Мой брат - король!

      Уже несколько недель семья Уизли жила по часам. Артур ходил на работу, вечерами проводил время с детьми и учил меня колдовать, иногда ночевал в супружеской спальне, всегда предварительно спросив разрешения. Ложился с краю, не снимая одежды, и всегда уходил до рассвета. Ронни стал держать голову. Близнецы перекрасили друг другу волосы в зеленый цвет. Чарльз перестал дуться и огрызаться, но явно что-то затевал. Билл завёл дневник. Больше всего маму радовал Перси. Он был послушным и внимательным мальчиком.       И он сумел меня удивить по-настоящему, однажды подойдя ко мне, когда я, сидя в кресле, зашивала штаны Чарльза, обнял и спросил:       — Ты не моя мама?       Я опешила. В этом вопросе было столько искренности, грусти и одновременно любви, что я растерялась, не зная, что сказать.       — Конечно, я твоя мама, Перси.       Он посмотрел на меня чуть осуждающе и ответил:       — Ты — мама Мэри. Не мама Молли, — он насупился.       Не знаю как, но ребёнок понял, что я не его мама. Перси был в смятении, и пришел к тому, в ком нуждался, — ко мне. Его необходимо было успокоить, чтобы и его мир не пошел вразнос, как мир Чарльза.       — Я твоя мама, Перси, и я тебя люблю. Так бывает, иногда взрослые люди меняются, ведут себя иначе. Но от этого не перестают быть твоими близкими.       Ребёнок задумался и глубокомысленно кивнул. После чего очень серьёзно выдал:       — Мне так больше нравится. Не меняйся, пожалуйста. Ты снова любишь меня.       Эти слова словно взорвали нечто очень горячее и болезненное в груди. Я еле сдержалась, чтобы не расплакаться. Наверное, с рождением близнецов, Перси стали уделять меньше внимания, а этот тонкий и невероятный ребёнок решил, что его не любят.       Он старался быть умным и послушным, однако это не помогало. А потом мама умерла, и появилась я. А я очень боялась выделить кого-то из детей, стараясь любить всех одинаково. Хотя это было сложно. Я понимала Билла: он был в чём-то очень похож на меня ту, из прошлой жизни. Чарльз раздражал и выводил из себя, но его энергия и жизнелюбие покоряли. Близнецы шкодили и вредничали. Но это не умаляло их волшебного обаяния. А Рон был Моим сыном. Я его чувствовала, кормила грудью, часами рассматривала малюсенькие черты. Перси же… Перси — единственный из всех детей, кто по-настоящему нуждался во мне.       Эта жизнь была иной. Больше нет необходимости каждое утро надевать маску и держать лицо. Общаться с неприятными людьми и решать проблемы в масштабах замка, а иногда и целого владения. И в тоже время здесь множество иных обязанностей и проблем. Я никогда ещё так долго не занималась исключительно бытовыми вопросами. А ещё никогда ранее у меня не было так мало времени лично для себя. И это рождало новую Мэри — ту, о которой я даже не подозревала. И я не знала, нравится она мне или нет.       — Я люблю тебя, сынок.       Перси вдруг бросился ко мне на шею, прижался с необычной для такого маленького тела силой и заплакал. Он всхлипывал и перебирал пальчиками волосы у меня на затылке. А я прижимала к себе тёплое тельце, и внутри разгоралось сильное и непривычное чувство. Тот самый материнский инстинкт — желание уберечь и защитить детёныша во что бы то ни стало, порвать за него. И вдруг предметы вокруг нас стали подниматься в воздух! Парил плед и книги, кружились половник и шумовка, мимо плавно продрейфовали штаны Чарльза.       — Перси!       Мальчик перестал плакать и поднял взгляд, а затем радостно и как-то неверяще засмеялся. Он раскинул ручки и побежал в центр комнаты, а предметы летали вокруг него, создавая невероятную волшебную карусель.       — Мама, я волшебник, мама! — Перси смеялся, слёзы на его щеках высыхали, предметы кружились.       А я улыбалась. Мой сын — волшебник. Ещё один волшебник в семье Уизли. А затем прискакали остальные мужчины. Визжали и хохотали близнецы, стремясь поймать подушку. Старался сдержать улыбку и остаться серьезным Билл, ведь он самый старший. Но уж слишком он любил брата и очень переживал отсутствие у того магического дара. И вот уже он радостно скалится в ответ. Угрюмый Чарльз на время забыл обиды, прыгал со всеми и кричал:       — Перси — волшебник! Ура!       