ID работы: 9379663

Sanguinis vinculis

Слэш
PG-13
Завершён
509
Пэйринг и персонажи:
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
509 Нравится 13 Отзывы 104 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
      Люди связаны друг с другом нитями разного цвета. Белые — это родственники: мать, отец, сестры, братья. Черные — это враги, люди, которые когда-либо тебе навредят. Синие — это друзья, которые останутся с тобой в самую трудную минуту. Желтые — это те, кто помогут тебе в карьере, рабочая связь. Зеленые — эти нити связывают людей, которые будут токсичны для тебя, лучше не связываться. И, наконец, красные — эти нити оплетают руки, цепляясь за мизинчик, и, уходя вдаль, могут цепляться за ноги, за лицо, за тело, за окружающие тебя объекты. Но ее вы увидите лишь тогда, когда твоя родственная душа порежется, поранится, то есть когда у соулмейта будет идти кровь. Поэтому так тяжело найти «того самого» человека.       В четырнадцать можно увидеть лишь полупрозрачную струну, говорящую о том, что ты в этом мире не один, есть кто-то, кто поймет тебя. Она светится на солнце, некоторые говорят, что по цвету похоже на гранатовое зернышко, через которое проходит солнечный свет, а кто-то сравнивает с вишневым соком. В шестнадцать лет нить сплетена из двух тонких волокон. Она крепчает, связывая людей, становится более ясной, чтобы было проще искать. Но, как показывает практика, возникают трудности. Человек в этом возрасте еще не может так свободно передвигаться по миру, а некоторые даже по родному городу. Кто-то говорит, что этот цвет напоминает ему маки, а некоторые считают это цветом спелой клубники. К восемнадцати годам видно прочную жилу, ведущую в неизвестность. Она, словно резиновая, растягивается, за нее можно потянуть, чтобы напомнить о себе твоему человеку. В двадцать один год, если нить появилась, то ты можешь закрыть глаза и увидеть то, что сейчас видит твоя Родственная душа, но при условии, что у нее идет кровь. Большинство людей в этом возрасте получают бессонницу и гемофобию*, а кто-то, наоборот, старается спать как можно дольше, лишь бы понять местонахождение соулмейта.       Об нее можно споткнуться. Ей можно что-то задеть. Она может неприятно тянуть. Можно запутаться в ней ночью. Даже когда эта нить полупрозрачная, она очень прочная. Тянется, словно резиновая, но когда касается кожи — мягкая, словно сделана из шелка. Будто это не проекция чужой крови на тебе, а аккуратная работа тутового шелкопряда, который хотел показать свою прекрасную работу только тебе.       Все это стали романтизировать: порезы, разбитый нос и костяшки пальцев. Люди думают, что помогают себе найти свою родственную душу, но, увы, чаще всего не успевают. До чего же можно себя довести от отчаяния или безделья, когда хочешь найти вторую половинку своей души? Социальные сети забиты кровавыми фото. Это страшно, иногда отвратительно. Люди не стесняются показывать свои увечья, а те, кто наконец нашел свою половинку, обязательно делают совместное фото с порезами. Тренды такие тренды.       Чуе шестнадцать, а он уже заебался почти каждое утро распутывать свои руки. Стабильно раз в неделю его рука покрывается алым плетением. Оно идет неровно, обвивает запястье, пальцы, предплечья, спадая у локтя и уходя куда-то в даль. Прочь из его комнаты, будто сбегает, забывая замести за собой следы. Иногда нити оплетают его ноги или лицо. И он не может даже представить, насколько неуклюжа его Родственная душа. И когда он ее найдет, обязательно спросит об этом. Будет ужасно, если его соулмейт один из тех, кому нравится эстетика стекающей по рукам крови. Чуя не хочет, чтобы его родственная душа калечила себя.

У него ни одной черной нити, ни одной синей и две белые. Ах, да. И красная.

