О людях и демонах

Они встречаются посреди просторных залов Бесконечной Крепости, в абсолютной тишине, не нарушаемой даже отзвуками далеких сражений. В этом месте, созданном Накимэ, само пространство не только не пропускает солнечный свет, делая невозможным вмешательство извне, но и поглощает звуковые волны. Это и к лучшему: охотники не могут объединиться друг с другом, чтобы сражаться сообща, а изловить их поодиночке — проще простого. — Ты кто такой? — Муичиро склоняет голову набок и пристально разглядывает противника, неожиданно оказавшегося прямо перед ним. — Прости, но мне кажется, что я тебя не знаю. Мальчишка кажется ему смутно знакомым, и это чувство отдается легкой болью в висках, словно кто-то молоточком постукивает. Форма охотников на демонов, изорванное клетчатое хаори, пересекающий лоб зигзагообразный шрам и серьги-ханафуда — все это тревожит где-то на периферии сознания истлевшие в пыль, будто чужие воспоминания. Охотник шарахается от него, словно от прокаженного, сжимает рукоять катаны побелевшими от напряжения пальцами и дышит рвано и часто. Ему страшно — это слышится в заполошном биении сердца, это читается в глазах, это чувствуется в его боевой стойке, не такой идеальной, как ей положено быть. Всем своим видом он излучает смятение и абсолютно человеческую растерянность. Танджиро Камадо был совершенно не готов к тому, что очередным его противником на поле боя станет тот, с кем он некогда сражался плечом к плечу. Разве мог хоть кто-нибудь подумать, что Муичиро, этот взрослый ребенок, которым так гордились остальные Столпы, переметнется на сторону врага? Муичиро, по правде говоря, и сам не стремился вступать в ряды покорных слуг Музана. Его призвание — убивать демонов без жалости и сожаления, рубить им шеи и обращать в пепел. Но Кокушибо сей факт не слишком интересовал - он просто пронзил сердце Муичиро насквозь и хладнокровно наблюдал за тем, как тот корчится на холодном полу, хрипит от невыносимой боли и захлебывается собственной кровью, заливающей глотку. Было больно, было адски больно. Мир перед глазами расплывался и множился, голова трещала по швам, а вены будто разъедала кислота. Муичиро не мог говорить, не мог пошевелиться, трудно было даже дышать, но когда он допустил мысль, что вот-вот умрет от остановки сердца, агония прекратилась столь же внезапно, как и началась, а вместе с ней кануло в небытие все остальное, что делало его человеком. Воспоминания о прежней жизни, о родителях и Юичиро, о некогда разрушенном доме, о верных товарищах и друзьях подернулись мутной пеленой, и Муичиро больше не мог до них дотянуться, ведь демоническая кровь уничтожила самую важную часть его души и исказила личность до неузнаваемости. Мальчика по имени Муичиро Токито больше не существовало. Он убивал своих бывших товарищей, словно заклятых врагов, хладнокровно лишал их жизни и не чувствовал ни капли вины за содеянное. Ночь была долгой, а в Крепости скопилось слишком много охотников. Демоны не должны испытывать эмоции, не должны иметь слабостей и сомневаться тоже не должны. Их долг — подчиняться воле единственного хозяина и исполнять его приказы беспрекословно. Когда один из сильнейших мечников организации оказался по другую сторону баррикад, охотники понесли ощутимые потери. Столпы гибли один за другим, а смерти рядовых бойцов и вовсе не поддавались счету. Кокушибо был повержен, но за эту победу Химеджима Гемей и Шиназугава Санеми заплатили собственными жизнями. Сражаться с двумя высшими лунами сразу — совсем не то же самое, что противостоять одной, пусть и уступающей по силе только лишь Кибуцуджи. У охотников была отвага, неиссякаемая решимость и безотчетное желание во что бы то ни стало покончить с демонами, но даже это их не спасло. — Чего же ты ждешь? — интересуется Муичиро с легкой усмешкой, расслабленно постукивая пальцами по цубе верной катаны, оставшейся его главным оружием даже после превращения. — Ты же охотник, твоя задача предельно проста — уничтожать демонов. А я, как видишь, именно тот, кто тебе нужен. — Что с тобой произошло, Токито-кун? — вместо того, чтобы атаковать, вопросом на вопрос отвечает охотник. — Почему ты стал одним из них? Неужели ты ничего не помнишь? Это же я, Танджиро, твой друг. Муичиро растерянно моргает, хмурит брови в недоумении, а после ощущает стремительно разгорающуюся под ребрами злость. Его раздражает выражение лица Танджиро, эта жалость на дне зрачков, смешанная с глухим разочарованием, настолько злит, что даже дурно становится. Он сжимает руки в кулаки с такой силой, что слышит хруст; костяшки белеют, кожа натягивается, словно тонкий пергамент, а чужой оторопелый взгляд подстегивает действовать. — Токито мертв, — сплевывает он с ненавистью и легким, отточенным до автоматизма движением извлекает из ножен катану. — А теперь постарайся не