Город дышит, город спит, и утро будет очень не скоро. Капли моют крыши, скверы, перекрёстки, стёкла витрин. Он такой чужой и равнодушный, этот вычурный город. Свет потушен, он не нужен, ты сидишь на кухне один. Северный Флот, «Последний человек на Земле»
Худощавый беловолосый мужчина изящным движением поправил полы длинного светлого пальто и опустился на корточки. Прикоснулся кончиками пальцев к выщерблинкам в месте, где сходились стена и пол. На мгновение закрыл глаза. — Атакующее заклятье, четвёртый уровень сложности. Прямые вектора, симметричные отметины. Никто его не отбивал и не уводил в сторону. Прямые вектора… Чары попали точно туда, куда и задумывалось… — блондин скептически выгнул светлую бровь, наклонился ещё ниже и растёр в пальцах мелкую пыль, оставшуюся от точного попадания. — Чарами такого уровня сложности и затратности насекомых не убивают, а больше на такой высоте охотиться не на кого. Человека так точно не убить: что-то я не слышал о тех, кто умирает от удара по пятке. Мужчина выпрямился, с явным облегчением хлопнув себя по коленям, обтянутым дорогой тканью. — Симулянт проклятый, — проворчал блондин, стремительно покидая показательно разгромленную квартиру. — Посажу лет на двадцать. Нет, на двадцать пять. Разбить вазу эпохи Стен просто для того, чтобы разыграть нападение, да ещё и так бездарно!.. Всё могу понять, но культурное достояние-то за что? Если окажется, что таких в мире больше нет — сам сфальсифицирую что-нибудь, лишь бы этого ублюдка на всю жизнь закрыли. Ответом послужила многозначительная тишина. Не то чтобы, впрочем, хоть кто-то мог ответить ему. Не потому что маниакальную любовь дознавателя Роймо Ирнеина к прекрасному не разделяла ни одна живая душа — хотя, признаться, эти самые души она зачастую пугала. Просто не было вокруг Роймо сейчас никого живого. Вокруг него довольно часто никого не было. Ирнеин предпочитал работать без напарников. Не уживались они с ним, видите ли. Или сам Ирнеин с ними ужиться не мог. Не важно. Привычку говорить вслух всё равно было не перебить. Слушая свой голос, Роймо избавлялся от необходимости слушать тишину. Его застарелое, тянущееся как патока одиночество проявлялось не только в этом. Например, Роймо терпеть не мог крохотные одиночные экипажи. Те повозки, которые всегда ждали дознавателя в семь часов утра у дома и в любое время дня и ночи — у работы, могли бы вместить в себя всех его старых друзей из литэрарума и ещё парочку случайных попутчиков — впрочем, обыватели почему-то не любили подсаживаться в экипажи дознавателей. Шансы вылезти оттуда наружу, прямо скажем, иногда были довольно невелики. Ещё дознаватель Ирнеин зачем-то хранил дома большой изящный сервиз из горного хрусталя. Сервиз ни разу не был использован по прямому назначению. Правду сказать, кроме самого Ирнеина его никто даже не видел: за пять лет службы Роймо так и не приводил к себе гостей. Столь же забытыми и ненужными были дополнительные стулья у его обеденного стола, запас алкоголя, который сам Роймо терпеть не мог, несколько гостевых спален и второй носовой платок, что Ирнеин цивилизованно гладил каждое утро, прежде чем положить в карман. Всё это ждало своего часа. Возможности хоть раз пригодиться кому-то, кроме своего хозяина, и не в качестве нового повода для тоски, а по прямому назначению. Но годы шли, а Роймо Ирнеин всё так же не уживался с людьми. Дознаватель не знал, как сложилась жизнь у красноглазого мальчишки, увезённого им из родных гор, и возникли ли у него какие-то проблемы по его вине. Проблемы с доверием, которые Роймо предвидел для Умуорвухтона, вызрели в нём самом и зацвели буйным цветом, заставляя гнать прочь даже тех, с кем он мог бы сойтись. И бежать от себя самого следом. В большом и светлом доме, спрятавшемся в цветущем саду с искусственным озерцом, Роймо практически не бывал. Люди тянули его. Ирнеин за ними наблюдал, принимая пищу в сомнительных лавочках, из которых хорошо было видно улицу. Правда, спал Роймо всегда дома, если, конечно, его не покидали силы прямо за рабочим столом. «Маленькое чудовище, что ты со мной сделал?» — думал Ирнеин иногда. В моменты, когда ловил себя на том, что начинал смотреть на людей так же, как когда-то делал Умуорвухтон: с тщательно скрываемым болезненным любопытством, когда хотелось подойти, что-то сказать, обратить на себя внимание, но всё существо восставало против этого, заставляло оставаться на месте, плавясь в собственном одиночестве. Дознаватель Ирнеин пересёк город на вместительном экипаже, подходящем скорее для группы захвата, чем для одного-единственного человека, взлетел по лестнице Дома Скорби, на мгновение заглянул в свой кабинет, где возможных посетителей ждали не менее бесполезные, чем у него дома, диван и чашки в полосочку. Посетителей, как и следовало ожидать, не наблюдалось: ни один дурак не врывался к дознавателям такого