Это будет новая сказка для моей дочери

Глава 7

      За все перелеты я не сомкнул глаз, не мог, голос Наре, ее истеричное хихиканье бросали меня в дрожь. А мысль, что Мелек там совсем одна, возможно, напугана, злила меня еще больше. Когда наконец-то мы вышли из аэропорта Сан-Диего, я вздохнул: осталось совсем немного, я так близко. Мюге все это время брала меня за руку, ободряюще сжимала и улыбалась. Я кивал ей, но не мог расслабиться даже не секунду. Выдохну, когда буду рядом с ней, а она в безопасности.       — Венера, ты еще там? — без приветствий и прочей шелухи. Мне не до этого, как-нибудь потом отплачу ей за услугу.       — Да, девочка в порядке. Девушка в состоянии какого-то транса, Гедиз. Дочка сказала, что знает что делать, но мы не стали: я не смогу ей помочь, если она испугается меня. Дождемся вас, вы близко?       — Да, едем к вам. Девушка, она ничего не сделала себе? — шепчу в трубку, боясь услышать отрицательный ответ. Выдыхаю, улыбаюсь, Наре в порядке. На ней нет ушибов, порезов, таблеток рядом. Она будет в порядке.       Мюге уладила дело с машиной и через некоторое время мы были уже в отеле. Чем ближе мы были, тем сильнее и громче стучало мое сердце. Перемещалось из груди куда-то под горло, а потом и вовсе к вискам. Я не мог стоять в лифте спокойно, ходил из стороны в сторону, потаптывал кроссовками. Как же долго, черт бы тебя забрал! Ее этаж, поворот налево, третья дверь справа. Без раздумий захожу в приоткрытую дверь, вижу Венеру, она обеспокоенно смотрит на меня, вижу Мелек.       — Принцесса Мелек, ты в порядке? — ребенок бежит ко мне и запрыгивает в открытые объятия. Тепло и крепко обхватывает мою шею, прижимается ко мне.       — Ты приехал, Гедиз! Ты нас не оставил, маме стало плохо. Но ты не переживай, я могу ее разбудить, — она заглядывает мне в лицо мамиными зелеными глазами, они чуть припухшие. Но она улыбается мне, внутри становиться тепло. — Тетя Венера сказала, что будить до твоего приезда не стоит, потому что мама может испугаться постороннего человека. А теперь можно?       — Конечно, моя хорошая, покажи, где мама?       Малышка спускается с моих рук, но не отпускает одну из них, а ведет за собой. То что я видел дальше будет сниться мне в самых ужасных кошмарах. Мое сердце остановилось, я не мог дышать от кома в горле. Я хотел упасть к ней в ноги, проверить, дотронуться, убедиться, что она живая. Потому что то, что я видел не похоже на живого человека.       Худое безжизненное существо. Кожа, до которой я так хотел дотронуться и боялся, которая всегда будто светилась изнутри, сейчас была серая, я бы даже сказал излучала черноту. Она обтягивала ее хрупкие кости. Ключицы, локти, колени неестественно выпирали. На коленях, ладонях видны были многочисленные царапины, вмятины от ногтей. Ее ногтей, потому что под ними виднелась запекшаяся кровь. Ее лицо, полуприкрытое темными спутанными волосами, заливалось крупными слезами, было все мокрое от них. Волосы, которые обычно так нежно и ласково гладил ветер и солнце… мне казалось, что он шевелились, как мелкие змеи. Так казалось, потому что Наре всю трясло, дергало из стороны в сторону. Губы, к которым мне, наверное, никогда не притронуться, не почувствовать их вкус, были изгрызаны в кровь. Сейчас они подрагивали в улыбке, на которую не способен здоровый человек. Она что-то шептала, снова ухмылялась, а потом приоткрывала рот в судорожном вздохе, даже хрипе. Ее изумрудные глаза, те самые, что я готов был не упускать из вида, в которых я тонул, словно в хвойном лесу, были серые пустые. В них не было жизни. Они смотрели куда-то сквозь пространство, а слезы, как тонкие ручейки, стекали из них.       Я встал, как вкопанный, боясь пошевелиться. Мелек тихонько дернула меня за рукав, и я, оторвав взгляд от этого ужаса, увидел ее спокойное детское личико. Не знаю, что было на моем лице в этот момент, но она нахмурилась и стала похожа на взрослую, даже голос приобрел сталь:       — Гедиз, садись здесь, чтобы мама сразу не увидела тебя, а я ее разбужу, — она обернулась к остальным. — Пожалуйста, тише. Пока мама приходит в себя, не будем пугать ее звуками, хорошо?       