Так пей мою кровь! Пей без сожаления. Слушай мою душу без слов, Меняя осколки снов На откровения. Дом Ветров, «Кровь»
— Он не может, — с надрывом выдохнул светловолосый и тонкий молодой человек, сжимая в руке обрезки тканей и шкур. В его льдистых глазах полыхало отчаяние. — Он не может сесть на фороссу сейчас! И не сможет добраться до города. Ему… не осилить нескольких дней пути. Тэртакватсурэ лишь недовольно поджала красиво очерченные губы, ничуть не потерявшие ни от возраста, ни от жизни в пещере, вдали от света Фира. Ирнеин молча опустился на корточки рядом со шкурой, на которой устроили Авирэ. Провёл тряпицей, смоченной в каком-то травяном настое, по бледному лбу, стирая кровь, сочащуюся из длинной кривой ссадины. Аккуратно обтёр края раны чуть выше, там, где участок волос юноши отошёл от черепа и теперь висел на длинной полоске кожи, кое-как прилаженной на место. Даже сквозь тряпицу можно было ощутить сухой болезненный жар, исходящий от Авирэ. — Никто не собирался возвращаться сюда, — едва слышно шепнул Ирнеин. — Мы уже были в паре часов пути от Перевала Крика и хотели уезжать. Но он… умирает. — Слабых смоет слезами, — невозмутимо напомнила вождь. Ирнеин вздрогнул. Плечи его чуть опустились, а затем снова напряглись. — Сколько вам лет? — тихо спросил он. Тэртакватсурэ усмехнулась. — Почти сто восемьдесят, мальчик. И Ирнеин, и Герв’Ис в первое мгновение слегка недоумённо переглянулись, а затем внимательно посмотрели на эту женщину, поначалу показавшуюся им лишь едва ступившей на путь вызревания красоты и жизненной силы. В сто восемьдесят маги уже были дряхлыми развалинами, живущими лишь за счёт собственной магии, невзирая на уверения исследователей, сладко поющих о том, что ворожеям под силу отмахать и семь сотен лет. Но затем Ирнеин мрачно хмыкнул и протянул: — Ну да, мэвары ведь живут дольше всех остальных… Сто восемьдесят. — Он вскинул голову, встречаясь взглядом с багрянцем глаз Тэртакватсурэ, и рявкнул. — А ему двадцать! И он вряд ли переживёт эту ночь! Саигрей, конечно, говорил им, что мэвары были щепетильны в некоторых границах, например, в территориальных, и игнорировали все остальные. Скажем, границы приличий. Он утверждал, что мэварам наплевать на проявление чужих эмоций. Но Герв’Ис всё равно решил вмешаться. Перспектива потерять ещё одного напарника ему не нравилась. — Командующий скоро вернётся, — твёрдо сказал он, становясь между Тэртакватсурэ и Ирнеином, что сидел, забившись глубоко в угол, и сжимал несчастную тряпку так, что лечебный состав капал с неё на земляной пол. — Он помог нам довезти нашего товарища и сразу уехал. Без нас ему потребуется около четырёх суток, чтобы добраться до территории ближайшего селения и поискать лекаря. Если там не окажется подходящего мага либо того, кто умеет открывать порталы, уйдут ещё примерно сутки на то, чтобы добраться до города. После он найдёт лекаря и выбьет разрешение на организацию перехода. В самом лучшем случае мы покинем вас уже через две недели. И больше никогда не вернёмся, слово мага. Герв’Ис нахмурился. Едва заметное сияние облекло его глаза, губы и стекло к сердцу, словно замыкая его в светящийся замок, различимый даже сквозь кости, мышцы и ткань. Мгновение — и всё погасло. Ирнеин даже понять ничего не успел. — Стой! Потеряешь возможность ездить сюда дипломатом! — удивлённо выдохнул он, глядя на то, как Герв’Ис спокойно размял плечи, явно удовлетворённый результатом своей работы. — Дурак. — У меня ещё есть другие дороги и другие возможности. А у Авирэ не будет, если нас сейчас посадят на форосс и пожелают доброй дороги. — Герв’Ис снова посмотрел на Тэртакватсурэ и развёл руки, словно предлагая рассмотреть себя получше, отметить и отсутствие оружия, и пустые ладони, и беззащитную позу. — Что ещё, Всеблагая Мать? Хотите прочитать наши намерения? Что же, давайте, только быстрее. Ирнеина надо сменить, это он тащил нашего друга всё это время. И он спокойно поднёс запястье ко рту вождя. Тэртакватсурэ снова усмехнулась. А затем молниеносно наклонилась и впилась в предложенную руку удлинившимися зубами. Ирнеин быстро отвернулся. Его била мелкая дрожь. Уж лучше бы его направили тренировать пси-магию, читая сокровенные желания преступников и выискивая раскаявшихся. Не так статусно, не так почётно, но… Там, в тюрьмах, дикие звери в человеческом обличье сидели в клетках. А здесь, в Канерданских горах, они правили балом и решали судьбы всех. И его самого в том числе. — Вы можете остаться до тех пор, пока ваш товарищ не поправится достаточно, чтобы удержаться в седле, — наконец спокойно заявила Тэртакватсурэ. Герв’Ис, просияв, хотел было сказать что-то, но вождь перебила его. — И твою клятву я не приму, низинный. Мэвары рады будут встречать тебя и впредь. Заклятье, прочно вошедшее под кожу, внезапно вспыхнуло вновь и распалось крохотными быстро гаснущими осколками. Тэртакватсурэ покинула хижину, больше не оборачиваясь. — Мэвары умеют размыкать чужие клятвы, — заторможенно отметил Герв’Ис, растирая грудь. — А ведь я даже не из её рода… Может, это потому, что она выпила моей крови? Что она во мне такого увидела, что разомкнула такую выгодную для неё клятву? Ирнеин задумчиво посмотрел на Герв’Иса, слегка растерянного, бледного, буквально потерявшегося в бордовом камзоле, выглядевшем старше, чем он сам. Конечно, наспех придуманный план был далеко не идеален. Герв’Ис ничего не знал о соглашении Ирнеина и Саигрея. Он был чист. Его намерения — тоже. Значит, Тэртакватсурэ, или кто там за неё, должна была прочитать именно его. Прочитать обязательно, чтобы увериться в невинности помыслов гостей её рода. Значит, нужно было спровоцировать её. И при этом — не попасться под чужой укус самому. Тут следует указать, что на вопрос, как же этого добиться, Ирнеин ответа не знал. Все его действия были основаны лишь на импровизации и везении. Ирнеин старательно отсел подальше, в самый угол хижины, чтобы к нему неудобно было подобраться, а ему самому — неудобно вылезать. В крайнем случае он даже готовился сослаться на малокровие, головокружение или боязнь открытых ран… И кто бы знал, что Герв’Ис возьмёт и полезет защищать его героической грудью! Иногда никаренцы… Такие никаренцы. На лице напарника Ирнеин читал что-то вроде: «это мой друг; он устал, ослаб, перемазался в крови и переволновался, и я буду не я, если позволю какой-то сумасшедшей старухе его кусать!» Подобная взаимовыручка в литэраруме Шатаар не пропагандировалась. Откровенно говоря, подобное качество Ирнеин и его сокурсники всегда считали