умереть вслед за ним. Он втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, активируя Дыхание, ощущает, как растекается под кожей предчувствие безоговорочной победы, и срывается с места. Он нападает стремительно и без предупреждения, замахивается катаной, но противник уворачивается, оказываясь вне радиуса атаки, и выставляет перед собой клинок. Его взгляд выражает предельную сосредоточенность, но где-то на дне красной радужки плещется сомнение и нежелание причинять вред своему другу. Другу, которого больше нет. Поздно, глупец. Слишком поздно. Муичиро атакует снова, и молниеносный, почти неразличимый взмах клинка Танджиро едва успевает отразить. Одна катана блокирует другую, и Муичиро скрипит зубами от досады, с каждой секундой все сильнее раздражаясь из-за невозможности уничтожить назойливого мальчишку одним точным ударом. Тот едва на ногах держится, но, несмотря на нечеловеческую усталость и многочисленные раны, упрямо не сдается. Муичиро решает, что пора прекращать эту бесполезную игру в кошки-мышки. — Дыхание тумана, Четвертая ката: Удар адвекции. Атака настигает Танджиро внезапно, сбивает с ног и отбрасывает далеко назад. Муичиро бросается следом, новым взмахом клинка намереваясь снести голову с плеч, но Танджиро откатывается в сторону, подскакивает и умудряется избежать Второй каты, Многослойного тумана. Он держит дистанцию, не позволяя Муичиро оказаться рядом, и использует свою катану только для обороны, ни разу не замахиваясь для удара. — Почему ты не атакуешь? — кричит Муичиро, наблюдая за тем, как взгляд Танджиро наполняется болью. — Почему не пытаешься убить меня? Что с тобой не так, черт возьми?! Тот сжимает зубы и ничего не отвечает, полностью сосредоточившись на сражении. Абсолютное игнорирование разжигает новую волну неконтролируемой ярости. Эмоции туманят рассудок, сбивают полную концентрацию, и малейшего промаха противнику хватает, чтобы поднырнуть пор руку Муичиро и нанести единственный удар. Кисть обжигает огнем, и катана, выскользнув из ослабевших пальцев, со звоном ударяется о каменную плитку. Муичиро мешкает, пока поднимает оружие, чтобы продолжить бой, но ему не позволяют это сделать. Танджиро оказывается быстрее: он в долю секунды преодолевает разделяющее их расстояние и обнимает Муичиро с такой силой, что у того трещат ребра. Он округляет глаза в искреннем изумлении, а после недоуменно хмурится, даже не пытаясь восстановить сбившееся напрочь дыхание. Что творит этот безумный мальчишка? Зачем он… — Прости меня, Токито-кун, прости, что не сумел спасти тебя. Пальцы Танджиро стискивают ткань формы на спине Муичиро. Чужие плечи мелко подрагивают, сердце бешено колотится, и с нарастающей растерянностью Муичиро осознает, что Танджиро… плачет? Шокированный, он не в силах не то что ударить, но даже отпихнуть от себя охотника, который, судя по всему, окончательно тронулся рассудком. Муичиро так и стоит, словно каменное изваяние, пока Танджиро судорожно стискивает его в своих руках и шепчет нечто неразборчивое о друзьях и воспоминаниях. Но, несмотря на все старания мальчишки, лед не трогается, и сердце Муичиро так и остается безучастным к чужим словам. В голове звучит назойливый голос, приказывающий избавиться от возникшей проблемы, и он понимает, что не в силах ему противиться. Катана разрезает кожу, вспарывает живот Танджиро четко посередине. Он отстраняется, опускает взгляд и удивленно разглядывает торчащее из живота лезвие клинка, а кровь течет, заливает ткань формы, капает на пол. Муичиро резко отводит руку назад, и катана, оставившая рваную, сквозную рану, выходит из тела с той же легкостью, с какой нож разрезает масло. Танджиро охает, прижимает руки к животу и медленно оседает на пол. Он хочет сказать что-то, открывает и закрывает рот в немой беспомощности, но кровь заливает рот, а дыхания отчаянно не хватает. Он умирает, и осознает это с кристальной ясностью. Муичиро опускается рядом, склоняется почти к самому лицу и прикладывает ладонь, не запятнанную кровью, к чужой щеке. Проводит кончиками пальцев от скулы до виска — и вдруг замирает, встретившись взглядом с умирающим Танджиро. Тот не шевелится, дышит с трудом и больше ничего не пытается сказать — только смотрит так, что заледеневшее сердце отчего-то болезненно сжимается. А затем взор его стекленеет, а рука, сжимающая рукав формы Муичиро, безвольно опадает. — Должно быть, ты для него много значил, — судорожно сглотнув, шепчет Муичиро в пустоту. — Но я ничего об этом не помню. Прощай. Он уходит, оставляя позади неподвижное тело на холодном полу и прошлую жизнь заодно. В этот миг последние крупицы человечности истлевают в нем окончательно и безвозвратно под натиском неумолимой тьмы. Он не чувствует ни боли, ни страха, ни сожаления. Он не чувствует вообще ничего. Теперь Муичиро Токито действительно мертв.