уровня без спроса, без приглашения. Да и людей, которые могли бы дожидаться Роймо с работы, у него не было. Зато над рабочим столом слабо пульсировал вызов. — Ну здорово, — устало вздохнул Ирнеин, оценивая цвет и характер пульсации. Затем, неторопливо сняв пальто и цивилизованно повесив его во вместительный шкаф, маг развернулся и зашагал ещё дальше, в самый конец коридора. Три коротких удара кулаком об дверь, и дознаватель уверенно потянул её на себя. — Роймо, — улыбнулся командующий Саигрей, моментально откладывая многочисленные обращения. — Проходи. Как дело лорда Кароя? — Досадно очевидное, — отчеканил Ирнеин, пересекая кабинет и усаживаясь в кресло. — Отправьте кого-нибудь к нему, а то ещё сбежит из страны, и я не то что двадцать лет, я вообще ничего ему не впаяю. Морго Саигрей лишь ухмыльнулся: — Знаешь, когда люди обращаются к тебе за помощью, они меньше всего ждут, что ты решишь сажать их самих. С тех пор, как командующий Саигрей решил, что с него хватит авантюр и полевой работы, он запросил перевод на что-нибудь тихое и бумажное. Вот уже полтора года он был начальником службы дознавателей. Самого молодого из её отделов, занятого борьбой с «политическими» и прочим сбродом, что рос, как грибы после дождя, вместе с развитием коллективного труда. Если выражаться аллегорически, то Роймо Ирнеин, что терпеть не мог всяких треволнений, особенно общественных, объяснял, в чём они не правы, заблудшим душам, считающим, что один камень, попавший в механизм государства, может всё изменить. А Морго Саигрей был тем, кто указывал ему, на кого бросаться, и отцеплял поводок. Работать под его началом Роймо нравилось. Явное благоволение, которым пользовался Ирнеин, никак не помогало в продвижении по карьерной лестнице: максимально высокой должности, при которой Роймо ещё мог вести дела, он достиг сам, а от остальных повышений уверенно отказывался. Зато оно, это благоволение, приносило несколько иных, не менее приятных бонусов. Например, Ирнеин был избавлен от необходимости просиживать штаны перед кабинетом начальника, как раньше. Саигрей мог принять его даже поздно ночью, когда сияющий Роймо заваливался к нему домой с очередным пойманным идиотом, что закладывал взрывчатку под театр или пытался взять в заложники сына несомненно важной шишки. Для Морго не требовалось писать огромные предварительные, объяснительные и ещё Грани знают какие отчёты, что сводило к минимуму бумажную работу для Роймо. А ещё с его лёгкой руки дознаватель Ирнеин раз за разом выбивал себе право работать без напарника. — Люди, которые обращаются ко мне, чтобы использовать меня как прикрытие для своей дилетантской игры, должны думать дважды, — спокойно отозвался Ирнеин, дисциплинированно укладывая руки на подлокотники. — Потому что с первого раза у них, очевидно, не получается. — Ну-ну, — рассмеялся Саигрей. — Хватит этой суровости. Хочешь чаю? Роймо прищурился. Командующий Саигрей, пожалуй, мог бы считаться его другом. В том смысле, в котором сам Ирнеин был способен на дружбу. Он регулярно звал Роймо на чай. Иногда вызывал дознавателя к себе в кабинет, молча указывал на принесённый обед и закрывал дверь, уничтожая пути отступления. Пожалуй, Морго присматривал за ним, почему-то считая, что образ жизни его лучшего дознавателя был далёк от нормального. Роймо это бесило. — Терпеть не могу чай. В чём дело, командующий? — Ты вполне можешь звать меня по имени, — привычно напомнил Саигрей, а затем задумался, нервно перебирая бумаги. Роймо внимательно наблюдал за движениями его пальцев, практически пропуская мимо ушей слова. — Ты прекрасно знаешь: если кого-то из нас, любого, попросят назвать лучшего дознавателя, все назовут твоё имя. Твой головокружительный подъём по карьерной лестнице, процент удачно раскрытых дел, всё это сделало тебе репутацию. Сколько раз к тебе приходили струсившие заговорщики, которые узнали, что их дело поручили тебе, и решили, что проще уж сдать своих, чем ждать, пока до них доберёшься ты? — Трижды. — Трижды. Это много. Лично Ирнеин считал, что «много» — это когда все эти молодчики вообще предпочитают не ввязываться в антиправительственные авантюры, потому что знают: даже если у них что-то начнёт получаться, за ними придут. «Много» — это когда движение тех, кто предпочитал воевать с государством, зачем-то уничтожая при этом простых людей, давится в зародыше. А трижды — это не «много». Однако вместо этого Роймо сказал другое. — Судя по количеству комплиментов, командующий, вы хотите повесить на меня дело Ни’Ро. — Ты против? — Нет. Я ждал этого. — Ирнеин впился взглядом в стопку бумаг, которую вновь начал оглаживать пальцами Саигрей. — Полагаю, это моё? Давайте. Ознакомлюсь. Ах да, ещё у меня есть несколько условий. — Разумеется, — со сдержанной насмешкой согласился Саигрей. — Никаких напарников? — Никаких напарников, расширенные полномочия с правами