      Накахара живет в портовом городе Прованса — Марселе. Он не француз, но по воле судьбы вынужден находиться здесь с матерью, пока отец работает в Японии — далековато унесло, не поспоришь. Он не помнит свою жизнь до переезда, слабо говорит на, казалось, родном языке и любит запах моря. Чуе чужды традиции родной страны, культура и распорядок дня.       Он любит свою комнату на пятом этаже многоквартирного дома с видом на берег Балеарского моря. Он любит мать, что встает ровно в шесть утра и занимается домашними делами до девяти, а затем отдыхает, читая книги из своей скромной библиотеки, отец прислал из дома много книг. Накахара давно прочел каждую, но ничто не заменит ему вечера у окна с горячим чаем и «Красным и Черным» Стендаля, который он, кажется, знает наизусть и может постранично пересказать.       Он любит ходить в школу, которая находится в сорока минутах ходьбы, Чуя не жалует транспорт. Но он не любит сидеть на занятиях. Ни один день не обходится от издевательств над его внешностью. Чуя терпеливый, он не лезет в драку, старается игнорировать и не слушать, поэтому его незаменимые друзья — наушники.       Последней каплей стали события годовалой давности, его зажали в переулке. Парень помнит, что там пахло лавандой, выпечкой, рыбой и гнилью. Его держали, заломив руки, обрезая бронзовые локоны. Они падали в грязь, а он уже и не вырывался. Чуя обещал себе, что больше не позволит так с собой обращаться. Он всегда держит свое слово, так учила мама.       Он знал, что мама может все. В ту ночь он задержался, пришел, словно выброшенный котенок, отдавший одну из своих девяти жизней этим вечером. Коё встретила сына сначала отборной бранью, она редко это себе позволяла, а затем обняла сына, пряча его спину длинными рукавами кимоно, погладила по волосам и заметила, что они стали короче.       В тот вечер Чуя попросил помощи. И не пожалел. Озаки умела обращаться с катаной, ножами и маленькими клинками, которые прятались в рукавах или на бедре. Но Накахаре нужно было другое. Рукопашный бой. И она нашла того, кто поможет ее мальчику.       Дазаю шестнадцать и он ненавидит все, что связано с этими чертовыми нитями. У него три оборванные белые, болтаются на запястье, такая же оборванная синяя и множество черных. С рождения белые обрубки мозолят глаза, но их невозможно сорвать. Они не мешают, не перетягивают руку, но так горестно смотреть на них и думать, что вот эта принадлежала папе, а эта — маме, а вот эта — третья — может, у него была сестра или брат? Бабушка или дедушка? Кто? Или этот человек не родился. Синяя оборвалась неожиданно. В один момент Осаму проснулся от дикого натяжения руки, будто его куда-то тянули. Пока он просыпался и одевался — в автокатастрофе погиб его лучший друг. Даже не друг, скорее, наставник. Черные были прочнее с каждым днем, будто их специально усиливали, чтобы, наконец, задушить угольным канатом тонкую шею, выбить межпозвонковые суставы и раскрошить маленькие позвонки, втоптать костную пыль в грязь или развеять по ветру. Он пытался их отрезать, честно пытался, но ему было еще больнее. Красная появляется редко. Его родственная душа, вероятно, обладает грацией кошки. Иногда ему кажется, что судьбоносная струна не появляется, потому что тоже оборвалась.       Дазай учится в простой японской школе. Он слывет тем самым странным одноклассником, который, вероятно, крадет маленьких девочек на ночных улицах, и ест их на завтрак. Кто-то считал его загадочным, пытался расспросить, что с его запястьями. Им было интересно, что там, под слоями марлевого бинта. Он лишь натянуто улыбался и отворачивался, притворяясь то ли глухим, то ли немым. Осаму не трогали, его сторонились.       Жил он совсем недалеко от школы всего десять минут пешком, даже если идти вразвалочку не опоздаешь. Каждый вечер он не желает идти домой. По-хорошему, он должен жить с опекуном, но человек, взявший его под свою опеку дал лишь однушку на первом этаже и каждую неделю пополняет запасы пищи, которую привозит курьер. Дазай даже не может предположить, что этот солидный мужчина нашел в нем — гадком несчастном утенке, которого отвергает сама жизнь. Опекун заезжал раз в месяц, поговорить, попить чай, он говорил, что много работает, поэтому нет времени, но скоро все изменится и просил называть его Ринтаро.       Мальчик никогда не спрашивал о маме, об отце. Он не просил искать информацию о них. Не просил заботы, любви. Ему нужно было существовать. Он, словно клещ, сидит и ждет звездного часа, чтобы вцепиться зубами в добычу и не отпускать. Его могут бросить, раздавить, но он все равно выживет. Дазай пережил все инфекционные заболевания в детстве, которые только мог, когда его погодки умирали. Он не может умереть уже несколько лет подряд, просто не получается. И это давит.

Неужели Осаму настолько неудачник, что даже сдохнуть не получается?

