Этот безумный мир.

      Санса Старк сделала сто первый стежок и остановилась. Стежки вышли кривые — немудрено — трясущиеся руки не были хорошими работниками и совсем ей не помогали. Девушка смахнула выступившую слезинку когда в дверь постучали и не дождавшись приглашения зашли. Арья частенько наведывалась к сестре, и хоть и стараясь делать это ненавязчиво, но врываясь в покои по десять раз на дню это ей не особо удавалось. — Боги, ты опять за свое? Санса пожала плечами, негодуя на себя, не успела спрятать рукоделие и теперь попалась — сама виновата. — Ну мы же договаривались?! — Не мы, — Санса повертела головой, вставая и пряча шитьё в один из ящиков комода, — это ты запретила мне, но я могу и сама решить что мне делать в свободное время! — Девушка повернулась и постаравшись выглядеть сурово воззрилась на сестру. Тщетно, Арья была непробиваемой. — Этим ты только изводишь себя! — Может быть в один прекрасный день все изменится! — Только до этого дня ты не доживешь, потому что заклюёшь себя, вышивая эти уродливые штуки! Возразить на это было нечего. За то недолгое время, в течении которого Винтерфелл был освобождён от знамён Болтонов и Санса снова смогла почувствовать себя человеком она не сделала ни одной приличной работы, ни одного ровного стежка. Вообщем вообще ничего не смогла вышить. Руки мелко подрагивали и именно они были причиной этой разладицы между желаемым и действительным. — Уродливые?! Ты вышивала такие всегда! — Чем вовсе не гордилась! Мне это было вовсе не нужно! Санса не успела смягчить упрёк, поморщилась от того, что вообразила что могла бы испытать от ее слов Арья, одна из немногих, кого девушка по-настоящему любила.       Бран был вторым. Они втроём заняли замок, втроём правили от имени Старков, взвешенно принимая решения, так как Санса могла лишь выступать вестником, не имея никакого желания управлять, Арья была слишком горяча и порывиста, а Брандон был всего лишь калекой, которого бы никто не стал слушать. Но втроём им удалось неплохо справиться с осенними закупками и не оставить свой народ голодать после разрушительного правления Рамси Болтона, написать кучу писем знаменосцам их дома, пытаясь созвать ополчение, а также связаться с Джоном.       Из всего этого последнее было самым трудным, так как о нем было больше слухов, чем правды, и даже до северных земель доходили лживые россказни о том, что Джон почил смертью не очень храбрых едва ли не в Королевской Гавани, пытаясь наладить отношения с ныне правящей королевой Серсеей и просить помощи для укрепления Стены. Помощи добыть не удалось, королева была в бешенстве от того, что его брат, Робб Старк стал, хоть и ненадолго, королем Севера. Ультимативная форма общения претила добрым отношениям. Кровавая свадьба — дело рук Фреев, спонсированная самим монаршим домом, до сих пор стояла поперек горла Сноу и тот-то хоть и понимал важность защиты всех людей от неминуемой гибели, идущей со снегом и студеной зимой, все же не стал унижаться и преклонять колени. Серсея, очень разгневанная, приказала заточить брата умершего короля, а то чем черт не шутит, ещё сам провозгласит себя правителем. Серьезно пошатнуть трон прямо сейчас не удалось бы, требовалось признание многих важных людей, но Серсея была женщиной умной и потому на всякий случай решила перестраховаться. Джон то-ли был пойман после приема, то ли не был — никто не знал. Кто-то говорил что видел его, одинокого без Чёрных Братьев, что были с ним у королевы, в сопровождении лишь своего волка — безмолвного Призрака, удаляющегося на судне, идущем прямиков в Белую гавань. Кто-то же рассказывал что стражникам в темницах подземелий Красного замка поручили охрану очень важной персоны и именно это и был Джон, бывший бастард Неда Старка, нынешний не предъявивший прав на престол наследник дома Таргариенов и владыка Семи королевств.       Слухи в Винтерфелле впрочем вмиг рассеялись, когда Бран, с воплями и радостными криками прокатился по всему подъёму в Библиотечную башню, устроенному мастерами из ближайшей деревни специально для доступа туда на его инвалидной коляски, сооруженной не менее умными людьми после утраты небезызвестного конюха Ходора, почившего весьма храбро, спасая жизнь наследника дома Старков.       