слегка… Надуманным. Всё это рыцарство, грудь-на-амбразуру и прочие глупости. Ну кому в здравом уме придёт в голову рисковать жизнью ради едва знакомого мага? Мага, с которым ты и не общался толком, а лишь выслушивал от него колкие шуточки? Столкнувшись с таким человеком вживую, Ирнеин был огорошен. Он словно бы с разгона впечатался во что-то надёжное, стеноподобное, и разбился об эту неподвижную махину чужого героического упрямства. Зато теперь он точно знал, что заставило Тэртакватсурэ передумать на их счёт. — Думаю, она увидела что-то большое и светлое, — тихо сказал Ирнеин, откладывая перепахшую травами тряпку. Теперь, напоровшись на это «большое и светлое», нужно было умудриться собрать себя по осколкам, сгрести силы в кулак и сделать-таки задуманную гадость. — Спасибо, Ис. Никаренец тепло улыбнулся и хлопнул Ирнеина по плечу. — Прорвёмся, — пообещал он. С чего он взял, что Ирнеину позарез нужны были утешения и почему решил поработать жилеткой — сложно сказать. Но отчего-то всё же взял и решил. Вот так просто. И Ирнеин ему поверил. — Обязательно. Присмотришь за ним? Мне бы действительно хотелось смыть с себя всё… Это. — И поспать. — И поспать, — покорно согласился Ирнеин, поднимаясь. На душе было светло и тяжко одновременно. А на лице — свежо и ало. Когда закат падал на Канерданские горы, мэвары оживлялись. Со стороны казалось, будто вся кровь, которую они пролили, и вся, которую только собирались пролить, поднялась к небесам, чтобы рухнуть и затопить собой землю. В багровом свете горные вершины и острые скалы казались выточенными из цельного рубина. Мэвары же, статные, высокие, загорелые, теперь, облитые алым, походили на старых, забытых богов. Глядя на них, можно было уверовать. В человека или в природу, в чьих силах создать такое великолепие, сказать сложно. Ирнеин старался не озираться, прекрасно понимая: это привлекало внимание. А маг уж точно не хотел, чтобы кто-то решил, будто он вёл поиски. Впрочем, следует отметить, что долгими они не были. Вектора магии в этой деревне искривлялись так, что голова слегка кружилась. И Ирнеин ещё на въезде в селение определил его источник. «Теперь внимательнее», — самому себе напомнил он, смещаясь в противоположную сторону. — Девушки, никто не подскажет, где симпатичному молодому парню можно смыть всю ту дрянь, что налипла за четверо суток пути? Две мэварки слитным движением вскинули головы, и Ирнеин с усилием, но заставил себя не ёжиться под взглядом их алых глаз. В это мгновение шатааровец вспомнил, что был с ног до головы перемазан в чужой крови и наверняка представлял собой до боли аппетитное зрелище. И уж точно не такое, какое обычно производили молодые симпатичные парни на представительниц противоположного пола. — Река, — бархатно хмыкнула одна из девушек. Лёгкий акцент в её исполнении звучал почти обаятельно. Вот только глаза, алеющие в лучах заходящего Фира, отпугнули бы и самого храброго. Ирнеин сильно сомневался, что подошёл бы к ней, даже не расскажи им командующий правду об этом диком народце. — В пяти минутах. — Какая чудесная новость! Составите компанию? Мэварки переглянулись, а затем рассмеялись. Кажется, если что в Ирнеине и произвело на них впечатление, то разве что чувство юмора. — Нет, — хором заявили они. — Так может, хотя бы проводите? — заискивающе протянул Ирнеин, наклоняясь к одной из них. — Заодно и познакомимся. Моё имя — Роймо Ирнеин… Глаза девушки ярко полыхнули, а сама она ловко вывернулась, отползая подальше. Коротко, почти стыдливо, мелькнули между полными губками солидные клыки. — Иди так, чтобы Фир светил тебе в спину, не потеряешься, — низко, с подрыкиванием посоветовала мэварка. Ирнеин примирительно поднял руки перед грудью и сделал пару шагов назад. И только оказавшись на порядочном расстоянии от местных красавиц, маг развернулся и пошёл в указанном направлении, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег. В одном эти обворожительные чудовища были правы: Ирнеин и впрямь не собирался теряться. Реку он заприметил уже давно. Примерно тогда же, когда отслеживал Резервуар, преломивший вектора магии. В стороне, где находился источник искривления, за деревьями вполне заметно серебрилась вода. Теперь, когда у Роймо была вполне сносная легенда «не я туда пошёл, меня направили», можно было и посмотреть на драгоценного Резервуара мэваров. Деревня осталась за спиной. Ирнеин отчётливо слышал журчание буйной реки. Когда маг, отведя ветки от лица, смог оглядеть местность, он вынужден был признать: смотреть было не на что. Точнее, не на кого. Пожалуй, если бы вокруг этого ребёнка магия не приходила в состоянии полной невменяемости, Роймо и не обратил бы на того внимания, настолько нормальным он выглядел. Ну, для мэвара, конечно. Мальчишка обернулся на хруст камней под ногами мага, а когда тот подошёл ближе — попятился, низко припадая к земле, словно ночное животное, на которое направили луч света. Тёмные, почти чёрные волосы пышной густой гривой ниспадали на спину и плечи Резервуара, закрывая, пряча. Но даже несмотря на это, нетрудно было рассмотреть крепкие руки и ноги, длинные хваткие пальцы и кожу, покрытую ровным загаром. Глаза цвета дорогого, выдержанного вина неотрывно следили за Ирнеином. Они безусловно выглядели самой подвижной и выразительной частью юного лица. На всём же остальном виделась печать отстранённости и задумчивости. Полные, как и у всех мэваров, яркие губы не были ни сжаты, ни приоткрыты, как следовало бы ожидать. Напротив, расслабленные и практически безучастные ко всему, в сочетании с гладким высоким лбом и неподвижными бровями, они производили впечатление странной заторможенности. Будто Резервуар ещё не осознал, что ему следовало беспокоиться из-за присутствия чужака. Нет, право, обычный мальчик. Чересчур тихий и задумчивый на взгляд Роймо, который вырос вместе с двумя братьями и сестрой и привык, что дети патологически не умели молчать и сидеть смирно. А так — обычный. Но — ничуть не похожий на людей. Для девятилетнего мальчишки он был чересчур высок. Для приличного ребёнка — слишком взлохмачен. Для мага — слишком силён. Ну, а для человека — до неприятного красноглаз. — Ой, прости, я не знал, что тут кто-то есть, — снова принялся беззаботно болтать Ирнеин, стаскивая с себя рубаху. Перевязь с ножами он предусмотрительно оставил в хижине. Мальчик не двигался. — Мне сказали, что искупаться у вас можно только здесь, собственно, потому и пришёл. А тут ты. Вот так совпадение. Чем занимаешься? В воцарившейся тишине мальчишка только опустился чуть ниже, припадая