лице младшего, вскоре сменился на слова о том, что он этого не хочет, что все так же сильно любит парня и что ему жаль за все те взгляды, брошенные на соседку. Мин закрыл уши, не желая слушать эти мольбы и пресекая коротким «убирайся» все дальнейшие слова. Он притворился, будто не видит в глазах уходящего слез. Рана на запястье жгла, но, по крайней мере, теперь, когда порез заживал, он не видел четко выведенного на его коже имени — линия уродливого шрама сделала его практически нечитаемым. Он скрывал эту часть своего тела под часами и браслетами, в отличие от остальных людей, которые с гордостью демонстрировали имена своих соулмейтов везде, где бы ни находились. Он не обращал внимание на тех, кто бросал заинтересованные взгляды на его руку — никто из них не задаст вопросов и даже не заговорит с ним. Современные люди в большей степени индивидуалисты, когда дело не касается их самих или их предназначенных. Так думал Юнги, пока один паренек с выкрашенными в цвет лесного ореха волосами не доказал обратное. Ему было двадцать два, когда он встретил этого взбалмошного ребенка по имени Тэхен. Первая мысль, посетившая его голову при виде этого мальчишки, была о том, что он, вероятнее всего, проник в это место с помощью поддельных документов и скоро его отсюда выпрут. Но позже Юнги выяснил, что всего на два года его старше. Этот бар был единственным местом, где при входе люди на время пребывания здесь отказывались от написанного на их запястьях. Здесь они могли веселиться и обжиматься с незнакомцами, не заботясь о том, что по рукам их связывают вытатуированные на коже имена. Довольно быстро и Юнги перенял эту идеологию. Иногда здесь было многолюдно, но большую часть времени он сидел в одиночестве, потягивая свой ликер и бросая небрежные взгляды на совершенно не интересующих его людей. Сперва его удивило присутствие подростка в таком месте, но еще больше удивило то, что мальчишка показал: его левое запястье было абсолютно чистым. — Ты сказал, тебе двадцать, — с невозмутимым видом заметил Мин. — Так и есть, — пожал плечами Тэхен, встряхнув перед Юнги пустым стаканом, мол, «наполнишь?» И, не дождавшись ответа на свой жест, сам потянулся за бутылкой ликера. — Я все тебе расскажу, только если угостишь меня выпивкой. Два шота спустя Мин выяснил, что чье-то имя на его руке все же было; однако в один день оно исчезло, как и его владелец, который, как оказалось позже, погиб в результате несчастного случая. Очевидно, имя исчезало, если не удавалось встретить своего соулмейта до его смерти. Юнги хотел узнать об этом больше, ведь все вокруг верили, что предназначенные друг другу будут вместе до самого конца, и об исчезновении имени он никогда раньше не слышал; но алкоголь сделал свое дело и вскоре ему стало совершенно фиолетово на то, что он что-то там хотел. Мальчишка начал бормотать всякий бред, от которого у Мина разболелась голова, но невероятно дурацкое сравнение бармена с гориллой почему-то вызвало у обоих приступ громкого хохота. Он не помнил, как они оказались на улице, но совершенно точно знал, что из бара их выставили. В ту ночь два парня, как пара бездомных котов, отключились на неизвестной им улице, прижимаясь друг к другу, пытаясь не продрогнуть от холодного осеннего воздуха. Прощальными словами были проклятия Юнги в сторону посетившего его похмелья и ленивое мычание Тэхена, когда старший пытался любезно разбудить этого ребенка и велел проваливать домой, пока он не оставил его одного на улице. Не самая приятная первая встреча, но, безусловно, самая незабываемая. Несколько недель спустя в кафетерии, полном студентов, Юнги тестировал фокус недавно купленной камеры, ловя в объектив обедающих незнакомцев. Тэхен, внезапно появившийся крупным планом в его линзе, начал с того, что не позволит фотографировать себя бесплатно. Одарив мальчишку грозным взглядом, Юнги вернулся к просмотру сделанных снимков и понял, что на нескольких фото все же засветился его недавний знакомый. — Отпущу тебя, если позволишь съесть твой ланч. Ты же не будешь это есть, правда? — юноша указал на минов поднос, нетронутый с тех