***
Время в море в одной лодке тянется медленно. Посменный сон, обсосанный сухарь за щекой, растянутая парусина, под которой прятались от солнца, и почти постоянное полусонное состояние, навеянное морской волной. Море баюкало. Галеты, которые осточертели уже к концу первой недели, успела возненавидеть. Но голод есть голод. Готовка Татча снилась по ночам, сменяя беспокойные поверхностные сны, полные кошмаров, что забывались к утру, оставляя после себя лишь хроническую усталость и, как я подозревала, непроходящие синяки под глазами. Сначала были смущенные просьбы отвернуться, чтобы справить нужду, так как гальюна предусмотрено на шлюпке не было. К концу путешествия смущалка окончательно сдохла. Вот она — морская романтика. Сон в обнимку, чтобы согреться, и разговоры ни о чем. Мы играли в слова. Два раза напряженно готовились к шторму, который, к счастью, проходил мимо. Я учила его играть в крестики-нолики и в морской бой. Слушала истории и уроки навигации, которые для меня были, вне сомнений, полезны, но вот применимы ли на практике? Сомневаюсь. Ругались… Беспокойные предательские мысли о том, что мы сбились с курса, то и дело возникали в голове, тревожили разум и мучили сомнениями. К сожалению, с собственной тревогой что-либо сделать, будучи в лодке посреди бесконечной соленой воды, тянущейся от горизонта до горизонта со всех сторон, не особо выходило. Идея… Словно зараза. Гарри Поттер был пересказан как сказка для детей и какой-то уж слишком смешной анекдот, с которого Адольф хохотал и нещадно комментировал. Язык у подростка, выросшего в этом мире, был подвешен очень хорошо, и маленькая язва в будущем грозилась превратиться в очень сложного собеседника. Первое впечатление обманчиво. Да и сам Адо признался, что эта привычка — прикидываться невинным и хорошим перед незнакомцами — тянется за ним из глубокого детства. Маленький лицедей. — Люди любят хороших детей, — усмехался он, поправляя потрепанную, большую для него шляпу на голове, щурясь на блики солнца от воды, сидя на веслах. — Те, кто поглупее и понаивнее, доверяют. Могут даже белли кинуть или купить что-то, прохлопав свой кошелек. И даже жизнь. Камень в мой огород просто огромный. Впрочем, он был кинут уже не мне, а той Улик, которой я была несколько месяцев назад… А казался таким милым ребенком. Ребенок-босяк, выросший на улице, среди таких же диких и воспитанных жестокой жизнью детей, а после живший среди пиратов на Моби Дике, кардинально отличался от тех же мальчишек и девчонок, которых я знала в своем мире. Они казались мне глупыми, полными максимализма и каких-то своих выдуманных проблем. Они… были именно детьми, у которых одна забота — это несчастная любовь, грустные песни и «мир, что их не понимает и не принимает», оценки да экзамены. Я понимала их. Не жалела, просто понимала. Так как сама такая была. Просто знала, что они вырастут. Но вот в чем беда, по-настоящему вырасти предстояло, пожалуй, сначала мне… Вот и считай себя взрослой после этого. Старше его в два раза, а по жизненному опыту проигрываю. Проигрывала. Сейчас, наверное, сравнялись. Хотя мериться пиздюлями от жизни явно не то, чем нужно заниматься и гордиться. Мне не нравилось его здоровье. Адо отмахивался, сонно моргая. Быстро уставал, шипел сквозь зубы на простую усталость, солнце и все остальное. И ни на что не жаловался. Периодически я замечала, как его лихорадило. Но температура если и была, то небольшая. В конце концов аналог парацетамола снимал симптомы, но все равно мне не нравилось его состояние. — Как только прибудем в Сан Фалдо, будешь лежать и лечиться, — растрепала его волосы, перешагивая через вытянутые ноги подростка. Это было за пять дней до прибытия на остров Фестивалей. — Да нормально все со мной! — Вот и отлежишься, чтобы все точно нормально было, — хмыкнула по-доброму. — Ты мне нужен живой и здоровый. Это было за три дня до того, как я проснулась от его кашля. Он сказал, что поперхнулся. Я поверила. Адо никогда не жаловался, а я не хотела навязываться. Не хотела лезть с излишней заботой. Сан Фалдо встретил нас яркими огнями. Его было видно в ночной темноте задолго до того, как показался берег. Светлое марево далекого, но яркого города напоминало Архипелаг Сабаоди, но