на три конечности. Он балансировал на пологих камнях, будто нарочно набросанных в прозрачную воду. Ирнеин почувствовал лёгкую досаду. — Хотелось бы мне знать, умеешь ли ты говорить и понимаешь ли меня, — задумчиво протянул Роймо, давя раздражение в зародыше. — Не знаю ваших традиций. Может, вас вообще говорить лет с десяти учат. Стремительное движение заставило Ирнеина отшатнуться. На долю секунды ему показалось, что Резервуар сейчас спружинит и прыгнет на него, как пустынный зверь роцари, известный своей подвижностью и молниеносными рывками. Успела даже промелькнуть мысль о недетски крепких клыках, разрывающих артерии и пережёвывающих куски мяса… А затем Ирнеин заметил, что свою жертву мальчишка уже поймал. На его грубоватой рогатине, которую Роймо раньше не заметил, слабо трепыхалась довольно крупная рыбина. Мальчишка убил её, так и не отведя взгляда от чужака. А затем, бросив улов в небольшую глиняную миску, Резервуар всё же сказал: — Я говорить плохо. Тебя понимать. Роймо подошёл ближе, пытаясь смириться с тем, что мальчишка следил за ним, не отводя взгляда своих жутковатых глаз. Их разрез и заметно опущенные вниз уголки придавали Резервуару вид слегка сонный и печальный, и оттого становилось ещё больше не по себе. — Тогда прекрасно. Я тебе не мешаю? — Нет. Мальчишка снова замер в неподвижности. Даже своё «копьё» опустил, будто опасаясь, что рыба его увидит и всё поймёт. Разговор категорически не вязался. — Жалко рыбку? — брякнул Ирнеин первое, что в голову пришло, хотя на самом деле он не удивился бы, начни этот юный мэвар жрать добычу сырой и живой, обляпываясь кровью и оставляя на спутанных волосах ошмётки рыбьих потрохов. — Жалко ты, — хмыкнул мальчонка. — И других ты. Около минуты Ирнеин переваривал мысль о других версиях его самого. Следует отметить, что неразговорчивый, задумчивый ребёнок с ужасным акцентом и мизерным словарным запасом едва не довёл его до зарождения параноидальных идей. А потом Роймо всё же нашёлся. — Моих друзей? — Резервуар кивнул. — Ты для нас рыбу ловишь что ли? — Большой Мать говорить вы немощные, — просто отозвался мальчишка, заставляя Ирнеина скрипнуть зубами. — Надо поймать для кормить. Сами не мочь. Ничего не уметь. Правду сказать, Ирнеину было, что на это ответить. Но ни к чему сейчас всё портить. — Вообще-то ранен из нас только один, — привёл, на его взгляд, вполне нейтральный аргумент Ирнеин. — Остальные вполне могут сами о себе позаботиться. В ответ он получил полный скепсиса взгляд. Впрочем, данное утверждение требовало серьёзных уточнений. В полусонных глазах маленького мэвара это походило скорее на лёгкое сомнение. Но Ирнеин всем собой чувствовал, что под обманчивой безэмоциональностью прямо сейчас скрывалась колкая насмешка. — Могу доказать! — Ирнеин уверенно наступил ногой на один из камней и тут же чуть не упал в воду. Старательно игнорируя хмыканье мальчишки, он всё же подобрался поближе и протянул руку к рогатине. — Хочешь, покажу? У меня неплохо получается. Я Роймо, кстати. — Умуорвухтон, — представился мальчишка в ответ. Ещё пару секунд они молчали, только бодро шумела быстрая река. — Уму… — Ирнеин честно попытался, а потом едва слышно выругался. Почему-то по общему звучанию получилось похоже на это, с позволения сказать, имя. Умуорвухтон снова насмешливо фыркнул и подал Роймо копьецо. Видимо, мэвар ждал, что Ирнеин тут же выпустит скользкую палку из рук, возьмёт его неправильно или шлёпнется в воду сам. Однако Роймо, повозившись, принял достаточно устойчивое положение и занёс рогатину для удара: в отличие от Умуорвухтона, напугать рыбу он не боялся. — Мне в детстве тоже это нравилось, — поделился он, внимательно следя взглядом за каждым движением в прозрачной воде. — У нас, правда, не река была, а озерцо недалеко от города. Туда все мальчишки бегали. Всё в камыше и ряске, грязное, стоячее, сейчас я бы в жизни туда не полез. А раньше нравилось. Особенно когда ты умудрялся залезть в это озеро первым, «воду разведать». По весне лёд, бывало, сойдёт только-только, по берегам ещё снег, а ты под утро крадёшься, как дурак. И в воду лезешь, тоже как дурак, а она холодная. Ледяная. И потом стоишь перед мальчишками, весь мокрый и в какой-то зелёной дряни, но счастливый такой… И все завидуют. Потому что так же хотел бы каждый, но решился в этом году только ты. Но за тобой никто не полезет, бесполезно уже, право первенства в этом году за тобой. И все будут ждать, пока станет тепло и вода не нагреется. Играют себе на улице… Пока ты валяешься больной, лихорадящий, но всё равно счастливый. — Ирнеин улыбнулся, прикрывая глаза, подставляя лицо Фиру. Тёплый свет скользил по лицу, как ласковые мягкие пальцы. Они были тёплыми, а вокруг — так свежо. И проточной водой пахло. Мелькнула мысль, что в этой реке, вполне возможно, мэвары веками отмывались после кровавых пиршеств. Счастливое видение ушло мгновенно. Ирнеин спохватился. — Озеро — это… — Знать, — перебил его Умуорвухтон. — Видеть озёра. Тут есть. — Надо же, какой у тебя богатый жизненный опыт в твои-то годы. Озёра видел… — не удержался от сарказма Роймо. А потом подумал — а почему, во имя Граней, он пытался удержаться? Всё равно мальчишка не поймёт. Коротко размахнувшись, Ирнеин с не меньшей ловкостью, чем Умуорвухтон, проткнул рогатиной шмыгнувшую к камням рыбину и вытащил её из воды. — А море видел когда-нибудь? Он знал, что нет. Мэвары никогда не покидали Канерданских гор, если, конечно, не случалось чего-то ужасного. Порой, как писали в книгах, они и от собственного поселения за всю жизнь не уходили дальше, чем на десяток а-кариев. О далёком ласковом южном море или куда более близком, но суровом северном этот мальчуган наверное даже не слышал. — Меня оно поразило, когда я впервые его увидел, — задумчиво признался Ирнеин, старательно возвращая в их беседу хоть какой-то намёк на доброжелательность. Впрочем, с его неуместной тягой к романтике, совершенно нелепой для шатааровца, это было весьма просто. — Оно такое… Огромное показалось. Как небо, только синее-синее, и всё из воды. И берега не видно, и места, где кончается море и начинается небо — тоже. Никак не разглядеть. И сразу такая мысль странная, что оно не кончается вообще. Что всё вокруг внезапно стало морем. И даже если уехать очень далеко, оно всё ещё будет с тобой. Ты бы хотел увидеть море, ребёнок? Умуорвухтон задумчиво наклонил голову вбок. Его взгляд, и без того не особенно сосредоточенный, после этого словно туманной дымкой затянулся. — Да, — после продолжительного размышления заявил