производить предварительный арест и собирать рабочую группу. Ах да, ещё свобода от сторонних обращений, вызовов и приёмов. Не хочу, чтобы меня что-то отвлекало. Ирнеин удовлетворённо откинулся на спинку кресла. Вечер перестал быть скучным, а, напротив, оброс возможностями. Дело Ни’Ро было тем самым сладким пряником, который Ирнеина манил, но в руки не давался. Так было в детстве, когда он только поступил в Ванакор и иногда смотрел на сладости в витринах дорогих лавок, раз уж позволить их себе не мог. Подробности дела не раскрывались, как, в общем-то, и подробности любого расследования до его логического завершения. Но если маг умел внимательно слушать, обращать внимание на детали и сводить факты (а Роймо умел и то, и другое, и третье), то кое-какую информацию всё же можно было вычленить и усвоить. Так, например, дознаватель Ирнеин знал, что впервые о Ни’Ро заговорили около полутора лет назад. Двое мальчишек разграбили кабинет директора Шатаара, получая доступ к огромному количеству засекреченной информации. Естественно, их поймали. Чуть менее естественно, что каяться бунтари не стали, на проверку пси-магией лишь презрительно ухмылялись, сопротивлялись аресту — в общем, всё, чего удалось от них добиться, ограничилось тремя словами, затвержёнными, как мантра: «во славу Ни’Ро!» Всякая хрень «во славу Ни’Ро!» с тех пор стала происходить повсеместно. За закрытыми дверями находили трупы, количество вооружённых ограблений, слишком складных, чтобы быть случайными, резко возросло — и это были лишь самые невинные выходки. Ни’Ро, кто бы он или она ни был, собирал жатву во всех городах планеты. Командующий Саигрей утверждал, что имя Ирнеина стало символом. Что же, символом был и Ни’Ро, толкающий на преступления самых неожиданных людей. Роймо внимательно отслеживал, как из месяца в месяц падал процент раскрываемости у Дома Покаяния, и ждал. В конце концов, это дело было слишком сложным, чтобы его не скинули на Ирнеина. А если бы не скинули, Роймо готов был за него бороться. Ведь, кроме сложности, в нём наличествовал ещё и небывалый интерес. Именно поэтому молодой дознаватель верил, что командующий Саигрей даст добро на все его требования, не глядя. — Я согласен. — Кто бы сомневался. — Но у меня тоже есть условия. Ни’Ро опасен. Как прочитаешь всю эту прелесть, узнаешь, что произошло с двумя твоими предшественниками, которые брались за это дело. Поначалу Ирнеин лениво подумал, что, прежде чем привлекать кого-то другого, можно было сразу вспомнить о нём. А затем спохватился. — Ни’Ро до них добрался? Шутите? Вы что, рассекретили информацию о тех, кто вёл расследование? — В том-то и дело, что нет! — огрызнулся Морго, толкая толстую папку с бумагами к Ирнеину. Роймо с жадностью вцепился в неё, утаскивая к себе на колени. — Откуда произошла утечка, до сих пор никто не знает. Именно поэтому я и вызвал тебя. Ты у нас прекрасно справляешься с подобными дырами. — М-м-м-м, саботаж! — восторженно протянул Роймо, открывая папку и пробегая глазами первую строчку. Несколько секунд мужчина не мог уловить смысла написанного, а, точнее, его связи с делом. Затем отметил, что первый лист дела не был сшит с остальными, а, значит, его вложили позже — и явно нарочно. А затем гневно завопил. — Командующий, это не смешно! «Расширенные полномочия — смотри не подавись, свободу от сторонних дел я бы и сам тебе дал, без напарника работаешь полгода, не раскроешь дело до тех пор — пеняй на себя»? Ни’Ро и без того крепкий орешек, за ним придётся побегать, а тут ещё и на напарников нужно будет отвлекаться! Может, поторгуемся? — Именно потому, что его сложно подловить, тебе и нужен напарник, — вздохнул Саигрей, наблюдая за тем, как Роймо с горящими глазами просматривал страницы наконец-то упавшего ему в руки дела. — Не всё в этом мире можно сделать в одиночку. Знаешь, почему Ни’Ро до сих пор не поймали? — Потому что он — хитрый сукин сын? — иронично предположил Ирнеин, отрывая взгляд от бумаг. Морго тяжело вздохнул. — С этим, конечно, не поспоришь… Но основная причина, я думаю, заключается в том, что Ни’Ро понабрал себе целую банду помощников, внушил им обожание к его персоне — и прикрывается ими, как щитом. — Это его и погубит. Если у него много сторонников, значит, нужно всего лишь поймать одного из них и… Что вы делаете?! — с возмущением поинтересовался Роймо, вперив тяжёлый немигающий взгляд в Саигрея. Морго меланхолично складывал из какого-то жутко важного на вид документа фигурку. — Сорок два. — Что — «сорок два»? — Столько последователей Ни’Ро мы поймали. Повисло непродолжительное молчание. Снедаемый недобрым предчувствием, Роймо наблюдал за тем, как Морго поставил своё бумажное творение на стол и щёлкнул по нему пальцем. Фигурка лихо подпрыгнула и шлёпнулась Ирнеину на колени. На дознавателя «уставилось» единственное слово из отчёта, которое ещё можно было разобрать. На