В письме, что ворон принёс со Стены, упоминалось о том, что Джон Сноу жив, а вскоре он сам написал своим сёстрам. Арья хотела в тот же день рвануть на Стену, и лишь печальные глаза сёстры ее остановили. Санса слишком много вынесла за те полтора года, что провела в заточении в собственном замке, истязаемая и лишенная всяческих прав и привилегий. Взгляд Сансы, потухший, напомнил ей взгляд Сандора Клигана, когда тот в особо прекрасный день, когда его ничего не грызло, мог немного порассуждать о Сансе. Ясно было что мужчина был влюблен, но также ясно было что скорее всего он, имея такой вздорный нрав и раненую ногу лежит сейчас где-нибудь совсем неподвижный, питая червей и крыс. Арья ничего, конечно, сестре не сказала, но поняла что такого взгляда у счастливых людей не встретишь. Этот взгляд — на грани того, что происходит — вот тут и того, что происходит где-то, между вот этим самым стулом, на котором сидела напротив неё Санса, и криптой с мертвыми, тремя этажами ниже под замком. Взгляд полуживого. И Арья, плюнув на все, осталась.       Санса потеряла веру в красоту, потеряла себя, потеряла вообще все. Стежки и вправду выходили столь поганые, что Санса, не поверив собственным глазам, подсунула их под нос Арьи, а получив однако же заверение в их кривизне, с этим не согласилась и каждый день, бывая свободной от дел управления замком, уединялась и шила. Каждый чертов стежок был болью, каждый взгляд на выходящее из-под ее пальцев уродство колол Сансу, раньше никогда и не думавшую, что все может так измениться. Что Арья просто отмахнется от этого, а она, Санса Старк, которую пророчили в королевы в этом самом замке ее родители — она плюхнется в эту огромную лужу с грязью и будет там барахтаться, стараясь не захлебнуться уже очень много времени. Санса даже не могла теперь долго находиться в обществе людей, исключение составляли только сестра и Бран, незаметно возмужавший, бесшумно скользивший по замку на своей хитроумной коляске. Из того похода он вернулся совершенно другим человеком, более молчаливым и спокойным как вода. Как и Санса он старался больше времени проводить за книгами. Общество ему обеспечивал его волк, у Сансы же не было никого. Ее волчица почила ещё на Королевском Тракте, много лет назад. Санса была совсем одна.       Нельзя сказать что девушка тяготилась этим, после всего, что Рамси Болтон сотворил с ней, нельзя было винить ее в том, что избегание людей стало ее основным занятием. С тех времён, когда Винтерфелла только-только сменил знамёна Болтонов обратно на лютоволков, она переехала в покои, которые прежде занимали ее погибшие родители. Дверь в свою прежнюю комнату, ставшую ее темницей во времена замужества с Рамси, она приказала заколотить и больше никогда там не появлялась. Будь ее воля она бы разобрала Девичью башню по камушкам, но это было бы дико и недостойно Леди Старк.       Арья никогда и не знала чем жила Санса. Почему девушка отказалась от помощи служанок в одевании — ещё понятно, Сансе неприятны были чужие прикосновения. Не знала Арья почему Санса больше не может смотреться в зеркало, приказав убрать все из них, которые находились в доступных ей местах. Санса видела мертвецов. Проклятый Болтон, чертов Петир, и смрадный Джоффри Баратеон все ещё преследовали ее. Хороших, но мертвых она там не видела никогда, а вот плохие докучали ей своими беседами, стоило девушке просто взглянуть на свое отражение, как они были тут как тут. Санса не могла рассказать об этом никому по вполне объяснимым причинам, фамильная гордость отнюдь не была пустым звуком. И хотя Бран что-то подозревал, Сансе удалось свалить все на утраченную красоту и ненависть к своей внешности. Нельзя сказать что ее внешность претерпела какие-то уж совсем кардинальные изменения, ну да, щеку ее с год как украшал весьма внушительный шрам, от которого левая сторона рта никогда уже не могла улыбаться. По представлению Арьи это было «вообще ничто», но желание сёстры она учла и зеркала во всем замке были убраны.       Санса проснулась от резкого крика снежной совы. Она сама, роняя снег с веток, пролетела почти над головой у задремавшей в богороще девушки, которая не могла нормально спать в безопасности замка и только здесь могла предаться, наконец, недолгому сну, закутавшись в плащ из искусно выделанных шкур волков.       