В миг повзрослевший ребенок выпустила мою руку и я тут же сел на пол, слышал, как Мюге отошла на пару шагов и тоже опустилась на пол. Мелек подошла к своей матери, отодвинула своими маленькими ладошками волосы и поцеловала мокрую щеку матери. Та даже не шевельнулась, все шептала губами известные ей одной слова. Мелек присела к ней, прильнула к ее уху, обняла тонкими ручками за плечи маму. От этой картины мои глаза сами наполнились слезами, ком в горле так и не прошел, я замер, не дышал, не двигался. А Мелек все шептала маме. И вдруг взгляд Наре вернулся в эту комнату, она с хрипом, глубоко вздохнула, будто вынырнула с огромной глубины. Ошарашено смотрела на дочь. Ее руки, словно плети обвили плечи ребенка. Глаза ее падают за ее спину, и она, словно кобра, сжимает ребенка, скрыв своими волосами. Ее взгляд безумен, полон ненависти. Я привстаю на колени, протягиваю руки вперед, показывая, что я не желаю ей зла, не обижу. Ее взгляд блуждает по комнате, ничего не выражая, кроме испуга и недоумения. Потом она зажмуривается, отводит голову в сторону дочери, трясет головой. Боже, она думает, что мы ей мерещимся. Сколько всего она проживает сейчас, раз думает, что мы — галлюцинация? Наконец, она открывает глаза и снова смотрит на меня. В этом взгляде все: мольба, страх, надежда, боль. Она все еще течет из ее глаз слезами. Мое сердце разрывается на части, я так хочу ее прижать, успокоить. Но я держу себя в руках, боясь испугать, боюсь даже дышать на нее. Она будто пропитана болью, и я всерьез боюсь, что она от одного мое дыхания сломается. Но дрожь в теле унять невозможно, я вижу как дрожат мои руки, но готов так просидеть весь день, лишь бы она не испугалась.       Наре снова оборачивается к Мелек, та улыбается ей со всей со своей детской любовью и радостью. И женщина тает, вся ее злость и ненависть испаряется, она снова судорожно вдыхает и оборачивается ко мне, смотрит на мои руки. Сейчас она как никогда похожа на маленького испуганного зверька. Вся напряжена, движения медленные, размазанные. Она опускает взгляд на свои руки, видимо, видит как они дрожат. И ее рот раскрывается в немую букву “О”. Она так же медленно поднимает взгляд снова на меня, дрожа всем телом поднимает свою руку. Поднимает так, будто на ней гантеля килограмм в 20, с большим усилием. И я плавно, без резких движений, помня, что могу ее испугать, беру ее маленькую ледяную ладошку в свою. Переплетаю наши пальцы одной руки, а другой приобнимаю ее, прижав к себе. Она холодная и дрожащая припадает ко мне всем телом.       Не знаю сколько мы так сидели, может минут 20. Вдруг она все так же медленно отрывает свой лоб от моего плеча, я лишь немного ослабляю хватку. Она заглядывает мне в глаза, рассматривает лицо. Сейчас она не похожа на женщину с уже взрослой дочкой. Больше на маленькую девочку, потерявшую родителей. Но я здесь и готов защитить ее от всего. Тепло улыбаюсь на ее изучающий, даже любопытный детский взгляд. Все еще боюсь испугать ее своим голосом, поэтому спрашиваю взглядом: “Теперь ты в порядке?”. Она долго смотрит на меня, наклонив голову чуть набок. И тут кто-то за спиной издает шорох одеждой от чего она мгновенно прижимается ко мне, испугавшись этого звука. Ее снова начинает бить мелкая дрожь, она скулит сдерживая слезы. Не выдерживаю этого, и рукой глажу по спине и растрепанным волосам, успокаиваю:       — Тише, Наре, не бойся, здесь никого нет, кроме нас, все в порядке. Ты веришь мне? Спустя время она успокаивается, ее рыдания затихли. Она снова отрывается от меня и заглядывает мне за плечо. Долго смотрит туда, и снова ныряет в мои объятия. Я готов отдать все в этом мире, лишь бы ей стало легче. Она словно чувствует это, отрывается от меня:       — Ты в порядке? Что-то болит? — шепчу ей. Она опускает взгляд, замирает, будто слушает, и снова смотрит на меня долгим взглядом. Он все еще потухший, безумно грустный. Переводит взгляд за мою спину, и я, повернув голову, смотрю вслед за ним. Она глядит на Венеру, небольшая складка ложиться между бровей Наре. Она переживает, не знает кто это.       — Наре, это Венера, моя подруга по университету, я попросил ее навестить вас, чтобы выиграть время до своего приезда, — не отрываю взгляда от любимой, ведь она не шелохнувшись смотрит на нее. А я любуюсь ей. Даже в таком состоянии она красивая. Не хочу ее отпускать больше никогда. Наре ловит мой взгляд, ее щеки чуть розовеют и она, опустив свои ресницы смотрит на свои руки.       