Умуорвухтон. — Вода хорошо. Нравиться. Ирнеин тихо рассмеялся. — Да, мне тоже. Почему-то все самые лучшие воспоминания очень часто связаны с водой. С озёрами, речками за родительским домом, морем, танцами под дождём, лужами, в которых видно радугу… Думаю, если мне удастся сегодня помыться до темноты, это тоже будет неплохо. Мне кажется, этой рыбы уже хватит, если ты ловишь её только для нас, конечно. Мальчишка молча заглянул в миску, задумчиво прикусил губу, будто ведя сложный подсчёт, а затем пружинисто вскочил на ноги и ловко перепрыгнул на берег. Секунда — и он скрылся в зарослях. — И тебе тоже до встречи, — насмешливо протянул Ирнеин. Что же, у этого зверёныша не было выбора. Ему было суждено увидеть море, даже если для этого его пришлось бы связать по рукам и ногам и волочь за фороссой. Теперь, когда шатааровец чётко представлял, как Резервуар выглядел, мог узнать его со спины и по голосу, это не должно было составить проблем. Тихо хмыкнув, Роймо полез в ледяную воду.***
Умуорвухтон был там же, где и всегда. Сидел на камне рядом с речкой и тихо строгал что-то. На подобие ножа в его руке больно было глядеть. То была обычная короткая, но толстая палка, в которую умудрились загнать лезвие. Выглядело это до того криво, косо и ненадёжно, что проще уж было считать, что мальчишка вовсе не вооружён. — Роймо, — улыбнулся Умуорвухтон, лишь едва услышав шаги, и только затем поднял голову. — Другой ты? За две недели Ирнеин привык к его своеобразной манере справляться о здоровье Авирэ. Поначалу Роймо принимал это за вежливое любопытство и ещё гадал, кто и как обучил дикаря манерам. Потом, впрочем, понял, что Умуорвухтону, скорее всего, не хотелось, чтобы чужаки уезжали из селения. Мальчишка был одинок. Быть может, именно это, а никакой ни разрез глаз, придавало ему такой отрешённо-печальный вид. Возможно, все в этом селении были по-своему одиноки. Детей тут в основном предоставляли самим себе. Мэвары чувствовали, что каждый из их рода здоров, не отошёл чересчур далеко и не испытывал сильных негативных эмоций — значит, всё в порядке, и никаких вмешательств в чужую жизнь не требовалось. Мэварам попросту не требовалось проявлять интерес друг к другу, ведь всё, что нужно, они узнавали эмпатически. И даже сочувствие не требовалось от них: поддержка рода, должно быть, ощущалась каждым из его членов постоянно. Кому-то этого хватало. Умуорвухтону, очевидно, нет. Его тянуло к живому общению. Поначалу замкнутый, теперь он искренне старался разговаривать и радовался, что кто-то интересовался его жизнью и занятиями. Ирнеину не нравилась мысль, что, вполне возможно, он станет для мальчонки источником проблем с доверием: нельзя бить зверюшку, которую сам же прикормил, взламывая её инстинкт самосохранения. Ведь ему, по большей части, было на этого ребёнка наплевать. Но Роймо был хорошим курсантом и магом, верным своим идеалам. И потому он продолжал общаться с Умуорвухтоном. Не каждый вечер, дабы не вызывать подозрений, а от случая к случаю, когда возникала очевидная необходимость сходить к реке. Например, чтобы постирать одежду, выкупаться или набрать воды. Сегодня за грудой тряпок Роймо прятал пригоршню ягод. — Авирэ снова приходил в себя, — поделился Ирнеин, присаживаясь на ствол поваленного дерева. — Жаловался на боль в ногах, просил воды, а затем снова отключился. Ваша целительная магия... Просто нечто. Ему всё ещё плохо, но, надеюсь, угрозы для жизни нет. Мы хотим попробовать перевезти его. Мне кажется, Авирэ уже в состоянии перенести дорогу. Командующий задерживается, а нам бы не хотелось злоупотреблять вашим гостеприимством так долго. Золотистые лучи света, пронзающие мозаику из листьев, падали на лицо мальчика, придавая его коже пятнистый окрас. В тени были его губы и нос. Зато ярко освещённые глаза казались совсем светлыми, будто их обычную яркую насыщенность разбавили водой. Умуорвухтон молчал. Роймо пожалел, что использовал такие сложные слова, как «гостеприимство» и «злоупотребление». Впрочем, главное Резервуар всё же уразумел. — Уезжаете? — тихо спросил он. Поначалу Роймо лишь слегка отстранённо удивился правильной формулировке вопроса. И только затем заметил, что мальчишка, похоже, расстроился. Не то чтобы на его безучастном лице это было чересчур заметно. Но по тому, как Умуорвухтон непривычно наклонил голову и сгорбил плечи, всё стало очевидно. — Не переживай, — хмыкнул Роймо, приобнимая его за широкие плечи. Чересчур широкие для его возраста, но с этим оставалось только смириться. Кому-то всю жизнь приходилось тренироваться, чтобы не выглядеть хилым и тонким, а другим всё давалось с рождения. Зато Ирнеин хотя бы не рос среди сумасшедших дикарей. — Такое бывает. Какие-то вещи приходится оставлять позади. Каких-то людей — тоже. Зато ты сможешь увидеть море. — Что? — мальчонка удивлённо округлил алые глаза. — Ничего. Кстати, смотри, что есть. Будешь? Роймо откинул тряпицу, явив миру пригоршню крупных водянистых ягод. На красноватой кожице смутно выделялись едва заметные прожилки. Умуорвухтон чуть вопросительно посмотрел на Роймо, затем на ягоды и снова на мага. — Бери, бери, — одобрительно подначил тот. Пальцы шатааровца сжали и тут же отпустили ветку дерева. Выдавать нетерпение было нельзя. Больше не размышляя, Умуорвухтон потянулся к ягодам и аккуратным движением взял несколько из них. Осторожно, явно стараясь не раздавить их, подтянул поближе, быстро рассмотрел, а затем отправил в рот. «Раскусывай!» — остро полыхнуло в мозгу Ирнеина. Мальчонка характерно двинул челюстью… И замер. Печаль из его глаз испарилась. Сразу. Зато изумление, куда более яркое, чем обычно, прочно обосновалось за винного цвета радужками и теперь так и сочилось во взгляде. Умуорвухтон дёрнулся, будто хотел вскочить, открыл рот… — Тш-ш-ш, — успокаивающе протянул Ирнеин, обнимая мальца, чтобы не дать ему дёрнуться. Такое трогательное доверие: тот так и не испугался. — Это для того, чтобы тебе не было больно. Иначе мы слишком быстро привлечём внимание твоего рода. А привлекать внимание толпы людоедов — последнее, что мне хотелось бы сделать. Короткий, тщательно просчитанный удар, и ребёнок обмяк в руках Роймо. Ещё одно, не менее вдумчиво спланированное усилие, и вектора магии, до сих пор огибавшие Резервуар по широкой дуге, стали идти сквозь него, преломляясь и формируя нужные чары. Ирнеин не знал подходящих защитных заклинаний. Нет, он мог оборонить документы от чужих глаз или сделать пару конвертов непромокаемыми, но тут требовалось нечто совершенно иное. От бессилия Роймо наложил