пор, как его поставили на стол. Он был прав. Юнги позволил съесть его еду, сам же вернулся к камере, пока мальчишка продолжал болтать. Парень даже предложил себя в качестве модели, проигнорировав скептический взгляд Мина и приняв молчание за согласие. Он редко снимал моделей, да и людей в принципе, но Тэхен, не спрашивая разрешения, вытолкал его на улицу, где сразу же начал принимать все эти дурацкие модельные позы, вызвав у них обоих приступ дикого смеха. Только два снимка на взгляд Юнги оказались более-менее приличными, с чем Тэ категорически не согласился, нахваливая остальные фото и заявляя, что у него, как у опытной модели, не могли получиться плохие кадры. Фотограф усмехнулся. Мальчишка, проигнорировав насмешку, схватил его за руку и насильно накорябал на юнгиевой ладони свой номер телефона, требуя (скорее угрожая) парня обязательно позвонить, когда будет свободное время — хотел получить копию снимков для своего портфолио. Вслед убегающему на автобус Тэхену Мин кричал, что никогда не сделает этого. И позвонил ему, как только вернулся домой. Ким Тэхен был довольно беспечной персоной: использовал неформальную речь и заходил в дом Юнги без стука — в общем все вещи, которые не нравились Мину, были собраны в этом парне. Однажды он даже высказал это ему, не забыв упомянуть о матери, которой не нравилось, что в ее доме играет «какой-то неприлично выглядящий ребенок». Тэхен никогда не принимал обиду близко к сердцу, потому продолжал приходить, каждый раз придумывая для этого веские причины. В итоге Юнги предложил передислоцироваться в квартиру младшего — парень нуждался в помощи с домашкой по урокам фотографии, в которой был просто ужасен, так что Мин не мог оставить его на произвол судьбы. Вопрос, как, черт возьми, Тэхен смог пройти этот курс, когда учился на актерском факультете, остался без ответа. И только после третьего визита Мин понял, что мальчишка все это время лгал. Не было никаких уроков фотографии. Было бы преуменьшением сказать, что Юнги охватила ярость, потому что в итоге он гонялся за пареньком по всей квартире и чуть не зарядил в него кулаком, когда тот потерял бдительность. Ему удалось прижать Тэхена к холодной плитке его спальни и заставить сказать правду. — Я не часто встречаю хороших людей, и… ты мне сразу понравился. Мне просто хочется проводить с тобой больше времени, Юнги-хен. Пожалуйста, удели мне его! — эти умоляющие глаза вызывали улыбку, как и маленькие надутые губки. Поэтому он отпустил мальчишку, напоследок мягко щелкнув того по лбу и пробормотав что-то о том, как Тэхен его раздражает. Никто раньше не называл его хорошим. «Такой глупый». По правде говоря, этот необоснованный вывод он сделал, пытаясь игнорировать участившееся биение сердца, возникшее из-за сказанной заикающимся голосом правды. Спустя два месяца совместных тусовок и мелких ссор Юнги впервые поцеловал его. Изначально он просто хотел заткнуть парня, который был слишком возмущен тем, что Мин «случайно» съел последнюю клубничку с чизкейка («Я же оставил самое вкусное напоследок, Юнги-хен! Как ты посмел так поступить со мной?»); когда старший уже почти отстранился, Тэ схватил его за воротник и снова притянул к себе, целуя, на этот раз неторопливо. Юнги смаковал сладкие от только что съеденного десерта тэхеновы губы, а Ким был слишком опьянен этим поцелуем, чтобы думать о том, что друзья, вообще-то, не целуются. Мин разорвал поцелуй, неловко посмеиваясь и переводя случившееся в шутку, однако младший воспринял все всерьез. Глаза Тэхена до самой ночи следили за его губами и только после того, как Юнги собрался уходить домой, Тэ решился спросить: — Каково это? Не пришлось уточнять, что парень имел в виду под «это». Поэтому сказал правду. — Было больно. Тэхен, сбитый столку, нахмурился. Мин поднял свою руку, прежде чем сдернуть браслет и впервые обнажить кожу на запястье. Юноша сразу все понял, глядя на имя (перечеркнутое имя), выгравированное на внутренней стороне запястья друга. Он выдавил эту свою виноватую улыбку, прося прощение за то, чего не знал. Поцелуй, подаренный кому-то, кроме соулмейта, причинял