После Мюге предлагает Наре прилечь, я, видя ее согласие, беру ее под руки и провожу до кровати. Отметив про себя, что ей холодно, беру первый попавшийся плед и кутаю ее, как маленькую. Теперь она, словно котенок, смотрит на меня из своего укрытия своими беспокойными глазами, боясь потерять из вида. Надеюсь, это так, надеюсь, мне не мерещиться ее необходимость во мне. Потом, она словно оглушенная, смотрит сквозь меня, следом ее глаза снова намокают, она начинает дрожать, тихонько трясти головой из стороны в сторону.       — Наре? — окликаю ее, и она шугается, смотрит на меня испуганно. А потом выдыхает, расслабляется и улыбается мне. Дьявол, забери мою душу, пусть она всегда так смотрит на меня, и только на меня, умоляю. Мюге подносит ей кружку с супом. Предусмотрительно, сестренка, спасибо. После у них состоится разговор и я вижу как Наре стыдится своего состояния, боится даже поднять на меня взгляд и храбрится при Мелек. Мне сводит от этого челюсть. Будто ты виновата в этом, девочка! Будто ты притворяешься и напрягаешь нас зря! Ведь нет, Наре, тебе действительно нужна была помощь. И, пусть я буду проклят, готов помогать тебе всю жизнь. И быть при этом другом. Только улыбайся мне. Смотри на меня своими зелеными глазами, согревайся в моем тепле. Я весь для тебя, неужели ты еще не поняла? Но ничего, этим мы займемся позже. Придвигаюсь к ней, ободряюще, очень нежно беру ее хрупкую руку в свою. Люблю тебя, Наре. Все дышит во мне этой любовью к тебе. Она смотрит на меня с такой благодарностью.       Дыши со мной, все в порядке — лишь мысленно позволяю себе сказать это. Плечами двигаю, показывая как воздух входит и выходит из моих легких. Глазами показываю на суп, она покорно пьет, не отрывая взгляда от меня. Глупая, куда я денусь, я ведь привязан к тебе стальным канатом! Да и если это не так, разве я найду в себе столько смелости и сил оставить тебя? Она отвлекается на Венеру и я вижу, как она напрягается, вспоминая о ее присутствии. Выпускаю ее ладонь, пора распрощаться со старой знакомой.       — Я провожу тебя, Венера, — указываю жестом на дверь, стараясь быть максимально доброжелательным. Она ведь все таки была с Наре пока меня не было рядом и следила за маленькой госпожой. Надо быть благодарным. Выходим из номера, и она оборачивается ко мне.       — Значит вот кому достался самый желанный холостяк? Ты утонул, дружочек.       — Спасибо тебе, Венера, что ты помогла мне. Надеюсь, я смогу отплатить тебе тем же, — уже собираюсь вернуться к любимой, но девушка ловит меня за локоть.       — Уже можешь, не переживай. Ты же составишь мне компанию, например…       Обрываю ее на полуслове. Как можно надеяться, что я покину Наре ради встречи с ней? На что она вообще рассчитывала?       — Нет, не думаю, придумай другой способ как мне тебя отблагодарить, не преступая черту дружбы. Ты изменилась. Но, всего хорошего, спасибо.       Вежливо улыбаюсь и ныряю обратно в номер. Вижу, как Наре дергается в испуге. Надо контролировать свои действия, шагаю мягко, медленно. Терпение, Гедиз.       — Спасибо тебе еще раз, вам, я вас потревожила.       — Ты хочешь обидеть нас, Наре, мы ведь друзья, разве можно так говорить? Неужели ты бы оставила меня или Мюге в трудной ситуации?       Она замирает, а потом улыбается мне.       — Не оставила бы, — шепчет она, а внутри меня все взрывается фейерверком.       После Мелек и Мюге уходят купаться, вижу как Наре борется со сном из последних сил, даю ей снотворное и она послушно закрыв глаза проваливается в сон с улыбкой на губах. Выдыхаю, можно расслабиться. Мой ангел спит и, по словам сестры, ее не будут беспокоить кошмары и сны вообще. А пока я тоже могу вздремнуть, ведь чтобы быть опорой Наре и Мелек, я тоже должен быть сильным.       Меня будит малышка, гладит по руке. Сколько я проспал? Наре?       — Мама спит, — шепчет, улыбаясь девочка, — будь тише, чтобы сон был спокойным. Пойдем.       Она тянет меня в небольшую столовую в номере, на столе уже стоят чай, кофе, фрукты, сладости. Мюге разливает последнюю кружку, видимо для девочки, с чаем. На ней легкое в пол светлое платье, с красными цветочками или что-то вроде. Она выглядит отдохнувшей, ее кожа чуть покраснела под солнцем.       — Я бы не будила тебя и дальше, но твой живот урчал на весь номер, побоялась, что ты и Наре разбудишь.       — Вай, вай, какая ты заботливая, сестра. За что Аллах даровал мне тебя такую?       — За доброту, братишка. Мелек смотрит и хихикает на нас.       — Ну, расскажите, как провели то время, пока я был в царстве Морфея? Повеселились?       И девочка наперебой с моей сестрой рассказывают о своем дне. После бассейна они ушли гулять по магазинам, потом ели мороженое, сходили на пирс недалеко от отеля, кормили чаек. Нашли красивый парк с редкими видами цветов и деревьев. Смотрели на закат прямо у моря.       — Оно было такое красное, Гедиз, я думала вода сейчас начнет пениться от его жара, — размахивая своими ладошками, смешно распахнув свои глаза, заключила девочка.       — Что ты говоришь? А дельфинов, вы видели дельфинов?       — Тут они водятся? — наклонилась ко мне девочка в недоумении.       — Оха, конечно, дорогая. В этом городе есть замечательный парк, вы вряд ли видели. Но завтра можете сходить, да. Клянусь, ты будешь в восторге, моя госпожа.       Подмигиваю девочка, малышка обнимает меня за шею, ее волосы щекочут мне лицо. Вот бы она была моей дочерью. Обнимаю ее в ответ, вдыхаю ее запах. Вот бы. Мюге позаботилась и о том где мы будем спать, забронировав на свое имя номер напротив: так мы сможем присматривать за Мелек. Я еще раз поблагодарил Аллаха за сестру, что досталась мне. Я не заслуживаю ее. Пока я тут отсыпался, она уже все устроила. Но я не мог оставить Наре, сидел рядом с ее кроватью, потом на кресле. Следил за каждым ее вздохом. Она, свернувшись калачиком, почти с головой укуталась в одеяло, только ее лицо выглядывало. Удивительно, ведь на улице за этот день стояла жара. И я уже видел изменения в ее лице: оно стало светлым, синяки под глазами потихоньку рассасывались и весь ее облик приобретал здоровый вид. Но был уже вечер, она спала почти 13 часов, я стал беспокоиться.       — Мюге, с ней точно все в порядке? — в очередной раз дергал я сестру, а она терпеливо вздыхала.       — Гедиз, у нее большой стресс, неизвестно сколько она до этого не спала и спала ли вообще, учитывая, что ты рассказал о ее кошмаре. Психике нужно время восстановиться: сон без сновидений, тревоги.       — Ладно, ладно, я понял. Ей не жарко так, как думаешь? — Сестра вновь посмотрела на меня, и теперь в ее взгляде четко читалось раздражение.       — Мне что, каждый ее вздох тебе объяснять, Гедиз? Что случилось с моим понимающим братом? Ты что, ослеп и отупел… — она снова глубоко вздохнула, пытаясь успокоить себя. — Гедиз, ты ведь и сам не глупый и должен все понимать. Давай, передохни тоже как следует, Наре возможно еще один день проспит, что теперь будешь все это время рядом сидеть? Я спала в самолете, а ты глаз не сомкнул! — пожимаю плечами на ее выпад, а что мне остается? — Гедиз, прошу не будь таким. Ты ведь не хуже меня знаешь, что ей нужна твердая опора, а не сонный ослик.       Бросаю последний взгляд на девушку, ее веки скрывают от меня самые прекрасные глаза в мире, как мне уснуть? Но я послушался сестру, она говорит верные вещи. Опускаюсь на кресло и, прикрыв глаза, поддаюсь своей усталости. Знаю, что даже во сне Наре не оставит меня, будет дарить мне свои улыбки, будет смотреть на меня своими опасными глазами, а я буду в них тонуть. И не важно, что даже во сне я просто друг.       Утром я проснулся самый первый, Мелек с Мюге все еще были в номере Наре и отдыхали, я не стал их тревожить. Ушел в номер, что сняла сестра, и отправился в душ. Надо прийти в себя, придумать чем сегодня развлекать девочек. А главное: о чем я буду говорить с Наре. Я хотел убедиться, что она действительно вернется в Муглу. Теперь я в этом сильно сомневался, да и вообще не хотел этого. Есть ли в мире причины, по которым она должна так себя чувствовать только из-за чувства долга? Но долг и вправду был, перед дочерью. Я понимал, что она не хочет лишать дочку отца, не хочет сделать ее тем самым листком на ветру, коем была Наре.       Второе, это Санджар. Не знаю как, но мне нужно было начать разговор с Наре о нем. Чтоб понимать в каком направлении будет двигаться эта девушка по отношении к нему. Ведь было понятно, что Санджар плевать хотел на ее чувства и будет и дальше всеми силами держать ее подле себя. И если она скажет мне, что не желает этого, я сожгу все и всех, кто посмеет принудить или обидеть ее. Что я теряю, если встану рядом с ней, пусть даже в качестве друга? Лишь проблемы с партнерством и осуждение окружающих? Плевать я на это хотел с высокой колокольни, что мне от этого?       