спине какой-то диковинной бумажной зверюшки насмешливо значилось: «осложнения». — Ни один из них так ничего и не сказал, — без энтузиазма закончил Саигрей. Ирнеин выругался. — Но так же не бывает! — Эти ребята оказались не в курсе сего прекрасного факта. — Вы что, ловили исключительно храбрых и ни к кому не привязанных героев, которые потеряли всё и теперь готовы драться за Ни’Ро насмерть? «Осложнения» так и лезли на глаза, стоило лишь опустить взгляд. Роймо стиснул зубы и переставил дурацкую фигурку обратно на стол к Морго. Стало хуже: теперь «осложнения» были у него прямо перед носом. — Да нет, — вздохнул Саигрей, пожимая мощными плечами. — Обычные люди. Друзья, семьи. У кого-то из них есть работа, кто-то её лишился. Мы ловили и женщин, и мужчин, причём самого разного возраста. Одна милая старушка, которую мы взяли на площади, здорово врезала мне по хребтине и заявила, что «это репетиция, от Ни’Ро всё равно достанется больше». Между прочим, эта бойкая прелестница мне в матери годится. — Вау, такая старая? — осклабился Ирнеин. Но его запала хватило ненадолго. Молодой дознаватель почти жалобно заметил. — Но так же действительно не бывает! Обычно это на десять-двадцать трусов приходится один непризнанный герой, этакий воинствующий храбрец без грамма мозгов. Но не наоборот! И тем более не бывает так, чтобы среди сорока… — Сорока двух. — …идиотов ни один не забеспокоился о жизни, свободе и не захотел слить информацию. Что за бездари вели дело? — Дело вели весьма компетентные дознаватели, — с нажимом поправил Морго. — Я уже сказал. Этот Ни’Ро оказывает на людей какое-то гипнотическое воздействие. Его все, ну вот просто все любят. — Сафанион? — встрепенулся Ирнеин, потому что, ну как бы, это сужало круг поисков с сотен миллионов человек примерно до нескольких десятков тысяч. — Я бы не стал сбрасывать эту версию со счетов, но… Вряд ли. Просто клоун, у которого хорошо подвешен язык и который умеет находить ко всем подход… Может, всё же подумаешь о напарнике? Возьми к себе кого-нибудь, кто, в отличие от тебя, умеет общаться с людьми. — Я умею! — окрысился Ирнеин, и Саигрей иронично вскинул бровь. — Утешай себя этим, Роймо. Сам же понимаешь, как не прав. — Морго выжидающе уставился на подчинённого. Но Ирнеин посмотрел на него тем самым холодным взглядом, что говорил: «Если вы закроете все двери и не оставите мне путей отступления, я выйду через окно, и плевать на этажность». Так что Саигрей вынужден был отступить. — Ладно, ладно. Полгода я тебе выделил. Радуйся одиночеству. А, и, кстати, чтобы ты не думал, что тебе досталось совсем пустое дело… Перейди на пару страниц подальше, посмотри, что смогли собрать твои предшественники. Он ещё даже не успел договорить, как Ирнеин подобно хищной птице жадно вцепился в папку и принялся судорожно листать страницы. То, о чём говорил Морго, отыскалось само и без лишних уточнений. Замерев, Ирнеин заворожённо прикоснулся пальцами к матово сверкающей странице дела, будто не мог поверить своим глазам. — Вот это подарок, — севшим голосом протянул молодой дознаватель. — Вот это… Я могу?.. — Развлекайся, — безразлично бросил Саигрей, но затем всё же не сдержал улыбки, наблюдая за тем, с каким пылом Роймо положил ладонь на примечательную страничку. Та на миг вспыхнула чуть ярче, а затем погасла совсем. Ирнеин отдавался делу без остатка, без оглядки, как и всякий человек, что был либо достаточно одинок, либо достаточно несчастен. Остальные всегда работали с оглядкой, тщательно разделяли дом и место, откуда они приносили деньги. Но Роймо — Роймо своей работой жил. Теперь он с детским восторгом наблюдал за тем, как разворачивалась вокруг него сложная, многоуровневая проекция места. Казалось, некий сумасшедший маг решил, что лаконичную мебелировку в кабинете Саигрея стоило разнообразить, и потому наложил на эту комнату какой-то замусоренный закуток, под завязку забитый людьми. Роймо разглядел глухую стенку, лужи с грязной водой, слегка разбитые камни мостовой и затылки множества людей, что когда-то, возможно, довольно давно, собрались в одном месте, в этом крошечном тупичке, пригодном разве что для того, чтобы вылавливать оттуда небрезгливую целующуюся молодёжь. Некто талантливый, умный и сильный сделал с этого места слепок. Живой, дышащий. Запечатлел это мгновение так же, как запечатляли слова на листе поэты. Но если чужое слово, пусть и прекрасное, нужно было как-то интерпретировать, представлять, то здесь Ирнеину предоставили всё. Он мог увидеть своими глазами место и время, о которых даже не подозревал. Кто-то почтительно поставил в самом углу несколько ящиков. Толпа в недалёком прошлом — и её проекционная копия в кабинете Саигрея, — расступилась, пропуская непримечательного на первый взгляд человека. Ирнеин нахмурился, рассматривая его взлохмаченные рыжие волосы, ярко-золотые глаза и тонкие черты лица, присущие