боль. Она поразила его, словно электрический разряд, напоминая об имени его родственной души — разрезать кожу не значило разрезать связывающую их нить. Тэ не скрывал глаз, полных сожаления, и, пока он провожал старшего, стоя в прихожей, взгляд иногда проскальзывал по его запястью. На пороге квартиры Юнги снова поцеловал мальчишку, наплевав на «запрет свыше»; он продолжал ласкать его губы, пока они оба не начали задыхаться под бормотание Тэхена о том, что больше сдерживаться он не может. Парень хотел знать, зачем старший сделал это, шепча вопрос, пока пальцы мягко поглаживали запястье, пронизываемое болью. — Если эта боль вызвана твоими поцелуями, то она мне нравится. При первой же возможности Юнги переехал в квартиру парня — в собственном доме нарастало напряжение: его мать не хотела слышать о том, что сын встречается (да, встречается, Тэхен заявил это на следующий день после первого поцелуя) не со своим соулмейтом. Она знала Хосока и все еще настаивала на том, чтобы Юнги вернулся к нему, чем вызывала смех сына, ведь он уже два года не знал, где находится его предназначенный. — Твоя мама звонила, — однажды сказал Тэ, сбивая миново сердце с привычного ритма. — Я сказал, что позабочусь о тебе лучше, чем кто-либо другой. Тогда Юнги понял, что ему больше не о чем беспокоиться. Незнакомые ему чувства проникали внутрь, заставляя сердце болезненно сжиматься. Он чертовски любил этого парня и был в этом абсолютно уверен. Мин даже не помнил, когда в последний раз вспоминал о Хосоке, все его мысли занимал лишь невыносимый мальчишка. По воскресеньям Тэхен мучил его этими странными японскими анимационными фильмами. На лице его появлялась глупая улыбка каждый раз, когда он делал что-то не так (он знал, что Юнги не мог перед ней устоять и его злость мгновенно исчезала); когда старший засыпал, Ким целовал его в уголок губ, зная, что если поддастся искушению и начнет зацеловывать эти прекрасные губы, то причинит любимому боль. Юнги же часто целовал юношу, притягивая к себе за талию и говоря, что все в порядке, ему больше не больно (конечно, лгал). Однако младший размышлял о временности этих отношений, что было главным изъяном. Они не говорили о прошлом. — Ведь все это закончится, когда ты снова встретишь своего соулмейта, верно? Тогда не понимаю, почему твоя мама так сильно волнуется. Ты не говорил ей об этом? Юнги не говорил. Никогда даже не думал об этом, пока Тэхен не упомянул. Любовь на уровне рефлексов к человеку, чье имя очерняет его кожу, вспыхнет вновь, стоит им встретиться. Об этом все время думал Тэхен, в это верил и с этим жил, потому так уверенно высказал свои мысли парню. Проглотив ком в горле, в ответ на вопрос старший смог только выдавить тихое «возможно». Глубоко внутри него голос кричал, что все будет по-другому, что он знает, каково это — любить Хосока и любить Тэхена. Два абсолютно разных чувства. Он, черт возьми, знал, что не сможет оставить мальчишку, даже если Чон захочет вернуться к нему, что, он уверен, никогда не произойдет. Тэхен начал говорить что-то об ужине и Юнги снова упустил шанс рассказать любимому правду. Прошло пять месяцев с тех пор, как они начали встречаться, когда Юнги сказал эти три слова впервые в своей жизни. Тэ говорил их часто, но для Мина, относящегося серьезно к такого рода вещам, это был первый раз. А после Тэхен впервые стал инициатором поцелуя. Старший почувствовал его улыбку на своих губах и теплоту одеяла, когда Ким, сияя от счастья, толкнул его на кровать. Мин шептал это снова и снова, внимая просьбам младшего, а сердце в безумном темпе выколачивало ритм под тэхеновой ладонью, лежавшей на его груди. Тэ чувствовал это и отвечал на признания взаимностью, утягивая любовника на всю ночь в крепкие объятия. — Я люблю тебя, — пробормотал Юнги в последний раз, потершись макушкой о подбородок спящего парня и вдыхая родной запах. Все, что он услышал, прежде чем провалиться в темноту, был блаженный вздох младшего. И все же последний бодрствующий кусочек сознания донес до него слова, что прошептал Тэхен в его волосы. И это звучало так прекрасно — слишком