Una Volta in Roma

Roma-Viana, 1507.

Накануне своего отъезда Эцио насильно отправил Маттео на задание в Каликут, чтобы у него даже не было возможности отправиться за ним в Виану, где, как «подсказало» Яблоко, Чезаре должен был осадить одну из самых знаменитых неприступных крепостей. Однако ассасин нашел выход из положения, сговорившись с Марко и Гидо, которые вдвоем могли вполне неплохо справиться с поставленной задачей. Молчание в обмен на такие удобные в бою и еще не доступные дымовые шашки. 
 Он буквально наступал отцу на пятки на протяжении всего пути и боялся, что ему не удастся его обогнать. А это стало его манией: он считал, что именно он должен отомстить Чезаре. Именно он должен был проткнуть клинком его горло, давая понять, что ему не удалось покончить с родом Аудиторе. Маттео чуть не выдал себя, когда на пути к крепости показался Чезаре, ошеломленный от присутствия Эцио. Но потом был дан приказ пустить в ход пушки. И плевать, что пострадает не только Аудиторе, но и собственные солдаты Борджиа. Тео успел спрятаться за какими-то остатками здания, стоявшими достаточно отдаленно от места атаки. Когда все утихло, он прикрыл своего убитого осколком пушечного ядра коня ветками стоявших рядом деревьев, и поспешил к отцу, лежавшему на земле без сознания. Пульс был. Отец был жив. Но вместо того, чтобы остаться с ним и попытаться привести в сознание, парень лишь напоил его одним из тех лекарств, что постоянно носил с собой. Теперь он был впереди. И желание покончить с Чезаре было сильнее, чем желание помочь отцу. Прости меня. Но теперь я на шаг ближе к нему. И я этот шанс не упущу. 
 Ему предстоял не самый легкий путь. Несмотря на то что многие солдаты и стражи крепости Вианы попали под пушечную атаку, битва все еще продолжалась — Тео слышал лязг мечей где-то далеко. Оливковая роща была тиха и лишь алый дым от костров и крови выдавал в ней побоище. Ему приходилось прятаться за зданиями и делать постоянные остановки, чтобы его не заметили. Получалось это не всегда, поэтому приходилось и сражаться. Не зря говорят, что ярость дает силу — противники устранялись одним резким движением и умелыми комбинациями оружия. Когда ассасин пробрался на первую осадную башню с целью ее сжечь, он почувствовал себя отцом, который всего несколько лет назад таким же образом освобождал Рим от напасти с родовым именем Борджиа и клеймом красного быка. Но путь продолжался — он видел за собой вторую башню. И он всем своим нутром чувствовал, что именно она и приведет его к цели. — Убейте! Убейте их всех! — нервно кричал Чезаре. Маттео устремился вперед. Он никогда не думал, что его подъем на крепостную стену будет равен чувству полета прыжка Веры. — Эцио Аудиторе? Ты выжил? Стража! Убить его! — три движения и оставшаяся стража Чезаре была повержена. — Вот мы и встретились, — просто сказал Тео. Борджиа даже остановился, чувствуя, что что-то было не так в том Аудиторе, что стоял перед ним. — Твой голос… Как будто ты… — Мальчишка? — с дерзкой улыбкой просил Маттео, открывая свое лицо. Чезаре не мог понять, что происходит. — Но ты… Эцио? Это еще одно из свойств Яблока? Ты смог омолодить себя? Тебе это не поможет! Ты все равно умрешь! — парень лишь хмыкнул, радуясь странным умозаключениям противника, о которых и сам ранее задумывался, а Борджиа резко побежал в сторону Аудиторе, занося меч. Сильный удар. Но Тео был хорошо обучен, чтобы подобного избежать. Где-то сзади послышался бег и звон тяжелых доспехов. Парень резко развернулся, доставая метательные ножи, с разворота убивая бегущих противников, услышавших, что их предводитель остался один на один с ассасином. — Ты уверен? — спросил он, вновь отражая атаку и ударяя его коленом в живот, заставляя согнуться пополам. Удар скрытым клинком — один из доспехов с гулким звуком падает на плиты крепостной стены. — Я слишком давно жду этого дня. Тебе меня не победить! — Все никак не можешь простить мне гибель своей милой жены, а, Эцио? Скучаешь по своей Да Винчи? Какое там было у нее имя? — услышав это надругательство над памятью погибшей матери, Маттео с еще большей силой принялся атаковать своего противника, заставляя того даже удивиться. — Sento la mancanza? — удар. — Tuttora io sono disponibile di lei piangere, — отражение. — Nome? — замах. — Lucia da Vinci, — увернуться от выстрела. — E mio nome è, — удар скрытым клинком, — Matteo Auditore da Firenze, su figlio! — оттолкнуться от стены. — Ed io vendicarò sa morta! — еще один удар. Чезаре лишается своего последнего обмундирования. В его руках меч уже дрожит. И не столько от усталости, которая тоже присутствовала, а столько от шока, когда он понял, что перед ним действительно стоял сын Эцио и Лучии Аудиторе. Но он не хотел этому верить. — Не верю! Этого не может быть! Это ложь! Я убил ее в положении! У Аудиторе не может быть детей! — Боишься, Чезаре? А я уже не боюсь. Я с девяти лет, с того самого момента, когда узнал о ее гибели, готовился к встрече с тобой. — Matteo, aspetta! — послышался сзади крик отца. И он чувствовал, что не может не подчиниться. Он медленно попятился назад, вставая рядом с отцом, который держал его за плечо не привычным успокаивающим жестом, а в знак поддержки и понимания. — Вас… Двое… Нет! Вам не убить меня! — кричал Борджиа. — Я непобедим! Солдаты! — Он всегда другими пользуется? — только и спросил Тео, раскидывая руки в стороны, отправляя метательные ножи точно в свои цели, убивая их с одного удара. Школа Монтериджиони. 
 Они ранили его вместе. Один со спины, другой — смотря прямо в испуганные глаза папского генерала. Который продолжал кричать о своей непобедимости и бессмертии. Они оба отдали его в руки судьбы, наблюдая за тем, как фигура великого человека постепенно превращалась в маленькую точку отчаявшегося мученика, почти сошедшего с ума. — А ты говорил, что не сработает. Такие люди, как Чезаре Борджиа легко верят в неизвестные им чудеса. — Я все равно не могу понять, как он мог поверить в то, что Яблоко способно вернуть молодость. — Когда ты — точная копия своего молодого отца, то такое немудрено провернуть. Никто же не знает истинной сути Яблока и его истинной силы. — И все-таки пусть внешне ты — Аудиторе, но мозги у тебя — Да Винчи! — Эцио потрепал сына по голове, прижимая к себе. Как и тогда, семь лет назад, когда мальчик случайно узнал, что его мамы больше нет. 
 — Ты заколол его обычным ножом? — Это Ее. Я сохранил один после похорон. Специально для этого дня. Она его тоже победила. И теперь может отпустить нас. Солнце зашло за горизонт, осветив отца и сына своим последним, но самым ярким лучом. Это не «Прощай». Это «До скорой встречи». Questo non è «Arrivederci». Questo è «A presto».