***
— Вы должны избавиться от нее, кхалиси. — Мирцелла всего лишь девушка. Почти дитя! Неужели вы испугались ребенка, мой храбрый рыцарь? — Она — последний отпрыск узурпатора. Найдутся люди, которые захотят короновать ее, сделать своим знаменем! Ее нельзя оставлять в живых. — Какие люди, сир Джорах? Народ любит меня. Неужели в вас нет жалости? Головы ее матери и дяди гниют на пиках на крепостной стене, она одна на этом свете, последняя из Ланнистеров! — Вы тоже были последней из Таргариенов. Между королевой и ее десницей повисло молчание. Оно тягостно, и чем дольше длится, тем труднее Дени было возразить сиру Джораху. Она понимала, что он прав. — Не жалейте львенка, из него вырастет лев. Он смотрел на нее с мольбой. — Нет никакого львенка, — наконец произнесла она. — Мирцелла Баратеон умерла. Погибла из-за нелепой ошибки. Дрогона не покормили, и он напал на нее. Пусть об этом объявят сегодня же, на всех площадях. Я хочу, чтобы об этом знали все: от десницы и до последнего побирушки. — Но кхалиси… — Мирцелла умерла, — в голосе Дейенерис зазвенела сталь. — А это — моя служанка Дореа. Девушка для удовольствий! — выпалила Дени, еле сдержавшись, чтобы не показать сиру Джораху язык.***
Могла ли она тогда, во время давнего разговора, подумать, что Мирцелла, которую отныне всему ближнему кругу было приказано именовать Дореей, на самом деле придет к ней в постель? Что среди ночи Дени проснется от сладкой истомы, охватившей все тело, и, открыв глаза, увидит перед собой золотоволосую голову, уткнувшуюяся ей между ног? Ни для кого не было секретом, что Ирри или Чхику время от времени делят с королевой ложе. И девочка, видимо, наслушавшись, о чем шепчутся слуги по углам, решила отблагодарить ее. У Дейенерис Таргариен никогда не было недостатка в мужчинах. Но ни Джорах Мормонт, ни хранитель севера Джон Старк не смогли доставить ей такого удовольствия, как новая Дореа. Дело было не в них. Единственной виной обоих достойных мужей было то, что они не являлись кхалом Дрого. А у Мирцеллы — золотые волосы и нежная покорность Дореи из Лисса. И когда она встает на колени перед Дени, или ползком, по-кошачьи, пробирается к ней по роскошной постели, Дейенерис кажется, что она снова в шатре Дрого. Что еще мгновение, и занавески заколышутся, и войдет ее Солнце и Звезды. Пусть королева Дейенерис Таргариен, первая этого имени, и не думала соблазнять последнюю из Ланнистеров, она не жалеет об этом. Боги не одобряют ложь. Но благодаря лжи Дейенерис раз за разом возвращается в счастливое время рядом с Дрого, а Мирцелла-Дореа — будет жить.