Воларды Виоленты

Мы с доктором огляделись. Большой Волариум, ради Церемонии освобождённый от нехитрых драконьих игрушек и искусственных лазалок и глыб, показался мне огромным, как площадь, и весь он на глазах заполнялся эрдами из замка и горожанами в праздничной одежде. Никто не явился в кожаном фартуке или простой холщовой рубахе. Я заметил кожевенника, который недавно продавал Споку ремни, — он успел снять фартук, поменять рубаху на белейшую и теперь стоял в первом ряду, держа пику со штандартом. На штандарте был изображен бич на фоне растянутой шкуры. Под ним вставали представители Гильдии Кожевенников, а наш знакомый был, видимо, его главой. На рукаве его рубахи красовался широкий чешуйчатый браслет. Я приметил ещё несколько подобных штандартов в ручищах мастеров с такими же браслетами — да, чувствовалось, что отношение к Церемонии было в высшей степени серьёзным! Эрды привели детей — я впервые увидел малышню. Все они были причёсаны и приодеты. Родители выставили их перед собой в первый ряд, чтобы детям было лучше видно. Перед замком пустовала площадка размером с пару мостиков «Энтерпрайз», и никто из зрителей не ступал сюда. Да они бы и не смогли — пространство охраняли эрды-стражники с алебардами. Здесь, на почётном месте, были расставлены крепкие резные деревянные кресла. По дальним углам площадки на врытых столбиках лежали две длинные доски. Стражники расставляли на них деревянные чурки разного размера, от трёхдюймовых до крошек размером с большой палец. Будто заготовки для матрёшек. Вдруг гомон стал тише: из южной башни показались благородные лорды, высокомерные и расфуфыренные. На них были церемониальные одежды, вышитые и украшенные драгоценными камнями. Каждого лорда сопровождал наездник в табарде господских цветов. Табарды наездников были лёгкими и совсем простыми. Они были надеты поверх чешуйчатых курток и, в отличие от земных, не расходились снизу, как колокол. Лорды чинно рассаживались, а наездники расходились и принимались здесь же разминаться. Я увидел, что весёлый Редегаар садится по правую руку от пока пустого кресла госпожи, и узнал Уллена, севшего через два места от него. Прошедшая ночь не успокоила уязвлённое самолюбие канареечного лорда. Уллен и на следующее утро после инцидента с Боунсом выглядел обиженным, его нижняя губа брюзгливо кривилась, будто всё было ему не по нраву. Я подумал, что он нарвётся на неприятность со своим недовольством. Если бы он слышал, как утром Виолента рассуждала про лояльность лордов, он поостерёгся бы демонстрировать своё плохое настроение. Умнее было бы всё нахваливать и восхищаться, если ты находишься под кровом ведьмы, чьё настроение скачет, как бешеная белка. Видите, я уже рассуждал, как опытный придворный. Уллен не отказался от права участвовать в Гонке — его наездник в жёлто-зелёном табарде сразу подошёл к черте на песке, вынул из-за голенища бич и принялся раз за разом точным щелчком сбивать чурки, расставленные на доске. Толпа встречала каждое падение чурки одобрительными криками. Наездники других лордов занимались тем же: сбивали чурки, массировали кисти рук и разминали шеи, наклоняя голову к плечам, подпрыгивали на носках, как боксёры. Казалось, что я попал на какой-то спортивный праздник в Академии. Джим Кирк добавлял сходства. Он тоже вышел из южной башни, и на нём был табард синего цвета. Капитан прохаживался туда-сюда перед пустым креслом госпожи и выворачивал сцепленные кисти рук. На поясе у него вместо отвеса теперь висел пристёгнутый бич с необычно коротким кнутовищем. Кирка сопровождал