Кровавая магнолия

— Хён, там больше не осталось шоколадного мороженого, поэтому я взял тебе такое же как и себе. — Феликс в припрыжку подбегает к Чану, солнечно улыбается и протягивает ему стаканчик с мороженым нежно-зелёного цвета, посыпанным маленькими крошками орехов. — Фисташковое. — недовольно тянет Бан, но берёт с маленьких рук вафельный стаканчик.        Воздух на улице пропитан сладким запахом цветущих фруктовых деревьев и сладкой ватой, что продается здесь чуть ли не на каждом шагу. Тёплый ветерок, совсем не душный, согревает вечерний Сеул. Небо постепенно меняет краски. Казалось, только недавно было голубым-голубым, что резало глаза, а сейчас уже окрашивается в розовый и нежно-фиолетовый. Ещё пару минут и появится первая звезда, а ещё пару часов, и небо накроет чёрная атласная ткань, погружая город во мрак, и парк аттракционов, в котором Чан и Феликс тусуются весь день, закроется. — Слушай, Ликс. — Чан идёт рядом с младшим медленно по аллеи, рассматривая до жути ненавистное мороженое. Феликс сразу же замечает, что старшему неудобно произносить свои мысли вслух, поэтому, улыбнувшись, он берёт его за руку и слегка сжимает, давая понять, что Чан может сказать сейчас что угодно. Тот сразу же расслабляется, переводит взгляд на него и продолжает, — знаю, я обещал, что сегодня проведу с тобой весь день, но ты же знаешь Чонина. — на этом моменте Бан закатывает глаза, а Ликс тихо вздыхает, но руку старшего не отпускает, — ты не против, если он составит нам компанию? — Чан выжидающе смотрит на друга. — С чего мне быть против? Он ведь твой парень. — Феликс улыбается, а в сердце отчего-то будто колит чем-то острым, но он это игнорирует. — В последнее время ты странный. — Бан пожимает плечами и теперь смотрит вперёд, замечает лавочку под во всю цветущей вишней, выпускает маленькую ладошку со своей и идёт в сторону лавочки быстрее, пока кто-то другой её не занял. — В плане? — Феликс хмурится и идёт следом за другом, запихивая остатки мороженого в свой рот. — Ну. — снова жмёт плечами, подходит к лавочке, плюхается на неё, а затем поднимает уставший взгляд на младшего, что стоит напротив него с набитым ртом и пытается прожевать холодное лакомство. — когда мы все вместе проводим время, ты почему-то какой-то нервный. Такое впечатление будто Ян тебя раздражает. Или может наше взаимодействие? Не знаю.        Феликс удивлённо смотрит на старшего, закатывает глаза и наконец проглатывает мороженое, тут же рухнув на лавочку рядом с Чаном. — Чего? Всё совсем не так. — возмущённо тянет гласные, двигается поближе к Бану и касается его руки. Несмотря на то, что на улице тепло, кожа старшего оказалась холодной, будто он находился где-то на холоде долгое время. — Может ты ревнуешь? — уголки губ растягиваются в улыбке, а глаза щурятся, смотря на веснушчатое лицо.        Феликс тормозит несколько десятков секунд, смотря снизу вверх в глаза напротив, а затем смеётся. Не естественно и как-то совсем не искренне, будто сам не понимает уместно ли сейчас смеяться. — Что? Нет. С чего это мне вообще ревновать. Не ревную я. – Феликс отводит растерянный взгляд и скорее пытается убедить себя в этих словах, нежели Чана, однако сердце бьётся так сильно, что биение слышно в самих ушах. — Ладно-ладно. — Бан улыбается и свободной рукой взъерошивает сиреневые, как июньская нежная сирень, волосы младшего.        Феликс хмурится от этих действий и хлопает друга по руке, а затем выхватывает с его второй руки уже подтаявшее мороженое и с довольной моськой начинает его есть. А сердце всё продолжает болезненно биться о стенки грудной клетки. — Ты хитрый. — Чан приобнимает младшего, улыбаясь широко-широко. — Я бы мог тебе купить клубничное. Но тогда оно бы было выброшено, а так вот видишь я могу съесть. — Ли увлеченно ест мороженое. — Никогда не поверю в то, что там закончилось, к примеру, персиковое мороженое или лимонное.        Феликс кривится, будто Бан сказал что-то противное, и поворачивает голову в сторону друга, смотрит на него. Хочет прокомментировать слова старшего, но внезапно будто забывает как говорить. Лицо Чана так близко. Его губы — пухлые, в форме сердечка, шершавые и сухие — слегка растянуты в полуулыбке. У Ли наверное уже тахикардия высокой степени, руки дрожат, а губы застыли в приоткрытом немом вдохе. Чан внезапно губ его касается прохладными пальцами, и Феликс вздрагивает. — У тебя тут мороженое, грязнуля. — Бан бережно, осторожно проводит по губам, а Ли как-то резко и грубо отталкивает от себя старшего. Сам не знает, что на него нашло, — Ты чего? — Бан пугается и в голове перебирает тысячи причин что он такого сделал.        А Феликс краем глаза замечает в стороне знакомый силуэт, приближающийся к ним. — Извини... я.. О! Там Чонин! — он поворачивается и широко улыбается, махая рукой, высоко подняв её вверх. Делает вид, что всё отлично, просто лучше некуда, а внутри целое торнадо из чувств и эмоций.        Бан тут же с лавочки поднимается и идёт навстречу к своему парню, заключает его в объятия и тут же накрывает чужие губы, вероятно по которым невыносимо соскучился за весь день. У Феликса улыбка меркнет, но он совсем не отводит взгляд, а наоборот пристально наблюдает за тем, как Чан бережно целует Чонина, сминая его губы своими. Феликсу кажется, что он даже слышит эти сладкие чмоки, от которых сразу же становится тошно. Он специально громко прочищает горло, привлекая к себе внимание. Бан тут же разрывает поцелуй, виновато смотрит сначала на Ли, а затем снова влюблённо на Чонина. — Я очень соскучился. — хнычет Ян и крепче обнимает Бана. — Я тоже, малыш. — лёгкий чмок в щеку и улыбка счастливая-счастливая.        Феликс глаза закатывает и поднимается с насиженного места. — Бля, ну вообще-то я всё ещё здесь. Ворковать будете в других местах не при мне. — Феликс рассоединяет голубков, — пойдёмте поедим, я таак хочу есть. Просто ужасно. Закажу себе целую чашу куриных ножек.        Еда сейчас самое то, что нужно, потому что настроение куда-то внезапно исчезло, и стало то ли грустно, то ли тоскливо. Влюблённые только соглашаются на предложение веснушчатого. Ян хватает старшего за руку и переплетает его пальцы со своими. Феликс цокает, обгоняет их и идёт так, немного впереди них. — Я знаю одно место, где отлично готовят. Десять минут отсюда. — Бан не удерживается и снова целует младшего, только в этот раз в висок. Чонин смущённо смеётся и ближе жмётся к нему. Феликс хоть ничего и не видит, но представить картину не составляет труда, поэтому он снова закатывает глаза и даже неожиданно для себя начинает злиться, отчего и хмурится во всю. — Ты как, Ликс, согласен пойти в то место? — Мне посрать куда идти лишь бы поскорее мне дали пожрать. — тут же отрезает Ли и ускоряет шаг, будто хочет оторваться от Яна и Бана. Он и сам не понимает с какой кстати его настроение упало куда-то на самое дно и почему он сейчас так взбешён. Нет, он не ненавидит Чонина, но почему-то именно сейчас ему хочется убить его. Чан на слова друга лишь жмёт плечами и идёт чуть быстрее, держа своего парня за руку.        Феликс делает пару глубоких вдохов и выдохов, пытаясь успокоиться. Голова забита какими-то странными мыслями. Вечно этот Чонин портит всё. Ни на один день не может оставить Чана наедине с ним. Вечно припрется, испортит и день и настроение и взаимоотношения со старшим. Что с ним не так?        А может не так что-то с Феликсом.        Ли снова закатывает глаза, мысленно крича о том, как он устал от мелкого засранца, что прямо сейчас так и липнет к Бану, словно жвачка к джинсам. Но выбило из колеи то, что он услышал у себя за спиной: — Хён, не хочу больше идти. Понесёшь меня?        