Как-то сами собой все успокоились, я затискала и зацеловала новоявленного волшебника и предложила устроить праздник.       Денег на изыски не было, но даже из имеющихся продуктов можно было что-то придумать, и кулинарная магия мне в помощь! Не знаю почему, но сегодня мне удалось всё.       Может, гордость за сына помогла, может, проснулась память тела Молли, может, дети, которые в кои-то веки не ссорились и не шкодничали, поддержали — не знаю. Но к приходу Артура у нас был готов праздничный стол. Испеклись пироги: с патокой и пастуший, был готов пудинг. Артур, шагнув из камина, был сметён рыжим вихрем, во главе которого, возможно, впервые, был Перси. Он кричал:       — Папа, я волшебник! Я настоящий волшебник!       Ему вторили другие дети. Когда кутерьма улеглась, Билл размеренно разъяснил ошеломлённому отцу, что у Перси был выброс — кружились предметы. Я улыбалась.       Невозможно было не чувствовать себя счастливой в этой атмосфере всеобщего довольства и веселья. Даже Ронни, который лежал и агукал в корзинке около кухонного стола, улыбался.       Сегодня вечером, после ужина, Перси сидел на руках отца, близнецы оккупировали подушки у его ног. Чарльз и Билл поделили диван, а я качала Рона в плетёной качалке у камина. Артур рассказывал о великих и знаменитых волшебниках — предках Уизли. Артефакторах и путешественниках, разрушителях проклятий и охотниках на чудовищ, о тех, кто принимал важные законы и следил за порядком. Дети внимали, часы тикали, тьма за окнами была уютной и совсем не холодной. Но истории кончались. Дети поднимались к себе, чтобы видеть сны о воинах и драконах, дальних странах и славных подвигах. Артур сам уложил детей спать, а я сидела и смотрела на пламя в камине. Которое вдруг разгорелось ярче, стало зелёным, и из камина на ковёр шагнул высокий седой старик в яркой, местами порванной мантии.       Я вскочила, разглядывая нежданного гостя, первого гостя Норы с тех пор, как я поселилась здесь. Я закричала, зовя мужа:       — Артур!       Старик, длинная борода которого достигала пояса, поднял руку в останавливающем жесте.       — Не надо, Молли, я пришел к тебе.       Но шаги Артура были уже слышны, он сбегал по ступеням.       — Альбус? — спросил он, вбежав в комнату, не менее удивлённый, чем я. — Чем обязаны в такой поздний час?       Старик внимательно посмотрел на меня, и в его взгляде было столько боли и нескрываемой вины, что я невольно вздрогнула.       — Гидеон и Фабиан, — сказал он горько. — Они погибли, Молли. Я не успел.       Его плечи сгорбились, словно внезапно из старика выкачали весь воздух. А я вспомнила, что так звали братьев Молли. Младших братьев, Пруэттов. И не знала, как реагировать. Ведь для меня они братьями не были. Но тут же вспомнила, что своего брата тоже потеряла, пускай умерла я, а не он. И меня настигла та, откладываемая и тщательно спрятанная боль. Она резко сжала грудь — боль, о которой я даже не разрешала себе думать, вдруг вырвалась наружу. И старик разглядел её в моих глазах.       — Как? — только и смогла выдавить. И голос показался чужим. Отстранённым, холодным.       — В стычке с Пожирателями Смерти.       — Кто?! — непривычно для себя прорычал Артур.       — Долохов и ещё пятеро. Он натаскивает боевые отряды. Трое погибли, но Долохов зацепил братьев проклятьем. Я не смог снять, слишком поздно прибыл. Они думали, что справятся сами, и не вызвали подмогу. Сириус нашёл их слишком поздно…       Слова, такие тихие, шелестящие, падали в тишину комнаты и оставались в ней. А за ними, за десятком слов стояли чьи-то жизни. Трёх мальчиков, которых тоже кто-то оплачет, и чьих имён мы так и не узнали. И братьев Молли. И тут во мне, матери и домохозяйке Мэри Уизли, подняла голову Мариэтта Первая, Верная. Подняла голову Молли Пруэтт, и где-то внутри, словно неведомая музыка, отозвалась Память.       