прекрасно, чтобы оказаться реальностью, а не фрагментом его сна. — Не думаю, что смогу отпустить тебя, Юнги-я. Даже к нему. Хосок объявился спустя почти четыре года с момента их последней встречи. Сердце Юнги будто остановилось, когда он, предвкушая спокойный ланч в любимом кафе с чашечкой кофе и своей камерой, заметил опускающегося на стул напротив мужчину. Тэхен был на модельном показе (он и правда оказался самой настоящей моделью) и Мин не понимал, стоит ли чувствовать облегчение из-за этого. Чон Хосок. Предназначенный ему соулмейт. — До сих пор помню нашу первую встречу здесь. Ты говорил, что это твое любимое место, — да, точно. Юнги говорил ему об этом. Хосок был не настолько глуп, чтобы не заметить между ними медленно вырастающее, словно кирпичная стена, напряжение. Он снял маску извечного весельчака, лишь на губах оставалась небольшая улыбка. — Ты здесь кого-то ждешь? — спросил Чон. При мысли о Тэхене Юнги заметно оживился, настроение поднялось и это не ускользнуло от глаз напротив. — Жду. Лед тронулся, когда они коснулись этой темы. Хосок рассказал про свои длительные отношения с Хелин — той самой девушкой, что стала для них камнем преткновения — и Мин заметил, что она идеально ему подходит. — Думаешь, мы сможем быть просто друзьями? Мы вроде отлично ладили и мне нравилось разговаривать с тобой. Можно просто поддерживать связь, что скажешь? — предложил Юнги в конце встречи прямо перед тем, как помахать рукой на прощание. Слова больше не застревали в горле, он расслабился и даже мог без труда смотреть в глаза Чона. Именно тогда он понял, что целиком отпустил прошлое и больше не чувствует тоски из-за этого. Уходя, он не заметил, как исчезла улыбка Хосока, и тем более не видел его напряжение, когда во время их разговора упоминалось имя Тэхена. Думал только о себе, думал о том, что он единственный, кто все еще цепляется за это дерьмо про соулмейтов, и что Чон не страдает, ведь рядом с ним всегда была девушка. Что ж, видимо, он ошибся. И никогда бы это не понял, если бы Хосок не сказал все ему в лицо. Мама пригласила их обоих на ужин. Юнги не знал, что Хосока тоже позвали, но не был против: мама была безумно рада, когда узнала, что сын снова общается со своим соулмейтом. Хосок был отличным собеседником, особенно для пожилых женщин. Он украл сердце его матери сразу же, как вошел в двери дома, и продолжал очаровывать ее весь оставшийся вечер, а Юнги от этого блевать хотелось. Он сказал Чону об этом позже, когда провожал его, за что получил кулаком в плечо от младшего. Этот удар был скорее нежным, не причинившим боль. Уличный фонарь освещал сидящего на лавке Юнги, что смотрел на стоящего напротив мужчину, который, как казалось Мину, излучал солнечный свет даже сейчас, холодной ночью. — Будто и не было этих двух лет пустоты. Я рад, что ты не изменился — Юнги всегда был честен, говоря такие вещи, но, вот проблема — он был слишком глуп. Слишком слеп, чтобы заметить изменение в выражении лица Хосока, и слишком медлителен, чтобы увидеть и предотвратить действие, предпринятое мужчиной. Он не ожидал этого. Внезапно лицо Чона возникло прямо перед глазами, а пара пухлых губ прижалась к его собственным. Сейчас в запястье не чувствовалось боли, вместо этого по венам пробежала волна приятной дрожи — прямо из того места, где было выбито имя Хосока. Лишь слабый голосок на задворках сознания кричал, что это неправильно! Месяцы ушли на то, чтобы выбросить Чона из головы, он не мог разрушить все в одночасье и начать заново. И в то же время юноша чувствовал умиротворение, заставляющее желать все больше близости. Это помутило его рассудок: руки обвили плечи мужчины, а губы ответили взаимностью, двигаясь в одном ритме и вдыхая ощущение, словно так было всегда. Голоса заговорили в его спутанном сознании, когда эйфория ослепила парня. Именно так должно было быть с самого начала. Он был глуп, когда захотел расстаться. Думал, будто теперь всегда будет с Тэхеном, когда на самом деле все еще был привязан к Хосоку. Правда же? Мысль о Тэхене вывела его из небольшого транса, парень оторвался от головокружительного удовольствия