Приплыли. Какого чёрта творит этот пиздюк? У него что своих ног нет? Он что инвалид? Чан, что устраивался к нему носилкой? Феликс резко останавливается, когда слышит мягкое чановское "хорошо, малыш". — Так. Не понял. — Феликс смотрит раздраженно сначала на Чана, а затем на младшего, тут же обращаясь к нему, — во-первых хён устал, он вроде как не робот. Во-вторых ты нихуя не королевских кровей, чтобы тебя 24/7 носили на руках. Имей уважение. Он твой парень, а не носилка. А ты, — он снова посмотрел на старшего и ткнул пальцем в его грудь, — с каких пор ты такой каблук? Перестань, тебе не идёт. — И без тебя разберемся. — вставляет своё слово Чонин, — он МОЙ парень, а не ТВОЙ. Так что не лезь в НАШИ отношения. — с акцентом на некоторые слова отрезает младший, со злостью в глазах смотря прямо в глаза Ли. — Успокоились оба. Ликс, я сам этого хочу. — Чан смотрит в глаза напротив. — Хочешь быть каблуком? — язвит Ли, отводя свой взгляд куда-то в сторону. Почему то сейчас он чувствует себя идиотом. Что за сцену он только что устроил? Что ещё за выходки? — Хочу делать для своего парня всё, чтобы он чувствовал себя счастливым. — отвечает Чан, а Чонин снова ластится к нему, обнимая.        У Ли что-то в груди опять колит, сердце болеть начинает, а глаза неприятно щипят. Это что еще за реакция? Но Феликс показывать всего этого не хочет, он лишь фыркает, снова разворачивается и бурчит: — Делай что хочешь.        Чонин всё таки оказался на руках Бана. Он победно улыбался, обнимал старшего за шею и благодарил его поцелуями, вечно что-то шепча на ухо. А у Феликса всё сильнее ныло в груди, будто что-то давило и скручивало лёгкие, а сердце будто пронзали тысячи иголок, норовясь разорвать его в клочья. Странно, но нечто подобное Ли чувствует впервые. Он мысленно делает заметку, что стоит пройти обследование, а то мало ли, сердце колит не на шутку слишком уж сильно, что порой трудно сдержать болезненный стон.        Зайдя в небольшую кафешку, Чан просит младших занять какой-нибудь столик, пока он сделает заказ. Феликс, не шуча просит побольше жаренной курочки и апельсиновый сок. Всё что ему сейчас нужно - это заесть обиду, непонятную боль, злость и раздражение. Конечно же, место, где они будут сидеть выбирает Ян, но Ли глубоко пофиг, просто дайте ему поесть. Они садятся за столик в самом дальнем углу возле стенки, где висят какие-то картины, которые совсем не интересуют Ликса. Он садится напротив Чонина и уже заранее знает, что Чан сядет рядом с мелким засранцем. Он подпирает голову рукой и смотрит куда-то в сторону, надеясь, что Чонин не откроет свой поганый рот. Но он слишком хорошо его знает, поэтому спустя буквально пару минут слышит: — Ты ведь ревнуешь, да?        Феликс переводит взгляд на младшего и еле сдерживается, чтобы прямо сейчас не дать ему в нос со всей силы. Тот гадко и самодовольно улыбается, теребя в руках белую салфетку. — Да, ревную. Чан мой лучший друг, а с твоим появлением мы практически не видимся. — Ли старается выглядеть как можно более увереннее и не преступнее, но Ян знает как задеть: — Всё потому что я ему намного важнее тебя.        Ликс молчит, конечно хочется сказать что-то, чтобы Чонин опустился с небес, но если честно, то настроение на это вообще нет, да и он не уверен: вдруг он для Чана на самом деле действительно стал не так уж и значим. Эта мысль заставила сердце с новой силой сжаться. — Но ты ведь ревнуешь его совсем не по-дружески. — всё не унимается Ян. — Чего? — Феликс раздраженно хмурится и сверлит взглядом довольное лицо младшего. — Хватит нести хрень. — он хочет ещё что-то добавить, но в этот момент к ним подходит Чан, что буквально спасает Ли, ведь он не знает, что сказать младшему, чтобы заткнуть его. — Наш заказ будет готов минут через 10. Там такая длинная очередь, что хотелось развернуться и уйти от греха подальше. — старший, как и ожидалось, усаживается рядом с Яном. Тот счастливо улыбается и снова липнет к нему. У Феликса проносится в голове мысль: как у Чана вообще хватает столько нервов и терпения на эту навязчивую липкую пиявку. На его месте, он бы его уже давно убил бы и закапал где-нибудь в лесу.        Заказ приносят не через 10, а через 20 минут, на что Ли недовольно возмущался официанту, грозясь накатать жалобу за отвратительное обслуживание. Но буквально через пару минут забывает об этом, полностью отдавая себя жареной курочке. Влюблённые общались между собой, шутили и смеялись, а Ли пытался не обращать на них внимания. Чан иногда задавал ему какие-то вопросы, а Ликс отвечал слишком односложно, чтобы тот понял: сейчас у него желание разговаривать равно нулю.        С кафешки они выходят уже тогда, когда на улице совсем потемнело. Над головой чистое чёрное небо, усыпанное бриллиантовыми звёздами. Воздух прохладный и немного влажный, отчего по телу проходит дрожь, но Феликс не обращает внимание. Еда сняла злость и раздражение, но почему-то настроение не подняла, из-за чего Ли каждые пять минут вздыхал. — Может прогуляемся ещё немного? — спрашивает Чонин, взяв старшего за руку, на Ли он тоже посмотрел, как бы приглашая с ними, но тот отрицательно покачал головой и ответил: — Спасибо, но нет. Мне по горло хватило твоего присутствия. — вздох, короткий взгляд на Чана, а после тихое, — я просто устал и немного замёрз, и вообще...— он снова вздохнул, но в этот раз как-то грустно. — Ну как хочешь. — мелкий снова жмётся к Бану и довольно улыбается, радуясь тому, что сейчас он останется наедине с любимым.        Чан как-то виновато смотрит на друга, глазами прося прощение за испорченный вечер, за Чонина и вообще за всё что только можно, а после мягко спрашивает: — Может тебя проводить? — Нет, спасибо. Сам дойду. — Ли улыбается, а внутри будто что-то разбивается. Это чувство его за этот день окончательно достало. Хочется поскорее вернуться домой, принять горячий душ и лечь спать. Когда спишь ничего не чувствуешь. Это самое лучшее состояние, в котором только может находиться человек, как считает Ли. — Я напишу тебе позже. — старший не собирается настаивать и ещё больше нервировать Ликса, он лишь виновато улыбается и по привычке за руку притягивает к себе тело друга, перед этим отлепив от себя Яна. Феликс не сопротивляется, буквально падает в мягкие крепкие объятия и в ответ обхватывает тело Чана, прижимаясь к нему. Старший тёплый и от него пахнет целым букетом цветов. Объятия длятся совсем ничего, как и подобает друзьям, но Ли захотелось в них находиться всю вечность. Хотелось чувствовать себя защищённым и согретым, но не всё случается так как мы того хотим.        Дома он оказывается спустя минут 20. Свет нигде не включает и сразу идёт в душ. Горячая вода вызывает приятную волну мурашек, но сердце снова начинает неприятно болеть. Ещё сильнее, чем было до этого. Внезапно дышать стало тяжелее. И Ли, всё же падает на колени, прикладывая дрожащую ладонь к груди. Он приглушённо стонет. Хочется расплакаться от боли, но отчего-то не получается, поэтому он только и делает, что тяжело дышит и царапает ногтями кожу в области сердца, будто хочет освободить то, что причиняет такую адскую боль.        Приступ, к счастью длится не так уж и долго, но в груди всё равно продолжает хоть и не сильно, но довольно заметно болеть. Он быстро моется, а затем возвращается в свою спальню. Чан обновил инсту: выложил очередное селфи с Чонином. Они действительно выглядят счастливыми и практически идеальными. Феликс рад за друга, но почему-то улыбка получается довольно грустная. Неожиданный звук уведомления заставляет Ли подпрыгнуть на месте. Он тут же открывает сообщение, чувствуя как сердце предательски трепещет. (22:04) чанни: извини за сегодня. я не хотел, чтобы твоё настроение испортилось. мне грустно из-за этого. (22:06) ликс: всё хорошо, хён. у меня такое иногда бывает, ты же знаешь. настроению свойственно портиться.) (22:08) чанни: погуляем завтра? (22:08) чанни: без чонина, обещаю. (22:10) ликс: а куда пойдём? (22:11) чанни: сходим в тц, поиграем на игровых автоматах? ты как-то обещал выиграть меня в той гонке. (22:13) ликс: если обещал, то обещание обязательно выполню. (22:14) чанни: приму это как согласие на моё предложение. (22:16) ликс: я спать. спокойной ночи, увидимся завтра. (22:17) чанни: спокойной ночи, ликс. (22:17) чанни: я зайду за тобой завтра.        