Кекс и что-то тихо гудел ему в ухо, а затем вдруг задвигался и показал комбинацию из пары ударов и блока, и капитан кивнул. Похоже, Кекс взял на себя обязанности тренера Кирка. Ну правильно, ведь тот был теперь старшим наездником госпожи. У второй доски блистал Привадо. Он сбивал только маленькие чурочки, и казалось, что он подцепляет и скидывает их пальцем, а не кончиком бича. Я увидел, что к Кирку и Хэндорфу подошла принаряженная Сванта и молча сделала Кексу знак следовать за ней. Они встали в первый ряд зрителей, и я понял: начинается. И действительно, произошло какое-то движение, равномерно забил барабан, и сквозь толпу прошли девять эрдов-пажей, безусых юношей с волосами, заплетёнными как у Привадо, в три косицы. Каждый из пажей гордо нёс пику с вертикально прикреплённым штандартом. Штандарты были одинаковыми по размеру и форме, их будто в репликаторе сделали, но цвета были разными, и они повторяли цвета табардов. Первым шёл юноша с синим штандартом Виоленты, за ним, глядя ему в затылок, шагал второй с красным штандартом Редегаара. Третьим был лиловый штандарт, и толпа выдохнула: «Мудрый лорд Одаар», за ним бело-красный («Могучий господин Милис!»), затем жёлто-зелёный знак Уллена, оранжевый лорда Борка, жёлтый преподобного господина Во и голубой в чёрную полоску — морского лорда Арибуты. Последним шёл паж, который нёс штандарт винного и тёмно-зелёного цветов. Люди вокруг зашептались с недоумением: штандарт был им незнаком. А мы с Боунсом переглянулись: нетрудно было догадаться, кому он предназначен. Все пажи выстроились в ряд в конце площадки и замерли, как шахматные фигуры. Теперь одна сторона квадрата была занята креслами господ, а противоположная — пажами. На флангах у пажей по углам красовались доски. Середина принадлежала наездникам. Меня невольно захватила суровая торжественность Церемонии. И доктор был взволнован, хоть и не собирался это показывать. Он хлопнул меня по плечу и стал пробираться к креслу Редегаара, я двинулся за ним ниточкой. Боунса узнавали, перед ним почтительно расступались. «Целитель, целитель», — шептали люди, а на меня смотрели удивлённо, затем опускали глаза на мою куртку и вскидывали их уже в полном изумлении. Я был рад, что они ничего не шепчут про меня, или шепчут неслышно. Наконец Боунс встал за креслом Редегаара, и горный лорд, обернувшись, милостиво кивнул ему. Я занял место за центральным креслом, пока пустующим. — Вот и он, твой знаменитый целитель, Редегаар, — проскрипел высохший старик в соседнем кресле. Его пышный расшитый табард был лиловым. — А это кто? — он ткнул в меня кривым пальцем. Редегаар скользнул по мне взглядом и, помрачнев, пожал плечами: — Новая зверушка госпожи Виоленты, очевидно. — Меня зовут Павел, и я не зверушка, — сказал я с достоинством. Вот ещё, зверушка! — Счастлив познакомиться с господином Редегааром! А вы — мудрый лорд Одаар? — я вежливо поклонился. — Что ж, во мне достаточно мудрости, чтобы не говорить резких слов мальчику, который встретил утро в спальне Виоленты живым, — сказал лорд Одаар, внимательно глядя на меня. А я в тот момент вспомнил, какой красивой была Виолента этим утром, и улыбнулся старику. Вылинявшие за долгие годы голубоватые глазки лорда заискрились, и он кивнул, будто получил ответ на незаданный вопрос. — Я хотел спросить, как малыши, лорд Редегаар? — живо спросил я. — Что? — сухо спросил горный лорд, и Гаргантюа в бело-красном, сидящий рядом с Одааром, наклонился и захохотал, хлопая себя по жирным коленям: — Да, как малыши, Редегаар? Опять осчастливил какую-нибудь