Но мне было непонятно, да, даже после всего дерьма что я тут видел, я не был уверен в Наре и в ее намерениях. Плавали, знаем, как от одного взгляда ее слова превращались в пепел, а легенда становилась былью. Прежде чем действовать радикально нужно быть убежденным, что ей нужна эта моя помощь. Что я буду делать, если она окажется не нужна, я пока не стал думать. Разберемся походу. От мысли, что Наре так и останется Наре Санджара, меня бросало в жар и в холод одновременно. Полюбил, но не успел любить. Грустные мысли в сторону, Гедиз, соберись.       Сейчас нужно устроить день для девчонок и решить вопросы с работой, все таки у меня есть порт и дела, которые уже не терпят отлагательств. Я помнил о том, что сейчас все обязанности Наре легли на мои плечи, но и мои обязанности никто не забирал. Может я и параноик, но старался контролировать каждую сферу в порту: бухгалтерия с ее расходами и доходами, связь с общественностью и ее клиентами, предложениями и отказами, а также тонкости предоставления самих услуг порта. Если что-то возможно было модернизировать, улучшить, поднять на уровень выше — я сразу знал об этом и мог тут же внедрить. Хочешь сделать хорошо — сделай сам. Пока я не видел проблем с этим, но сейчас понял всю затруднительность своего положения. Что ж, справимся, Гедиз.       Душ привел меня в порядок, белая футболка, спортивные серые штаны — чтобы ничего не отвлекало от работы и параллельных дел. Все, конечно, свободное, на улице уже палило солнце, день обещал быть жарким. Взяв ноутбук в кресло напротив Наре, я первым делом устроил досуг для сестры и Мелек. Я с нежностью посмотрел на них и мысленно поблагодарил сестру, которая тут же взяла на себя обязанность по присмотру и развлечению маленькой госпожи. Я, хоть и любил ее, как родную дочь, должен был приглядывать за ее мамой и портом одновременно. Но как только я решу все вопросы порта и девочки вернуться из моря я проведу время с Мелек: наши игры и разговоры, ее любопытство и мудрость не по годам. Маленькая копия своей мамы, но не израненная, не сломленная. Пусть так и остается.       Следом я открыл почту и сначала даже ужаснулся тому объему работы, что мне предстоит выполнить максимум за 3 часа. И не теряя времени я утонул во всех этих графиках, предложениях, коэффициентах, вопросах, уточнений цен, марок. Раскидавшись с одним приступил к делам Наре, которых было не так много, а до пробуждения Мюге и Мелек оставалось еще минут 30, после их нужно будет будить и отправлять в плавание. Как я надеюсь, что им понравится. Но не отвлекаемся. Раздав поручения через почту всем сотрудникам, продублировав все это Дуду, я захлопнул ноутбук. Осталось заказать завтрак, чтобы девочки не опоздали, да и я голоден как волк. Чем по утрам Наре кормит Мелек? Ох, будем импровизировать. Тем более, что мы не в Турции, а Америке, значит и завтрак должен быть соответствующий.       Накатав примерное меню девушке на том конце провода, я пошел будить девочек. Кудри сестры рассыпались по подушке, а локоны Мелек укрывали их от всего этого мира. Они лежали обнявшись, девочка уткнулась лобиком в плечо Мюге и тихо сопела. Жалко нарушать такую идиллию, но вам понравится.       — Босс Мелек, султанша Мюге, вам пора в путешествие.       Зеленые глаза малышки приоткрылись, я не удержавшись охнул от их красоты. Невероятная девочка. Она, увидев мое лицо, улыбнулась и привстала. Мюге же осталась лежать, но глаза открыла и так же улыбалась мне.       — Доброе утро, Гедиз, мама уже проснулась? — она говорила шепотом, но я готов поспорить ей удавалось это с трудом.       — Простите, босс, но мама еще отдыхает.       Взгляд немного погрустнел, но тут же ожил:       — Путешествие, Гедиз? Куда?       Я широко улыбнулся тому как девочка переключилась. Правильно, беспокоиться за маму нечего, она будет в полном порядке.       — Оха? Сначала завтрак, потом расспросы, босс.       — Верно, брат говоришь, пойдем умоемся Мелек, не пристало нам перед моим братом в таком виде появляться.       