Феликс ничего не отвечает. Он кладёт свой телефон на прикроватную тумбочку и укутывается в одеяле, чувствуя, что лёгкие всё ещё неприятно болят, отчего и дышать становилось труднее, будто что-то мешает. Однако несмотря на это, он довольно быстро проваливается в сон, в котором видит сотни тысяч нежных цветов и невероятно ослепительную улыбку своего друга. Он находился так близко, но так далеко. Рука Феликса не дотягивалась до Чана, и в груди всё сильнее сжималось от боли, а с глаз лились слёзы, в мгновение превращаясь в лепестки цветов. .        Чан заходит за Феликсом в половину третьего дня, и тот, как оказалось, только совсем недавно встал. Волосы всё ещё растрепаны, лицо опухшее от долгого сна, а мозг ещё не до конца переваривал поступающую информацию. Старшему пришлось ждать Ли на кухне за чашкой холодного зелёного чая с лимоном. Феликс носился по своей квартире, как ненормальный: то расчёску найти не мог, то не помнил куда положил свою любимую футболку, то любимые джинсы оказались грязными и прочее. Бан лишь закатывал глаза и периодически отвлекался на сообщения от Чонина, которые содержали либо конфетно-приторные слова, либо тысячи идиотских смайликов-сердечек, которые, если честно, немного раздражали Бана. — Мне кажется, что я устал от Чонина. — Чан блокирует свой телефон, когда Феликс заходит на кухню, чтобы оповестить друга о том, что, наконец, готов. — Ого. Неужели. Я бы уже давно загнулся с таким парнем. — Это не даёт мне покоя. — Бан хмурится, но тут же отгоняет от себя эти мысли, — мы наконец можем выходить? — на что Феликс положительно кивает. Хочется поговорить с Чаном о его переживаниях, но Чонин это не та тема, которую он хотел бы сейчас обсуждать, и старший прекрасно это понимает.        На улице самое настоящее пекло. Солнце сегодня, кажется, в два раза жарче, чем было вчера. На небе ни единого облачка, ни единого белого развода. Феликс покупает уже третью бутылку с водой в очередном мини-маркете. До нужного торгового центра они решили пройтись пешком, так как сейчас не лучшее время, чтобы кататься в душных забитых автобусах. Хотя на улице не лучше. Ликсу кажется, что его кожа уже начинает гореть, что если к ней кто-нибудь притронется, то непременно обожжется. Бан же старается игнорировать жару. Он увлеченно рассказывает сюжет какого-то очередного фильма, который посмотрел буквально на днях, делится моралью, которую смог вынести из него, а Феликс практически и не слушает. Ему невыносимо жарко, так ещё и лёгкие снова начали болеть, а с горла вот-вот собирался вырваться кашель, но пока этого не происходило, что заставляло мучаться его ещё больше.        В торговом центре, благо, прохладно, ведь повсюду включены кондиционеры и вентиляторы. Зал с игровыми автоматами находился на втором этаже, там же как раз было и небольшое кафе. Первым делом Ли отправился к своему любимому — сражение с зомби. Специальное оружие профессионально использовалось в уверенных руках Ли. Он точно попадал в противников, каждый раз ловко меняя заряд. Минут 10 и победа, однако рекорд, какого-то другого игрока так и не побил, что заставило его раздраженно выдохнуть. — Первый не тот, кто первый, а тот, кто второй, как говорится. — он отходит от большого автомата и идёт на поиски своего друга.        Чан, как и ожидалось, где-то на гонках. Он крепко держит руль своими руками и прямо смотрит в огромный экран, обгоняя своих соперников и резко разворачиваясь на поворотах. Его лицо серьёзное, безэмоциональное, но очень сосредоточенное, словно эта гонка решит что-то очень важное или спасёт чью-то жизнь. Феликс наблюдает со стороны, только не за игрой, а за другом, в наглую рассматривая его идеальный профиль. Он думает о том, что Бану очень подошло бы водить машину. Сидя за рулём он выглядел по-особенному красиво и. Сексуально.        Ли не успевает осознать о чём в данную минуту думает, потому что в груди снова начинает невыносимо болеть и в этот раз жечь, словно кто-то что-то выжигает на его лёгких.        Нет. К врачу точно следует обратиться. Вдруг бронхит или пневмония? Или ещё чего по-хуже.        Чан резко руками стукнул по рулю, заставляя младшего подпрыгнуть на месте, и прошипел в гневе. Принимать факт того, что он снова приехал вторым совершенно не хотелось, и Ликс, положив руку ему на плечо, повторил свою коронную утешительную фразу: — Первый не тот, кто первый, а тот, кто второй.        Бан улыбнулся и посмотрел на друга, вздыхая: — Мне кажется или тебе нужно найти кого-то, а не читать тупые мемы в тупых пабликах.        Феликс смотрит Чану прямо в глаза. Слов подобрать не может, даже съязвить банальное "мне и одному не плохо". Старший тушуется, понимая, что ляпнул, вероятно, лишнее, поэтому быстро меняет тему, дабы снова не испортить младшему настроение: — Ты там обещал меня выиграть в гонке. — Обещал. — Ликс натягивает улыбку и садится за руль рядом с Чаном. Тот что-то клацает по кнопкам, настраивая игру один против одного, оповещает "готово" и нажимает кнопку "старт".        Феликс хватается за руль, видит на экране свою машину и машину Бана. Обратный отчёт. 5-4-3-2-1. И Чан вырывается первым, пока Ли тормозит внезапно забыв как пользоваться игровым автоматом, но быстро берёт себя в руки и в скором времени оказывается недалеко от старшего. В итоге побеждает Ли. Но с тем успехом, что старший во всю ему поддавался, однако младшему знать это не обязательно. Видеть его счастливым это целое удовольствие.        Они ещё часа два тратят время и деньги за автоматами, пытаясь побить рекорды других игроков или соревнуясь друг с другом. В итоге Ли надоедает, и он чувствует себя уставшим, предлагает перекусить и отправиться домой, на что Бан соглашается, выходя следом за младшим из игрового зала.        В небольшой кафешке они заказывают себе пиццу на двоих и кока-колу в больших пластиковых стаканах. Чан рассказывает очередные истории из своей жизни, связанные с универом, гномом-неудачником-Чанбином, или малышкой Берри, которую родители недавно привезли из Сиднея. — Может как-нибудь зайдешь ко мне? Мама спрашивает о тебе, говорит что соскучилась. Чонин ей совсем не нравится, а вот тебя она очень сильно ждёт. – Чан вытирает руки бумажной салфеткой и внимательно, но с улыбкой смотрит на Ли. — Да кому вообще нравится этот Чонин? — младший смешно закатывает глаза. — Мне? — Бан улыбается, пожав плечами, и в этот момент между ними виснет напряжённое молчание.        У Феликса сердце снова болезненно бьётся о хрупкую грудную клетку, будто хочет разломать её к чертям. И почему он так болезненно реагирует на то, что Чан говорит о мелком поганце. Когда случился этот переломный момент, что Феликс теперь даже его имени не хочет слышать, особенно если его произносит Бан. Лёгкие снова сжимаются от боли, заставляя тяжелее дышать. Ли кладёт ладошку на грудь и пытается дышать равномерно, слышит чановское "всё в порядке?", кивает в знак ответа, и пытается улыбнуться как можно правдоподобнее. Оказывается очень сложно делать вид, что ты в порядке, хотя на самом деле буквально разрываешься на сотни частей.        Чан обеспокоенно смотрит на друга, а затем как-то неожиданно меняется в лице. Феликс замечает лёгкий испуг в глазах старшего, не успевает спросить "что такое?", как слышит: — У тебя кровь.        И в этот момент он чувствует, как из носа что-то вытекает. Он прикасается пальцем к влажному месту под носом, а затем смотрит на окровавленную подушечку пальца. Чан тормозит, но быстро соображает что к чему. Он хватает салфетку и подходит к младшему, тут же заботливо вытирая кровь. — Перегрелся на солнце что ли?        Феликс жмёт плечами, и говорит, что с ним всё в порядке, и что нет никаких причин для паники или хотя бы для волнения. Но Чан был бы не Чаном, если бы не раздул из мухи слона, не прочитал пару лекций и не дал целую инструкцию по самосохранению. Ликс лишь смеялся, но всё равно выслушивал друга. — Вот лучше бы о себе так заботился. — Ли закатывает глаза, поднимаясь с места.        