      Чуе восемнадцать. Он может дать сдачи. Его костяшки разбиты в кровь от уличных драк и он вынужден носить перчатки, чтобы не пугать окружающих видом своих рук. Черная кожа облегала пальцы и ладони. Сухожилия играли под темным глянцем, когда Накахара сжимал кулаки, слышался характерный хруст. Да и просто не хотелось пачкать руки, неизвестно какая зараза в крови у человека.       Он любил летать на самолете. Чувствовал себя свободной птицей. И так не любил посадку. И забирать вещи. Самое нудное — стоять и ждать свой чемодан. Ты надеешься увидеть родное лицо, спустя столько времени. Но юноша увидел лишь двух амбалов, которые проводили к машине. Отец снова работает, не нашел лишнего часа, чтобы встретить родного сына из аэропорта. А ведь Чуя собирается идти по стопам своего отца.       Он знал, что его Родственная душа примерно здесь. Но она ведь, как и он, может улететь?       В голове у Накахары хрупкая маленькая девушка с молочной кожей, полупрозрачной, через нее наверняка будут видны синеватые паутинки вен. Волосы, скорее всего, светлые, завиваются на концах. Она, наверное, заплетает их в разные прически. У нее запястья исчерчены полосками, а на лице пластырь, может, на ноге гипс. Она одна из тех, кто всегда грустит и ненавидит себя. А ее страничка в социальной сети пустая.

Его Родственная душа не напоминала о себе уже долгое время. Вдруг что-то случилось?

      Облегчение наступает следующим утром. Чуя снова проснулся от того, что его руки перетянуты бордовым канатом. Он облегченно вздохнул.       Дазаю восемнадцать. Он окончил школу без единой четверки. Теперь он живет один, в самом ужасном городе мира — Йокогаме. В городе, в котором ему не повезло родиться. Он уже давно не видел даже тонюсенького алого волокна. Или его Соул настолько аккуратен, что не получает никаких повреждений, или просто не хочет, чтобы о нем знали. Ждет, пока Дазай, наконец, перестанет о себе напоминать.       Утром, когда ему никуда не надо, Осаму сидит на полу на кухне и смотрит, как со сгиба локтя вытекает темная жидкость, она густая, это чревато тромбами. Его руку слегка дергает. Наверное, его Соул снова не рад тому, что из парня течет кровь. Становится по-странному тепло, когда пальцы чем то стянуло, дергая куда-то. Это немая просьба остановиться.

«Я помогаю себя найти, глупый ты человечек».

      Дазай видит перед собой безликий силуэт. Он не знает, какой цвет глаз может быть у его родственной души, но уверен, что он теплый, способный согреть его умирающую душу. Мягкие вьющиеся волосы спускаются на хрупкие плечи. У нее определенно красивые руки, он уверен. И кожа, нежная, словно лепесток розы.       Если он доживет до момента встречи, сожмет это создание в объятиях и никуда не отпустит.       Чуе двадцать один и он боится закрывать глаза. У него начинается бессонница и боязнь крови. Периодически снилась бледная, испещренная шрамами, кожа, тонкие прекрасные пальцы, широкие ладони. Он мог с точностью сказать, что это мужские руки.       Сегодня ночью, когда наконец удалось уснуть, он увидел бледные тонкие запястья, обернутые в белоснежную марлю, а на асфальт капала кровь. Парень мгновенно проснулся, осознавая, что пора искать свою непутевую Родственную душу.       Дазаю двадцать один и он нарвался. За одну ночь ему чудом не сломали нос, но, возможно, отбили почки и любое желание жить. Он закрывает глаза и не видит ничего. Он не хочет спать, потому что знает, что увидит лишь пустоту. Его Соул, вероятно, смог как-то избавиться от их связи. Ну и хорошо.

Никакой ложной надежды.

      Не видел, до сегодняшнего дня. Именно в эту минуту, он увидел, как на аккуратной ладони красуется порез от кухонного ножа, он знает, как он выглядит. Осаму вздрагивает. Смешанные чувства. Он рад тому, что его Родственная душа не отказалась от него, такого неудачника, чудесным образом. Но ему неимоверно больно за того человека, что так порезался. Рана глубокая, с неровным краем, она будет долго заживать и жечь кожу. А если это рабочая рука, то будет неприятно. Он мысленно пожалел своего соулмейта, но глаза не открыл. Он наблюдал за тем, как взгляд от раны переводится на прозрачный стол с исписанным листком.

Кто же знал, что это специально. Что ради него специально покалечили себя.