разве что аристократам и женщинам, но никак не вяжущиеся с мощной комплекцией бугая, что шёл через толпу. Ирнеину показалось, будто каждая деталь в образе Ни’Ро (а это, несомненно, был он) противоречила всем остальным. Ему показалось даже, что они специально подбирались именно так, чтобы создать максимально недостоверный образ. — Либо парню действительно очень со внешностью не повезло и в нём говорят комплексы, — с сомнением протянул Роймо, а затем закончил куда увереннее, — либо морда подложная. — Мы не можем судить об этом по проекции, — резонно заметил Саигрей, прижимая пальцем одну из строчек на точно таком же листе, что был вшит в дело. И изображение замерло, словно увязнув во времени. — Ты готов? Ирнеин пару раз обошёл вокруг недвижимого иллюзорного Ни’Ро, оценивая черты его лица, одежду, позу… Взгляд. Да, взгляд у этих тёплых золотистых глаз был таким, что хотелось отвернуться. Казалось, будто Ни’Ро прекрасно видел, кому поручили его дело, и теперь мечтал испепелить Ирнеина на месте. И не делал этого лишь потому, что желание продлить мучения жертвы было в нём не слабее. — Да… — не отрывая взгляда от хищного прищура Ни’Ро, отозвался Ирнеин. — Давайте продолжим. Саигрей покладисто убрал палец, которым он словно бы отмечал место, на котором прервал чтение. И движение проекций по комнате тут же возобновилось. Люди, чьи затылки рассматривал Ирнеин, заволновались, подались ближе. Ни’Ро же легко запрыгнул на несколько сложенных один на одном ящиков. — Сегодня я встречался с женщиной, — по-простецки поделился он. Из толпы донесся задорный свист. Ирнеин вскинул светлые брови. — Нет, ну если внешность ему родная, то это действительно достижение, — проворчал молодой дознаватель. — Но какого он… Ни’Ро в своём неизвестно насколько далёком прошлом усмехнулся. — Не поздравляйте, она оказалась идиоткой. И, знаете, это можно было понять после одного-единственного вопроса. Я спросил, чего она ждёт от будущего. А она сказала, что будущее от нас не зависит. — Ах, прошу прощения, зря засомневался в его неадекватности, — проворчал Роймо, привалившись плечом к стене. Морго Саигрей тяжело вздохнул, наблюдая за тем, как его подопечный соревновался в остроумии с человеком, которого даже в комнате не было и который, невзирая на проекцию, и близко не мог его слышать. — На самом деле меня умиляет эта вера в то, что мы ничего не решаем, — задумчиво продолжил Ни’Ро, раскачиваясь на своём ящике. Роймо показалось, что этот тип твёрдо решил сам определить своё будущее, навернуться и сломать шею. Вот прямо в пику всем. И, к слову, такой исход Ирнеина вполне бы устроил. — Не могу удержаться от смеха, когда мне начинают задвигать, что будет гораздо лучше, если кто-то распишет мою судьбу за меня. Сам же я не справлюсь. С моего места, понимаете ли, не видно. Зато с места человека, который никогда меня не видел, никогда обо мне не слышал, да что там, даже в моём родном городе никогда не бывал — вот ему, конечно, открыта вся правда о грядущем! Ну согласитесь, по-дурацки же звучит. И, главное, право на собственное мнение есть у каждого из нас! Ну, было. Как минимум в детстве. Вот там всё было просто. «Эту игрушку подарили мне? Да. Она моя? Да. Значит, я ей и буду пользоваться, причём так, как я захочу». Простые, понятные размышления — и правильные, к слову. — Ящик встал устойчиво. Ни’Ро недобро прищурился. — А давайте представим на мгновение, что дети ведут себя как мы. Что им уже успели забить голову всей этой чушью насчёт несамостоятельности и предопределённости. И что они прониклись. И вот, такому ребёнку дарят давно желанную игрушку. Думаете, такой ребёнок будет с ней играть? — Он сравнивает свободу с игрушками, — флегматично подметил Роймо. — Нет, — жёстко обрубил между тем Ни’Ро, и Ирнеин вздрогнул. Кажется, пора было завязывать с общением с проекциями. — Такой ребёнок будет ходить вокруг этой игрушки, боясь прикоснуться. Она будет казаться ему недосягаемой, хотя, вообще-то, вот она, на кровати стоит. «Ах, как она прекрасна! — будет думать этот несчастный ребёнок. — Я не могу ей играть. Ну посмотрите на меня, я вот такой простой, самый обычный, а она, эта целая огромная игрушка, такая… Необъятная! У меня никогда такой не было!» Ни’Ро кривлялся, старательно передразнивая тоненький голосок и расхаживая по ящикам со стремительностью хищной птицы. Невзирая на то, что фигура его была массивна, а вид нелеп, двигался он легко, будто забывая о собственных росте и весе. Он казался ветром, переменчивым и лёгким — Роймо думалось, что то истинное лицо проглядывало сквозь личину Ни’Ро. Люди хохотали, глядя на него. — «Я ужасен! Я сломаю эту игрушку, вот ужас будет! А, может, мне вообще нужно кому-то её отдать? Ну, например, Вригу из соседнего дома? Он-то знает, что с такими делать. У него тоже такая игрушка была, он ей играл, и ему было так весело! Да, для него