Огонь и я

Она танцует не так, как должна танцевать помощница безумного гения. Чумной Рыцарь толком не может объяснить, как это, но всё равно ожидает. Ведьминские пляски у костра? Вполне вероятно. Сложные фигуры и па в виде химических формул? Что ж, Мона и на это способна, куда сложнее вообще ответить на вопрос, что она не умеет: достаёт припасы из-под земли (иногда - в буквальном смысле), откуда-то вечно берёт эти безумные, но всё равно работающие идеи, устраивает достаточно впечатляющие взрывы... А, точно. Она не может так танцевать. Потому что эти нежные, мелодичные кружения больше похожи на па, которые выписывают ждущие своего принца принцессы. Чумной Рыцарь непозволительно зацикливается на этой мысли - ему почти становится стыдно и немного хочется отвернуться. Мона в этот момент чем-то напоминает давно и навечно где-то сгинувшую (наверное, в пламени взрыва – иначе вышло бы несолидно) чумную маму - видно, потому, что до недавнего времени она была единственной женщиной, когда-либо занимавшей в жизни учёного хоть сколько-то видное место. Что ж, помощница даже красивее, и почему бы ей, в самом деле, не ждать тайком какое-нибудь коронованное совершенство... И почему бы ему не сгинуть на полпути. Одного нельзя отрицать: это куда эффективнее, чем кормить девушек свежим сеном. Чумной не знает, что ещё предпринять. Он глупо хихикает, шевелит вспотевшими ладонями в бездонных карманах, отзывающихся неловким, еле слышным, будто что-то подсказывающим хрустом, пока Мона смотрит на него так... будто ждёт, что он вот сейчас признается в том, что тоже танцует, когда его никто не видит. Права ведь, чертовка, танцует, но зачем бы ей об этом знать или думать? Более того, зачем ему к ней присоединяться? Она гораздо выше, а длинная мантия и без того обещает бесконечную путаницу в ногах. Чумной Рыцарь чешет клюв и раньше, чем успевает себя остановить, придумывает тысячу звучащих нелепо отговорок. Мона выслушивает их с безграничным терпением. Как будто она знала заранее, что он откажется. Это должно раздражать, но почему-то тихий вздох и шелест всегда находящихся под рукой, просто жизненно необходимых в данный момент бумаг звучит как взрыв и оставляет на сердце столь же неприглядные последствия. Это ярко, судорожно и горячо, взрывная волна едва не сносит капюшон с макушки. Чумной в противовес ей, назло, нарочно ещё больше кутается - у него смешные маленькие ножки и совершенно неудобоваримая комплекция, а Мона спокойно и без видимых усилий наклоняется в достаточной степени, чтобы обоим было хорошо видно результаты последних исследований. От неё пахнет дымом и старыми романсами. Хочется закашляться, рассмеяться, запутаться в ногах и упасть... Когда цепкие зеленоватые пальчики ложатся учёному на грудь, ему так страшно, что он едва не подпрыгивает. Лучше сражаться с рыцарями и формулами, чем наблюдать за тем, как помощница роняет в свою подставленную ладонь предательски хрусткую былинку и задумчиво заправляет за ухо прядь волос вкупе с парой карандашей. - И это?.. - Сено. - И это?.. - Для опытов, - слишком уж поспешно выпаливает Чумной Рыцарь. Потом, сердясь на самого себя, добавляет. - Или для Перси. Я ещё сам не решил. - Для Перси, - милостиво решает за него Мона, - одной соломинки будет маловато. Надо же, а я думала просто по пути прицепилась... Рядом с ней умнейший человек королевства чувствует себя беспомощнее ребёнка, и, кажется, она это понимает, уж точно терпит - качество, неумолимо приводящее Чумного Рыцаря в (взрыво)опасное восхищение.