мрачные мысли и воспоминания, связанные с радужными пузырями и всем, что там произошло, я решительно откинула в сторону, с нетерпением ожидая того момента, когда мы сможем сойти на берег. Коснуться ногами твердой земли и узнать последние новости мне очень и очень хотелось. Темные фигуры разных кораблей, стоящих на швартовке, и их высоко тянущиеся вверх мачты. Рангоуты темными линиями на фоне огней и порта Сан Фалдо разбивали яркость береговой линии. — Мы сойдем на сушу с другой стороны острова, — улыбнулся моему нетерпению подросток. — А есть возможность? — мало ли, по-всякому бывает. — Конечно, — хмыкнул Адо. — Садись на весла. Огрубевшие руки и уже давно переставшие болеть некогда забитые плечи даже не заныли. Ткнувшаяся килем в песок лодка, толчок и наконец окончание качки вызвали нетерпеливый облегченный выдох. Земля неожиданно под ногами оказалась слишком твердой. Не качалась, от чего танцующая походка была немного неуместной, в попытке поймать баланс, который ловить-то и не надо. Вытаскивая лодку на песок, споткнулась, рухнула, черпая сапогами морскую воду, рассмеялась, погрузившись по грудь. Сан Фалдо звал тысячами ярких огней, но почему-то силы покинули, стоило только пристать к берегу. Шумело море, лаская голые пятки. Мы валялись с Адо на берегу, прямо на песке, и у нас не было сил встать и отправиться к цивилизации. За зарослями густого и высокого леса, на другой стороне острова были люди. Суша с нормальными людьми, городом и поселением казалась сейчас таким странным местом. Не пугала, нет, просто воспоминания о посещенных мной островах были какими-то далекими и в то же время яркими. Каждый остров — новая страна. А ведь там, в родном мире, чтобы поехать и посмотреть на заморскую жизнь, нужно столько всего сделать. Вечная заморочка с документами, заграничным паспортом, визами, чемоданами и рейсами, границами… Можно или нельзя, разрешение, государственная пошлина, проверки на контрабанду и так далее. Слишком много сложностей. Раньше было слишком много сложностей, но сейчас внезапно догнало осознание, что я проплыла половину чужого мира без паспорта и без визы. Более того, на море побывала, которого никогда не видела. Встретила стольких людей, наворотила таких делов, что хватит на бестселлер. Или на приключенческий фильм, возможно даже с толпой фанатов. Не меня, разумеется, а всех тех, кого я встретила. Хотя у них они уже есть… Звезды на этом острове были не так ярки, как я привыкла видеть в море. — Адо, — позвала я мальчишку, раскинув руки в разные стороны. — Чего? Суша казалась мне какой-то… чужой. Хотя я только что ступила на берег. — Можно ли в море одичать? Вопрос, что мучил меня уже давно. Это и пугало, и одновременно нет. Просто оставленные на суше, пусть даже в другом мире, ценности, друзья, семья, работа… все это становилось все более далеким. Хохот мальчишки был таким заразительным и звонким, что невольно почувствовала себя идиоткой. — Мы, пираты, называем это «душу морю заложить», — продолжая смеяться, закашлялся он, широко улыбаясь. — То ли еще будет! Поверь, после всего того, что мы пережили, тебе станет сложно осесть на одном месте. Будет звать море. Повернув голову в сторону, уставилась прямо в его лицо, повернутое ко мне. Он улыбался. Широко, весело скалясь, щуря блестящие темные глаза. — Это как? — Весь мир становится как на ладони. На одном острове оказывается слишком тесно, и границы… давят. Моряки продают душу морскому дьяволу и морю, а вместе с ней и тоску по дому и по тем, кого оставили на берегу. Мы их все еще любим, но море любим больше. Его ответ нашел отклик в моей душе. Я все еще их безумно люблю. — А как же семья? — Обречены ждать на берегу. Кто-то дожидается, а кто-то нет. Винить их в неверности… мы не можем. Так как сами зачастую не верны, Уль. Море… Морские волны шумели, белой пеной оставаясь на песке. Вот тебе и романтика. Становясь верны себе, перестаем быть верны другим… да? — Потерянные. — Что? — Да так, мысли вслух, — закрыла глаза, наслаждаясь шумом прибоя, что сплетался с шелестом листьев. Потерянные для мира. То, что осталось на берегу, постепенно перестает иметь значение. Потому что они слишком далеко. А море всегда близко. Как и риск умереть.***