и амброзии, что была на губах соулмейта. Хосок был готов к этому и не испугался, когда Мин начал кричать. Он не оттолкнул парня, когда тот вцепился в его воротник, пихнув Чона на скамейку, а колено старшего впечаталось прямиком ему в грудь. Страха в глазах не было, когда отвечал на минов вопль «какого хрена ты это сделал?», потому что он совершенно точно знал, зачем сделал это. — Потому что все еще люблю тебя. Сразу за этим прилетел удар по лицу, а потом еще один и еще, пока какой-то светловолосый паренек не оттянул разбушевавшегося Юнги, умоляя прекратить. Ярость в миновых глазах тут же угасла. Юноша принялся спокойно отчитывать его за причиненное другому насилие, Мин лишь пристально смотрел ему в глаза, вздохнув, принимая поражение. Незнакомый парень, которого уводил все еще раздраженный Юнги, бросил любопытный взгляд на Чона. Тот улыбался, не обращая внимание на боль. Но одну вещь он знал точно: этот юноша был Ким Тэхеном, человеком, которого сейчас любил его соулмейт. А еще знал, что слова, вылетающие из уст Мина вместе с ударами, возможно, были правдой. Он должен был их принять, какую бы боль это ни причиняло. — Ты любишь меня лишь потому, что тебе приходится это делать, Чон Хосок. Раскрой глаза! Нам было чертовски здорово порознь на протяжении этих двух лет, так какого хрена ты все рушишь? Ты вернулся только для того, чтобы почувствовать безболезненные поцелуи, но мы оба знаем, что наши сердца принадлежат другим. И ты идиот, если пытаешься это отрицать. Тэхен хотел встретиться с Хосоком. Мин не говорил ничего о встрече со своим соулмейтом в кофейне до того, как все это случилось, потому теперь, сказав, что парень, на которого он напал, это «чертов Чон Хосок», с удивлением наблюдал за понимающим взглядом, появившимся в глазах младшего. — Так это он. Ты нашел его. Все то время, которое Тэ провел с восхищением рассматривая шрам, испортивший идеальную кожу на запястье любимого, он завидовал владельцу имени. И знал: когда этот парень вновь появится в жизни Мина, Тэхену придется уйти. Юнги это отрицал. Он рассказал мальчишке все той ночью, все, о чем лгал. Впервые рассказал кому-то о Хосоке, своем шраме и о девушке. Только сейчас он понял, что Тэхен никогда раньше и не спрашивал об этом, хотя глаза его говорили, что он ждал, пока старший сам начнет разговор. — Теперь я понимаю, почему твоя мама так меня не любит. — Нет. — Как думаешь, если бы я не появился в твоей жизни, вы бы сошлись снова? — Нет! Ответ вышел громче, чем он хотел. Отрицание отскочило от стен их спальни, проникая в его уши и напоминая о том, что следует поубавить резкость в разговоре с этим чувствительным ребенком. Он понизил голос и повторил: — Нет, этого не будет. Ночью они не целовались, как и не затрагивали больше эту тему. На следующий день Тэхен просил прощение за вчерашнюю глупость, заикающимся голосом пригласив своего хена в ресторан, который они так любили. Настроение Юнги сразу же поднялось, и он наклонился, чтобы поцеловать парня — все как будто бы вернулось на круги своя, будто той маленькой ссоры и не было. Мин будет прощать его снова и снова, даже если младший заговорит об этом вновь — долго держать обиду не в его стиле (за исключением случая с Хосоком, но это совсем другое). Конечно, он понимал, что вчерашний ночной разговор все еще волнует Тэ. Ночью воскресения его опасения сбылись. Несколько недель Мин игнорировал звонки и смски своего соулмейта, и только Тэхен был достаточно взволнован, громко читая сообщения, оставленные Чоном на миновой электронной почте. Юнги и не думал, что идея встретиться с Хосоком основательно поселиться в голове паренька, но это же Тэхен — чем больше он узнавал мальчишку, тем больше понимал, что угадать его мысли невозможно. Вернувшись домой, парень был встречен приклеенным к зеркалу стикером, который гласил, что младший отправился на встречу с Хосоком, а потом по делам, так что Мин может ложиться спать один. Юнги не знал, смеяться ему или плакать; отбросив оба варианта схватил телефон и набрал номер соулмейта. Купленный на ужин пирог остался забытым. Он старался не быть