на Умуорвухтона чары, которыми обычно защищали посылки и мелкие письма от повреждений при перевозке. Вряд ли бы это серьёзно помогло, конечно. Сталкивая Умуорвухтона в воду, Ирнеин куда больше надеялся на знаменитую мэварскую крепость тела и спящую в нём магическую мощь. Бурное течение горной реки мгновенно подхватило расслабленное тело, увлекая его вперёд и на глубину. Теперь нужно было торопиться. Ирнеин быстро намочил груду тряпок, что держал в руках, и потащил обратно в хижину, придерживая своё алиби, как щит — прикрывая все стратегически важные места. Пригнувшись, проскользнул в кособокий, продуваемый всеми ветрами дом, «дверь» от которого вновь лежала на траве чуть в сторонке. Герв’Ис поднял голову и вопросительно глянул на него. — Ты быстро, — удивлённо протянул он и осёкся, глядя на груду не выстиранных, но заметно мокрых тряпок, с которых на грязный пол капала вода. — Что произошло? — Нужно уезжать. Сейчас. Не прощаясь. Ис отложил самодельную ложку, из которой он поил всё ещё бессознательного Авирэ бульоном, и выпрямился, сразу становясь на голову выше Ирнеина. И снова руку на плечо положил. От такого его поведения делалось неуютно. Будто всё то большое и светлое, которое раньше помогло курсантам удержаться в этом селении, обращалось огромным прожектором. Светом маяка. Этот свет лился, как вектора магии, прямо сквозь Ирнеина, сразу выхватывая главное, ту самую внутреннюю суть, которая была и вполовину не такой чистой, как у никаренца. Ирнеину казалось, что Ис видел его насквозь. Видел, что Роймо, вопреки муштре наставников литэрарума, всё же мог испытывать сомнение. Что он не чувствовал в себе достаточно внутренней силы, чтобы ввязываться в драку за любого незнакомого, но живого, дышащего человека, но хотел бы, чтобы эта сила в нём жила. Что мечта стать дознавателем была попыткой искупить это, помогать тем, кто этого заслуживал, хотя бы вот так, пост фактум, уже после свершившейся беды, но этим предотвращать другие. Что Ирнеин, в конце концов, не до конца верил даже в идеалы магии и собственного литэрарума, но прямо сейчас готов был следовать за ними. Что он верил в главное: Умуорвухтон, маленький Резервуар, действительно мог стать катастрофой, пока оставался в Канерданских горах живым. Ирнеин надеялся, что Ис видел: выбирая между вариантами «убить мальчишку» и «предать, переломать, увезти, но дать ему шанс на жизнь и будущее», он без сомнений склонялся ко второму, хотя, видят Грани, реализовать это было сложнее. — Что ты сделал с мальчиком, Роймо? — тихо спросил Герв’Ис, стискивая его плечо. «Наблюдательный… Почему он не в Шатааре?» — отстранённо подумал Ирнеин. Ему казалось, что от чужой ладони шла обжигающая нутро волна очистительного жара. Хотя это, конечно, бред. Ис даже не колдовал. — Это ведь Резервуар, да? Ты проводил с ним много времени. Всё ещё хочешь выполнить задание? — Герв’Ис тяжело вздохнул и убрал руку. — Понимаю. Я ведь тоже наблюдал за ним, Роймо. Он стабилен. Спокоен. Я бы сказал, что этот ребёнок какой-то… Полусонный. И теперь мне кажется, что ему лучше здесь. Будь такая магия у какого угодно другого ребёнка, я бы первым сказал, что его нужно забрать и обучать, пока он не обрушил эти горы и не похоронил собственный род вместе с парой-тройкой близлежащих городов. Но он… Такой… Статичный. Мне кажется, с таким характером он может и за всю жизнь не разозлиться достаточно, чтобы призвать магию. Так что я очень надеюсь, что ты не давал ему повода для злости. Давай оставим его здесь? Тэртакватсурэ права в одном: лучше, чем с семьёй, ему нигде не будет. «Ах, вот почему». — Мы не можем знать наверняка, — тихо ответил Ирнеин, жмурясь, как от боли. Он тоже думал об этом. Давно. Сейчас курсант пересказывал те же аргументы, что твердил самому себе, как мантру. — Он первый Резервуар среди мэваров. Что будет, если он начнёт пить кровь и есть человечину, как все здесь? Что станет с его характером? А с магией? А если в горы опять придут мародёры или бандиты, и ему вместе со всеми придётся защищать род? Убивать? Как вообще его врождённая магия крови будет сочетаться с мощью Резервуара? Я не возьму на совесть всю кровь, что он может пролить, только потому, что с семьёй ему, видите ли, лучше. Молчи, ты бы взял. Я знаю. Но ведь можно обойтись и без таких жертв. Герв’Ис тяжело вздохнул и отвернулся. Слегка огорчённый Ирнеин не сразу заметил, что никаренец обвешивался оружием и стаскивал поближе их небогатые пожитки. — Как мы выберемся из селения? — глухо спросил он. Тоже доверяя. Ещё один доверчивый. Первого, должно быть, течением уже бросало на камни и протаскивало по песку. — Я стяну вектора сокрытия, — улыбнулся Роймо. — У нас будет минуты три на то, чтобы вытащить Авирэ из хижины, устроить его в седле, сесть самим и выехать из селения. — Не успеем. — Успеем. Давай-ка приподнимем его. Этот день ещё долго снился Ирнеину в самых душных, тяжёлых, укладывающих на лопатки снах. Но бегство из селения в них никогда не отражалось. Наверное, потому, что прошло всё даже лучше, чем Роймо надеялся. Они действительно успели перетащить Авирэ к фороссам, крепко схватив его с двух сторон. Ирнеину больно становилось от мысли о побеге с двумя бессознательными телами на руках. Но мысли бросить и без того пострадавшего, ни в чём не повинного и даже не подозревающего об их планах Авирэ даже не возникало. Привязывать его к седлу не было времени. Герв’Ису пришлось вскакивать в седло и садиться так, чтобы раненый товарищ не вылетел при первом же манёвре. А затем они вылетели за пределы селения, как две бронебойные стрелы. Ис лишь на мгновение обернулся, стягивая оборонные вектора, чтобы на время запечатать узкий выход из селения. Но потом, вновь низко припав к крупу фороссы, пустил её в такой бросок, что даже Ирнеин, и сам превосходный наездник, впечатлился. От скорости и грохота, с которыми мощные тяжёлые звери давили ногами мелкие камушки, закладывало уши. Ирнеин до боли хватался за выступы у основания шеи фороссы. Тропу игнорировали. Роймо бросал послушного, быстрого зверя перемахивать расселины, пробегать по стенам отвесных скал, пускал в низины, заставляя прыгать на деревья и отталкиваться от них для рывка — всё для того, чтобы не терять ни секунды на поиск обходного безопасного пути. Герв’Ис всегда держался позади лишь на шаг. Пустяк для фороссы, но это многое говорило Ирнеину. Сложно сказать, насколько хорошо держался в седле Авирэ. С таким напарником, как Ис, действительно можно было сбежать откуда угодно. Даже от мэваров. — Подберём мальчишку и