Назад до дома они решают всё таки поехать на автобусе, благо салон оказался не забитым и для них даже нашлись свободные места рядом друг с другом. За окном проносятся магазины и кофейни, люди спешат домой с работы, а солнце готовится в скором времени утонуть за горизонтом, но пока в последние минуты освещает город ярко-золотым светом. Выйдя на одной остановке, Чан напрашивается провести младшего до дома, хотя ему нужно идти в совсем противоположную сторону. Феликс говорит о том, как не хочет, чтобы заканчивалось лето и снова начинался сраный учебный год. Он жалуется на невероятно огромное количество домашней работы, на постоянно жрущего Джисона, ноющего Хёнджина, слишком умного Сынмина и на постоянный недосып. Чан лишь смеётся и напоминает ему о том, что студенческие годы самые лучшие вообще-то. — Если это мои самые лучшие годы, то боюсь представить что меня ждёт впереди. — Ли вздыхает и останавливается у своего подъезда. — Что ж вот мы и пришли. — Выглядит так, словно мы пара. Я после свидания как настоящий джентельмен проводил тебя до самого дома. — Бан смеётся, а Феликс толкает его в плечо что-то бубня себе под нос, почему-то смущённо улыбается и хочет чтобы всё так и было в действительности. — Я вообще-то собираюсь провести тебя до самой двери твоей квартиры. — вдруг выдаёт Чан, внимательно смотря на яркие веснушки друга, что буквально светятся из-за солнечного света. — Это ещё зачем? — Феликс недовольно хмурится, а ещё хочет ударить старшего за то, что так в открытую пялится на эти уродские пятна, которые он ненавидит больше всего на свете. Даже больше Чонина, наверное. Хотя, наверное, хуже мелкого пиздюка нет ничего и никого. — Я волнуюсь.— наконец смотрит в глаза. — Что со мной может произойти такого за то время, пока я добираюсь в подъезде до своей квартиры? — Пока доберёшься до 7 этажа случиться может что угодно.        Феликс больше не вредничает. Он открывает подъезд, пропускает внутрь старшего, а затем заходит следом за ним. До 7 этажа они доезжают на лифте. Ли подходит к двери своей квартиры, глубоко вздыхает и разводит руками: — Вот теперь точно пришли.        Почему-то расставаться со старшим совсем не хотелось. Хочется пригласить его к себе, например посмотреть какой-нибудь фильм или продолжить соперничество, только в играх на приставке, но вместо этого он спрашивает тихо: — Можно ты меня обнимешь сегодня немного дольше, чем обычно?        Щёки предательски краснеют. Чан, если честно, в первый раз видит такого милого, невинного и смущённого друга. Он пару секунд молчит, смотря на младшего, а после подходит вплотную и притягивает его к себе, заключая в крепкие объятия. Феликс тут же реагирует, обнимает в ответ и нос прячет в сильное плечо. От старшего как обычно пахнет душистыми цветами, что буквально кружит голову. Он осторожно одной рукой прижимает Ли к себе, а второй поглаживает слегка запутанные волосы. Феликс тёплый и по-особенному уютный, отчего Бан внезапно почувствовал будто находится дома, усталость будто рукой сняло и переживания внезапно исчезли. Он и не думал, что объятия с Ликсом могут быть настолько приятными, что вылазить с них совершенно не хотелось. Даже в объятиях Чонина он не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. И почему они с Ли так редко и так мало обнимались до этого?        Феликс отстраняется первым. Нехотя, но с улыбкой. В груди снова эта неприятная, ноющая боль, но он профессионально её игнорирует. — Спасибо за сегодня. — Ли смотрит в глаза напротив и нежно улыбается, сам того не замечая. Ни одной колкой фразы, или слова, ни стёба над старшим. Лишь ласковый, по-настоящему благодарный взгляд. — Встретимся на следующих выходных и снова посвятим друг другу весь день? — с улыбкой спрашивает Чан и нежно поправляет выпавшую прядь волос за ухо младшего. — Почему аж в выходные? — Феликс примерно понимает почему (видимо Чонин постарался составить полный график времяпровождения с Чаном почти на всю неделю), но Бан отвечает совсем по-другому, нежели он ожидал: — С Чанбином и Минхо едем в Пусан на игру. Я всё ещё уверен, что волейбол не моё, но в последний раз согласился сыграть. — Наконец-то решил оставить то, что тебя в действительности не интересует? — Феликс гордо улыбается за своего друга. — Что-то вроде того. Я более творческий, ты знаешь.        Феликс кивает, и они замолкают на пару минут. То смотрят друг на друга, будто что-то хотят сказать, то взгляды отводят и рассматривают подъезд. Ли впервые чувствует неловкость рядом с лучшим другом. Он улыбается и снова смотрит в глаза старшему, а тот вздыхает и всё же говорит: — Что ж тогда я пошёл? — Да, конечно. — отпускать совсем не хочется, но и останавливать не имеет права. Он поджимает губы, наблюдая за тем, как старший разворачивается и идёт к лестнице (всё же ненависть к лифтам у Чана на всю жизнь). Ли молчит пару секунд, а после всё же говорит в след: — Скажи своей маме, что я обязательно к вам зайду, пока ты будешь на своих соревнованиях.        Бан пальцами показывает знак "окей" и скрывается за поворотом. Феликс всё продолжает глупо улыбаться. Да что не так? Он таким придурком себя сейчас чувствует. Хочется упасть лицом в подушку и пищать несколько часов или вообще до тех пор, пока не сорвётся голос. Но он вздыхает, открывает свою квартиру и входит в неё. Облокачивается спиной о закрытую дверь и прикрывает глаза, всё так же глупо улыбаясь. Перед глазами образ Чана. — Почему рядом с ним я чувствую себя самым счастливым, но в то же время самым несчастным? — шепчет Ли, и снова чувствует резкую адскую боль в груди. Она будто расползается по лёгким и тянет свои огненные руки к шее, намереваясь сдавить её своими пальцами и задушить к чёрту. Феликс привычно руку прикладывает к груди, шипит от острой сильной боли и футболку пальцами сжимает. Снова хочется кашлять и в этот раз он вырывается из груди. Феликс, задыхаясь, кашляет с каждым разом всё сильнее и сильнее, отчего на глаза уже поступили слёзы. В груди всё жжёт, режет, сжимается и разрывает в клочья, сердце бешено барабанит по грудной клетке и болит не меньше.        Ли совсем не понимает что происходит. Он кое-как добирается до ванной комнаты, держась за стены, становится над умывальником, продолжая сильно кашлять, отчего горло сильно дерет, будто изнутри кто-то раздирает его своими ногтями. В какой-то момент Ликс уже начинает рыдать от страха, не понимая что такое, но это только в разы усугубляет ситуацию. Пальцы всё сильнее сжимают тонкую ткань футболки, но внезапно становятся слабыми, а резкая острая боль в запястьях, словно если бы туда воткнули нож, заставила Ликса вскрикнуть и свалиться с ног. Он не чувствует под собой ледяную плитку, он чувствует только то, что его будто выворачивает наизнанку, будто кожа разрывается, а тело всё лихорадочно трясёт. Кашель всё продолжается, и Ли уже совсем нечем дышать, он начинает сплёвывать слюну, которой с каждым разом становилось всё больше и больше. Но в какой-то момент прозрачная слюна заменяется кровью, и в это время дышать оставалось совсем уже нечем, будто горло чем-то перекрыло. И Ликс пугается ещё больше, когда чувствует, что в горле действительно что-то застряло.        Он плачет и буквально принимает тот факт, что сейчас задохнётся и умрёт, но эти мысли сразу же уходят на задний план, когда он вместе с кровью начинает откашливать что-то странное. Из-за пелены слёз он сначала не может рассмотреть что это за хрень, но с каждым разом это что-то он откашливал всё больше по размерам, пока в конце концов не рассмотрел на полу, в огромных каплях крови, десятки цветочных лепестков разных форм и оттенков. Он замечает маленькие цветочки сирени, ландыша, ромашек, лепестки тюльпанов, пионов и лилий. Через какое-то время, когда горло прочистилось, дышать стало легче и кашель начал успокаиваться, да вот только сам Феликс наоборот начинает паниковать ещё больше. Он шокирующим взглядом рассматривает всё то, что только что откашлял. — Нет...Нет...только не это...— шепчет окровавленными губами.        