резким, правда старался, когда в телефоне прозвучал нервный голос Хосока — было сложно сдерживаться, зная, что парень кое-что скрывает. Юнги знал своего соулмейта как свои пять пальцев, этот человек был для него как открытая книга, так что в конце концов он сорвался на крик. И Чон сказал ему. — Я пригласил его сегодня на ужин… Думал, вы оба придете, он же написал мне, что ты больше не злишься на меня. Но приехал один и… — И что? — давил на него Юнги, потирая собственную шею в попытке хоть немного расслабиться. Он чертовски сильно волновался. — Он попросил рассказать ему что-нибудь о нашем прошлом, и я рассказал парочку историй, кажется, ему было действительно интересно. Сказал, что завидует. Вот и все. Вряд ли ему было приятно все это слушать. Ах, я такой бесчувственный, прости меня, Юнги, я не должен был… — Все в порядке, ты не сделал ничего плохого — прервал его Мин. «Тэхен знает путь домой». По крайней мере он на это надеялся и повторял в своей голове эти слова снова и снова. Он ждал Кима всю ночь, кусая губы, пока те не начали кровоточить, и все время проверяя время на экране мобильного. «4:31» издевательски мигало красным. Он так и не позвонил. Тэхен знает путь домой. Знает путь ко мне. Прокручивал про себя, укутавшись одеялом, пропитанным запахом мальчишки, и присев на диван; глубокий вдох впускает в легкие отрезвляющий воздух и Юнги позволяет своим глазам закрыться. Парень не помнил, когда в последний раз засыпал без Тэ. Мин часто ругался, что младший слишком громко играет в видеоигры и не дает ему подремать, но нынешняя мертвая тишина в доме нравилась ему гораздо меньше. Он пришел к мысли, что нормально функционировать без мальчишки больше не сможет. Прошло целых два дня, прежде чем Тэхен, наконец, объявился и Мин снова смог дышать полной грудью. Войдя в их спальню, он не мог поверить своим глазам и несколько раз моргнул, прежде чем сделать шаг навстречу. — Ты вернулся, — мальчишка кивнул. — Останешься или… Это был вовсе не вопрос, потому Тэ и не ответил. Много месяцев они прожили вместе, но впервые Юнги не мог подобрать слов. А ведь он всегда был хорош в этом. Сейчас просто растерянно стоял поодаль, боясь сделать хоть что-то, будто Тэхен в любую секунду может раствориться. — Как хорошо быть дома. Я так скучал по тебе, — это все, что хотел услышать Юнги. Он бросился вперед, заключая младшего в объятия и не отпуская даже тогда, когда руки Тэхена опустились на кровать. Не то чтобы Ким возражал против прижимающего его всем своим весом к кровати Юнги. — Эй, посмотри на меня, — это, должно быть, сработало как некий переключатель, потому что вопросы изо рта старшего посыпались сами собой. Юнги уговаривал рассказать, где младший был, что делал в доме Хосока и почему так долго не возвращался. Он спрашивал и о многом другом, но Тэ перестал обращать на это внимание и просто заткнул парня поцелуем, словив минову руку, желающую оттолкнуть его, в нескольких дюймах от своего лица; оба замерли. — Я… Я уходил за этим, — заикаясь и вспоминая, как сильно нервничал сегодня утром, сняв с руки повязку, произнес Тэ. Юнги уставился на то самое сокровенное место, находящееся на руке у каждого. «Мин Юнги» гласила надпись, расположившаяся в том же месте, начертанная тем же самым шрифтом, что и на запястье Хосока. Юнги смотрел на него практически немигающими глазами, стиснув челюсть, и младший тут же принялся извинятся, говоря, что очень хотел, чтобы это было на его коже. Он умолял Хосока сфотографировать свою надпись (о чем умолчал), посетил множество тату-студий, чтобы найти ту, где ему сделают желаемую татуировку. Большинство только смотрели на него осуждающим взглядом и отказывали, но в конце концов он нашел одну в четырех часах езды от Сеула, от своего Юнги. И сделал то, что задумал. Мин не был рассержен, только резко выдохнул, на губах его появилась легкая улыбка, но свое негодование он все же выразил, дав мальчишке легкий подзатыльник. — Ты такой глупый, не понимаю, почему ты мне нравишься. — Потому что теперь я твой соулмейт, — едва успел пробормотать Тэхен, прежде чем Юнги вновь заткнул его поцелуем.