Первая любовь — это истинная любовь

Любовь. Что это? Когда человек влюбляется? Есть ли та грань, что отделяет простую симпатию от этого чувства? Когда я влюбилась в Зейна? Тогда на крыше многоэтажного небоскрёба? Или это случилось раньше? Может быть на Мако, где я будучи под действием полнолуния поцеловала его? Поцелуй так и не вспомнился, но именно после него что-то начало тянуть меня к этому брюнету. Или оно возникло после наших взаимных издёвок друг над другом? Когда же? Когда я попалась в его сети? Когда ненависть переросла в любовь? Найти ответы на эти вопросы невозможно, как бы ты не старался. Но, вероятно, это не самое главное. Что мне дальше делать? Как поступить? Да, я не могу без него жить, всё ещё люблю, несмотря на жестокий поступок по отношению ко мне. Софи ведь весь год строила ему глазки, а я, словно была слепа, не замечала этого. У меня не было сомнений в верности Зейна, даже мысли не возникали. А что в результате? Они целовались нагло на глазах у всех. Но куда страшнее тот факт, что этого бы осталось тайной. Он не признался бы, муки совести прошли бы мимо него, а я была бы дурой, что ничего не замечала. В уголках глаз начинали собираться горячие, почти обжигающие, слёзы. Нет, нет, нельзя плакать. Тем более при всех. Это привлечёт внимание и вызовет жалость. Ужасное чувство кстати. Сколько себя помню всегда ненавидела его. Как известно, оно приводит к презрению в конечном счёте. Частым морганием и задержкой дыхания останавливаю слезинки там же в уголках глаз. Чтобы отвлечься, начинаю оглядываться по сторонам. Сейчас я сижу в кафе и могу свободно вздохнуть. Все ужасы учебного года закончились: комета побеждена, школа закончена, экзамены сданы. Сама удивляюсь, как их написала. Не готовилась же почти, так как большую часть материала не понимала от слова "совсем", постоянно всё откладывала на потом. В результате несколько ночей прошли в зубрёжке формул. Но какая ирония, попалось абсолютно не это и пришлось писать первое, что появилось в голове. Учёба явно не моё. Ладно не будем о плохом и грустном, главное, что никогда больше не столкнусь с этим кошмаром всех детей. Начинаю вертеть головой по сторонам: на противоположной стороне столика сидели Клео и Льюис, что не виделись несколько месяцев и теперь наслаждаются обществом друг друга, обнимаясь и целуясь, несмотря на любопытные взгляды окружающих. Да, Клео на тебя это не похоже. А у сцены стоит Белла и Уилл. Какие же у них идеальные отношения: оба умеют слушать и слышать друг друга, понимают с первого слова, не делают больно. Какие стабильные чувства. -Рикки, Рикки, -звонкий голосок Клео выводит из раздумий. Шквал диких вопросов о происходящем проносится в голове. Что случилось? О чём речь? -Ну, наконец-то, ты с нами. Ты слышала, что я сказала? --Эм, нет, прости, я задумалась. Моя подруга терпеть не могла, когда её не слушают, поэтому должна была бы расстроиться и сердито взглянуть из зорких глаз. Но этого не случилось, значит она говорила что-то важное. -Что случилось? -Рикки, Эмма возвращается! Она мне только, что позвонила. Представляешь Эмма сюда приедет. Ей кажется удалось сбежать из родительского контроля. Я так по ней соскучилась. Это сработало отрезвляюще и озабоченность, в которой я пребывала, отступила назад. Что Эмма приезжает? Но как? Мы снова будем вместе? Воображение, не спрашивая разрешения, погружает меня к воспоминаниям: вот лодка, украденная у Зейна, топливо, что закончилось посередине океана, пещера, куда Клео скатилась по невнимательности, лунный пруд с волшебной водой, полнолуние... Какое хорошее время. -А когда она прибудет? -Завтра в 16:20 прилетит самолёт. Что уже завтра? Ого, да Эмме нужно дать медаль за конспирацию. Как о таком да не рассказать? Увидев небывалый восторг с нашей стороны, Белла и Уилл, поражённые любопытством, присели рядом. Русалка, находясь в эйфории от переполняющих её эмоций, протараторила всё быстро, сбивчиво и неясно. Я хотела было уже сама всё объяснить, но Льюис меня опередил. Реакция не заставила себя долго ждать. Удивление, интерес, страх и печаль застыли на лице у Беллы. Думаю, она боится, что станет лишний, что заняла чужое место. В детстве мы с отцом постоянно переезжали из одного города в другой, а я меняла школы. Помню с какой неприязнью меня оглядывали, а друзей никогда не было. Я всегда была лишней. И Белла боится именно этого. Хотелось сочувственно погладить её по плечу. Но эмоции Клео её опередили, сначала они привлекли внимание всего кафе, а затем к нам уже семенил быстрыми шагами Зейн. -Эм, что-то случилось? Что-то хорошее, да?