такие подходят. А я… Может, это я недостаточно хорош для этой игрушки?» Мы не были такими детьми, но стали именно такими взрослыми. Мы готовы отдать всё, что имеем, даже то, что подарено нам при рождении — лишь бы не нести за это ответственность. Таких, как мы… — Толпа ревела. И теперь, окружённая гулом голосов, бурлящая, движущаяся, она казалась куда больше, чем была на самом деле. Ни’Ро усмехнулся. — Да. Вы не такие. Ладно. Таких, как та дура, с которой меня угораздило угробить целый вечер, и покорять не надо. Их не нужно ломать, для них не стоит запасать цепей. Они и так в рабстве у своих страхов. Они складывают руки за спиной и не пытаются взять то, что их по праву, отговариваясь, что они, мол, связаны. Такие, как она, до конца жизни могут так и не узнать, что никто и никогда не связывал их. Что всё это время они могли взять и жизнь, и свободу, и любую другую хрупкую игрушку в собственные руки. Когда бы ни происходила эта дурацкая сходка, Роймо не понимал, почему она не привлекла внимание всего города. Потому как уличные голодранцы надрывались в приветственном крике, который чутко менял тональность, стоило только Ни’Ро поиграть интонациями. Ирнеину казалось, что этого психа даже не особо слушали. И вот это было плохо. Если людям не важно, что и как говорит их кумир, а волновало лишь то, что это говорит он… Да, пожалуй, за него они могли бы молчать на самых грубых допросах, начисто вытесняя из себя страх смерти. — Не так страшны те, кто сравнивают свободу с игрушками, — философски заметил Саигрей. На его лице читалась насмешка. — Куда хуже те, кто умудряются делать это убедительно. — Прониклись, командующий? Морго в ответ лишь улыбнулся. — Не то чтобы… Я никогда не отдаю своих игрушек. Роймо Ирнеин внимательно посмотрел на него. Невольно скользнул взглядом туда, где гордо сидели «осложнения», красноречиво намекая, что расследование ушло глубоко в задницу ещё до его начала. Тяжело вздохнул. — Этот фрик пытается сравнивать несравнимое, да ещё и перед людьми, половина из которых его не понимает. Я думаю, он молод. Только пока ты сам не нюхнул жизни, можно верить, что человеку нужна свобода. В мире чересчур много идиотов, которые первым же делом её испугаются и попытаются продать. Он считает, что вокруг него не такие люди, но на самом деле — их больше, чем он думает. Кто-нибудь из таких типов его и подведёт. Надо просто продолжить их ловить. — Не ты первый отмечаешь молодость Ни’Ро, — после непродолжительной паузы отозвался Саигрей, улыбаясь задумчиво и чуть печально. Ирнеину почудились в его тоне заботливые, почти отеческие нотки, и его передёрнуло. Опасаясь, что рот вновь сработает быстрее мозгов, Роймо только махнул рукой, призывая командующего убрать руку, позволяя проекции течь дальше. Очередной вдох Морго оказался печальным. Саигрей убрал руку. Нематериальный Ни’Ро словно только этого и ждал. Он презрительно ухмыльнулся. — Я знаю: есть люди, которые считают, что они — властители мира. Их угораздило родиться в правильное время и в правильных семьях, получить какое-то там жутко пафосное образование, и теперь они уверены, что лучше всех остальных. Больше того: они сделают всё, чтобы отобрать игрушки у всех остальных, даже если сами не будут ими играть. Я презираю таких людей. — И Ни’Ро неожиданно поклонился. Опешившему Роймо показалось, что глаза этого сумасшедшего смотрели прямо на него сквозь пространство, время и вязь заклинания. — Вот только нас куда больше, чем их. Куда больше, чем они могут себе представить и даже больше, чем они втайне боятся. Конечно, боятся, иначе их представители не явились бы сюда под личинами. — Что? — слабым голосом переспросил Ирнеин, сжимая кулаки. Старый шрам на щеке тянул и дёргал, как в непогоду. На сей раз Саигрей не стал задерживать ход проекции, и Роймо получил возможность оценить, как быстро всё происходило. Ни’Ро резким жестом повёл рукой. И в ту же секунду поверх голов его стада пронёсся тугой воздушный поток. Или не воздушный. Роймо Ирнеина куда больше волновало то, что, судя по траектории, заклятье пролетело чуть выше левого плеча Ни’Ро. Совсем чуть-чуть, но молодой дознаватель всё равно заметил и теперь усмехался. Ни’Ро пытался показать, что он — маг. Могущественный. Чего он хотел добиться этой демонстрацией: заполучить очередной рычаг давления на людей или увести следствие по ложной дорожке, этого Роймо так и не понял. Пока что. Проекция заколебалась, замигала. Удар, пришедшийся на её хозяина, заставил иллюзорный мир содрогнуться. Когда он накренился, Роймо понял: неизвестный маг, пробравшийся на сходку, падал оземь, будто его подсекли под ноги. Мостовая плеснула в лицо. В просторном кабинете Морго Саигрей будто бы встала на дыбы каменная кладка пола. Всё закачалось, как палуба корабля. Горизонт сместился. Теперь казалось, что дознаватели стояли в глубокой яме-ловушке, а застывшая в