— Я не люблю шоколад. — Все любят шоколад. — А я нет. 1 сезон, 3 серия
* * *
Все женщины любят шоколад — факт, известный любому мужчине в возрасте от восьми до восьмидесяти. Нагрубил? Опоздал? Изменил? Просто подари плитку — поярче да поувесистей, — и проступки забыты! Этакие бриллианты для бедных. Мужчины с детства впитывают это нехитрое правило, отцы со вселенской мудростью передают знания сыновьям, старшие братья — младшим, остальные нахватываются этого дерьма в сомнительных компаниях и по бездарным ТВ-программам. Все женщины любят шоколад — факт, переоценённый так же, как и грёбаные бриллианты с их искусственной накруткой и раздутой рекламой. Будь у Мэйв больше свободного времени и меньше жизненных дрязг, она бы написала не одно эссе, посвящённое нахождению связей между шоколадом и мужским узколобием. Сейчас она не может позволить себе писать ничего, что не приносит прибыль, но однажды, когда у неё будет собственный дом с настоящим столом и стульями, она сядет напротив широкого окна (такого, что отделит её от мира и позволит наблюдать за ним с безопасного расстояния) — и будет писать. Она учится говорить «однажды» вместо «возможно» и старается выбросить из лексикона треклятые «всегда» и «никогда». Получается так себе. — Мы всегда что-нибудь придумываем, — мечтательно говорила Эрин, подразумевая то ли растущие долги, то ли очередной срыв, и ставила перед ними с братом блинчики с шоколадной «улыбкой». Её глаза были стеклянными, движения — рассеянными, а улыбка, как на угощении, — несуразной и фальшивой. Когда она сбежала, готовить начал брат; когда сбежал и он — Мэйв зареклась есть шоколад. Шоколад — это отличительный признак лживых ублюдков, в любой момент готовых тебя предать. Его густой запах обволакивает, как звукоизоляционная вата, закупоривая глаза, уши и здравый смысл, а обманчиво-нежная сладость всегда оборачивается горьким разочарованием. Появляющиеся и исчезающие родственники со сладким подношением это отлично доказывают. У Мэйв есть все причины не доверять людям, и ещё больше — избегать шоколада. — Я был в магазине, и увидел это, и, в общем, подумал о тебе, — застегнув ширинку и поправив спортивную куртку, почти неловко говорит Джексон Марчетти — и протягивает ей прямоугольную плитку. Ярко-фиолетовая упаковка со свежими фруктами и россыпью орехов на картинке выглядит почти так же зловеще, как его глаза. — Может, сходим куда-нибудь? — Нет, — привычно отрезает Мэйв, но шоколадку берёт. Зловещий блеск притупляется, и Марчетти покорно кивает. Для того, кому поют дифирамбы и перед кем выстилают ковровые дорожки, он по-настоящему хороший парень — пожалуй, самый хороший из всех, с кем она когда-либо спала. Любимчик учителей, пример для подражания среди сверстников, талантливый спортсмен и надежда всей школы — полная её противоположность, — и оттого их потенциальные отношения (на которые он не так уж и незаметно намекает) обещают стать настоящим школьным клише. Он как эта плитка шоколада, понимает Мэйв, когда в полумраке своего трейлера опасливо надкусывает сладость — сочную, хрустящую на зубах и отправляющую вкусовые рецепторы в долгоиграющий оргазм. Джексон такой же яркий и блестящий бренд, растиражированный по всему миру и одним видом гарантирующий качество и надёжность. Мэйв ненавидит быть как все, и потому её маленькая слабость к слишком хорошему спортсмену и его шоколаду остаётся для всех тайной, имеющей право на жизнь лишь в безопасности трейлера, с ненастоящими стульями и складным столом.* * *
Пока её не выдергивают на свет две полоски, горящие, как опознавательные знаки. Мэйв почти чувствует, как чёртов тест прожигает ей руку, — и сильнее стискивает ладонь. Ей по большому счёту некого винить, кроме собственной невнимательности и неумения учиться на прошлых ошибках. Рассчитывать тоже не на кого, разве что… — Как встретиться?.. Типа как вдвоём? Только ты и я? — Отиса охватывает такое смятение, что она опасается, как бы его не свалила паническая атака. После неудачи с Эйми он единственный, к кому она может обратиться. — Да, просто встреть меня. Я сброшу адрес. — Она сбегает, прежде чем он успевает ответить — или забиться в припадке. Когда Отис попадает в приёмную больницы — ещё более нелепый, чем обычно, в своём твидовом пиджаке и дедушкином галстуке, — до него не сразу доходит, куда он попал. А когда доходит, лицо искажает такая красноречивая смесь шока, паники и недоверия, что Мэйв почти готова рассмеяться. Почти, потому что именно сегодня она собирается позволить незнакомым людям вырезать из себя жизнь, и это несколько убивает (никакого каламбура) всё веселье. После его побега Мэйв уверена, что больше его не увидит — уж точно не сегодня. Врачам об этом знать вовсе необязательно; эти безликие люди в масках не знают ни её, ни того, через что ей пришлось пройти. Они не знают, что она как никто может позаботиться о себе и опыта у неё в этом побольше, чем у них со своими скальпелями и наркозами. Вопреки её уверенности Отис всё же возвращается, ещё более неловкий и смущённый, чем обычно, — но возвращается, и Мэйв испытывает несвойственное ей облегчение. Отис пытается забрать у неё сумку, за что получает едкое замечание, помогает спуститься по лестнице, хотя его непропорционально длинные руки трясутся почти так же сильно, как и её ноги. На самом выходе парочка борцов за права жизни эмбрионов как-то вяло осыпает её проклятиями и лишь пару раз упоминает об уготованных ей адских котлах. Мэйв уверена, что в этом есть заслуга Отиса, хотя и не представляет, как он этого добился. — Я не знал, что полагается приносить после абортов. — Отис неуклюже протягивает ей букет жиденьких цветов, прежде чем начать копаться в своём рюкзаке. Мэйв думает, что если там окажется шоколад — она засунет плитку ему в глотку и больше никогда с ним не заговорит. — Так что вот. Он даёт ей упаковку сэндвичей, как показывает быстрый укус — довольно дерьмовых на вкус, но она всё равно почти готова расплакаться. Ключевое слово «почти», и причина её сентиментальности наверняка в том наркозе, что в неё влили в клинике, а никак не в переизбытке эмоций. И уж точно не в Отисе. Она порывисто обнимает его, прежде чем сбежать в безопасность своего тёмного и одинокого трейлера. Выкинуть оставшийся от Джексона шоколад рука почему-то не поднимается, но ужинает она паршивыми сандвичами, думая, что они лучше любой сладости.