Слёзы застыли в глазах, в груди глухая боль, дыхание тяжёлое, дрожащее и какое-то время Ли совсем ничего не чувствует и не воспринимает, но режущая, жгучая боль в тонких руках возвращает его к реальности, обращая внимания на себя. — Что за нахуй...— хрипит Ли, испуганно смотря на свои запястья.        Руки краснеют, вены вздуваются, а кожа трескается, словно тонкий слой льда под чьей-то массой. А через пару секунд что-то прокалывает нежную кожу и вылезает наружу, вырастая так быстро, что Ликс не успевает за этим наблюдать.        С тёмно-синих, наполненных кровью, вен росли тонкие веточки, испачканные кровью. На них плавно раскрывались пластины зелёных плотных листьев. Феликс от шока, даже не чувствовал всей той боли, он лишь, не моргая, наблюдал за тем, как на небольших веточках, вслед за листьями, распускаются несколько бутонов белых цветов. Пару секунд и перед ним во всей красе зацвела белая душистая магнолия, чей запах тут же ударил в голову парня. И единственное, о чём Ли подумал сейчас — это Чан.        Он дрожит всем телом, смотря до ужаса напуганным взглядом на окровавленные веточки. Магнолия — любимые цветы Чана и их запах от него всегда был слышен сильнее других. И до Феликса медленно начало доходить суть всего происходящего. Он опустил взгляд на пол, где по прежнему была его слюна и кровь, в которой по прежнему тонули маленькие цветочки и лепестки более крупных цветов. И Ли понимает, что все эти цветы до невозможности нравятся Чану. — Нет...нет-нет...не может быть такого...почему...— сил разговаривать совсем нет, но он продолжает шептать, не веря во всё происходящее. Его жизнь внезапно перевернулась вверх дном. Он не мог... не мог. Он не мог влюбиться в Чана. Он не мог вот так вот глупо заболеть такой опасной болезнью.... Феликс резко округляет глаза, вспоминая название болезни, её симптомы и последствия. — что... — холодные слёзы, пропитанные сильным запахом пионов, беспрерывно катились вниз по раскаленным щекам.        Всё происходящее теперь даёт точное развёрнутое объяснение почему Феликс так странно вёл себя в последние несколько недель. Неприязнь к Чонину, испорченное настроение из-за взаимодействия Чана и Яна; дрожь от прикосновений старшего к нему, долгие взгляды, учащенное сердцебиение и дикое желание постоянно быть радом, обнимать и говорить с ним обо всём на свете.        У Ли всё плывёт перед глазами, голова кружится и до невозможности болит. Как и всё остальное. Хрупкое тело пронзила острая боль, словно тысячи ножей вонзились в мягкую плоть, разрезая тонкую кожу. Феликсу лишь хочется, чтобы всё случившееся оказалось просто плохим, очень сильно плохим сном. Хочется проснуться и оказаться в свой кровати, чувствовать себя хорошо и совсем, ни капельку не быть безответно влюблённым в своего лучшего друга.        От последней мысли, Феликса снова начинает трясти, и он снова в голос рыдает, чувствуя себя самым несчастным во всей вселенной. Он не понимает, как это могло вообще произойти. Почему именно сейчас? Почему именно Чан? Почему? Почему-почему-почему???        Мысли продолжают разъедать и без того больную голову Ли, время плавно продолжает идти, и вроде как истерика, шок и паника отступили, но Феликс так и не пришёл в себя ни через час, ни через два. Он не хотел воспринимать всё это. Не хотел осознавать и верить, что это происходит именно с ним. И сейчас он был готов отдать всё, что у него есть ради того, чтобы это оказалось всего-лишь шуткой, каким-то сбоем.        Но к сожалению ничего так и не менялось. В груди по прежнему чувствовалась тупая боль, в горле по прежнему чувствовались неприятные ощущения, да и ветки торчащие из запястий Ли тоже никуда не испарились. Всё оказалось реальным. И Феликсу снова хотелось рыдать и истерить от безысходности и неизвестности, но сил и слёз больше не осталось. И единственное, что сейчас он может сделать — это заставить себя подняться на ноги и привести себя в порядок.        И первым делом он избавляется от мешающих веток прекрасной магнолии. Боль невыносимая, убивающая, но сквозь крики и стиснутые зубы Ли всё же срезает ветки, промывает руки под напором холодной воды, наблюдая за тем как окрашенная в красный вода, стекает в слив. Он понимает, что ни перекись, ни толстый слой бинтов не спасут его от следующих приступов. Он понимает, что ветки снова будут прорастать и заставлять биться в страданиях и мучениях, от адской боли. От этого появляется желание покончить с этим, потому что испытывать это снова и снова совсем не хочется, и на это совсем нет сил.        Но на "поскорее покончить с этим" нет смелости, и Ли ненавидит себя за это. Он заслуживает всей этой боли, ведь он чёртов трус. Он ничего не может. Он побоялся принять свои чувства, побоялся воспринимать произошедшую с ним ситуацию и он после этого боится взять и закончить всё это. Он заслуживает умереть в мучениях и страданиях с застывшими в уголках глаз слезами.        Промыв свой рот и умывшись, он находит силы выйти из ванны. За окном уже давно стемнело. В комнате холодно: ночной холодный воздух пробрался внутрь через открытое окно, хозяйничая здесь. Но Феликс не спешит его закрывать. Он бросает опустошенный взгляд на его совместное с Чаном фото в рамочке, что стоит на прикроватной тумбочке. Темно, ничего не видно, но Ли в самых мелких деталях помнит это фото. Они такие счастливые, совсем ещё дети, но в тот день серьёзно поклялись быть друг другу лучшими друзьями на всю жизнь.        Тело снова начало дрожать, а глаза неприятно щипать. Ли резко опускается, ударяясь коленками о пол, громко всхлипывает и наклоняется, упираясь слабыми руками о пол. Идиотские чувства, идиотские эмоции, идиотская любовь. Она самое ужасное из всего, что только существует в этом сраном мире. Она самая безжалостная, самая жестокая, самая холодная и невыносимая. Феликс кричит во всё горло, так отчаянно и разбито. Кричит от несправедливости, боли и ненависти. Кричит не жалея свои голосовые связки, что и без того пострадали. Кричит не думая о том, что может мешать соседям. Кричит так много и сильно, насколько только возможно, насколько только хватает сил. Рука всё сжимает футболку, в попытке сдержать и успокоить душевную боль, а горькие соленые слёзы капают на гладкий линолеум, разбиваясь так же как и Ли.        Проходит не так много времени, как Феликс не выдерживает и обессиленно падает на пол, скручиваясь в жалкий дрожащий комочек. Он засыпает быстро, ныряя в черный омут, именуемый крепким сном. Этот день официально является самым ужасным, самым тяжёлым и самым болезненным за всю его жизнь. .        Несмотря на до ужаса неудобный, холодный, твердый пол, Феликс спит крепким сном практически до самого вечера, а проснувшись, он забирается на кровать и снова усыпает, чувствуя боль во всем теле.        И окончательно просыпается он рано утром следующего дня. За окном кристально-чистое голубое небо и ярко-желтое солнце, чьи лучи проникают в небольшую комнату Феликса, попадая на стену и задевая краешек кровати. Ли через окно смотрит в небо, слегка щурясь от резкого света и долго слушая пение птиц. Боль так никуда и не ушла. Ликс чувствовал её каждой клеточкой своего тела. Он чувствовал боль везде, даже в костях, но сильнее всего было больно в груди. Но плакать уже не хотелось, да и на это не было сил.        Ли много думает, анализирует ситуацию и принимает, наконец, всё то, что произошло. Он прекрасно понимает, что никакой врач ему не поможет, что никакие лекарства, операции и прочее не смогут его спасти. Он понимал и чувствовал, что больше месяца точно не протянет, и единственное, что сейчас он может — это насладиться последними днями рядом с любимыми и дорогими людьми, но если честно, ему совсем этого не хочется. От осознания, что это все будет в последний раз становится только больнее. Как говорится: перед смертью не надышешься. Сейчас действительно никого не хочется ни видеть, ни слышать.        Особенно Чана.        