Хоть с детства и была она научена песням и молитвам, прославляющим семь ликов Бога, но теперь чаще отдавала дань молчаливым безымянных духам лесов, богам своего отца. В маленькой септе, возведенной в Винтерфелле для ее матери Санса задыхалась, а здесь же, в окружении огромных молчаливых деревьев, над тёмной запрудой, она проводила достаточно большую часть своего времени. Лик, вырезанный на Чардреве, взирал на нее печально, но не осуждающе, как например дева, что презирала за непокорность судьбе, или как старица, за то, что она не сохранила жизнь одному из братьев, когда могла сделать это. Никто, кроме самой Сансы не осуждал ее за это, но девушка вполне справлялась с этой работой сама. Арья не знала о мучениях сёстры, Бран не знал, но Санса ни за что не могла себе этого простить. Что оставалось делать? Либо принять этот новый образ жизни и забыть старое, стараясь не терзаться угрызениями совести, предполагая что именно она стала причиной всех неудач, или… Второй вариант представлялся ей все более привлекательным день ото дня.       Сбегая из замка, в тишину леса, Санса могла не опасаться что в воде отразиться кто-нибудь из ее мучителей, могла расслабиться и побыть немного самой собой.       Девушка приложила к усталым векам прохладные ладони. Тихо упала первая снежинка на вышитый рукав темного плаща, а потом уже снег пошел смелее, снежинки застревали звёздами в меху капюшона. Сколько прошло времени с тех пор, как с утра она спряталась здесь от людей, движения и жизни? Она задремала и мысли плавали в мутном потоке небытия. Ноги совсем окоченели и горестно вздохнув она все же встала и размявшись, придала им хоть какие-то силы. Хотелось есть. И не хотелось покидать тишину леса и возвращаться в залы, наполненные людьми.       Санса осталась, прижалась спиной к стволу Чардрева. Где-то прокричала кукушка, и один раз она услышала как совсем рядом с ней прошел олень. Может быть он тоже был кем-то из древних богов? Может быть им стал ее отец? Девушка улыбнулась, коснулась руками волос и желая чем-то занять себя распустила несложную прическу, которую утром сама себе сделала. С укладкой в первое время дела обстояли хуже, но теперь она могла забрать волосы достаточно быстро и опрятно. Вообщем лучше так, чем кто-то будет дотрагиваться до неё, вызывая приступ паники.       Хрустнула ветка. На поляне, шепча что-то себе под нос, появилась старая женщина, тащившая за собой огромный и тяжелый мешок. Санса никогда раньше никого здесь не видела, все были заняты делами более насущными, чем премилое обхождение со старыми богами и всегда считала это место своим. Санса вздохнула и оторвалась от созерцания безмятежного ледяного мира. — Ох, матушка, я и не думала что здесь кто-то будет! Вы без собак? — Женщина спешно поклонилась, затем нервно оглянулась, узрев блеснувшие в холодном воздухе драгоценные камни в браслете Сансы и поняв кто находился перед ней. — Я уже ухожу, просто это была самая близкая дорога. — Она поклонилась ещё раз, стараясь поскорее убраться с глаз Леди Винтерфелла, но тут ее мешок лопнул и по снегу раскатилась сморщенная репа. Санса негодовала от того, что ее в народе считала кем-то вроде съехавшей с катушек ведьмы, вышедшей за психа Рамси по любви, а потом не поделившей с ним место на троне владык Севера, за что бывала бита. А также скармливающей своим псам всех неугодных. Да, не такой славы желала для себя дочь Неда Старка, поэтому тут же опустившись на колени начала помогать собирать укатившиеся корнеплоды, превозмогая отвращение к грязи, в которой те были вывалены. Маргери Тирелл снискала себе уважение простого народа помогая ему, чем Санса Старк хуже? Женщина безмолвно взирала на ползающую по снегу правительницу и лишь под конец опомнилась и вместе они завершили сбор урожая. — Я помогу вам донести. — Санса вздернула подбородок, не желая принимать отказ, который, как она считала, неизбежно последует. Старуха, отметив это пожала плечами и согласилась. Обе, держась за края мешка, катили репу словно на санках, и достаточно быстро довезли ту до нужного жилья. Все происходило в молчании, старая женщина боялась хоть чем-то разгневать Сансу, а та, в свою очередь определенно боялась вымолвить хоть слово, не представляя что можно было бы сказать своей подданной. Жилище находилось совсем не в той стороне и гораздо дальше в лесу, чем ожидала Санса, но она решила довести дело до конца.       