служанку? — Редегаар стал пунцовым, и я понял, что безнадёжно порчу отношения с единственным человеком, который был мне тут симпатичен. — Вы бы, может, меньше смеялись, господин Милис, — сказал я, — если бы понимали, какая это редкость и какое счастье — три новорождённых детёныша от одной мамы! Вот ваша волара родила хоть однажды тройню? А осталась ли при этом здоровой и невредимой? — У меня два волара, и оба умеют производить на свет только кучи дерьма! — Вот видите, — заключил я, — а Элурра смогла! И через два часа полетела как ни в чём не бывало! — Он правду говорит? — оживился старик. — Три маленьких волара, и мать невредима? Тут наконец Редегаар оттаял: — Истинная правда! Два чудесных мальчика и восхитительная беленькая девочка! — Один из них обещан мне, — вставил лорд Уллен. — И мой новый целитель, дар божественной Виоленты, помог Элурре избавиться от бремени так легко, как я никогда ещё не видел! Вот он, мой эрд Боунс, и руки у него воистину золотые! — Павлик, ну и болтун же ты! — тихо пробурчал Боунс, и я так же тихо ответил: — Может, и болтун, но не трепло, доктор! Правда, господин Редегаар? — Правда-то правда, — проворчал тот, — только хотел бы я знать, откуда тебе известно всё это? — Да ведь я там был, только… прятался. — Но от Виоленты не спрячешься, верно? — усмехнулся он, и я вздохнул, припомнив нашу встречу в башне: — Да уж. Не спрячешься. И не откажешь ей, господин. Редегаар остро посмотрел на меня, отвернулся и стал наблюдать за блестящим выступлением Привадо. Больше тему приглашения Виоленты мы не трогали ни намёком. Ведь действительно, что проку ревновать взбалмошную дамочку, которая получает всё, что захочет. Между тем на площадку вышли два герольда, и округлое, волнующее «Та-там! Та-таааам!» их рогов разнеслось над площадью, городом и Следом. Толпа заволновалась. Наездники замерли, стихли все разговоры, и из северной башни вышла госпожа Виолента, возбуждённая и оттого особенно красивая. Она несла овальное блюдо, на котором лежали порезанные на дольки луквы. Она лично обошла всех наездников, предлагая взять по кусочку, и те брали с поклоном и благоговением и благодарили её тихими голосами. Когда госпожа угостила последнего, на блюде остался всего один кусочек алой мякоти, и она молча уставилась на него. — Не пришёл! — торжествующе крикнула Виолента, крутанулась с блюдом в руках… и руки мистера Спока легли поверх её рук, держащих блюдо. Когда хочет, он двигается бесшумно, как кот. — Я здесь, госпожа Виолента, — сказал старпом и тоже посмотрел на лукву. — Бери же священный плод, — севшим голосом предложила Виолента, и он поступил странно: поднял блюдо на уровень лица (и руки Виоленты поднялись тоже) и взял кусочек в рот, не прикасаясь к нему руками. *** — Вовсе не странно, — заметила юная энсин, которая подошла несколько минут назад и пока никак не давала о себе знать, — вулканцы не едят руками. — Ну, он и не стал. И тогда Виолента сказала: «Что ж, так тому и быть. Ты, элво, будешь девятым. Вот твои цвета, — она указала на бордово-зелёный штандарт. — Да начнётся Церемония Определения Порядка!» *** Я решил, что наездники будут сбивать чурки, и кто больше собьёт, тот и победит. Думал: а как же капитан, не мог ведь он за пару дней научиться целому искусству? За мистера Спока я почему-то был спокоен — может, его собственное спокойствие передалось и мне. Но оказалось, что я ошибся, и чурки были нужны только для разминки. Состязание проходило совсем по-другому. Мистер Спок встал в один ряд с другими наездниками. Они косились на него, на его уши, но