There's something wretched about this

Февраль, 2006, Буэнос-Айрес. Мартин нервничает. Возможно, прошлой ночью он был самоуверен, но, когда все токсины покидают его организм самым ужасным способом — его тошнит два часа, — его разум проясняется, и он осознает, что Андрес реально приехал. Он осматривает квартиру, и с его губ срывается стон. Он не хочет убирать все, но ему нужно навести хотя бы минимальный порядок. Поэтому он принимается за работу. Он собирает бутылки, пустые бумажные стаканчики, моет ванную, столешницы и даже оттирает полы. Он смотрит на часы —четыре дня, и решает, что еще есть немного времени, прежде чем появится Андрес. Мартин возвращается в спальню, где Луис все еще спит, растянувшись на шелковом покрывале. Мартин забирается на кровать, на четвереньках подбирается к мужчине и наклоняется, чтобы поцеловать его в шею. — М-м-м? — Иди почисти зубы, я хочу трахнуться, прежде чем мне придется тебя вышвырнуть, — бормочет Мартин. Луис сонно кивает и послушно направляется в ванную комнату. Мартин молча смотрит ему вслед. Если бы не приезд Андреса, возможно, он бы встречался с Луисом. Этот человек на три года старше, потому что Мартин никогда не ложится в постель с кем-то моложе — увольте; он высокий и красивый, с темными волосами и темными глазами, худощавый, но сильный. И он… Ну, может быть, не слишком умный — планка все же очень высока, — но он точно не глуп. Он один из немногих мужчин, которым Мартин иногда позволяет оставаться после секса. Обычно они поздно завтракают, и он расспрашивает Мартина о технике и физике, поскольку знает, что он инженер. И Мартин говорит, забывая о всякой печали, он говорит, а Луис слушает, тихо и внимательно. Этого вполне достаточно. Но Мартин не хочет «достаточно». Он хочет большего, всегда хочет большего. Если есть грусть, то он хочет, чтобы она была всепоглощающей, ошеломляющей, подавляющей. Если отчаяние, то он хочет, чтобы оно было абсолютным и сводящим с ума. Он хочет превратить гнев в ярость, удовольствие в боль, лед в огонь. Даже удовлетворение. Мартин хочет утонуть в нем. Из мыслей его вырывает пара рук вокруг талии. Он закрывает глаза и падает в объятия. Поскольку шторм все равно неизбежен, он позволяет Луису трахнуть себя нежно, почти ласково. — Ты похож на проститутку, — именно такими словами приветствует его Андрес, входя в квартиру. — И тебе добрый вечер, — говорит Мартин, закрывая дверь. Он проходит вглубь квартиры и разводит руками. — Слушай, я знаю, что ты велел мне быть трезвым, и я трезв. Но поскольку у меня имеется множество напитков, может быть, ты хочешь стакан… Ай! Как всегда, Андрес удивляет его. Он ожидал чего угодно: холодного гнева, едва уловимого отвращения, веселого пренебрежения, может быть, даже намека на извинение, скрытого в заботливом жесте. Вместо этого его толкают на диван и валят на спину. Андрес склоняется сверху, и у Мартина перехватывает дыхание, когда чужие пальцы скользят вниз по шее, к ключицам. — Uno, dos, tres… cinco... siete...* — он слышит, как Андрес считает, и его сердце чуть не останавливается, когда он понимает, что именно тот считает — засосы. — Сколько их еще? Мартин судорожно сглатывает. — Я… Я не знаю, — бормочет он и задыхается, когда пальцы Андреса начинают расстегивать его рубашку, открывая все больше и больше кожи. В комнате слышно только тяжелое дыхание Мартина и тихий хриплый голос Андреса. — Nueve... trece... dieciséis**… Ох, Мартин, серьезно? — Мартин осмеливается посмотреть вниз: Андрес уже добрался до его бедер, которые тоже покрыты синяками. — Что ты позволяешь людям делать с тобой? Задыхаясь от головокружения, с руками Андреса, лежащими прямо на его бедрах, Мартин едва может говорить. — Что угодно, — выдыхает он и видит, как глаза Андреса темнеют. Проходит мгновение, и вдруг Андрес стонет и отстраняется, плюхаясь на диван. — Ты просто невыносим, — говорит он, потирая висок. Мартин перемещается и почти забирается к нему на колени, роняя рубашку на пол и обхватывая голыми руками шею Андреса. — Я невыносим? Ты посмотри на себя, — мурлычет он. Боже, он уже сходит с ума, пройдя точку невозврата. Он немного отодвигается назад, его ладонь скользит вниз по руке Андреса, чтобы схватить его за запястье. Он перемещает его руку и кладет на свою поясницу, на голую, горящую кожу, чуть выше пояса. — Где же твоя жена, а? Мартин выгибает спину, когда чувствует, как ногти впиваются в его кожу. Андрес немного приподнимается и одним быстрым, сильным движением он прижимает аргентинца ближе, очень близко, но Мартин, несмотря на всю свою храбрость, никогда не осмелится поцеловать его, он не осмелится… — Сделаешь мне напиток, ладно? — шепчет Андрес и расплывается в улыбке. Мартин ошеломленно пялится на него, а затем, когда напряжение исчезает, он падает; вся энергия покидает его, и он падает прямо в объятия Андреса и не может удержаться от смеха над полной абсурдностью ситуации, и вскоре они оба смеются, полностью расслабившись, хотя все еще раскрасневшиеся и дрожащие. — Ну и мудак же ты, — бормочет Мартин с ласковой улыбкой, вставая и направляясь к стойке. Он готовит Андресу кайпиринью*** и