-интерес прожигал его изнутри. Какое ему вообще дело? Немного машинально я закатила глаза. Вопрос был адресован всем, но взгляд карих глаз задержался лишь на мне. Это излишнее внимание к моей персоне ужасно раздражало. Почему он сейчас смотрит на меня так невинно и безгрешно, словно виновата я, а не он? Где всё это была, пока он целовался? Заметив, что я сижу на пределе, подобно струне гитары, которую стоит задеть и всем не поздоровится, Уилл взял инициативу в свои руки. Нужно будет потом поблагодарить за это. Они же соперники и в какой-то степени недруги. Наверное, мой лучший друг своим поступков переступает через себя. -Эмма возвращается,-холодный тон не шёл ни в какое сравнение с речью Клео, напоминал училку, что сообщала об отмене своего урока и пропуска важной темы. Такой же настрой. -Что ж здорово,-Зейн заметно так обрадовался, даже не учитывая тот факт, что ответила не я, а его "друг". Но напряжение всё равно возрастало с каждой минутой в геометрической прогрессии. -Ой, мне пора,-Белла, услышав несколько аккомпанементов со сцены, ушла к ним. Её голос ещё такой нежный и девически нетронутый являлся особенность кафе. От её песен своего сочинения все пошли танцевать. Одной причиной является выпускной школьников, что сегодня прогуляют всю ночь, прощаясь с детством, второй - живое выступление, какое было не везде, а третье-банальная скука сидеть без движения. Я не относилась ни к одному, но всё же пошла, не желая даже заводить разговора с Зейном. В начале года всё было таким же: также пела Белла, также все школьники были здесь, но изменилось одно. Я больше не с Зейном. Наверное, только сейчас дошло окончательное осознание этого факта. Помню, как мы радовались открытию, как раздавали листовки на улице всем прохожим. Ком подступает к горлу, а глаза начинает щипать. Я сейчас заплачу. Сказала Клео что-то вроде "мне пора", оставила на её лице замешательство и ушла из кафе, не желая кому-либо показывать слёзы. Мои ноги на автомате повели по знакомым улочкам, что сейчас переполнены радостными выпускниками. Кто-то запускает в небо шарики, кто-то уже открыл бутылку спиртного, что за сегодняшнюю ночь явно не будет единственной, кто-то фоткается, чтобы потом выложить в соцсеть, а кто-то просто гуляет. Я не удостаиваю их и взглядом, добегаю до трейлера. Папа на работе, значит всю ночь буду одна. Ну и хорошо, можно не скрывать всхлипов рукой, а реветь на полную громкость. Слёзы градом стекают по щёкам, и я ничего не могу с этим сделать. Как же больно: постоянно видеть его и вечно думать о нём. Напоминает замкнутый круг, из которого не выйти. Всё, абсолютно всё напоминает о нём, словно половину сердца, как бы это пафосно не звучало, отрезали, и ты теперь вынужден чувствовать боль от утраты при каждом вздохе. Когда это закончится? Это же невыносимо. Я больше так не могу, это тяжело, слишком тяжело. Лучше бы мои глаза не видели того поцелуя, а всё происходящее было лишь ночным кошмаром. Тогда немедля бы ринулась к нему. Уже представляю, как Зейн бы прижимал к себе, говорил что-то милое на ушко, целовал до покраснения губ. Но разве моя гордость, эта чёртова гордость, позволит это сделать? Нет. Я не могу, я как будто сгораю от этой любви, она меня сжигает изнутри, оставляя лишь рубцы на месте. Слёзы новым потоком льются из глаз, разъедая кожу вокруг глаз, потом будет щипать. Хотя, какое дело. На душе всё равно паршиво. Как справляются с этим другие? Насколько мне известно, кто-то убивает себя. Просто лезвием проводят около вен, а дальше медленная и спокойная смерть или же выпрыгивают из окна, вешаются на первой попавшейся тряпке. Но это не мой вариант. Ещё с детства презираю суицид. Почему и сама не знаю, может воспитание, может внутренний стержень, может страх смерти. Какое это имеет дело. Но всё же что делают другие? Есть те, кто прощают, но при каждом удобном случае напоминают, а есть те, кто сбегают. А что если и мне уехать отсюда навсегда? Не видеть его лица, не слышать голоса. Мысль, неожиданно выбравшаяся из трущоб остатка здравого смысла в моей голове, радует. Это и есть решение проблемы: не останется того, что связывает меня с ним, только воспоминания и редкие сны. Но к чему ещё оно приведёт? Я буду вынуждена сказать "прощай" и девчонкам, и Мако, и отцу. От упоминания последнего в груди защемило. Он меня растил все эти годы один, больше никого нет у него. А тут ещё и я сбегу. Это и есть его главный страх—потерять дочь, остаться в одиночестве, доживать свой век одному. Хотя он же и сам когда-то много лет назад уехал от родителей с моей мамой, они отправились путешествовать по Австралии, а затем заехали в небольшой тихий уголок, где родилась я. Он меня поймёт, должен понять. В конце концов, я же не умру, а просто уеду. Да, поначалу будет всем им больно, но затем, со временем, боль утихнет и сойдёт, оставляя небольшой заживший шрам. А я отправлюсь куда-нибудь в далёкий городок, где меня никто никогда не найдет: не Зейн со своими связями, не девочки, которые будут обследовать каждый уголок огромной Австралии. Я же поселюсь на берегу океана, найду работу, снова полюблю и выйду замуж. Наконец-то забуду Зейна, который причинил мне столько боли. И всё, что он мне сделал останется только в моих редких воспоминаниях, в самых потайных снах. Всё забудется. Это решение казалось спасательным кругом для утопающего, поэтому мне словно дали глоток воздуха. Вот и выход из проблемы. Сон, который всю неделю проходил мимо меня, быстро захватил в своё царство.