Воспитание чувств

В одиночку переступив порог заброшенного склада, Акутагава задерживается у входа, будто не решаясь шагнуть дальше. Когда его глаза привыкают к полутьме, он замечает Гин, прикованную к дальней стене. Ее обступает толпа людей с закрытыми лицами, и это мешает Акутагаве внимательно разглядеть сестру, но он все равно видит, что с ее одеждой что-то не так. Гин не говорит ни слова, но ее глаза укоряют его, заставляя поежиться. - О, ты вовремя, Акутагава-кун, - от толпы отделяется сухощавый старик, который единственный из всех не прячет лица. - Я рад, что ты получил наше приглашение. Я Стефан Грабинский, а это мои люди. Он кивает на них так пренебрежительно, что становится понятно: своих людей он не ценит. Скорее всего, если среди них и есть другие одаренные, они на порядок слабее самого Грабинского. Акутагава еле заметно дергается, подаваясь вперед. Грабинский это замечает: - Заранее предупреждаю, чтобы ты не делал глупостей. Театрально выпростав руку, он демонстрирует Акутагаве маленький пульт. - Дистанционная детонация взрывчатки, - гордо говорит он. - Одно неверное движение - и жизнь твоей сестры закончится, причем исключительно по твоей вине. - Ублюдок! - лицо Акутагавы искажается злобой. - Сейчас же отпусти ее. - О, непременно, - уверяет его Грабинский. - Нам нужен только ты. - Я сделаю все, что угодно, - голос Акутагавы тихий, как отдаленные раскаты грома. - Превосходно. Только вот в чем дело: нам совсем не хочется, чтобы ты применял свою способность. Мы в Йокогаме недавно, но уже успели многое разузнать о твоем Расемоне. Раздевайся. Последняя фраза застает Акутагаву врасплох, но, повинуясь ей, он покорно расстегивает свой плащ - медленно, не торопясь. - Ты что, тянешь время? - голос Грабинского полон снисхождения. - Надеюсь, ты понимаешь, что ситуацию контролируешь сейчас не ты. - Разумеется, - Акутагава кривится, склоняя голову. В глазах Гин вспыхивает и гаснет понимание. Ей хорошо знакомо это его выражение лица. Она расслабляется, осознав, что брат контролирует ситуацию, что с самого начала все контролировал. Рюноскэ наконец избавляется от плаща, небрежно бросив его на землю, но Грабинскому уже не до этого. Он неверяще смотрит на свою пустую ладонь - а ведь еще какое-то мгновение назад там покоился пульт. К чести Грабинского, в себя он приходит быстро. - Он не один, - отрывисто бросает он. Больше скрываться нет смысла. За спиной Акутагавы материализуются Чуя и Кэнджи. Танидзаки заранее предупредил, что не возьмется маскировать их, если они будут перемещаться. - Пытаясь уследить за траекториями движущихся объектов, я, того гляди, раскрою и самого себя, - со смущенной улыбкой сказал тогда он. Не сразу, но им все же удалось условиться, что Джуничиро будет отвечать за безопасность Гин, действуя по обстоятельствам. Кэнджи с Чуей до поры до времени будут скрытыми его способностью и вступят в игру, лишь когда Гин не будет ничего угрожать. Первая часть плана успешно выполнена, пришло время боя. Это понимает Чуя, но понимает и сам Грабинский. - Демон движения! - визжит он, устремив руки вперед. Из его плеча вырастает локомотив, с каждой секундой увеличиваясь в размерах. Ослепляя прожекторами, он со свистом бросается на Акутагаву, закручиваясь и завихряясь. Расемон встречает его в воздухе, и способности возвращаются к владельцам, пройдя друг через друга и вынужденно отступив. - А все потому, что мой поезд и твоя зверюга сделаны из темной материи, - кричит Грабинский. Даже не дослушав, Акутагава направляет Расемон в потолок над Грабинским, но тот успевает поездом поднять падающие на него опоры. - Превосходно, - задыхаясь, говорит он. - Потрясающе сильная способность. Когда мы тебя убьем и твоя сила перейдет к нам, я буду вспоминать о тебе с уважением. Но сначала, с твоего позволения, я избавлюсь от твоих спутников. Поезд летит прямо на Чую, и тот даже не пытается уклониться, стоя на месте. Когда удар кажется неизбежным, он применяет Смутную Печаль. Грабинский не солгал: его способность и способность Акутагавы имеют одну природу, и на Смутную Печаль они реагируют одинаково плохо. Грабинский растерянно смотрит на остатки поезда, заключенные гравитацией в ассиметричные капли - ему не удается ни отозвать способность, ни атаковать ею Чую. - Ему не сдвинуться с места, как бы он не старался, - шипит Чуя. - Кэнджи, твоя очередь. Кэнджи не нужно повторять дважды. С наивной улыбкой на лице он без особых усилий рассекает плечом толпу, не скупясь на удары. Добравшись до Грабинского, увязшего в собственной способности, как муха в янтаре, Кэнджи с силой обрушивает кулак на его череп, и тот тяжело валится на землю. После этого расправиться с остальными культистами не составляет труда: Кэнджи сталкивает их головами и укладывает в штабеля, пока Чуя использует гравитацию, подталкивая их друг к другу. Кэнджи весело считает вслух, швыряя очередного преступника к остальным - его счёт заканчивается на семидесяти семи. У этого числа наверняка