Детская больница

      Смерть шла по больничному коридору; высокая и грузная фигура в плаще с капюшоном двигалась медленно, величаво, тяжело. Напротив каждой палаты она останавливалась и внимательно смотрела внутрь, видя всё насквозь. Три палаты она прошла мимо, а в четвертую зашла.       В палате лежали четыре мальчика: довольно сильный, но излишне самонадеянный и всегда ждавший идеальной картины Олег, вконец замученный болезнью Эдик, толстый и нервный Андрей, и самый младший, тщедушный Паша, Павлик, в котором вообще не было понятно, где там теплится жизнь. Смерть остановилась напротив Андрея; он, как и всегда, спал как убитый на одном и том же боку. Но тут он ощутил холодное дыхание смерти…       – Нет, нет, пожалуйста, не сейчас! Дай мне хотя бы еще один день! – закричал он.       – Я уже приходила к тебе неделю назад, и тогда ты выпросил у меня пять дней. И, как видишь, я не только дала их тебе, но задержалась еще на два дня.       – Нет, нет, нет! Я не готов! Мне страшно…       – Всем страшно и обидно, даже тем, кто полностью готов…       – Возьми меня вместо него, прошу тебя! Я уже не могу, я страшно устал, мне необходимо избавиться от мучений, - раздался голос Эдика.       – Тебя? Да ты что, с ума сошел? Надо жить, Эдик! Подумай, что будет с твоей бабушкой, если ты сдашься?       – У меня тоже есть бабушка. Она будет очень сильно плакать, если ты убьешь меня, - с этими словами расплакался сам Андрей.       – В таком случае, я и ее заберу через месяц-другой.       – Бабушка… Мама… Нет, не хочу… Не надо, - сквозь слезы бормотал Андрей.       А смерть склонилась над ним, откинула свой капюшон и поцеловала его в лоб. Он вздрогнул, задергался, глубоко вдохнул, резко выдохнул, не смог, несмотря на все усилия вдохнуть снова, провалился в ледяную черноту и умер…       – А тебе, Эдик, держаться и держаться! – сказала ему смерть.       – Но я не хочу жить! Я страдаю и мучаюсь!       – Жизнь – это то, что необходимо отстрадать.       – Ну зачем же так? Лучше было не родиться вовсе…       – Но раз уж родился, то ничего не сделаешь: нужно жить, как бы трудно это ни было. Увидимся лет через шестьдесят!       Эдик хотел пустить слезу, но она не пошла, и он только завыл от моральной боли, от невыносимости своего собственного бытия; это было куда мучительнее физической боли, даже той, которую причиняла ему болезнь. А смерть накинула обратно свой капюшон, вышла из палаты и пошла по коридору дальше. Напротив некоторых палат она просто стояла; в некоторые заходила. И вот в еще одной палате…       Здесь были девочки: Марина, которая уже готовилась к выписке через пару дней; Эльза, поступившая только три дня назад в очень тяжелом состоянии; и Маша. Когда-то Маша была очень красивой девочкой с шелковистыми светлыми волосами и искрящимися серыми глазами. Когда она шла по улице, встречные люди замедляли свой шаг и смотрели на нее, восхищаясь ее аккуратной и натуральной красотой; если была возможность ее маме или другому сопровождающему говорили: «Какая у вас красивая девочка!». И то ли кто-то ее сглазил, то ли красоту она получила в обмен на здоровье, то ли просто таким красивым долго жить нельзя… Теперь от волос остались только воспоминания, взгляд потух, красота сошла, оставив только кожу и кости, хотя Маша изо всех сил сопротивлялась болезни, пыталась снова включить и заразительный детский смех, и свой фирменный взгляд, но у нее не получалось…       – Маша, ты меня не боишься? – смерть села на стул рядом с ее кроватью.       – Нет. Но мне жалко мою семью и гораздо больше, чем себя…       – Это верно; оставить семью без себя – это самое страшное, что бывает в жизни (если вы не эгоисты-суицидники). Но, извини, твой час настал…       – Ну что, надо – так надо!       И так же, как несколько минут назад над Андреем, смерть склонилась над Машей, откинула свой капюшон и поцеловала ее в лоб. Маша спокойно выдохнула, ощутила приятную расслабленность во всем теле, почувствовала, как намокла кровать, как будто окунулась в море ярчайшего света и рассталась с единственной жизнью…       Смерть пошла по коридору дальше, внимательно просматривая каждую палату. И вот она остановилась напротив очередной из них, посмотрела внутрь и… удивилась! А удивить смерть не так-то просто!       Она прошла в ординаторскую, в ней было несколько человек, но дремал только я, поэтому смерть обратилась ко мне.       – А, опять приперлась! Кого теперь забрала? – естественно, я не был рад ее визиту.       – Всего двоих. Андрея из четвертой и Машу из семнадцатой. Но меня заинтересовало и даже удивило другое – двадцать четвертая палата…       – О, еще бы! Она много кого удивляет!       – Интересная у них история?       – Очень!       – Расскажешь?       – Да тут в двух словах не уложишься…       – Так это же чудесно! Напиши об этом книгу. Ты ведь всегда хотел быть писателем… А врачи – одни из лучших, если не самые лучшие писатели. И это – твой шанс!       И, не дожидаясь моего ответа, смерть выпорхнула из ординаторской в окно, и растворилась в ночной мгле.       Что и говорить, история Миши Железина и Дины Александровой – пациентов из двадцать четвертой палаты – действительно, была интереснейшей! Они познакомились у нас еще несколько лет назад и с тех пор постоянно приезжали к нам на очередное лечение. Учитывая теплоту их отношений, мы еще в прошлый их приезд, в нарушение всех правил, положили их в одну палату. И пусть пока им еще рано строить планы на большое совместное будущее (им всего по четырнадцать лет, и еще очень многое в их жизни поменяется), их взаимная поддержка в настоящем…       – Галя, что случилось? – разбудил меня, прервав мои мысли, голос доктора Станислава Арсеньевича.       – Маша Западнева умерла, - сквозь слезы проговорила медсестра Галя, для которой Маша была одной из любимых пациенток.       – Да, очень жалко… Ведь казалось же, что она может выбраться! – согласился доктор.       – Я помогу тебе убрать ее, - сказал, поднимаясь, медбрат Вася, но Станислав Арсеньевич его остановил:       – Погоди, ей всего тринадцать. Так что всё делают только девочки. Эй, Карина, просыпайся: поможешь Гале.       Вася опустился обратно в кресло, а Карина, симулировавшая, чтобы не работать, сон, открыла глаза, несколько раз быстро поморгала, картинно потянулась и сказала:       – Чего? Куда?       – Поможешь Гале с умершей девочкой. А то Васе снова клубнички захотелось!       – Да я совсем не об этом, - стал оправдываться тот, - просто все же остальные дремали…       – А мы с тобой сейчас в другой палате поработаем, - сказал уже стоявший у входа в ординаторскую молодой доктор, мой однокурсник Илья Сергеевич, - сдох Жирный из четвертой.       – Пошли! Рад помочь везде, где могу быть полезен, - Вася тяжело поднялся из своего кресла и медленно пошел за Ильей Сергеевичем.       А я еще немного подремал, побродил между сном и явью. Наконец, без десяти шесть утра прозвонили будильники. Я поднялся, выпил стакан воды, и пошел в двадцать четвертую палату, проведать Дину и Мишу. Да, кто же о них напишет, если не я?