своём тёмном углу, жмущаяся к ногам Ни’Ро толпа возвышалась над ними, словно вековые деревья. Ни’Ро что-то говорил. Смеялся, быть может. Переулок наполнил крик, лишая Ирнеина возможности расслышать хоть слово. С того угла обзора, который открывался Роймо и Морго, можно было разглядеть, как кожа крупными кусками отрывалась с протянутой вперёд руки. Безымянный и безликий дознаватель пытался дотянуться до выпавшего оружия, пока заклятье, насланное цепным магом Ни’Ро, обнажало его мышцы и сухожилия. — Твою мать, — растерянно пробормотал Роймо. — Угу, — отозвался Морго, которого было что возразить насчёт формы заявления подопечного, но вот по сути — ни отнять, ни прибавить. — Мы делали экспертизу. Это не боевое заклинание. Ты удивишься, но это вообще-то лекарский трюк. Только модифицированный. — На причинение увечий? — тихо переспросил Ирнеин. Ответ был ему не нужен. Молодой дознаватель видел, как кровью полнились стыки между каменных плит, как мерцала проекция, готовая оборваться в любое мгновение. И тут изображение выровнялось, будто кто-то подхватил уже практически распавшиеся вектора, придержал их — и резко сменил угол обзора. Теперь дознаватели глядели на ситуацию с высоты, и перед их ногами было море движущихся голов, испуганные лица, обращённые к ним… Ни'Ро, или кто там колдовал для него, попросту украл чужие чары. Где-то в отдалении, у самой стены, бились, захлёбываясь кровью, двое дознавателей. Ветер, налетающий короткими резкими порывами, срывал с них не только фальшивые личины, но и кожу, будто и она по мнению Ни’Ро была лишней деталью, чем-то, призванным скрывать истину. Это было худшим видом магии, худшим способом продемонстрировать силу — по мнению Роймо. Ни’Ро не просто убивал, он убивал мучительно. Чтобы бороться с такими, как он, Ирнеин потратил целую жизнь на учёбу. И неважно было, что говорил этот фрик, как убедительно он отстаивал свободу и сколько придурков шли за ним. Его путь, даже если он якобы вёл к свету, был путём грубого насилия. «А значит этот путь будет коротким», — решил Роймо Ирнеин, тяжело опускаясь обратно в кресло. Ни’Ро смотрел на дознавателей. «Осложнения» смотрели на Ирнеина со стола — и из папки с материалами дела. — Удивительно, — тихо сказал Ни’Ро, будто обращаясь к старому другу, что стоял у него за плечом. — Они планировали вызвать сюда группу захвата. Окажись на их месте я или любой из моих товарищей, это казалось бы вам справедливостью. Что вы скажете теперь? Вот это — справедливо? Ведь это лишь ответ на то, что вы сделали бы со мной и с моими друзьями. Его рука с толстыми короткими пальцами уверенно указала туда, где метались два изуродованных, но ещё живых тела. И в звуках, которые они издавали, не было ничего человеческого. В эту секунду Роймо осознал, что Ни'Ро говорил не со своими ручными психами и даже не с магом, что прислуживал ему. Он обращался к нему, к Ирнеину. К Саигрею. К любому из дознавателей, что посмотрел бы проекцию, желая поймать его. — Он знал, что за ним наблюдали. И хотел, чтобы мы увидели всё это. Заранее настроился перехватить проекцию… Как вообще можно перехватить проекцию? Саигрей лишь пожал плечами. — Если помнишь, я учился на дипломата, а не на разведчика. Думаю, нужно уточнить у кого-нибудь из отдела связи. Теоретически это не должно быть сложнее, чем встроиться в чужое заклятье. А вот практически — с таким я сталкиваюсь впервые. — Саигрей захлопнул папку с делом и кинул её на стол, сбивая бумаги. Проекция сомкнулась, как страницы книги, и растворилась в воздухе. Роймо вздрогнул. «Осложнения» вновь прыгнули ему на колени. Каждому человеку рано или поздно хочется, чтобы у него кто-то посидел на коленках. Но мало кто представлял в этой роли именно осложнения. Роймо Ирнеину подобная диспозиция не понравилась тоже, и потому мужчина брезгливо стряхнул с себя бумажную фигурку. — Двое дознавателей скончались от полученных ран на месте. Дело ты наследуешь за ними. — Морго горестно покачал головой, будто ему до боли не нравилось что-то. То ли гибель подчинённых, то ли назначение Ирнеина. Роймо прищурился. — Ты правильно сказал, Роймо. Этот тип — хитрый сукин сын. Модифицированное лекарское заклинание, захват чужой проекции — это только магические трюки, которыми он щеголял, — устало перечислял Морго, демонстративно загибая пальцы. Роймо наблюдал за ним, не моргая и будто бы даже не дыша. — Это не говоря уже о том, что Ни’Ро как-то узнал, что мы планировали операцию захвата, и разведал подробности. Он ведь точно знал, где и под какими личинами будут стоять наши люди, перекрыл обходной переулок, по которому должна была следовать группа захвата, как-то подготовил пути отступления для своих же людей… Он проделывает такое слишком часто — и почему-то не ошибается. — И всё же вы вызвали меня так поздно, — перебил его молодой дознаватель. В его голубых глазах, глазах вырожденца, чья