есть мистический смысл, но Чуя в это особо не вдумывается. Только когда все враги оказываются поверженными, Танидзаки обнуляет свою способность - все это время он с ножом наперевес стоял у Гин, охраняя ее безопасность. Рюноскэ бросается к ней, Расёмоном вырывая из стены кандалы, молниеносно избавляя от пояса из взрывчатки. Гин мутным взглядом оглядывает свои руки, как будто не веря, что она освободилась. Потом обессиленно роняет голову брату на плечо. - У нас все получилось, - радостный голос Кэндзи разрывает тишину, и, словно получив знак, все разом начинают говорить. *** - Хигучи, так что ты сделала с людьми Грабинского? - интересуется Чуя, потянувшись за очередным якитори. В ресторанчике, куда Чуя позвал их праздновать победу, шум и гам, как и всегда в обеденное время. Здесь можно говорить спокойно, не опасаясь быть подслушанными. Даже сев вместе со всеми за стол, Хигучи не выпускает Гин из объятий - как будто боится, что та исчезнет, стоит лишь ей отвернуться. Услышав вопрос, она легкомысленно пожимает плечами: - Вызвала Отдел по делам одаренных - пусть разбираются сами. - Очень благородно, - отмечает Чуя. Он как бы между делом пододвигает к Акутагаве блюдо с овощами, и тот покорно берется за еду - даже не приходится ему ничего говорить. - Кстати, Хигучи, - Чуя вспоминает о волновавшем его вопросе. - Как насчёт того, чтобы пойти работать ко мне? Мне хорошие аналитики вот просто позарез нужны. Хигучи замирает. - А как же я тогда смогу спасать Акутагаву-семпая? - Я не думаю, что твоя должность на это повлияет. Как по мне, мы и так сможем его спасать. Акутагава вскидывается, и Чуя прикусывает язык, запоздало понимая, что именно сказал. - Все спасают всех - это же тайный слоган Портовой Мафии, - неуклюже выкручивается он. - Вы разве не слышали? Наверно, у вас просто недостаточно высокий уровень доступа. - А я и не знал, что у Мафии есть слоганы, да еще и такие благородные, - вмешивается в разговор Кэнджи. - Надо сказать директору, что нам тоже надо придумать что-то настолько же классное. - Ты что, не слышал Чую-сана? Это тайна Портовой Мафии, - отрезает Хигучи, вступая в игру. Чуя надеется, что Кэнджи хватит ума не рассказывать это в своем агентстве - еще не хватало, чтобы о них пошла слава как о союзе благородных. Мори наверняка посчитает это репутационной потерей. Кэнджи засыпает после пяти порций гюдона, и Чуя думает, забудет ли он обо всем при пробуждении. Будет забавно, если окажется, что сытная еда действует на мальчика, как алкоголь на самого Чую. Общий разговор становится все менее оживлённым. Очень скоро, легко подхватив Кэнджи на руки и попрощавшись за них двоих, Джуничиро растворяется в воздухе. Акутагава придвигается поближе к Чуе. - Ну что, как тебе выходной? Теперь, когда опасность миновала, Чуя может позволить себе свой любимый насмешливый тон. - Ужасно, - признается Акутагава. - В следующий раз проведем его как-то получше? Осознав свою оговорку, он ужасно смущается, но Чуя делает вид, что ничего не заметил. - Обязательно. Пойдем на пляж - как тебе такое, а? Акутагава боязливо оглядывается на девушек, которые азартно шепчутся о чем-то своем. Чуя по-своему истолковывает его взгляд. - И их возьмём тоже. Мы же не хотим, чтобы кого-то из них снова похитили, правда? - Не хотим, - хрипит Акутагава. Чуя торопится налить ему чая. Благодарно приняв предложенную чашку, Рюноскэ продолжает: - Насчёт моих чувств. Думаю, что мы можем поговорить об этом сейчас, когда все улеглось. Чуя вглядывается в его лицо. - Тебе, должно быть, было особенно тяжело - ты ведь впервые за долгое время почувствовал что-то, когда узнал о похищении сестры, верно? - Это не совсем так, - качает головой Акутагава. - Мне кажется, ваши разговоры, наши встречи... из-за них я уже начинал что-то чувствовать, просто менее сильное, а похищение Гин - оно как будто прорвало дамбу, и чувства обрушились на меня во всей полноте. Это было и странно, и страшно - а страшнее всего было оттого, что раньше мне не приходилось такого испытывать. - А что ты чувствуешь сейчас? - осторожно спрашивает Чуя. - Я и не знаю толком, - помедлив, признается Акутагава. - Я, наверно, сейчас как незрячий, который неожиданно обрёл зрение - он смотрит на мир, но не понимает, что перед собой видит. Я испытываю эмоции, но понятия не имею, как их назвать. С другой стороны, у меня есть бесчисленные примеры из культуры, с которыми я могу сравнивать свои ощущения. Мне кажется, сейчас я... Он обводит кафе взглядом, останавливая его на хохочущей сестре. - Сейчас я рад, - нерешительно говорит он. - Точно, я рад. - Я тоже рад, - помедлив, говорит Чуя. - В том числе и потому, что я хоть немного, но все же тебе помогаю. - Я благодарен вам за помощь, - серьезно говорит Акутагава, но Чуя его уже не слушает. Он пытается понять, почему у него неожиданно сбилось дыхание, а щеки покрылись румянцем. Это ведь у Акутагавы проблемы с чувствами, не у него - тогда почему же эти слова дались ему так тяжело?