Ранним утром мы под покровом сумерек вошли в город ярких огней и фестивалей. Мы выглядели как самые настоящие пираты из художественных фильмов. Хотя… скорее просто как бомжи в условиях средневековья. Потасканные и потрепанные. Вонючие. Только не вшастые разве что и не сифилитики. И невероятно похожие, видимо, на близких родичей минимум, а на собратьев по духу так уж точно, потому что в первой же более-менее гостинице, где обычно не задавали вопросов, по словам Адо, барменша, выдохнув дым в нашу сторону, молча протянула мне сигарету, угощая. Сонная барменша отнеслась к нам совершенно спокойно, но все равно пришлось послушать Адо, что знал эти места гораздо лучше меня и, видимо, достаточно хорошо, чтобы привести нас сюда. — Есть чем платить? Золотые монеты звякнули об столешницу. Глупо было уходить с корабля морского дозора с пустыми карманами. «Берем все и не отдаем ничего», вроде так, да? — Одну на двоих, — Адо тем временем хлебал что-то из кружки, счастливо щурясь. Худой, бледный и какой-то все же на вид не очень нездоровый, сейчас он выглядел вполне довольным своей жизнью. — С двумя койками нет. Остался один с одной кроватью, но, если что, в номере есть еще диван, так как вы мать и сын, думаю, не возникнет проблем. Впрочем, если вас не устраивает, можно снять две разные комнаты. — С одной кроватью, — тут же ответила ей, на что она лишь кивнула. Мама и сын. В свете последних событий я перестала выглядеть как ребенок. Молодость на фоне стресса и приключений решила как-то поувять. А вот Адольф наоборот из-за своей худобы стал казаться младше. На свой возраст — тринадцать лет. Ключ поймала на лету. — Еду в номер? — деловито уточнила женщина. — Да. Засов на двери особенно порадовал. Номер был на втором этаже. Комната с кроватью со свежим, но слегка потасканным и застиранным постельным бельем, пахнущим мылом, радовала как что-то чудное. Ванная была отдельно душ, отдельно туалет. — Шикарно живем! — хмыкнул чумазый Адо и едва не завалился на кровать, но я вовремя схватила его за плечо. — В ванную. — Конечно, мам, — хмыкнул иронично мальчишка, хлопая дверью, схватив полотенце. Я замерла на месте, прилипнув ногами к чертовому полу, с трудом сообразив, что только что услышала от языкастой сволочи. Дернулась, оглядываясь на закрытую дверь, и усмехнулась, широко растянув губы в ехидной улыбке. — Будь послушным, сына, — пропела, издевательски растягивая гласные. За дверью что-то упало и раздалось ругательство. Так тебе, язва. Патронташ, ножи в ножнах, ремни с пряжками, револьверы с портупеей с кровати переложила на тумбу тут же рядом. Проверила мокрые сапоги мальчишки, скривилась от запаха. Просушить надо. Расправила и оставила сушиться. Дернув завязки потрепанного заляпанного хрен знает в чем рюкзака, вытащила несвежую одежду подростка, которую надо постирать. Свою тоже. С лодки мы забрали почти все, что могло нам пригодиться, спрятав свое суденышко в зарослях на берегу, побоявшись оставлять там что-либо важное. С горечью вспоминала иногда тревожный чемоданчик с Сабаоди. Готовилась, готовилась, а никто из нас до него так и не добрался и не воспользовался. Интересно, нашел его кто? Или таки нет? Адо судьбу рюкзака не знал. Пойманный еще раньше меня, он сначала угодил к местным дозорным со всяким сбродом, а потом, когда обнаружили татуировку Пиратов Белоуса на руке, его отправили тем же кораблем, что и нас со Сьюзи. Перетряхнув рюкзак мальчишки, принялась за свой. Рассортировала, перебрала вещи, которые в основном были грязными и пахли весьма неприятно, в ожидании, пока пацан отмоется, то и дело поглядывая на двери с надеждой. Побыстрей бы освободил — в ванную хотелось безумно. А когда начала стягивать с себя «верхнюю» одежду в виде кофты, а главное расстегнула перевязь с оружием, застыла, почувствовав крайнее неудобство. Дискомфорт от того, что привычная тяжесть оружия и одежды, в которой уже прикипела даже спать, куда-то исчезла. Будто голая, хотя все еще стояла в штанах и рубашке. Босая разве что, поставив сушиться сапоги… Паранойя дала о себе знать неожиданным приступом. Стук в дверь заставил отмереть и перестать нервно щупать патронташ на собственной груди. И рука обхватила рукоять револьвера. Весь мир стал необычайно четким и каким-то