семья поколениями гробила свой бесценный дар, не было никакой силы. Но Морго Саигрей, только уловив взгляд подопечного, почувствовал себя исключительно нехорошо и отвернулся, принявшись с упоением наводить бардак в ящиках стола. — Ни’Ро набирался сил, экспериментировал, нарабатывал опыт, захватывал умы идиотов, убивал людей и грабил банки — а вы нагружали меня всякой жалкой ерундой вроде дела Кароя, — не отводя взгляда, продолжал Ирнеин, и его тихий голос набирался рокочущей, угрожающей силы. — А дальше? Не прикончил бы Ни’Ро этих двоих, так и продолжали бы подсовывать мне абсолютную хрень? Прямо вижу: «Роймо Ирнеин, лучший дознаватель Дома Скорби, героически расследует дело о пропавшем яблоке»! Вместо того, чтобы взяться за самое важное дело, которое только перепадало нашему отделу за последние два года. — И самое опасное, — сдержанно напомнил Саигрей, нервно поводя плечами. Ирнеин поглядел на него с изумлением. А затем нервно, принужденно рассмеялся. — Не шутите так, командующий, ладно? — Я не хочу, чтобы это дело стало твоим последним, — не обращая внимания на попытки подчинённого обратить всё в шутку, отозвался Саигрей. — Ты единственный, за кого в нашем отделе действительно не стыдно. И единственный хороший человек, что бы кто ни думал… И что бы ни думал ты сам. — Роймо, уже открывший было рот, чтобы заявить, сколь плевать ему было на чужое мнение, закрыл его, так и не выдавив из себя ни звука. — И, к несчастью, ты же — тот, у кого есть хоть какие-то шансы раскрыть это разнесчастное дело. Поэтому… — Морго выразительно помахал папкой, словно белым флагом. — Хватай это, хватай расширенные полномочия, собирай команду шестёрок, тряси информаторов, скачи к счетоводам, чтобы выдавали тебе любые суммы на расходы… И будь осторожнее. Худо будет, если Ни’Ро снова разведает, кому упало сомнительное счастье с ним возиться. — Ни’Ро сдохнет, — сдержанно пообещал Роймо, забирая протянутую ему папку. Молодой дознаватель делал вид, что не расслышал бурного расхваливания своих талантов на стезе сыска. Но он расслышал — и все в кабинете это знали. — После поимки и суда. И вот тогда ему будет «справедливость». А если дадут право выбрать, как именно он умрёт, то ещё и «свобода». — Постарайся не составить ему компанию в посмертии, — серьёзно отозвался Саигрей, показательно придвигая к себе чашку с остывшем чаем. По-армейски чётко склонив голову, Роймо развернулся на пятках и вылетел из удушливо гостеприимного кабинета, где у него, по всей видимости и вопреки приложенным усилиям, завёлся верный друг. Это мешало. Это оказалось не к месту. Это… Это говорило, что теперь Роймо Ирнеин обязан был поймать Ни’Ро, чтобы нового друга не подвести. Да ещё и не умереть при этом. «Не то чтобы я собирался… — думал молодой дознаватель, перехватывая секретаря с сегодняшней корреспонденцией и жестом размыкая охранные заклинания на двери уже в свой кабинет. Ирнеину вспомнился оглушительный вопль заживо скальпируемых предшественников, и Роймо тяжело вздохнул. — Но всё же… Всё же… Чего?» Роймо с силой захлопнул дверь за своей спиной и расправил свежую газету. — Ах ты мразь нахальная, — прошипел он, скользя взглядом по строчкам. На первой полосе, оглушительно воняя свежей краской, красовалось криво отпечатанное сообщение:«БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ НА СТРАЖЕ ЗАКОНА Этим утром старшему дознавателю Дома Скорби Роймо Ирнеину было поручено вести нашумевшее дело Ни’Ро, отпетого бандита, терроризирующего улицы различных городов по всему миру. Однако можно не сомневаться: этим бесчинствам скоро придёт конец. Ведь Роймо Ирнеин известен нашим читателям не только своим стремительным подъёмом по карьерной лестнице, очаровательной мордашкой и трогательно тесной дружбой со своим непосредственным начальником. В прошлом году именно он героически спас и вернул на службу пропавшего без вести командующего Ратагаари, наверняка запомнившегося нашим читателям многочисленными дебошами, злоупотреблением полномочиями и пристрастием к несовершеннолетним курсанткам Никарена. Ещё годом ранее подавил восстание в провинции Чакхеш, известное с тех пор как под названием «Чакхешская рубка». Наша редакция не сомневается: данное назначение можно расценивать как добрый знак для закона, порядка и, естественно, народа. Наша газета ото всей души поздравляет дознавателя Ирнеина с непредсказуемым назначением и желает скорейшего окончания расследования. И да не запятнает рыцарь сияющие доспехи кровью тех, кого поклялся защищать»
Роймо Ирнеин, известный не только своим стремительным подъёмом по карьерной лестнице, но и очаровательной мордашкой, эту самую мордашку скривил и грязно выругался, оглядываясь: не притащил ли он треклятые «осложнения» с собой, не попали ли они часом в карман? В кармане «осложнений» не было. Зато в сплошные осложнения теперь превратилась его жизнь.