поедем прямо вниз! — проорал Роймо, сплёвывая попавший в рот листок. — К Граням тропу, срежем несколько часов! — По пропастям, — хмыкнул Ис, но особых претензий или сомнений в его голосе Ирнеин не услышал, и потому помчался правее, спускаясь к реке вслед за призывом своего следящего заклятья. Умуорвухтона он увидел сразу. Мальчишку выбросило на небольшую песчаную косу, выступившую из-под воды и почти вдвое сузив реку на изгибе. Сероватый песок под ним заметно напитался кровью. Форосса затормозила, круто взрыв лапами песок. Роймо спрыгнул с седла, едва не разодрав себе бедро об острые щит-пластины, и рывком поднял Резервуар. Перехватил мокрое и не сопротивляющееся тело поудобнее и забрался обратно в седло уже вместе с ним. — Во имя Пути… — прошептал Ис, подъезжая ближе. — Что с ним… — В реку упал! — бессильно огрызнулся Ирнеин. Несколько заранее заготовленных длинных обрезков прочной ткани туго стянули обвитые кровоподтёками руки мальчишки. Роймо до боли закусил губу. — Хватит на меня так смотреть! Он живой. И мы живы. Что ещё тебе нужно?! Ты сам смог бы сделать большее? Герв’Ис молча развернул фороссу, отъезжая от реки и возвращаясь на заданный маршрут. По каменно напряжённым плечам никаренца Роймо понял, что вернуть прежние доверительные отношения не выйдет. — Ну и Грани с тобой, — в бессильном раздражении прошептал он, привязывая Умуорвухтона между двумя прочными выступами на теле фороссы, а затем аккуратно стирая пальцем кровь с его лица. — Грани с вами обоими. Он снова пришпорил фороссу, и та понеслась вперёд широкими мощными скачками. С каждым её шагом, оставленном позади, Роймо вёл мысленный счёт. Представлял, как он отдаст мальчишку на руки директора литэрарума Ванакор, попросит разрешения воспользоваться порталом и отправится, наконец, к себе. В небольшую, но светлую комнатку, где на витраже оконного стекла древний герой Ни’Ро дрался с десятком роцари, а между страницами новых, красивых книг в крепких обложках хранились письма из дома. Сестре даже разрешили научиться писать, чтобы она могла черкнуть ему пару слов… Это — его жизнь. А никак не погони, побеги и избитые мокрые красноглазые мальчишки. Мимо свистнула стрела. Время замерло на мгновение. Шатааровец успел удивиться тому, как далеко этот снаряд пролетел и от него, и от Иса, словно в них даже не пытались попасть. А затем плечо резануло выворачивающей болью, будто невидимый удушающий шлейф, тянущийся за стрелой, накрыл Роймо и снял с него кожу. — Осторожно! — заорал Ирнеин, пригибаясь ниже к крупу фороссы. Кровь проступала сквозь ткань его камзола. Ис, не оглядываясь, отбил стрелу вовремя стянутыми векторами. Та, ударившись о преграду, внезапно распалась багряными каплями. И камни, на которые они попали, зашипели, уничтожаясь на глазах. Роймо оглянулся, и ему сразу же стало дурно. Девушка-мэварка, имени которой он то ли не спросил, то ли не запомнил, но к которой усиленно подбивался для виду, сидела на толстой ветке дерева. И уже накладывала новую стрелу на тетиву. В её красных глазах Роймо, откровенно говоря, не видел желания брать пленных. Мэвары сыпались на тропу, как капли кровавого дождя. Они отделялись от скал, где (Ирнеин готов был поклясться!) ещё мгновение назад никого не было. Спрыгивали с деревьев и нависающих каменных глыб. Многие из них были безоружны. Но Ирнеин ощущал, как до боли стучала кровь в висках, и понимал: даже будь они все вооружены лишь собственными зубами и когтями, маги всё равно не выстояли бы против них. Кровь, что сочилась из его руки, внезапно показалась плёнкой, что поползла по коже, забивая поры, силясь дотянуться до горла. Будто невидимая рука, чей хозяин мечтал выдавить воздух и жизнь из тела курсанта. — Да чтоб вас, — сдавленно просипел Роймо, с усилием пропуская сквозь себя энергию, чтобы немного очистить сознание. Крупная капля крови сорвалась с его промоченного рукава и тяжело ударилась о щит-пластину фороссы. Та раскололась, и зверь заскрежетал в столь яростном отчаянии, что у Ирнеина кровь застыла в жилах. Это была не магия. Или не такая магия, к которой Ирнеин привык. Он не видел отклика силовых потоков на действия мэваров, не замечал и самих ударов. Ему просто казалось, будто вся тьма мира, все человеческие страхи эта раса облекала в материальную форму и натравливала на беглецов, надеясь, что они захлебнутся в этом ужасе. Что их смоет слезами. — Езжай вперёд, — бросил Герв’Ис, почти насильно впихивая бессознательного Авирэ в широкое седло Роймо. Ирнеин машинально придержал Авирэ и прикусил губу. — Не надо тут лишних жертв, — тихо попросил он. Ис лишь уверенно кивнул. — Их и не будет. Давай. Свист резанул уши. Роймо машинально дёрнул фороссу в сторону. Стрела, что должна была пробить ему горло, ударилась о пластины ездового зверя и упала на тропу. Вновь оглянувшись, Ирнеин увидел, как Тэртакватсурэ собственной персоной резала ладони. Что именно она могла сделать с помощью своей магии крови, шатааровец не знал и знать не хотел. И потому снова пришпорил фороссу, надеясь, что зверь всё же окажется быстрее звероподобных людей. Стрелы летели в спину. Уклоняться приходилось, полагаясь только на ощущение опасности и тонкий острый свист. Ирнеин петлял, чуть проигрывая по времени, зато не чувствуя боли от пробивающих тело наконечников. А затем, после пятого рывка осознав, что в него давно никто не стрелял, обернулся на скорости. Герв’Ис крушил скалу, как командующий Саигрей за две недели до него. Массивные каменные глыбы откалывались от туш гор, тяжело, грозно рокотали, съезжая вниз, перекрывая тропу, ломая тонкие силуэты деревьев. Мэвары уже не пытались чаровать, они разбегались в разные стороны. Ведь завал рос, становился выше и шире, и перебраться через него было бы проблематично даже для дикарей, привыкших к жизни среди скал. Ирнеин не удержался от восторга. — Отлично! Ис торжествующе хохотнул, сворачивая вектора, и снова наклонился к шее фороссы. — Я же говорил, никаких жертв! — радостно заявил он, пуская зверя в стремительный, стелющийся бег. Уже отворачиваясь, Роймо заметил расплывчатое алое пятно, отвесно рухнувшее с потревоженной скалы. Позади раздался вопль. Одной рукой придерживая норовящего соскользнуть Авирэ, а второй — до побелевших костяшек сжимая гребневый выступ фороссы, чтобы не дать зверю остановиться, Ирнеин обернулся. Он успел заметить, как Иса стащили с седла. Он был ещё жив. Короткие, как удары сердца, магические вспышки иногда отшвыривали кого-то из мэваров, заставляя их цепляться руками и ногами за неустойчивые камни. Но затем