тягучим. Кто там? Вдох-выдох. Испарина выступила на лбу, тревожность нарастала. За дверью был один человек и, судя по всему… — Завтрак. Женщина. Опасная? Нет. Вздрогнула, приходя в себя, выпадая из какого-то нехорошего оцепенения. Встряхнула головой, пытаясь вернуть себе ясность мыслей. Сунула револьвер за пояс, дернула щеколду и открыла дверь. От подноса шел вкусный запах, и девушка, окинувшая меня взглядом, с каким-то глубинным пониманием всех моих проблем и загонов кивнула, сунув мне его в руки. — Спасибо, — буркнула я, желая поскорее захлопнуть дверь. — Да не за что, — отозвалась барменша. Снова закрывшись, поставила поднос на стол и оперлась о столешницу поясницей, устало проведя по лицу ладонями. Это паранойя, Уль. Ты в гребаной гостинице, в которой тебя никто не знает. Расслабься хоть немного. Успокойся. Не вышло. Впрочем, к черту. Если так мне спокойней, то проверю все. Лишним не будет. Защелкнуть щеколду, подпереть дверь за ручку стулом, задернуть шторы. Пройтись, оглядывая каждый угол. Адо, вышедший из ванной в одном полотенце на бедрах, окинул взглядом результаты моих действий, понимающе усмехнулся и махнул рукой, не высказав осуждения в адрес моих попыток найти несуществующего врага. Так и до двенадцатого комдива недалеко. Вот кто маэстро в плане съезжающих мозгов на почве паранойи и выискивания существующих и несуществующих врагов. — Твоя очередь. Только не задерживайся, я вещи постираю потом свои… — Постараюсь. Нифига. Ванна. Мыло. Вода. И чертова соль, песок, запах немытого тела. Револьвер положила на раковину, так, чтобы можно было дотянуться в любой момент. Скинула с себя вещи и забралась в воду, чтобы окунуться в нее с головой. Горячая вода, казалось, проникла под кожу до самых костей, согревая все внутри. Есть в жизни счастье. Просто кайф. Аж до слез пробирает. Мылила я все. Даже брови, с которых сыпалась соль. Зубной щетки здесь для гостей предусмотрено не было, но зубной порошок нашелся. Ничего, пальцем зубы почистим. С головы соскребала вместе с пеной слой перхоти и жира, пропитанного солью, и жмурилась от удовольствия, на мгновение забыв обо всем. Трубочист должен быть чист, иначе так и заболеть чем недолго. Вылезать из ванной не хотелось совершенно, но все же пришлось. Клонило в сон, а там еще вещи нужно постирать. Правда, при выходе из ванной комнаты меня ждал сюрприз — Адо лежал с краю кровати, прикрытый всего лишь полотенцем, в обнимку с подушкой и сладко спал, абсолютно игнорируя реальный мир. Судя по пустой посуде, он умял свою еду и просто вырубился, вымотавшись вкрай. Вообще-то кровать собиралась занять я… Собрав его и свои шмотки, закрепив полотенце на своей груди, усмехнулась, закинув их в ванную. Утащила поднос туда же и, поставив на раковину, залезла с ногами, топя грязные вещи стопами в намыленной воде, одновременно приступая к еде. Когда-то давно моя бабуля, когда стиральная машинка сломалась, таким образом стирала постельное белье. Руками такое фиг провернешь, а вот устроить выбивание ногами — вполне себе рабочий вариант. На минималках. Главное болото не создать, но стирать сейчас всю одежду вручную нет сил. Впрочем, полоскала я белье долго, пока вода не стала чистой. Меняла ее раза три, не меньше. И отжав промыленные и прополоснутые вещи, раскидала их на просушку, завешав все двери, в том числе и от шкафа, по всему номеру. Как в студенческой общаге, ей-богу. После чего, укрыв подростка, распластавшегося на кровати, одеялом, игнорируя его полное пренебрежение приличиями и, собственно говоря, наготу, собралась спать сама. — Сынок, блин, — хмыкнула я по-доброму, растрепав влажные волосы на макушке, и ушла спать на диван. Ростом мы почти одинаковые, так что разницы не было. После лодки и диван — роскошь. Но все же за кровать было чуток обидно. Правда, недолго. После досок и качки, когда в тело черт-те что упирается, а в нос забивается запах собственного пота и не только пота… Запах мыла как рай. Впрочем, отсутствие качки все еще периодически напоминало о себе. Уснуть долго не удавалось. Не плескалось рядом море, не скрипело дерево, не гулял ветер, касаясь открытой кожи. Одичала я немного. И, кажется, стала параноиком. Но сон в конце концов пришел. К счастью, без сновидений.