Ликс закусывает губу, подумав о друге. В груди внезапно закололо сердце и Феликс глубоко вздохнул, кажется уже привыкая к этим ощущениям. Он прекрасно знает какого это быть лучшим другом прекраснейшего человека во всей вселенной. Но.. Какого это быть его парнем? Какого это держаться с ним за руки, по долгу обниматься, лежать на его груди, целоваться.... Ли невольно краснеет от своих мыслей, а в груди по прежнему что-то сжимается. Снова растёт, цветёт и уничтожает. Он уставше прикрывает глаза и старается не думать об этом человеке.        Неделя проходит незаметно, словно в тумане. Поначалу приступы случались не так часто и не так долго, но к концу недели всё стало совсем хуже. Феликс кричал, плакал, пачкался собственной кровью, задыхался, кашлял очередными цветами и лепестками, срезал тонкие ветки с посиневших запястий и лихорадочно дрожал, моля все существующие силы поскорее убить его.        Феликсу было очень плохо, и это было мягко сказано. Он страдал и не знал, как переносить очередной приступ. Температура тела постоянно была высокой, аппетита не было, и сил оставалось всё меньше и меньше.        Спасти его мог только Чан.        Но у Чана Чонин, которого он любит и с которым он чувствует себя счастливым. Единственная надежда на спасение была уничижена сразу же, как только Ли осознал, что заболел им. Он чувствовал себя самым несчастным, самым разбитым и самым глупым человеком во всём мире. Он тихо плакал от безысходности и ноющей боли в душе. Он не знал, что делать, поэтому он только и делал, что лежал в кровати, пил обезболивающее и пытался пережить очередные приступы.        Но в середине следующей недели он понял, что слишком много времени был где-то в прострации. Вероятно близкие люди сильно беспокоились, но правда Феликсу было всё равно. Он знает, что скоро все эти люди будут плакать из-за него, будут грустить и искать виноватых, ссорясь между собой и нервничая. Он ненавидит себя за это.        К этому времени приступы, почему-то ослабли, и на мгновение Ли подумал, что его влюблённость прошла, но он быстро себя отдёрнул, ведь ложные надежды ему сейчас ни к чему. Да и что за тупые мысли вообще.        Но времени оставалось совсем ничего. Он всем нутром чувствовал, как внутри становилось всё меньше и меньше места. Кровь давно пропиталась смешанным запахом душистых цветов; лёгкие и сердце обросли целым садом таких прекрасных растений, которые Ликс уже больше всего на свете ненавидел (но Чана по прежнему больше всего любил); кожа приобрела бордово-синий оттенок. И каждый миллиметр тела ныл от колющей боли, как если бы его пронзили миллионы мелких осколков стекла.        Феликсу ничего не хотелось. Он хотел лишь одного: чтобы всё это как можно скорее закончилось.        К концу этой недели приступы окончательно прекратились, но Ли прекрасно знал, что это лишь затишье перед бурей. Однако об этом он не думал. Он наконец-то смог нормально принять душ и хоть немного поесть. И наконец смог заставить себя проверить сообщения. Телефон уже давным-давно не брался в руки, он был разряжен, поэтому какое-то время Феликсу пришлось ждать. За это время тысячу раз передумал идти их проверять, тысячу раз решал, что нужно обо всём рассказать Чану и тысячу раз решил послать всех к чёрту.        Сообщений было достаточно. От родителей, от сестры (но они скорее всего не особо волнуются, ссылая отсутствие Ли на подготовку к учёбе), от друзей, куча бесед. И от Чана. И первым делом он открывает диалог именно с ним. Внутри всё колотится от волнения снизу живота всё крутит от нервных спазмов, а руки дрожат как у алкоголика. Феликс читает сообщения слишком быстро, перескакивая строчки и практически не вдумываясь в смысл слов. Из-за чего ему снова пришлось перечитывать всё то, что написал Чан. (2 августа, 7:10) чанни: мы только что сели в автобус, и я почему-то почувствовал волнение, поэтому решил написать тебе, хотя знаю, что ты там спишь. (2 августа, 7:15) чанни: вероятно снова подушка на полу, одеяло там же, а твоя рука и нога свисает с кровати, ахах. (2 августа, 7:16) чанни: мило.) (2 августа, 7:16) чанни: ты милый.) (2 августа, 7:18) чанни: на самом деле чонин мне с самого утра мозг вынес, поэтому моё настроение в жопе. однако если думать о тебе, то оно поднимается. (2 августа, 7:20) чанни: потому что я вспоминаю все позорные моменты с тобой, и мне становится смешно.))) (2 августа, 7:21) чанни: на самом деле ты забавный. (4 августа, 23:13) чанни: так и не ответил. (4 августа, 23:14) чанни: сегодня прошла первая игра. мы победили, но волейбол по прежнему не моё. (6 августа, 0:15) чанни: ты ведь в порядке? я волнуюсь. у нас уже прошла вторая игра, а ты всё ещё мне не ответил. (9 августа, 4:06) чанни: когда ты вот так вот пропадаешь 25/8 играя в игры, то это не круто. я вроде бы знаю, что ты снова там за приставкой или компьютером, но почему у меня какое-то странное чувство? знаешь как будто что-то должно произойти. (9 августа, 4:09) чанни: когда ты прочитаешь эти сообщения, ты вероятно, скажешь, что я паранойик ебаный, что мне на моих соревнованиях голову отбили мячом. (9 августа, 4:12) чанни: кстати, к слову, я поговорил с тренером насчёт того, что ухожу с волейбола. а ещё мы выиграли. ты бы видел как минхо и бин были счастливы. (9 августа, 4:20) чанни: и вообще, я уже дома. на часах пол пятого, поэтому я спать. (9 августа, 4:20) чанни: спокойной ночи ♡️ (9 августа, 12:22) чанни: мама сказала, что ты так и не зашел... поганец. (9 августа, 12:27) чанни: я хотел к тебе прийти сегодня, но меня вызывают на работу. в моё отсутствие там произошел какой-то тотальный пиздец, поэтому как обычно всё исправлять придется мне. так что не думаю, что мы в ближайшее время сможем встретиться. (9 августа, 12:30) чанни: но я соскучился. (12 августа, 10:08) чанни: я помню, что в прошлый раз ты не отвечал целый месяц. но тогда была сессия. (12 августа, 10:09) чанни: блядь да почему я волнуюсь. так ещё и времени совсем нет сходить к тебе. то работа, то чонин. то вот мама сегодня уезжает обратно домой в сидней. (14 августа, 23:56) чанни: такое чувство, будто я схожу с ума. внезапно нервы стали распадаться и я чувствую, что слишком устаю. в моральном плане особенно. я так погано себя никогда не чувствовал. всё кругом давит. завал на работе, истерики чонина, ёбаные навязчивые мысли и какая-то странная глухая боль внутри. знаешь так болит, когда тебе причиняют душевную боль. (15 августа, 5:32) чанни: извини за моё нытьё. (15 августа, 5:33) чанни: я скучаю. (15 августа, 5:34) чанни: на этих выходных зайду к тебе. отгребёшь у меня по полной за такое долгое молчание. я обещаю что все твои игры выкину в окно.        И к этому моменту лицо Феликса уже давно опухло и покраснело. Слёзы непрерывно текли с глаз, из-за чего читать было сложно. Он всхлипывал и шмыгал носом, дрожа от эмоций и чувств. Он почувствовал себя виноватым за то, что не писал, он почувствовал что на самом деле очень сильно скучал. Он почувствовал, что прямо сейчас хочет в объятия Чана. Уткнуться носом в его сильное плечо и рыдать так громко и отчаянно, чтобы он услышал как ему больно и тяжело. Но вместо этого он откидывает телефон в сторону и падает лицом в подушку, тут же выпуская все свои эмоции наружу. Он кричит, плачет, всхлипывает и задыхается собственными чувствами. Он не знает что делать. Не знает как быть.        Хочется просто перестать всё это чувствовать. Хочется перетать находиться в этом состоянии, в этой комнате, в этой жизни. Хочется просто перестать быть.        Но он берёт себя в руки, поднимается и снова хватает телефон. Около 10 минут сидит и, пустым взглядом смотря в экран, где открыт диалог с Баном, обдумывает ответ. А когда сообщение было уже готово, то он всё не решается отправлять его, однако дрожащая рука приняла решение за него. (22:45) ликс: привет, хён.... прости пожалуйста, что пропал и заставил тебя волноваться. ты прав, я снова проводил время за играми и просмотрами сериалов. на самом деле мне не особо хотелось с кем-то говорить. поэтому я отключил телефон. я просто немного приболел. но всё в порядке, я уже в порядке, правда. (22:45) чанни: блять. (22:46) чанни: я думал сдохну к херам пока дождусь от тебя ответа. у меня сердце подпрыгнуло, когда мне пришло уведомление. (22:46) ликс: прости... (22:47) чанни: я иду с работы и готов зайти к тебе. (22:48) ликс: нет, хён, не нужно. я не хочу тебя сейчас видеть. я скучаю очень сильно, правда. но я хочу побыть один, ладно?        