протягивает ему стакан, стоя за диваном, пока его гость растягивается на нем и начинает потягивать свой напиток. Он медленно кладет руки по обе стороны шеи Андреса. Когда он наклоняет голову, чтобы посмотреть на него, в его глазах нет ничего, кроме тепла. Мартин просовывает руки под рубашку Андреса, кладет их на плечи и большими пальцами начинает массировать мышцы. Андрес даже стонет, закрывая глаза и откидывая голову на спинку дивана. — Ты поедешь со мной обратно? — спрашивает он через несколько минут. — Не знаю. Дай мне подумать за стаканом-вторым этого напитка, и я скажу. Они снова в одной постели. На этот раз они крепко обнимаются, лицо Андреса прижато к волосам Мартина («пожалуйста, помойся перед сном, ты все еще воняешь духами»), а Мартин утыкается носом в изгиб шеи Андреса («клянусь, если ты снимешь рубашку, я даже не буду пытаться залезть к тебе в штаны»). Они складываются вместе, как кусочки головоломки; Мартин никогда не чувствовал себя таким цельным. Он чувствует себя еще лучше, когда просыпается, а Андрес по-прежнему рядом. Мартин отстраняется, совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы посмотреть на него, на его умиротворенное выражение лица, на то, как медленно поднимается и опускается его грудь. Мартин чувствует, что всхлип вот-вот вырвется у него из горла. Он никогда не был религиозным человеком, но может сравнить это чувство только с тем, что испытываешь, стоя в огромном соборе, когда дневной свет проникает сквозь высокие окна и витражи. Медленно, осторожно он кладет руку на щеку Андреса и проводит большим пальцем по губам мужчины. А потом эти губы двигаются под его пальцем, и у Мартина чуть не случается сердечный приступ. — Почему ты ушел, Мартин? — спрашивает Андрес, приоткрывая один глаз. Мартин, глубоко вздыхая, убирает руку и перекатывается на спину, чтобы уставиться в потолок. — Все в порядке, — слышит он голос Андреса. — Я знаю, что ты ревновал. — Я вовсе не ревновал. Может, уже хватит? — внезапно садится он, злясь. — Разве я когда-нибудь делал что-то такое, что могло испортить твой брак? Нет! Ни с Люсией, ни с Анной-Марией я этого не делал, хотя и предупреждал тебя насчет второй ведьмы. Так что перестань быть ослом, ради всего, блять, святого! Он чувствует, как рука Андреса успокаивающе гладит его по спине. — Тогда почему же? — Она говорила мне всякое. У тебя за спиной, — объясняет он, обхватив себя руками. — Не то чтобы я не привык. Но это действительно раздражало. — Что она тебе говорила? — тихо спрашивает Андрес. — Педик, отвратительный, больной, жалкий… Ну, как обычно, — пожимает он плечами. — Не то чтобы она была неправа. Это просто… Ее выбор слов был реально отталкивающим. — Почему же ты ничего не рассказал мне? — Потому что я не хотел, чтобы это выглядело так, будто я ревную. Кровать двигается, когда Андрес поднимается и обходит ее, чтобы встать перед Мартином. Он берет его лицо в ладони и смотрит жестким, серьезным и даже сердитым взглядом. Он выглядит так, словно собирается что-то сказать, но лишь фыркает и прижимает Мартина к груди, кладя руку ему на затылок. — Мы уезжаем сегодня? — спрашивает Мартин, жуя свой тост. — Я собирался именно так и сделать, но не хочу ехать прямо в Европу. Как насчет украсть что-нибудь у американцев? — Андрес подмигивает, и Мартин улыбается. — Ты имеешь в виду США? Например, в Нью-Йорке? Звучит круто. Я мог бы немного поработать в Нью-Йорке, — говорит он, на что Андрес улыбается, сияя, как солнце. Он делает глоток кофе и наклоняется, чтобы посмотреть Мартину прямо в глаза. — А потом, когда закончится зима, мы поедем в Палермо. Как тебе? — А теперь ты пытаешься меня избаловать? Аккуратнее, — хихикает Мартин. — Может быть, — отвечает Андрес и встает из-за стола. — Мне нужно в отель, чтобы переодеться и позвонить Серхио. Ты со мной? — Всегда. Он лежит на кровати и читает, когда Андрес выходит из ванной и прислоняется к дверному косяку, глядя на Мартина. — Иди сюда, ты выглядишь, как бездомный, — говорит он, поддразнивая. — Я побрею тебя. — Где именно? — спрашивает Мартин. Андрес смеется, запрокидывая голову назад, и этот глубокий и элегантный звук заставляет сердце Мартина биться сильнее. Он стягивает себя с кровати и идет в ванную, по пути снимая футболку. Андрес сажает его на край ванны. Он накидывает ему на плечи полотенце, наливает в миску горячую воду и наносит кисточкой крем для бритья. Затем он вытаскивает бритву. — Ты, блять, издеваешься надо мной? Ты что, чертов Суини Тодд****? — шипит Мартин, и пена попадает ему в рот. — Я человек старой закалки, — ухмыляясь, пожимает плечами Андрес. — Ты ебанутый, вот кто ты такой! — Мартин вскакивает на ноги и бежит в спальню, Андрес же следует за ним, размахивая бритвой. — Успокойся, я только что сделал то же самое с собой! — Я не позволю тебе перерезать мне артерию, сумасшедший ублюдок! В течение десяти минут Мартин пытается сбежать от Андреса, они оба смеются, когда он прыгает через мебель, решительно качая головой. В конце концов он спокойно садится, откидывает голову назад и закрывает глаза, позволяя Андресу медленно провести бритвой по его горлу. Конечно же.