вопросов не задавали. Госпожа Виолента, держа пустое блюдо на ладони, другой рукой сделала над ним пасс, и на блюде появились девять фишек всё тех же цветов. Воцарилась полная тишина. — Су-лорд Павел, подойди к своей госпоже, — приказала Виолента, и я направился к ней. Все глаза уставились на меня. Я встал перед ней и ждал с любопытством и спокойствием. Госпожа сделала веерообразное движение пальцами одной руки, и из ничего появился чёрный шарф. Он подлетел к моему лицу и обмотался вокруг головы несколько раз. Наступила тьма. Сердце у меня зачастило, но я велел себе успокоиться. Это ведь жеребьёвка, значит, сейчас я буду тянуть фишки. — Где твоя госпожа? — раздался голос Виоленты слева от меня, и я повернулся на звук. — Неправильно, я здесь, — засмеялся тот же голос, но уже справа, — здесь, здесь, здесь… Её голос раздавался сразу со всех сторон! Я завертелся, и в толпе засмеялись. Я прекратил вертеться, и тут же мне на плечо легла маленькая рука госпожи. — Протяни руку, Павел, — сказала Виолента. — Выбери два знака. Я нащупал блюдо и одинаковые круглые фишки на нём, перебрал их пальцами, две выцепил и поднял высоко вверх обеими руками. — Господин Милис! Лорд Борк! Толпа зашумела. Я уже сообразил, что от меня требуется, сунул фишки в карман и поднял две новые. — Госпожа Виолента! Лорд Одаар! Снова шарю в кучке фишек, снова поднимаю… — Господин Во! Лорд Арибута! — Лорд Уллен! Элво Спок! Поднялся шум. Шарф не позволял мне видеть, и я стоял истуканом и слушал отдельные фразы: — Так это правда? Элво? Не может быть! — Что угодно богам, то возможно! Я видел его сегодня в городе! Он заходил к старому Янсу. — А Привадо? — раздался ещё один голос, и я узнал Редегаара. — А мой волард, госпожа моя? — Добрый лорд, как же мне разделить на пары девять наездников? — возразил голос Виоленты. — Привадо победил в прошлой Гонке, пусть он пропустит первый бой. — Элво?! — а вот и противный тенорок Уллена, и я повернул голову в его сторону. — Почему мой наездник должен сражаться с элво? Это нечестно! — Нечестно, дядюшка? — переспросила Виолента, и на месте Уллена я бы насторожился. Я уже знал, что когда Виолента начинала говорить шёлковым голосом, это предвещало взрыв. Мне одной ночи хватило, чтобы научиться предотвращать её вспышки гнева, отвлекая госпожу, как маленького ребёнка. Но Уллен, который знал её намного дольше, оказалось, ничего о Виоленте не понял. Иначе он не стал бы бубнить обиженным тоном: — Разве это справедливо — выставить за себя элво?! Если хоть часть того, что о них рассказывают, правда… — Я не выставляю элво за себя! — ответила Виолента, стараясь говорить спокойно. Её голос выдавал, что она вскипела, но ещё каким-то чудом держит себя в руках. — Если ты присмотришься, то увидишь новый штандарт, лорд Уллен! Который вынесли полчаса назад! — она всё же крикнула это. Но Уллен и теперь не угомонился. — Кого же он защищает? За кого летит? — За самого себя! — заорала Виолента, и Редегаар поднялся. — За себя и за этот проклятый камень! — Нет, — ещё и мистер Спок подал голос! — Я лечу не за камень, а за человека. Таким был уговор, госпожа Виолента. Опустилась мёртвая тишина. Я пытался понять, что происходит, и в этот момент Уллен проныл себе под нос: — Всё равно нечестно, разве справедливо, чтобы эрды состязались с элво? Разве справе… Раздался влажный звук, и толпа ахнула. — Снимите с меня шарф! — завопил я, и шарф сорвало с моего лица так резко, будто Виолента хотела и кожу прихватить. Злая, как чёрт, она отвернулась от Уллена и принялась нервно ходить и грызть свой