Я лишь посмеялся им вслед, вот это заявки. Пока они устраивали водные процедуры, а завтрак не пришел, я любовался Наре. Дыхание ее было ровным, она одной рукой обнимала подушку, а другой зарылась в свои кудрявые волосы. Сейчас они не выглядели как змеи, нет. Сейчас на них лился солнечный свет, их тихо шевелил ветерок из открытого окна, они отливали золотом, медью, то красным, то рыжинкой, игрались с солнцем. Я бы любовался этим каждое утро, не уставал бы. Но, я взял себя в руки и проговорил еще раз: ты друг, она нуждается в друге. Кивнул своим мыслям, сжал губы и, прикрыв глаза, отвернулся от нее.       Мы завтракали, перешептываясь и обсуждая как пройдет наш день сегодня. Я так и не раскрыл карты, куда же их отправляю, но, думаю, Мюге догадалась и ее глаза блестели, тепло разливалось в них. А я был рад видеть ее такой. Мало того что она потратила пол жизни на фобии, от которых избавиться не так-то и просто. Так она еще умудрилась отравить свою жизнь таким ублюдком, как Акын. Но ничего, все успеем, все наверстаем. Мелек же кажется было все равно, она любое приключение встречала со своей детской непосредственностью и восторгом. Улыбка не сходила с ее лица, и я был счастлив.       — Гедиз, думаешь мама скоро проснется? Я уже так соскучилась по ней, — она как и мама мило хмурит бровки и выпячивает нижнюю губу. Но я не успел ответить.       — Конечно, дорогая, маме просто надо восстановить силы. Как только она будет готова, она проснется. Не переживай, — сестра гладила девочку по голове и ободряюще ей улыбнулась. И они начали сборы: я поторапливал их как мог, но это же девочки. Наблюдать за ними было одно удовольствие, за их суетой, предвкушением. Я сидел в том же кресле рядом с Наре и улыбался. После они ушли, помахав мне на прощание, и я остался один в этой оглушающей тишине. Когда я так привык не оставаться один?       Еще раз проверив почту и ответив на все сообщения, взял электронную книгу и утонул в ней. Меня отвлекла вибрация моего телефона. На экране было имя “старого другая”. Да, новости расходятся быстро. Но я был к этому готов. Проверив крепко ли спит Наре, я ушел в наш номер с Мюге и взял трубку. Из нее тут же полились крики и упреки Санджара, но меня они не тронули.       — Где же ты, старый друг? Тебя нет ни дома, ни в порту, твоя мама только глазами хлопает и смотрит на меня. Мюге тоже пропала, вы что, в путешествие собрались, а меня не позвали?       — И тебе привет, Санджар. Да, мы уехали с Мюге, какие-то проблемы? Я разве обязан держать отчет о своих действиях перед тобой?       — Когда речь касается моей дочери и Наре ты будешь держать отчет! И сам будешь держаться от них подальше. Не вешай мне лапшу на уши про отдых с сестрой, я не настолько глупый, — представляю какое у него лицо в этом момент, как он брызжет слюной, но в этом нет моей вины.       — Поосторожнее со словами, Санджар, я не мальчик, чтобы ты меня отчитывал. А Наре не твоя жена, чтобы держать тебя в курсе. Кстати, как там Менекше, как ребенок? Ты хоть спрашивал у своей жены о ребенке?       — Ты мне про мою жену не напоминай, я сам со своими женщинами разберусь.       — Оха, конечно, гарем султана Санджара, как я мог забыть, а Наре ты спросил? Хочет ли она участвовать в этом цирке? Нет, конечно не спросил. Ведь тебя только твои чувства волнуют. Мне нечего тебе сказать. Как я и говорил перед уходом: между нами осталось только партнерство, ведь другие человеческие отношения тебе чужды. Но если тебе и деловые отношения хочется прекратить — валяй, я не собираюсь останавливать тебя.       Я лишь слышал, как он зашипел в трубку, и сбросил. День или два возможно у нас есть, потом он лично объявиться в Сан-Диего и, как котенка, потащит Наре поговорить или разобраться. Значит мы должны действовать быстрее, быть готовыми к этому. Умыв лицо холодной водой, чтобы смыть с себя весь гнев, я снова направился к Наре, сидел и читал.       Время пролетело быстро, уже время ближе к вечеру и девочки должны скоро вернуться. Надеюсь им понравился мой сюрприз. И только я об этом подумал в дверь ввалились две хохотушки, но сразу притихли, когда я показал, что Наре еще спит.       — Гедиз, — маленькая госпожа подбежала ко мне и запрыгнула на руки как проворная мартышка. Прижалась ко мне, крепко обхватив мою шею. — Спасибо тебе за этот день, я еще никогда не была в море! Ты знаешь как там красиво?       