Сообщение прочитано сразу же, но ответа не последовало. Ни через 5 минут, ни через 10 и даже ни через пол часа. Феликс знает, что он поступает правильно. Ему сейчас нельзя видеться с Чаном. Как бы сильно ему не хотелось увидеть его, услышать его голос, поговорить с ним. От этого станет только в разы хуже. Умереть на руках любимого человека, задыхаясь цветами и захлёбываясь кровью не очень-то и романтично. И Ли уже подумал, что ответа больше и не будет (что было бы ему на руку), но звук уведомления всё меняет. (23:24) чанни: ладно, как скажешь. я надеюсь, что это не связано с тем, что нашей дружбе приходит конец. я не смогу без тебя. ты ведь... мой самый лучший друг и всегда им будешь. но я чувствую что что-то не так. с тобой что-то происходит. поэтому как решишь поговорить пиши мне пожалуйста.        Феликс сквозь пелену слёз читает сообщение несколько раз, ничего не отвечает, блокирует телефон и снова валится на кровать лицом в подушку. Рыдает так отчаянно, будто он самый несчастный человек в этом мире. В груди снова расползается глухая боль, шипами въедаясь в лёгкие и сердце. Несправедливо. Это так несправедливо. Почему всё происходит именно так? Почему ничего нельзя сделать с этим? Ли лишь усугубляет ситуацию этими мыслями, плача ещё больше, ещё отчаяннее, сжимая своими пальцами футболку в области груди.        Ещё два дня проходят как в тумане. Боли в груди были лишь тупыми и приглушенными, но приступов пока не было. Феликс целыми днями лежал в кровати, стеклянным взглядом терроризировал белый потолок. Комната давно не проветривалась, а запах смешавшихся цветов с кровью въелся настолько сильно, что он уже совсем никак не поддавался восприятию, хотя если кто-то сюда зайдет, то непременно начнёт задыхаться от такого резкого и сильного запаха.        Чан так и не писал. За что Феликс благодарен всему чему только можно, хотя сам периодически проверял на наличие сообщений и каждый раз расстроенно вздыхал, когда ничего не менялось. Старший с последнего сообщения так и не появлялся в сети. Он даже перестал обновлять свои социальные сети. И Ли уже начал волноваться, постоянно заходя в их общий диалог с намерением написать ему, но каждый раз одёргивал себя. И волноваться он перестал в тот момент, когда Чонин обновил инстаграм. На фото у Чана улыбка другая: слабая и грустная, но он так нежно прижимался щекой к щеке своего парня, что Ли невольно разозлился, выключив телефон к чертям.        На следующий день во второй половине дня в дверях раздается звонок. Он остро разрезал тишину комнат и долетел до барабанных перепонок, оглушая. Феликс сначала дергается, а затем хмурится. Но как только в голове проносится "Чанни", так он обо всём на свете забывает: и о том, что должен держаться как можно дальше от него, и о том что из-за него он сейчас в таком состоянии. Он натягивает на истощенное тело большого размера худи (кажется это худи Чана, которая в какой-то момент стала худи Феликса), и буквально вылетает из комнаты, спотыкаясь и стукаясь о всевозможные углы, подлетает к двери и дрожащими руками крутит замок, распахивает двери и на мгновение застывает, смотря стеклянным взглядом на парня напротив. И только спустя пару секунд, вздыхает и расстроенно улыбается гостю, показывая всем видом, что не рад его видеть от слова совсем. Не в обиду, просто не тот момент. — Что с лицом? — Сынмин ухмыляется, замечая как "рад" видеть его друг. — Чего тебе? — Феликс плечом облокачивается о косяк двери, скрестив руки на груди. Он только сейчас начал чувствовать как его тело дрожит от слабости, а перед глазами начало всё плыть. Но такая отвратительная черта как гордость позволяла ему держаться и не показывать своего состояния. — Ты не отвечаешь на сообщения ни в беседе, ни мне в лс. Поэтому я решил тебя навестить и похоже не зря. — лицо Кима серьёзное, но в тоже время обеспокоенное. — Зря, потому что со мной всё хорошо. Я играю в игры, смотрю сериалы и объедаюсь чипсами. Я просто не хочу сейчас ни с кем общаться. Вы все мне надоели. — Ли пытается сделать как можно пофигистичнее выражение своего лица, и другой бы на месте Сынмина поверил, развернулся и ушел, но он вместо этого выдаёт: — Кому кому, а мне уж не пытайся врать. Я вижу тебя насквозь. — у него взгляд потемневший, отчего Феликс вздрагивает, а Ким добавляет — я знаю, что у тебя произошло.        Сынмин сразу всё понял, ещё в тот момент как только друг открыл двери. Резкий запах душистых цветов в перемешку с кровью тут же ударил в голову и дал понять что к чему. Ким сам переболел ханахаки, поэтому симптомы этой болезни узнает из миллиарда. Феликс не знает что сказать, он лишь приоткрыл рот, принимая своё поражение под этим пристальным взглядом. — Пустишь? — Мин приподнимает пакетик, вероятно с какими-то вкусняшками, который Феликс заметил только сейчас. Он кивает и пропускает друга во внутрь.        Сынмин сразу же идёт на кухню, включает электрический чайник, открывает пластиковое окно сначала здесь, а затем по всей квартире, да так, будто он здесь хозяин и ему решать что делать. В спальне Ли запах особенно острый, отчего Ким почувствовал лёгкое головокружение, но открыв окна почувствовал себя легче. Феликс лишь молча плетется за своим другом, пряча коротенькие пальчики за большими рукавами худи. Ким заглядывает в ванну, включая белый свет, а Ли закусывает губы, стоя у него за спиной. Умывальник заляпан кровью, на полочках сущий бардак: какие-то разбросанные пачки от таблеток, ножницы, лезвия, бинты, салфетки и всё испачкано засохшей кровью. В мусорном ведре букет сломанных веток какого-то дерева или куста. Листья уже завяли, а лепестков цветов здесь будто и не должно быть. В самой ванне дела обстоят не лучше: кровь, цветы и целая куча прилипших друг к другу лепестков.        Сынмин с ужасом в глазах, рассматривает данную картину. Всё кажется невероятно страшным, словно кадр из фильма ужасов, и он какое-то время смотрит на все это в оцепенении, не в силах контролировать своё тело. Неужели с ним происходило тоже самое, неужели Хёнджин видел всё это своими глазами, стоял так же в ужасе смотря на его кровь и лепестки роз, что до этого цвели у него в легких. Это заставило Мина прийти в себя, ведь в тот момент Хван несмотря на страх смог спасти его в самый последний момент.        Ким медленно поворачивается и смотрит на Феликса, который стоял, опустив голову, как маленький беззащитный котёнок. Сейчас он ему казался таким маленьким и хрупким, что если дотронешься хоть пальцем, то он тут же рассыпится на миллион осколков.        В горле сухо, а в груди невероятно сильное сердцебиение. Но Мин берёт себя в руки, сжимает кулаки, но как можно спокойнее, чтобы ещё больше не напугать друга, спрашивает: — Как давно всё это происходит? — Почти м-месяц.. — Феликс говорит тихо и заикается, чувствуя себя жалким и виноватым во всём происходящем. — Значит осталось не долго... — шепчет Ким, надеясь, что Ли не услышит, но тот и без этого знает.        Ведь чувствует.        Сынмин хочет разреветься, побить друга, назвать его идиотом, дебилом, придурком и... Почему он не сказал ему об этом раньше? Почему он молчал? Почему? Он сжимает ещё сильнее свои кулаки, ногтями врезаясь в ладошки. Сколько же он настрадался? Сколько же он вытерпел боли? Сколько пролил крови и слёз? Почему он испытывал всё это в одиночестве? Почему... он ничего не сказал.... — Мин я... не хотел.. чтобы...        Сынмин прекрасно его понимает. Ведь он прошел через тоже самое. — Пойдём на кухню. — быстро говорит он и выходит с ванной.        