Пожалуйста, не говори эти три слова

Она улетает так же быстро и легко, как прилетает. Совсем не понятно, когда её ждать: утром воскресенья ли, вечером среды ли, или в понедельник днём. Она как бабочка: красивая, лёгкая, практически эфемерная. — Джорно, забери меня. Мобильник был сжат в руке Дона, а пальцы второй нервно постукивали карандашом о поверхность стола. Он не должен был ей отвечать. Не должен разговаривать с ней сейчас. Не должен спрашивать «Откуда?» или «Где ты?». И всё же он спрашивает. Получив адрес (очередной ресторан), он сбрасывает трубку. Не хочет, чтобы она слышала его сбитое и нервное дыхание. Не хочет, чтобы она слышала, как он ругает себя и её, особенно себя. Ему это не нужно, не нужно и ей — Джованна был практически в этом уверен. — Фуго, — Джорно старается выглядеть (или звучать?) спокойным и расслабленным, будто все его действия принадлежали ему. — Пошли машину к Нотте Регало. — Конечно, а... Какую машину посылать? — с недоверием спросил Паннакотта. Пускай он и знал, но нельзя было показывать этой уверенности боссу. — Триш. — Понял, — ответ прозвучал как-то слишком быстро, как будто готовился заранее. «Позорище», — пронеслось в мыслях у Джованны. Она завалилась к нему домой, почти срывая обувь с ног и откидывая её в сторону. — Там было так скучно, — её усталый голос совсем не совпадал с энергией её движений. Пока она шла на кухню, девушка коснулась плеча юноши ладонью. Джорно поддался и последовал за ней. В этот раз всё произошло немного быстрее, чем обычно. Триш налила себе стакан воды, отпила и пролила её на себя. «Я не могу ходить в мокром. Помоги мне снять» — прошептала она, виновато глядя из-под чуть опущенных век. И блузка, и бюстгальтер оказались на полу, и невозможно было не прикоснуться к едва ли не фарфоровым соскам, невозможно было оставаться одетым самому. «Я хочу тебя, Триш Уна», — думает Джорно, разводя рукой её бёдра. Но не говорит вслух. Утром записка на этой же кухне: «Появились дела, Джорно. Целую, Уна» Наглейшая ложь. Они почти не целовались.

***

Джорно старался не обращать внимание на её новые украшения, которые появлялись уж точно не сами по себе. Не обращать внимание на то, что она не берёт трубки по вечерам. На постоянно меняющиеся ароматы её парфюмов. В конце концов она — самостоятельная женщина. И не последняя персона в городе. Она имеет право на... А, собственно говоря, на что, Джорно Джованна?

***

Иногда всё начинается в ресторане. — Ты свободен сегодня вечером? — почти мурлычет в трубку девушка, отпивая вино из бокала. — Мы могли бы поужинать вместе. Они оба знают, что значит «поужинать». Ресторан — отель/апартаменты — ночь вместе — одинокое утро. — Дай взгляну. Джорно помнит, что ему нужно было выбить всё дерьмо из придурка, который начинал простирать свои щупальца на территорию Дона. Видимо, не сегодня — перебесится. Пусть будет считать это актом милосердия. — Абсолютно свободен, — вздыхает Джованна, и не сомневается — Триш на том конце улыбается. — Тогда в семь. Она первая кладёт трубку и доедает свой цезарь. Джорно пялится в пустоту. Дверь номера захлопнулась слишком громко для позднего времени суток. Триш толкает мужчину вперёд, бешено расстёгивая бесконечные застёжки на его костюме, в то время как Джорно уже избавил её от струящейся блузки и принялся за пуговицы юбки. — Сегодня Диор, — вполголоса бросает Джорно, откидываясь на подушки, и Триш быстро кивает, не успевая обработать информацию. Но когда она справилась с защитой, она медленно поднимает на него глаза и говорит: — Не говори глупостей, Джорно. Как будто ты следишь, — она насаживается на него, легонько дёргая мужчину за мочку уха и кусает. Его ладони сжимают её ягодицы. «Я влюблён в тебя, Триш Уна», — думает Джорно, обводя большим пальцем её пупок. Но не говорит вслух. Поймать её становится всё сложнее, но так даже лучше: она летит к нему сама. Обвивает руками, вплетает пальцы в волосы, ступнями давит на плечи. Её концерт прошёл как нельзя лучше, а бутылка сухого красного закончилась так же быстро, как и началась. За окнами уже занимается заря, и Триш падает на подушки, изнывая и прерывисто дыша. — Я люблю тебя, Триш, — говорит Дон Джованна, целуя внутреннюю сторону бедра Уны. Её дыхание останавливается, глаза широко распахиваются, а голова задирается. Она садится, легко отстраняет юношу от себя и горько сводит брови. — О, Джорно. Она не собирается уходить. Джованна знает это, потому что она не одевается. Только накидывает его пиджак и натягивает своё бельё — чтобы подойти к распахнутому французскому окну. — Мы были детьми, Джорно. Мы и сейчас дети. Конечно, возраст 'двадцать' солидным никак не назовёшь. Это Джорно понимает сам. А ещё смотрит на силуэт тела Триш, обрамлённый персиковыми лучами, и думает, что уверен в своих последних словах безоговорочно. Он не говорит ничего — подходит сзади, тихонько льнёт к её по-девичьи широкой спине и понимает, что Триш — сильная девочка. Потому что не отстраняется, потому что больше не говорит ничего и только вздыхает — Джорно всё понимает. Она лишь разворачивается и кладёт голову ему на грудь. Триш совсем не целует его. Она боится, что ей понравится его вкус.