Желание близости

Геральт брал его жестко, во всю вколачиваясь в податливое тело. Яйца шлепали о влажную задницу. Лютик чувствовал, как головка с каждым толчком проходится по чувствительному комочку нервов. Ведьмак трахал его все жестче и жестче, раздалбливая узкую дырку. Бард понимал, что вряд ли сможет нормально ходить в ближайшие пару дней, но ему было все равно. Сейчас было важно лишь одно - горячий твердый член, втрахивающий его в вонючий матрас трактира. Геральт не был нежен с ним. Это была животная страсть. Он хватал парня за упругие ягодицы, с силой растягивая их в стороны. Менестрелю нравилось, когда Белый Волк смотрел как его большой, со вздувшимися венками член, погружался в податливое горячее нутро. Парень доверчиво раскрывался перед мужчиной, насаживаясь на крепкий член и пошло постанывая. Геральт все сильнее вдавливал его в кровать, трахая, как последнюю суку. Очко барда саднило, но он продолжал подмахивать узкими бедрами. Ему так нравилось, когда его брали грубо, как шлюху. Когда ЕГО ведьмак вытрахивал из него душу, наполняя горячим белесым семенем. Менестрель любил, когда бесчувственный, на первый взгляд, ведьмак ставил его на колени, с силой надавливал на поясницу, заставляя прогибаться и толкался длинным горячим языком в горящую желанием дырку. Для трубадура это была самая настоящая пытка, когда гибкий язык скользил внутрь, растягивая гладкие стенки. Геральт специально обходил стороной желающую прикосновений простату, он предпочитал стимулировать ее только своим толстым членом, доводя Лютика до исступления. Особенно Волку нравилось связывать барду руки и долго трахать, наблюдая, как розовеет похотливая дырка. Любил, как Юлиан сжимает его, сладко кончая, даже не притронувшись к себе. Любил, когда Лютик сам растягивал в стороны покрасневшие от шлепков ягодицы, насаживаясь на член и пошло выстанывая его имя. Ведьмак знал, что вскоре парень устанет и начнет просить вколачиваться в него жестче, выбивая последний воздух из легких. Знал, что ЕГО барду нравится, когда горло сжимают, перекрывая доступ воздуха. Тогда его тело становилось еще податливее, позволяя ведьмаку загонять его нечеловечески длинный хуй еще глубже. Геральту нравилось на следующее утро смазывать манящее очко Лютика ромашковым маслом. Часто Волк не удерживался и трахал барда снова, наполнял его кончей. Он любил мять задницу его барда после секса, сжимать ее, не давая вытекать его собственному семени. Однажды ночью, после секса, он засунул Юлиану женские трусики в его мокрую после секса дырочку, в которых юный бард проходил целый день. А на следующее утро достал их из горячего нутра и грубо затолкал барду в рот, завел руки за спину и жестко, с оттяжкой, трахнул, сжимая поджавшиися яйца Лютика. За все время их нестандартных отношений шея менестреля покрылась шрамами от укусов, а задница была готова принимать возбужденный член в любое время суток. Барду особенно нравилось, когда ЕГО ведьмак просто останавливался посреди дня, прижимал его к шершавой коре дерева и брал. Стягивал брюки, приподнимал и насаживал на подрагивающий член. Ебал так, что из глаз летели искры, а потом нежно целовал долго-долго и шептал нежности на покрасневшее ухо. Геральту нравилось принимать ванну вместе. Он расслаблялся, чувствуя нежные тонкие пальцы, массировавшие кожу головы. Они долго нежились в горячей воде вместе. Ведьмак медленно скользил в его сжимающейся заднице, покусывая трепещущую жилку на шее. Лютик чувственно стонал на весь трактир, вовсе не стесняясь. Они оба знали, что между ними нечто большее, чем простое желание. Это проявлялось в редкие моменты, когда они заботились друг о друге. Когда Геральт был ранен и бредил в тревожном сне, Лютик обнимал его и укрывал своим одеялом. Шептал успокаивающие слова на ухо, поил отварами, терпел бурчание ведьмака. Между ними было явно что-то большее, чем просто секс. Геральт понял это, когда менестрель выстанывал его имя в бреду, раненый отравленными когтями утопца. Ведьмак заботливо дал ему исцеляющую настойку, предназначенную для людей, прижал к себе и успокаивал всю ночь. Им обоим требовалась близость друг друга. Ведьмак, который никогда не желал нуждаться в ком-то. И бард, раскрывающий свою хрупкую душу всем подряд. Они были настолько разные, что идеально подходили друг другу.