указательный палец в перчатке. Уллен между тем отмер, шмякнулся на песок, прижал к себе обрубок руки и завизжал. Дети заплакали. Боунс выпрыгнул из-за кресла Редегаара и кинулся к толстяку, упал на колени и махом отполосовал от подола праздничной рубахи Уллена длинный лоскут. Я и опомниться не успел, а он уже затянул жгут повыше обрубка. Редегаар подошёл к Виоленте и принялся что-то успокаивающе говорить ей. Она дёргала плечом и огрызалась: — Да спокойна я! Спокойна, я сказала! — Своего дядю! — причитал Уллен, продолжая прижимать к груди остаток руки, как куколку. — Попраны все устои! Из-за какого-то элво… сдохни! — вдруг заорал он и рубящим жестом взмахнул оставшейся рукой. *** — И убил? — дрогнувшим голосом спросила энсин, которая слушала историю в первый раз. — Кого убил? — удивился Паша, с симпатией глядя на неё. — Ну, ведьму эту. Виоленту… — Он не в Виоленту метил, — ответил Чехов и отпил чаю из любимого стакана в подстаканнике. — Он хотел что-то сделать с мистером Споком, но мы не узнаем что, потому что Виолента развернулась, как змея, и махнула руками, будто мух гнала — кыш! *** — Боги мои, милостивые заступники, — сказал кто-то в толпе тонким голосом, а какая-то женщина зашипела: — Чего уставился, уводи детей! Я посмотрел на Уллена… на то, что было Улленом… шарф всё ещё висел у меня в руках, и я прижал его к лицу, чтобы больше не видеть. — Чёрт, — тихо сказал Боунс. — Можно было не спешить с перевязкой. — Поразительно, — спокойно произнёс голос мистера Спока. Этот говорил так, будто смотрел в микроскоп на новую интересную форму жизни. — Я пыталась стерпеть, ясно? — крикнула Виолента. — На что только я не иду, чтобы угодить тебе, едва выносимый, холодная кровь! Я терпела со вчерашнего вечера, когда этот зануда портил мой праздник своим нытьём! Я старалась быть миленькой! Редегаар поперхнулся и побледнел. — Я изо всех сил стараюсь быть… миленькой… — тут, к общему ужасу, она собралась плакать, и та же эрда, что отсылала мужа с детьми, всхлипнула: — Бедная госпожа! — Ну-ка, молчите все! — рявкнула на толпу Сванта, и все притихли. Происходило что-то странное. Я отнял шарф от лица, стараясь не смотреть на кучу кровавой плоти и костей, которая только что была Улленом, и подошёл к Виоленте: — Госпожа моя, — сказал я твёрдо и преданно, как полагалось, и Кирк, который подошёл одновременно со мной, продолжил мою мысль: — Чем мы можем порадовать госпожу? Виолента посмотрела на меня, и я за один миг понял, что выражение «сердце в пятки ушло» неправильное. Моё не ушло — оно ухнуло вниз, и я подумал: «Сейчас умру». Но лицо Виоленты посветлело: — Уберите это дерьмо, — светским тоном предложила она. — Бросьте его в кормушку. Все ахнули снова. — Госпожа Виолента, — старый лорд Одаар с трудом поднялся и заковылял к ней. — Девочка! Ведь Уллен был лордом… — Дурак не может быть лордом, это несправедливо, — ответила Виолента, странным образом обретая хорошее настроение. Кирк указал на двух эрдов, и те, повинуясь его жесту, расправили на песке плащ Уллена, укутали в него всё, что от него осталось, и унесли, оставляя кровавый след, на Малый Волариум. — Эрд или лорд! — весело крикнула Виолента, проходя между разноцветным рядом наездников и такими же разноцветными лордами. — Кем бы вы ни были, подчинитесь госпоже Виоленте, или закончите дни в кормушке! Только подумайте о неповиновении, и я узнáю! — пообещала она. — Вам в госпожи дана великая волшебница, обладательница священного Дара, избранница богов! Так будьте горды и благодарны, служа ей. Самая могущественная! — Самая