Кухня наполняется запахом зеленого чая с мятой и лимоном. На столе вазочки с вафлями и шоколадными конфетами. Сынмин сидит напротив друга, не отрывно смотря на него, а тот маленькими руками, спрятанными за чёрными рукавами, обхватил горячую чашку, опустив взгляд на жидкость, что была в ней. — Кто он? — наконец нарушает тишину Мин, вздыхая.        Феликс отрицательно кивает головой, сжимая чашку в своих руках ещё сильнее: — Не хочу говорить. — Хорошо. Но послушай. Кто бы то ни был, ты должен ему рассказать. Слышишь меня? Это единственный шанс.        Снова отрицательное кивание, десятисекундное молчание и в конце концов тихий всхлип и: — Нет... нет у меня никакого шанса.. у него есть любимый человек, они счастливы. Ему не нужны мои чувства. И я не хочу обременять его своим состоянием. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым... — Послушай, — Ким вздыхает и поднимается со своего места, осторожно садится рядом с другом и берёт его за руку, — я тоже так думал. Нет. Я был в этом уверен. Но видишь я жив здоров. — Что... — Ликс поднимает свои влажные от слёз глаза и смотрит на Кима с непониманием. Он болел ханахаки? Но почему... почему он не знал об этом?        Сынмин осторожно приподнимает рукава своей толстовки и показывает Ли свои запястья, которые изуродованы омерзительными рваными шрамами — следы прошлого, которое никогда не будет забыто. — Пожалуйста, Ликс, расскажи ему... я прошу тебя... — Мин старается держаться изо всех сил, но эмоции и чувства намного сильнее него, и его глаза начинают слезиться и неприятно щипать.        Горячая слеза катится вниз по впалым щекам Феликса, он смотрит другу в глаза и кивает, обещая, что обязательно всё расскажет.        Сынмин остается с ним до вечера и ни на минуту его не оставляет одного. Они лежат в кровати, обнимаются и говорят о всякой ерунде, так, словно нет никакого ханахаки, нет ничего плохого, и за окном розовые облака и пони. Но следует Феликсу закрыть дверь, как улыбка теряет цвет, а затем и вовсе пропадает словно её и не существовало, он опускается вниз по стене и снова плачет, обхватив свои колени руками.        Ночью его бросает в жар, дышать тяжело, а грудную клетку будто чем-то сдавливает, ломая хрупкие кости. Он мычит, стонет от боли и страданий, метается по кровати и собственными руками раздирает шею, будто пытается освободить проход для воздуха. Ногти в крови, тело лихорадочно трусит, а для рыданий нет ни кислорода, ни сил, и Феликс думает, что это уже конец, ведь перед глазами темнота и мёртвая тишина, но в какой-то момент он откашливает большой распустившийся бутон пиона и дышать становится легче. И Ли снова начинает плакать, тихо хныча от нестерпимой боли. Сил совсем нет, пульс еле ощущается, но заснуть у него получается только на розовом рассвете, оставляя на губах застывшее имя человека, в котором он нуждается сейчас так как никогда ещё не нуждался.        На утро лучше не стало. Кажется только всё усложнилось. Его продолжало бросать в жар и лихорадить; он продолжал сильно кашлять и выплёвывать цветы. Он не плакал, слёзы были только из-за приступов кашля и удушья. Простыни и подушки испачкались кровью и слюной — идти в ванную просто не было сил. И казалось вот он конец, но судьба решила поиздеваться над ним так, будто он действительно это заслуживает.        Но в чём виноват Феликс? Он ведь даже не понял как всё это произошло. В какой момент он влюбился в Чана? Где он перешел границу дружеских чувств? Если бы у него было одно желание, он бы неприменно выбрал бы никогда в жизни не влюбляться в Чана. Что угодно, но только не это.        Только не всё это...        Цена за столь прекрасные чувства как любовь слишком велика. (15:45) ликс: чанни... пджалуйстп пртйди ко мне снйчс... я тнбя прошк... мне плрхл.. (15:56) чанни: ликс.. ты что пьян? прости я сейчас не могу к тебе прийти. я с чонином.        Феликс читает сообщение, усмехается и откидывает телефон в сторону, жалея о том, что в нём не осталось сил, чтобы бросить тупой гаджет в стену. С глаз непроизвольно текут слёзы, которые, кажется, пахнут сиренью. Губы дрожат, а конечности посинели от низкой температуры тела. Его хватает только на то, чтобы закрыть глаза и провалиться куда-то в бездну, где кругом чернота, поглащающая тебя полностью. .        Как только Чан понимает, что двери в квартиру друга на самом деле открыты, он быстро заходит во внутрь, чувствуя внутри себя целое торнадо странных чувств: страх, боль, отчаяние, паника, тревога. Но эти чувства сразу же отодвигаются на задний план, когда он ощущает резкий, острый, невыносимый запах смешанных цветов, запах крови, запах слёз и запах нестерпимо отчаянных страданий. И те чувства вмиг превращаются в неистовый страх, ужас, фобию.        Он забегает в чужую комнату и сердце будто останавливается. Когда-то прекрасные, любимые цветы теперь кажутся чем-то омерзительно мерзким, тошнотворным и до невозможности ненавистными. Бледное тело на кровати лежит совсем неподвижно, и Чан до ужаса боится подходить ближе. Его руки дрожат, а сердце еле бьётся, будто бы он сейчас умрёт. Он в оцепенении страха стоит и стеклянным взглядом смотрит в сторону кровати. Его будто парализовало. Будто кто-то другой завладел его телом и не позволяет двигаться. Но он изо всех сил борется сам с собой, делает первый шаг, второй, третий... Ноги ватные и совсем не хотят слушаться, и стоило ему подойти к кровати, как он обессиленно падает на колени.        Его щёки пачкаются слезами печали, и он осторожно берёт чужую руку в свою. Она холодная, но по прежнему мягкая. Он замечает, как хрупкая грудная клетка еле-еле то поднимается, то опускается и это может означать только одно: Феликс ещё жив, но Чан всё равно прижимается ухом к груди, слышит до невозможности слабое биение сердца, а только потом поднимает взгляд и смотрит на бледно-мертвое лицо. Тело ещё сильнее начинает дрожать, а слёзы всё быстрее и быстрее стекать по щекам. — Ликс... Ликси, малыш... прошу...        Он шепчет влажными дрожащими губами, пытаясь подавить нарастающую панику и истерику.        Что случилось с его счастьем? С его солнышком? С его малышом?        Что он наделал?        Он прямо сейчас себя ненавидит, прямо сейчас хочет себя разорвать на части, прямо сейчас. Сейчас. Убить себя. Ведь он заставил пройти свой лучик света через адскую смесь страданий, мучений и боли. Ведь из-за него сейчас Феликс в этом состоянии. — Чанни...        Чан резко голову поднимает и вновь смотрит на младшего, моля всевышнего лишь бы всё это оказалось чьей-то злой шуткой, чтобы он просто вынес из этого урок. Но ничего не происходит. Ничего не меняется. Феликс не начинает смеяться и корчиться "Хён, ты бы видел своё лицо!". Ничего не происходит. Только...        Феликс осторожно приоткрывает глаза и смотрит помутневшим взглядом на старшего. Сил хватает только на еле заметную улыбку. — Ты здесь....        Голос хрипит. Чан чуть сильнее сжимает холодную руку своей. — Малыш, послушай... — Нет.. Чанни... я.. — резкий приступ кашля разрывает сердце, легкие, сосуды, ломает грудную клетку и выворачивает всего на изнанку, губы в крови, а кожа уже практически серая — я... я.. люблю тебя... чанни... люблю...        У Чана шок. Он ничего не может с собой сделать. Ни ответить. Ни пошевелиться. Он знал, что Феликс скажет именно это, но почему? Почему он чувствует боль, что сжимает сердце своими лапами мёртвой хваткой?        Сделай же хоть что-нибудь.        И он делает. Он накрывает холодные губы своими разгоряченными и целует. Чувствует вкус крови и цветов, а собственные слёзы падают на лицо снизу, мешаясь с чужими замерзшими слезами. Губы Феликса не отвечают на отчаянный, но нежный поцелуй. Дыхания не существует, а мир Чана рушится, выпуская эмоции наружу. Он кричит о том, что тоже любит, умоляет открыть глаза, не оставлять его, трясёт безжизненное тело и ещё и ещё и ещё сильнее себя ненавидит.        Но только уже поздно.        Если бы он только хоть немного раньше узнал, о том, что его чувства были взаимны....