      Дазай увидел запись на листке — это адрес и подпись «приходи», крупными буквами. Его где-то ждут. Открыв глаза, юноша взял в руки смартфон и загрузил навигатор. Его зрительной памяти завидовали многие, но никто не знал, что из-за отсутствия возможности писать, когда от любого движения горит кожа, он сидел и запоминал целые параграфы. Он не думал, что это пригодится.       Осаму ожидал увидеть на карте Токио, Шанхай, может, Нью-Йорк, другие далекие города, но никак дом, что находился в часе езды на общественном транспорте. Шатен подпрыгнул на кровати, быстро надевая в прихожей бежевое пальто и чуть не забыв закрыть дверь на ключ.       Чуя шипел и готов был рыдать, когда мерзкая перекись жгла рану. Он знал, что заливать нельзя, но, черт знает, что на ноже осело. Это было глупо. Очень глупо. Накахара знал, что будет именно так. И увидел ли его Соулмейт адрес — неизвестно. Придется ждать. Он завязывает руку марлевым бинтом. Совсем как у него.       Через полтора часа Чуя слышит, как в дверь звонят. Ужасная раздражающая трель, от которой в ушах будет стоять звон. Надеясь, что это тот самый человек, он быстро подбегает к двери, но в последний момент скользит, у домашних тапочек такая ужасная подошва. Он ударяется лбом о металлическую дверь и матерится.       Шатен, услышав удар об дверь замер. А когда до ушей доносится грубый мужской голос, дергается. Кончики пальцев закололо, а голова закружилась. Он первый раз слышит голос своего Соулмейта. И первое что он услышал от него: «Да ебаный твой рот, блядские тапки». Наверное, у его соула тоже не все так радужно, как он думал.

      Дверь со скрипом открывается. Оба приятно удивлены.

      Чуя уже смирился с тем, что его Родственная душа — молодой парень, скорее всего, его ровесник. Он рассматривает его, как экспонат в музее, но не как что-то пугающее, а как то, чего долго желал увидеть. Он смотрит на темные влажные волосы, Дазай, вероятно, бежал. Накахара думает, что таких ресниц не бывает у настоящих людей, они темные и длинные, чуть-чуть завиваются у кончиков. Цвет глаз напомнил ему о янтаре, который часто видел в шкатулке своей матери. Кожа, на самом деле, бледная, будто никогда не видела солнечного света. Длинная шея, обвитая, как и прекрасные худые запястья, бинтами. Он узнает эти пальцы, эти ладони. А еще понимает, что у них большая разница в росте. Его Соул выше его, минимум, на голову.       Осаму не прогадал, у его Соула, правда, добрые светлые глаза, этот оттенок голубого напоминает ему о летнем небе, а блики подъездных ламп кажутся солнечными. У его Соула необычная внешность, скорее всего, он, правда, европеец. Медные волосы находятся в беспорядке, немного влажные, Чуя, вероятно, недавно помыл голову и не высушил волосы. Теплый оттенок кожи, совсем не бледный, не болезненный, как у него. Он смотрит на него сверху вниз и не может поверить, что человек, слоящий перед ним, реален, что он не пришел к незнакомцу в гости, потому что увидел адрес во сне. Дазай опускается глазами ниже, на острые ключицы, широкие плечи с прокачанными дельтами. Эти руки могут свернуть тебе шею, если из твоего рта вылетит то, что не понравится этому парню. Осаму видит ту самую руку, но она уже перемотана бинтом. — Привет? — Чуя несколько раз моргает, приходя в себя. Он еще не избавился от акцента.       Дазай, понимая, что нашел его, слегка наклоняется и сжимает в объятиях человека, который предназначен ему судьбой. Легенда гласит, что если поцеловать свою Родственную душу при первой встрече, то вы никогда не поругаетесь. Большинство людей в это верит. И они не исключение.       Мальчики очень долго обнимали друг друга. От Чуи пахло кофе и сигаретами, от его волос веяло фруктовой свежестью, а от рук кожей. Дазай пах антисептиком и какао. Спиртовой едкий запах перекрывал собой все остальные, а ведь у него вишневый шампунь, который придает волосам кисло-сладкий запах.       Все случилось очень быстро. Чуя, сказав, что нечего им стоять на пороге, пропустил гостя в квартиру, но, как только закрылась дверь, аккуратно взял Осаму за воротник и притянул к себе. Чтобы побыстрее коснуться губ своей Родственной души, он встал на носочки. А Дазай тем временем наклонился, придерживая Соула за плечи. Никто не разгонялся. Их губы медленно соприкасались, иногда отстраняясь друг от друга, а затем снова сталкиваясь друг с другом.

И все-таки в этом мире они не одни.

Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.