погасли и они. Роймо видел, что мэвары не стремились убить его. Наоборот: не давали потерять сознание. Рвали плоть зубами и когтями, но так, чтобы всё не закончилось слишком быстро. Начали с рук и ног. Тэртакватсурэ усмехнулась, глядя прямо в глаза закаменевшему Ирнеину. Кровь стекала с её рта, капала с подбородка на грудь и серые камни. Отчаянный захлёбывающийся крик преследовал Роймо много часов спустя. И даже когда он стрелой пронёсся через перевал Костей, покидая территорию мэваров, он не замолк, хотя и стал заметно тише. Словно бы ушёл на глубину и теперь гудел тихо-тихо, как нудная, ноющая боль — в общем-то, терпимая, но не собирающаяся утихать. Гул, тяжесть в напряжённых руках и плывущие очертания хищных гор — вот и всё, что курсант Ирнеин запомнил из этой выматывающей поездки. Много после, отвечая на вопросы любопытных и изредка — сочувствующих, Роймо осознал, что не мог даже сказать, как именно он бежал от мэваров. Действительно ли пустил фороссу напрямик, по бездорожью, сквозь пропасти и пещеры, или же отдался на волю дороги. Он не мог даже припомнить, насколько долог был этот путь. Знал лишь то, что ни Авирэ, ни Умуорвухтон так и не очнулись. Мир вернулся на положенное ему место лишь когда впереди замаячил рослый силуэт, облачённый в мундир командующего, и большая крытая повозка с прочной дверью. И сразу, вслед за долгожданной целью, на голову стали сыпаться остальные детали, больно ударяя по макушке и заставляя зашататься в седле. Вечерело. Спина и руки попросту задеревенели. Кажется, он сидел неподвижно больше суток. Весь его камзол был в грязи и засохшей крови. Бурые корки покрывали руки и стягивали кожу, крошась от каждого движения. Холодный ветер уже практически не ощущался, и только очередные особенно сильные порывы заставляли коротко вздрагивать, как от ударов плети. Веки были тяжёлыми. Осознав это, Роймо стал прикладывать кратно больше усилий, чтобы удержать их открытыми. Саигрей повернул голову, словно только что среагировав на громкий шаг измотанной фороссы. — А, курсант, — спокойно заметил командующий, приветствуя Ирнеина коротким кивком. — Наконец-то. Я уже начал беспокоиться. Впрочем, я не сомневался, что вы выберетесь. — Мне потребовалось время, чтобы осознать, что вы не собираетесь возвращаться, — с трудом выдавил из себя Роймо, а затем, придерживаясь онемевшими пальцами за щит-пластины, попытался соскользнуть с седла. Ноги ожидаемо подвели, и Роймо вцепился в тёплый бок зверя, стараясь не упасть. — Возвращаться было бы не разумно. Тем более что ты и так отлично справился, курсант, — улыбнулся Саигрей, подходя ближе и придерживая Ирнеина под локоть. — Курсанта Герв’Иса, я так думаю, смысла ждать нет? Ладно. Приведи себя в порядок, а я пока что попытаюсь разбудить этого злосчастного Резервуара. Ирнеин не был уверен, что хотел что-то ещё слышать об этом ребёнке. Он даже почти задремал на козлах повозки, пока не услышал короткое: — Забирайся. Тяжело вздохнув, Ирнеин полез в повозку и напоролся на взгляд багровых глаз, как на нож. Окровавленный. В памяти курсанта мгновенно шевельнулся образ Иса, силящегося раскидать мэваров, и мерзкий звук, с которым ломались его перекушенные кем-то кости. — Тише, — устало попросил Ирнеин, опускаясь на свёрнутое рулоном одеяло. Командующий Саигрей медленно опустил руки. Резервуар упрямо поджал губы, переставая скалиться. Его испуг, как и все остальные эмоции, выражался вяло, словно бы нехотя. Роймо аккуратно подполз к нему, и мальчик нахмурился, но приблизиться позволил. Он выглядел забитым и растерянным. И, должно быть, не кидался на Ирнеина только потому, что тот был единственным знакомым человеком из присутствующих. — Поедем к морю, а, малыш? — тихо предложил Ирнеин, подсаживаясь вплотную к Умуорвухтону. А затем, быстро подавшись вперёд, одним резким движением вправил явно вывихнутое плечо Резервуара. Умуорвухтон дёрнулся, приоткрыв рот, будто крик, уже практически вырвавшийся из горла, в последний момент выдохся, оборачиваясь болезненным хрипом. А затем мальчишка снова взрыкнул. Мгновенно удлинившиеся зубы впились Роймо в щёку, и то лишь потому, что тот успел отшатнуться. Вопрос, куда Умуорвухтон целился изначально, в глаз или в горло, тут же отпал. — Охренеть у тебя благодарности! — рявкнул Роймо, старательно отодвигаясь подальше. Умуорвухтон зарычал в ответ, словно принимая вызов. И тот низкий, резонирующий звук, который вырвался из его горла, звучал куда внушительнее. — Я думаю, после того, как ты его избил и выкрал, благодарности в любом случае не будет, — усмехнулся Саигрей, наблюдая за ними. Теперь, когда самое трудное осталось позади, ситуация командующего явно забавляла. Морго протянул шатааровцу чистую тряпицу, предварительно окатив её чем-то крепким и неуставным. — Я его не бил, — проворчал Ирнеин, прижимая тряпку к исполосованной щеке. — Он в реку не вписался. — Сильно не вписался, — ещё шире ухмыльнулся Морго. — Вывих ты вправил, но вон та рука всё ещё сломана. И этот дичёныш меня не подпускает. И не подпустит, думаю. — Кажется, меня тоже, — протянул Роймо, читая это в тёмных глазах мальчишки с расширенными то ли от боли, то ли от недостатка света зрачками. — Психологию злого зверёныша не перебить даже желанием помочь, да? Умуорвухтон смерил их обоих мрачным взглядом исподлобья и на пробу двинул связанными за спиной руками, и едва слышно что-то пробормотал. — Чего? — с едва уловимым раздражением переспросил Роймо. — Отпустите меня. — А ты рассчитывал на что-то другое, курсант? — насмешливо протянул Саигрей, поглядывая на Ирнеина. Взгляд же, которым командующий наградил мэвара, был чуть менее смешливым, но куда более сочувствующим. — Уж прости. Мы не для того теряли людей и время, чтобы просто прокатить тебя у подножия гор. — Va ta niir. — Умуорвухтон быстро глянул на Роймо, поморщился и добавил. — Gaarutiz. — Прости, малец, но наши глотки приделаны довольно надёжно, — отозвался Саигрей, улыбаясь так, словно услышал нечто замечательное. — Ладно, ладно, не стоит так глядеть. Мы не хотим тебе зла. Когда мы уйдём, верёвка тебя отпустит. Это специальная «Кови-Аранская лоза», весьма полезный артефакт. Он будет сдерживать тебя, если решишь всё-таки претворить свои угрозы в жизнь. Но лично я бы на твоём месте сидел тихо и мазался мазью из вон той баночки. На полке, видишь? Пахнет эта хреновина жутко, но зато сможет обезболить. А потом и лекаря найдём, который сможет тебя подлатать. И всё станет замечательно, да? Будешь ещё крепче, чем раньше. — Va ta niir, — тихо, вкрадчиво