Я смотрела на старика и понимала, что ещё ничего не знаю до конца, но именно с этого момента война перестала быть чем-то абстрактным, от чего можно спрятаться за надёжными стенами Норы. Теперь настал и наш черёд участвовать. И нет нужды выбирать сторону. Молли должна отомстить за своих братьев. Так делал мой народ — кровь за кровь. Долохов поплатится. И должен поплатиться тот, кто отдал приказ.       Не знаю, что увидел Альбус в моих глазах, но вдруг вздрогнул, расправил плечи, кивнул и без слов скрылся в камине, оставив нас наедине с Артуром.       Мы сидели на диване, и Артур рассказывал о войне. Он много не знал, но того, что знал, хватало для понимания — легко не будет. Я никогда не была на острие. Часто война для меня была лишь ворохом бумаг, отчётами о потерях — людских и финансовых. Бесконечным поиском ресурсов. Бесконечными совещаниями и принятием — принятием решений, за каждым из которых оставались жизни. Я ни разу не участвовала в сражении. Но неоднократно отдавала приказ убрать лишнего человека, захватить крепость, разрушить город, отравить колодец или реку. Однажды собственноручно заколола фрейлину-шпионку, которая пыталась соблазнить и убить брата. А потом она снилась мне в кошмарах и тянула руки к моему горлу. Теперь всё будет так же и одновременно иначе. Мне снова нужно защищать, но теперь уже не одного брата, а целых шесть сыновей. Впрочем, и я не одна. В отличие от советников, мужу я могла доверять. Он не предаст. Но что я могу в этой войне?       Я только научилась простейшим заклинаниям, недавно сварила своё первое зелье из четырёх ингредиентов. Что я могу?!       Неожиданно у домохозяйки Молли оказалось чуть ли не больше забот и нерешаемых глобальных проблем, чем у принцессы Мэри. Только масштабы были иными, как и диспозиция. Мне нужен был совет, и лишь один человек мог в этом помочь. Артур ушел спать к Рону, а я причесалась, собрав отросшие пряди в тугой пучок. Надела уличное платье, тихо подошла к камину, зачерпнула летучего пороху, бросила его в камин и, смело сделав шаг в зелёное пламя, чётко произнесла: «Чайная Роза». Так назывался домик Мюриэль в Оттери-Сент-Кэчпоул, куда собирался бежать Чарльз.       Меня подхватило и закружило в вихре перемещения, выплюнув на пушистый ковёр с узором из мелких розочек. Я поднялась с колен, отряхнула и поправила платье, использовав очищающие чары. Тут в комнату вбежала сухонькая воинственно настроенная старушка в ночной рубашке и наспех накинутом розовом кружевном пеньюаре.       — Молли? Несносная девчонка! Что ты забыла здесь среди ночи?! — воскликнула она возмущенно и облегченно одновременно.       — Тётушка, — кивнула я, чуть поклонившись. — У меня для вас дурные вести. Гидеон и Фабиан погибли.       Старушка каким-то сломанным движением опустила палочку. Вмиг она словно ещё сильнее состарилась.       — Этого не может быть… — пробормотала она. — Это точно?! — в её взгляде была такая отчаянная надежда на чудо, но мне пришлось её развеять.       — Дамблдор приходил. Они столкнулись с Пожирателями: Долоховым и его учебным боевым отрядом. Шестеро против них двоих, шансов не было. Долохов проклял их. Сириус Блэк пытался спасти, вызвал Дамблдора, но опоздал, — я пересказывала спокойно и отстранённо, тщательно следя, чтобы все имена прозвучали верно, и не исказился смысл. С каждым моим словом взгляд старушки тускнел. Но когда я упомянула Дамблдора, вдруг полыхнул.       — Старый козёл! Всё из-за него! Втянул моих мальчиков в это глупое противостояние! Лорд бы их не тронул, они чистокровные! А теперь этих храбрых безголовых идиотов больше нет! — и она разрыдалась. Горько, искренне, зло. Слёзы текли, чертя бороздки по морщинистому, и без того некрасивому лицу. Я не спешила подойти утешать её. Просто стояла. Мюриэль слишком напоминала мне меня — ту Мариэтту, которая однажды умерла от арбалетного болта в боку, защищая брата. Она бы тоже плакала так. Я лишь сказала:       — Мы отомстим.       Мюриэль подняла на меня удивлённый взгляд и ядовито бросила:       — С каких это пор тюфяки Уизли мстят?       — Пруэтты мстят, — ответила я уверенно. Даже если это ранее было не так, теперь я Пруэтт. И я — Уизли. Я отомщу за свою семью.