могущественная… — вздохнула толпа и начала пожирать её синими и восторженными глазами. — Самая мудрая! — Самая… — И самая красивая на весь След, и на всю Сола-Волара, Землю богов! — О да-а-а… — Вернёмся же к Церемонии Определения, — будничным тоном заключила она, и лорд Одаар поковылял обратно в кресло. Редегаар и Боунс вернулись на свои места, я и Кирк — на свои. Виолента одним щелчком пальцев заставила эффектно исчезнуть пустующее кресло Уллена. — Видишь, — пробормотал Редегаар Боунсу, — вот всё и решилось для малютки Лонсе. Не думал, что это произойдёт так скоро, но глупец сам нарвался. — Это правда, что им накормят воларов? — встревоженно спросил Боунс, и, бьюсь об заклад, он переживал за драконье пищеварение, а не за честь несчастного лорда. — Да нет, конечно, — прошептал горный лорд. — Ни один волар не станет есть человеческое мясо. Они благородные звери. Они вчерашние боги. — Тогда почему же… — начал Боунс, но Редегаар прижал палец к губам, делая вид, что наблюдает за площадкой. — Потому что достаточно, чтобы толпа верила в это, — тихо сказал я. — И боялась. — И они боятся, — кивнул Редегаар. — Ещё как боятся. Между тем Виолента, приходя во всё более праздничное настроение, танцующей походкой подошла к Споку и спросила, наклонив головку к плечу: — Мой элво твёрдо решил участвовать? — Да, госпожа Виолента, наш договор в силе. — Тогда первое, что я сделаю, это сниму все вопросы насчёт того, чьи цвета ты будешь защищать… Взмах рукой, и поверх чешуйчатой куртки Спока появился такой же лёгкий табард, как и на других наездниках. — Цвет крови Виоленты и цвет твоей собственной крови, — нараспев произнесла госпожа, — однажды, в сетру, они окажутся перемешаны. — Ну и бурда получится, — проворчал доктор. И мы с Редегааром слегка истерически хихикнули. Только вы не подумайте, что мы не волновались за мистера Спока! *** — Павел, ну ты что, — укорила навигатора публика. — Как будто мы не знаем, как вы с доктором к нему относитесь! — Мы просто перенервничали, понятно? — сказал Чехов. — Я, когда перенервничаю, иногда начинаю смеяться. — Я тоже, — вздохнула новенькая энсин. — Да таким глупым смехом… — Ну а дальше, дальше, — поторопили остальные, и Чехов продолжил. *** — И ещё одно, анаграсаар, — ласково сказала Виолента. — Покажи мне свой бич. — Мы не пользуемся бичами, госпожа Виолента, — возразил Спок. — Как же ты собираешься управлять своим воларом? — Мне не нужен бич, чтобы управлять воларом, — ответил первый офицер. — Хорошо, допустим. А чем же ты будешь защищаться от других наездников? Мне не хотелось бы, чтобы моя собственность пострадала слишком сильно. — Госпожа позволит снять гербовую одежду? — спросил Спок. — Я покажу. Он снял табард, машинально сложил его и опустил на песок («Аккуратист!» — фыркнул доктор). Из оттопыренного кармана куртки Спок вынул два крупных замкá. Виолента молчала, её глаза метались между замкáми и лицом вулканца. На дужках замков были крепко затянуты концы широкого ремня метра в два длиною, а сам ремень висел на торсе Спока через левое плечо, как портупея, и ещё разок был обёрнут вокруг талии. Теперь он его снял и взял ремень в руки, так что концы с замками повисли свободно у его колен. — Мой народ защищается с помощью этого. И тут Виолента, Сванта, лорды и, похоже, каждый эрд в толпе, кроме детей, выдохнули одно слово: — Ахн-вун! Сказать, что мистер Спок был удивлён — значит преуменьшить его эмоцию раз в сто! Нет, выражение своего лица он проконтролировал, а вот левую бровь упустил, и она задралась так, что безупречную чёлку перекосило.