пообещал Умуорвухтон, даже не взглянув в сторону мази. В его винных глазах заплясали алые отсветы. — Роймо. Тебе первому. Курсант Ирнеин так прижал проспиртованную тряпку к лицу, что свежие порезы защипало в азы сильнее. В его ушах всё ещё стоял предсмертный крик, возможно, самого лучшего человека, с которыми Роймо приходилось работать, перед глазами маячили окровавленные клыки и застрявшие между ними ошмётки плоти… А тут этот мальчишка, видите ли, со своими угрозами. А Ирнеин за последние две недели много сотен раз пошёл ради него на сделки с совестью. И да, бросил напарника умирать. В голове Ирнеина всё было просто. За спиной Умуорвухтона остались антисанитария, одиночество и безысходность среди единых с ним, и в то же время — совершенно чужих ему существ. А впереди, напротив, маячило большое будущее Резервуара, обучение в элитном литэраруме, большие дружные компании, сытая, счастливая жизнь. Эту жизнь вполне мог бы прожить и Ис. Но Ис всегда предпочитал подарить свои возможности другим. А Роймо бессловесно поддержал его в этом. Решил, видите ли, что маленький печальный мэвар достоин того, чтобы его спасали, рискуя шеями. После всего этого Умуорвухтон просто не имел права смотреть так. С презрением и обидой. Словно это Роймо напал на него и… «Ну да, напал. По голове ударил. Исключительно ради его собственного блага! Только ради него, а точно не для того, чтобы просто и банально причинить боль». Ирнеин молча стёр новую струйку крови, скользнувшую к подбородку и задумался. Умуорвухтон явно не видел прелести новой жизни. Может, даже не умел понимать собственную выгоду. В чём-то он всё же оставался диким зверем. «Или ему вовсе чужда благодарность? Может, он и не со злости вовсе? — Роймо снова посмотрел в безучастные глаза забившегося в угол мальчика. — Может, ему просто хотелось крови?» — Давай, угрожай, — наконец не выдержал Роймо, вскакивая на ноги. — Угрожай нам! Чтоб ты знал, за то, чтобы ты не сдох в одиночестве в проклятом лесу, свою жизнь сегодня отдал очень хороший человек! Светлый. Вот он точно не стал бы кидаться на тех, кто желал ему добра. Он даже на тех, кто желал зла, не кинулся бы! И знаешь, что? Сейчас мне кажется, что он сделал это зря. Ирнеин по-военному круто развернулся и спрыгнул с повозки, перебираясь на козлы. Он устал. Веки наливались той же тяжестью, из-за которой руки отказывались подниматься. Роймо устал. Но он бы скорее предпочёл упасть с козел и сломать себе шею, чем снова оказаться в тёмной повозке вместе с этим… Этим… Теперь, закрывая глаза, курсант Ирнеин видел ещё и багряные глаза во тьме. Морго Саигрей усмехнулся и подвинул плотно закрытую баночку ближе к Резервуару. — Мазь, — напомнил мужчина, выбираясь вслед за курсантом на свежий воздух и плотно закрывая за собой дверь. Ирнеин молча подвинулся, давая командующему место на козлах. Тяжёлая повозка, увлекаемая тройкой форосс, сдвинулась с места и покатила по заметно расширившейся тропе к ближайшему городу. После безумного марш-броска с вершины горы неспешный ход этой телеги, как презрительно окрестил её Ирнеин, казался выматывающе медленным. Ирнеин то бодрствовал, то погружался в поверхностный, беспокойный сон. Погружался сразу и надолго, словно срубленный заклятьем. Иногда он всё так же в полусне передавал Умуорвухтону еду через крошечное окошко, но в ответ получал лишь рычание. Когда маги забирались в повозку, мальчишка снова забивался в дальний угол. С Роймо он не разговаривал. К Морго иногда обращался, то умоляя отпустить его, то снова принимаясь угрожать скорой расправой. Одно хорошо, на Авирэ, погружённого в крепкий магический сон, мэвар не кидался. Одно это теперь напоминало Ирнеину, что это тот самый мальчишка, с которым они ловили рыбу или болтали о птицах. Умуорвухтон, невзирая на агрессивный, вызывающий вид, не стремился нападать. Всё же остальное… Роймо казалось, что нечто светлое, то, что когда-то было в этом мальчике и заставляло мириться с его клыками и красными глазами, вымыло из Умуорвухтона речной водой. — Если бы мальчишка вёл себя так с самого начала, я бы не настаивал на том, чтобы спасать его, — раздражённо ворчал Ирнеин четверо суток спустя, когда Резервуар попытался цапнуть его за пальцы, протягивающие ему нормальную, человеческую еду. — И Ису бы не позволил ради него… Морго Саигрей внимательно посмотрел на Ирнеина. — Прекращай вспоминать его, курсант. Парня, конечно, жаль, но раз уж умер, то пусть остаётся мёртвым. Незачем каждый раз кликать его в наши разговоры. Откровенно говоря, во время нашей поездки я что-то не замечал за тобой никакого стремления подружиться с напарниками или даже просто пообщаться с ними. Что изменилось? — Я рисковал жизнью вместе с ним. Узнал его лучше… Успел узнать. Роймо вновь прикусил губу, машинально касаясь щеки кончиками пальцев. Не этого, совсем не этого он ждал от такой заманчивой поездки. Стареющий, умудрённый опытом маг-командующий Морго Саигрей поморщился. Нетрудно было догадаться: ему не понравилось то, что он услышал. — Ты привязываешься ко всем, с кем бы ни работал? Это скорее минус, чем плюс. Тебе потребовались две недели на то, чтобы проникнуться восхищением к постороннему человеку и чуть ли не побрататься с ним. Как ты собираешься работать дознавателем? Напарников менять, в конце концов? Ирнеин в ответ лишь воинственно вскинул острый подбородок. — Вы правильно сказали, командующий: к человеку. Я понимаю, что у каждого могут быть свои сильные и слабые стороны. — Молодой маг вновь обернулся, чтобы взглянуть на тихо поскрипывающую повозку и мрачные силуэты Канерданских гор, едва-едва виднеющиеся на горизонте. — Первые заставляют меня восхищаться. Со вторыми я готов мириться, если, конечно, это не болезненное стремление пожирать плоть разумных и невиновных. Так что да, командующий. Я готов примириться с любым человеком, с кем бы меня ни свела судьба. Но не со зверем. Молодой Роймо Ирнеин, будущий блестящий дознаватель, специализирующийся на политических преступлениях и борьбе с нелегальными организациями, конечно, не мог даже предположить, насколько он ошибался. А ещё более молодой Умуорвухтон Мэвар, с будущим не столь определённым и очевидным, яростно сверкнув багряными глазами, разбежался, насколько позволяло ограниченное пространство, и мощным ударом вышиб хлипкую дверь. Впереди маячил заметный лес. Позади кричали маги и грозно стрекотали фороссы, набирающие скорость. Но, будьте уверены, никто не бегал быстрее мэваров. И Умуорвухтон бежал, растворяясь в зелени. Для него долгий путь только начинался.