От себя не убежишь.

      Денису осточертело. Осточертели безгранично весёлый и ироничный тон Мамы, которая явно потешалась над ним; сочувствующие и осуждающие взгляды, которые он с закрытыми глазами не видел, но знал, что они есть, и что все обращены к нему; но больше всего ему надоело свое «я». Не то, чтобы он был великим моралистом или чувствовал уколы совести хоть когда-нибудь в своей жизни, но сейчас отвратительное, осевшее на стенках горла, чувство униженности и вины давало о себе знать. Он не хотел всего этого! Специально для него в Москве существовали ночные клубы, неподалеку же его радушно готова была принять Катя; идиотские мысли и желания подавлялись работой, алкоголем, в конце концов, веществами. Схема обязана была работать вплоть до избавления от заразы в голове. С каждым днем он шёл на поправку и все меньше и меньше думал о своем недуге (хотя, может быть, это оттого, что он в принципе меньше думал от ежедневных попоек), и если бы не осведомленность о нем Родителей, всей этой ситуации никогда бы не возникло.

Несколькими минутами раннее.

«Дети!» «Вот уже год вы знаете своего любимого начальника Дениса, как порядочного, успешного человека!» «Но никто не знает, по кому бедняжка страдает по ночам.» «Да, Катя, даже ты.» Катя уставилась на Дениса. «С того момента, как Катя привела Кирилла на эту работу, Денис вдруг стал регулярно посещать мозгоправа.» «А еще, каждый день, приходя на работу, он пялился на стол неподалеку, а главное, дети, на человека, сидевшего за ним!» «Кирилл, неужели ты не заметил? Как насчет внезапных премий и «бесплатных» курсов, которые по счастливой случайности доставались тебе?» Кирилл переглянулся с Катей. Говоря честно, он действительно не видел к себе никакого особого внимания. «Но регулярные встречи с мозго--психотерапевтом Денису Викторовичу не помогли. Казалось бы, Москва, город свободы и толерантности, Но Денис потерял свою самоуверенность.» «Каждый день он боролся с собой, ударялся в новые вредные зависимости, чтобы избавиться от своей главной. Ах, как романтично!» «Принц и не надеялся на любовь своей пассии-принцессы. Простите, дети, больше не могу!» Мама притворно всхлипнула и замолкла на трагичной ноте, экран телевизора отключился. Денис точно знал, когда началась эта странная и муторная канитель с «неразделенной любовью». Когда он об этом думал, он весь сжимался, представляя себя какой-нибудь, блять, Татьяной из «Евгения Онегина». Он чувствовал себя наивной школьницей, которая втюрилась в старшеклассника, этих чувств не понимал и с ними боролся. Иной раз, прокручивая от скуки страницу сайта с проститутками, он едва отделывался от желания скупить всех шлюх сразу, чтобы доказать, насколько он не такой. А этот Романчук — он минутная иррациональная увлеченность, всего-то! Но эта увлеченность вечно крутилась рядом, за стеклянным барьером офиса, и рассказывала какому-нибудь очередному извращенцу, заблудшей душе, про вагинальные шарики, а потом, в конце дня, на выходе из офиса, сосалась со своей бабой так, что становилось тошно. Да все дни стали какими-то тусклыми до тошноты: мир Дениса нарушился, и это сказалось на сделках и отношении деловых партнеров: он не мог сфокусироваться на задачах, хоть и был полностью погружен работой. Показывая презентации перед коллегами, он, бывало, прерывал свой монолог, рассеянно уставясь куда-то в окно, переносясь мысленно в то место, где бывала когда-то Катя. Но когда он, Денис Викторович, смотрел в серые глаза подчиненного, все, как в дешевой мелодраме, обретало краски; в этих глазах он разглядывал не напускную раздраженность, которую видели все, а тонкие, светлые чувства: какое-то особое волнение, любовь, надежду на будущее. Сейчас в этих глазах, рассуждал он, осталось только раздражение. -Вас разводят, как дурачков, а вы уши развесили, - он поднялся, облокачиваясь на эту идиотскую стену, его мутило. - Катя знает, что все эти россказни бред. Да, Катя? — его спокойствие, нелепейшим образом контрастировавшее со взрывным характером, только подтвердили правдивость монолога Мамы. Катя сглотнула слюну и вперила холодный взгляд в стену, видимо, находя ее более интересным объектом. В момент всеобщего замешательства, позеленевшая от долгого мучительного нахождения с полутораметровой улиткой под боком, Галина Алексеевна подняла с пола пистолет, взяла его в руки и сейчас готовилась к выстрелу. Послышалась канонада, с потолка посыпалась штукатурка; сотрудники защищали и защищались от выстрелов, кричали что-то друг другу и прятались, пока в магазине не остался один лишь патрон, припасенный для самоубийства стрелка. Раздался выстрел, за ним - грохот падения. От Дениса ускользало сознание. Он лежал на полу с простреленной папкой в руках и разглядывал лицо, склоненное к нему, озабоченное и родное; лицо человека, которого он заслонил собой. Несколько недель спустя, Денис, находившийся до сих пор, как и многие заложники, в лёгком шоке и скорби от произошедшего, решил взять отпуск и махнул на дорогой курорт, несмотря на запрет своего врача. Что он там понимает в жизни, этот бесполезный докторишка! Уж Денис-то точно знает, что мире есть один-единственный толковый врач со своими крепкими, рабочими руками и волнующим сердца́ взглядом, заботливый и находчивый; и то, он только сейчас решил продолжить учебу в московском МЕДе... Среди криков чаек, золотистого песка, полуголых красоток и кокосовых коктейлей, подальше от Мамы с Папой, Денис чувствовал себя как никогда хорошо, - уверял он себя. Лишь разошедшиеся когда-то швы и по совершенно не ясным причинам временами нервно сжимавшееся сердце могли его беспокоить.