Высыпавшие навстречу чумазые ребятишки и молодые женщины в том же немом удивлении взирали на Сансу. Ее попросили зайти, и не имея сил отказаться она согласилась. Предложен был тёплый чай и пареная репа без мёда, крайняя нищета сквозила в каждой вещи в небольшой хибаре. Сансе жалко было есть эту репу, понимая что это их единственная пища, а она на такую бы и не взглянула в замке, не будь все приготовлено наилучшим образом, в чистой посуде и полито сладким золотистым мёдом. Тут живот предательски заурчал. Ради приличия Санса грациозно расправилась с одним куском и поблагодарив хозяйку за гостеприимство решила что пора уходить. Хозяйка же, стараясь же не остаться в долгу, покопавшись в своих карманах достала оттуда самое ценное что у них было — маленькое медное зеркало на ручке, ранее украшенное драгоценностями, которые были давным давно содраны и проданы. Зеркало бы тоже пошло на продажу, не повстречайся Санса на лесной поляне и не порвись проклятущий мешок.       Санса моргнула и помертвевшей рукой приняла дар. Оттуда на нее смотрел улыбающийся Рамси. Девушка сделала пару шагов назад не оборачиваясь, и прошептав слова прощания, покинула дом. Оказавшись наконец одна она размахнулась, желая бросить наземь и разбить, раздавить мерзкий осколок стекла. — Стой! Не делай этого, любимая! Санса задохнулась от яда, сквозившего в его речах. «Любимая?» Санса знала, кем в действительности была его любимая, — сворой собак, что жили на дворе, а вовсе не она. — Тише, тише! Не стоит принимать жизнь так близко к сердцу! Я лишь хотел сказать что очень скучаю, с того самого момента как ты убрала зеркала из замка я тебя совсем не вижу, и мое сердце разрывается от печали! — Твоё сердце и впрямь разорвалось, но только от клыков псов, которым я тебя скормила! — Санса была не готова к этой встрече. Зажав в руке зеркало и смотря в него она пятилась все дальше от дома старухи, заступая на нетронутый снег, все дальше в лес. — А вот мое все ещё где-то лежит, верно, моя дорогая? — Вступивший в разговор Петир Бейлиш поправил серый камзол с брошью-пересмешником. — Ты же не забываешь меня, дитя? Санса оскалилась, сузив глаза, но в голове пронеслось: — Не отвечай им, не отвечай! Они только этого и хотят. — Почему ты молчишь? — Джоффри улыбался, смотря на нее с плахи, с которой только что поднял голову ее, сансиного, отца, и теперь вертел ею в разные стороны, стараясь чтобы девушка различила все подробности. — Ты не твоя сестра, ты не боец, ты же это знаешь? — Петир опять занял место впереди Джоффри. — Арья такая сильная, ее ничто не сломит, и произойди все это с ней, она бы перегрызла горло Рамси, даже не моргнув глазом, а Санса? Не терпела бы его издевательства. Она, даже маленькая, уже понимала что к чему и училась драться… Весь мир, все почило, а ты до сих пор не представляешь как быть? Несправедливо, верно? Изменилось все, но ты не была к этому готова. Я бы мог направить тебя, учить, но ты решила избавиться от меня! Зеркало в дрожащей руке отразило ее загоревшиеся глаза. «Чему учили меня мать и септа? Почему Арья знала, а она, старшая сестра, не знала, к чему должна была в действительности готовиться?!» Она не хотела верить в правдивость слов призрачного Бейлиша, но суть была в том, что тут, в единственный раз он не лгал ей. Она не была готова, ни тогда, ни сейчас. — Тебя учили играть на высокой арфе?! Для кого столь полезное умение? — Санса стирала соленые слезы, наблюдая как Петир, пряча ухмылку отвечает ей из зеркальных глубин: — мне, чтобы ты услаждала мой слух. Мне, использующему тебя для своих целей, нравилась арфа. — Вышивать? Кому это было нужно? — Возникший в зеркале на месте Петира Джоффри плотоядно улыбался, отвечая за девушку: — Хорошее умение для того, чтобы зашивать одежду, которую ты не могла отдать слугам не опозорившись после того как я, так презирающий тебя, играл с тобой. — Зачем тебя учили хорошим манерам? — Румянец лихорадочно блестел на щеках, но Санса онемев глядела в маленькое зеркало в своей руке. И Рамси, гипнотизирующий своими мертвыми глазами отвечал ей: — Это для того, чтобы я, который ненавидел тебя, использовал как хотел, а ты улыбалась и молчала. — Зачем тебя учили петь? — Новый голос, хриплый, не имеющий лица, а лишь темное одеяние и капюшон, столь похожий на давно забытого друга вопросил, вытесняя всех остальных из видения: — Чтобы петь Псу, влюбленному в тебя, но молчащему об этом. Единственному кто был с тобой честен и не лгал тебе… Зеркало отразило ее испуганные правдой глаза. — Пожалуй это была самое полезное из того, что я знала. Санса разжала руку и зеркало упало в снег.