По телу расплылось такое тепло, такое счастье, что она улыбается, обнимает меня, радуется. Так приятно. Сестра подошла к нам и чмокнула меня в щеку:       — Ты итак знаешь, что лучший брат на свете, но сегодня ты и правда превзошел себя, господин Гедиз.       — Я рад, рад это слышать. Вы проголодались? Я хотел заказать еду из одного чудесного места, паста и пицца. Согласны?       — На все сто, я такая голодная, что слона бы съела!       Малышка спрыгнула с моих рук, тихонько подошла к маме. Мюге ушла в номер переодеться и разобрать вещи. Я пошел в чем есть: тут всем плевать как ты выглядишь, от этого ты не станешь плохим или недостойным человеком. За это я любил Америку, за бОльшее количество свободы, в отличии от Турции. Но сердце, душа навсегда оставались там, в Мугле.       А теперь следуют за этой зеленоглазой девушкой с кудрявыми волосами. Как так получается? Время все меняет. Раньше я думал, отучусь, вернусь домой, чтобы попрощаться с детством, с сестрой и уеду жить в Америку. Было не важно куда, там мне казалось лучше, чем здесь. Но как оказалось трава не зеленее там, где нас нет. Спроси меня об этом полгода назад, я бы отшутился, а сам бы кривил душой, ведь мечта остается мечтой. За это я полюбил время. Оно меняет тебя, сталкивает с другими людьми и ты обретаешь свой бесценный опыт, формирующий тебя как личность. Я понял это, когда впервые серьезно задумался о том, что будет, если Наре все таки предаст все свои громкие слова и возьмет в свою руку ладонь Санджара. Что будет со мной? Разве я смогу спокойно стоять в стороне, пересекаться с Санджаром и жить как раньше? Ответ был на поверхности: я буду разбит и вряд ли у кого хватит сил меня собрать, пока я не переболею этим. Ведь моя любовь не легенда, она забудется, сотрется под песками времени, поблекнет. И возможно когда-то я смогу спокойно смотреть на эту пару, а в сердце не будет образовываться дыра, дыхание мое будет ровным и спокойным. Я точно знал, что в тот момент, когда Наре простит Санджара, я оставлю ее. Ведь я человек, а не машина. А ей больше не нужен будет друг Гедиз.       Я думал обо всем этом и смотрел как небо темнеет с каждой минутой, как солнце забирает за собой свет. Но до заката еще было время, может я успею им насладиться позже. Вернулся в номер с огромным количеством еды, что-то мне подсказывало, что Наре скоро проснется и будет не против подкрепиться. Мелек с Мюге встретили меня радостными улыбками, забрав пакеты. Они начали хозяйничать в обеденной, а я украткой наблюдал за Наре. Она сменила позу, теперь ее лицо полностью было закрыто от меня волосами. Я не смел к ней притронуться, чтобы не разбудить, не испугать. Пока она сама не позволит мне сделать это. Пока не буду уверен, что нужен ей. Мы сидели за столом, Мелек уплетала пасту.       — Моя Мелек, а чем вы занимались с мамой, когда были тут одни?       Девочка салфеткой вытерла губы и я видел как ее лицо снова потеплело, расцвело радостью.       — Мы с мамой много гуляли, разговаривали и кушали. Просто бродили по городу заглядывая то в одно, то в другое место. Тебе не понятно, Гедиз? Это такие женские прогулки ни о чем. Но знаешь, тут так красиво…       И она с таким восторгом описывала океан, закаты, эти деревья с их пышными кронами, крики птиц. Как же Наре повезло быть с таким ангелом рядом. И как я гордился самой Наре: она воспитала потрясающего ребенка. Но тут мы услышали шорох в комнате и все внутри меня ликовало: она проснулась. Мелек тут же на цыпочках пошла проверить так ли это. И вернулась через пару минут, когда мы услышали шум воды.       — Мама выспалась, скоро придет к нам. Она очень удивилась, что спала так долго!       — Твоя мама та еще засоня, это правда, — улыбнулся я малышке. А в моей голове всплыло воспоминание. Это было так давно?       Я врываюсь в ее комнату со словами:       — Доброе утро, я не смотрю, не смотрю! Но совсем не одобряю, что ты просыпаешь на свой первый рабочий день!       Конечно, я краем глаза посмотрел на нее, и внутри все встрепенулось от ее красоты, как множество птиц взмывает в небо. Пошел открывать шторы, чтобы в комнате было много света. А она как ребенок, уткнулась лицом в подушку, пряча свои глаза от этого света.       — Гедиз, что ты делаешь? Выйди из комнаты, — даже ее голос в этот момент был музыкой для меня, и я до сих пор не мог привыкнуть как мое имя звучало из ее уст. Мне нравилось, как она его произносит.       — Рабочий день уже начался. Вставай. Сегодня будет очень важное собрание с японцами, — я видел как она в непонимании привстала и все еще не могла раскрыть глаза, щурясь от света. Ничего, сейчас все поймешь. — Я принес одежду, которая тебе понравилась вчера в магазине. Выбери что-нибудь одно, что наденешь, — и тут ее глаза распахнулись.       — Гедиз, я тебе сказала, я не буду работать в порту.       Но я проигнорировал ее слова, рассказывая о предстоящем собрании. А сам, сам утонул в твоих глазах. Разве кто-то может так прекрасно выглядеть утром? Ну а когда Наре встала, при виде моей матери, а футболка оголило ее плечо — я задохнулся. Такая тонкая, хрупкая, с полупрозрачной кожей. Сейчас она больше напоминала фарфоровую куколку самой прекрасной работы.       Прекрасное воспоминание, принесет ли оно мне потом столько же боли, сколько удовольствия сейчас? Я не знал ответа. И мы вернулись к еде, пока в проеме не показалась ее фигура. Она уже не выглядела так болезненно, как раньше. А ее футболка только подчеркивала глубину ее глаз. Но худоба все же бросалась в глаза, во мне как будто пробудился какой-то инстинкт скорее ее накормить. Она стояла не решаясь пройти, смотрела на меня, а я как дурак улыбался. Все равно что будет потом, как больно мне будет после, сейчас я не хочу думать об этом. Хочу запоминать каждый ее взгляд и движение. Потому что она ускользнет, как ветер из моих рук.       Я посмел дотронуться до нее, когда звал на разговор, и, к моему огромному счастью, она уже не дергалась в испуге, глаза не наливались слезами. Наоборот, я видел как она мило смущалась, а ее щеки розовели. Может мне показалось? Вообще, я хотел прогуляться со всеми, но Мелек сказала, что отказывается покидать номер, она устала и теперь хочет лежать, словно тюлень. Мюге посмеялась над этим, но была абсолютно солидарна с девочкой. А я был немного в замешательстве: сможет ли Наре спокойно себя чувствовать оставшись со мной наедине? Сейчас узнаем. Она накинула черную толстовку, от чего ее кожа стала выглядеть еще белее. Мелек быстрее вытолкнула нас за дверь и мы в полном молчании пошли до набережной. Я видел, как она грустным взглядом блуждает по улице, небу, океану. Как будто прощалась со всем этим, вдыхала эти запахи уличных ресторанчиков, цветов и запоминала это. Я не мешал ей в этом до самой воды. Пусть, я не хочу на нее давить. А пока готовился, как же начать разговор. Готовился услышать то, что хотел меньше всего.       Она остановилась близ воды, тяжело вздохнула и я решил, что нужно начинать.       — У тебя есть план, как быть дальше? — стараюсь подавить свой страх и не выдавать себя с потрохами, и вроде, мне удается. “Сбегать вечно не получится”, но взгляд грустный, я знаю, что она не хочет возвращаться, боится. Но я вижу, что она стала сильнее, решительнее. Это сквозит в ее шутках и я искренне улыбаюсь ей. А после моего вопроса, когда же именно, ей стыдно. Ах, Гедиз, что ты за дуралей такой. Она боится оставлять дочь с собой наедине, не верит еще самой себе. А потом новый косяк, когда я говорю о том, как расцветает Мюге рядом с девочкой после всего, что с ней произошло. Испуганно смотрю на нее, готовясь к реакции. А сам покрываю себя последними словами. Ну не мудак ли ты, Гедиз, где твоя голова? Но от ее слов, сердце сладко замирает. В груди растет надежда. “Ничего, все в порядке, с тобой я не боюсь провалиться в бездну.” И я воодушевлен этим, протягиваю ей руку. Возьми ее, почувствуй, как твердо со мной стоять на своих ногах, Наре. Почувствуй, что я не предам тебя. Но сам же останавливаю себя, не даю торопиться своим чувствам.       — Со мной можно не бояться, Наре. Я не причиню тебе боль. Друг на то и друг, чтобы всегда быть рядом.       Она краснеет, глаза бегают по моему лицу, ее холодная ладошка в моей руке. Но вдруг вижу, как она будто проваливается куда-то, взгляд, словно сквозь реальность, рассеянный. А потом поднимает свой взгляд, вырывает руку. Я хмурюсь, не понимаю, что изменилось за секунду.       — Разве друг может говорить лишь часть правда, а другую часть скрывать?       Я знаю, что она сейчас вспоминает, ведь перед моими глазами картинка та же. Она смотрит гордо, холодно, а в глазах блестят слезы. Глупая, разве ты знаешь, что я скрываю? Разве готова к тому, чтобы принять меня в своем сердце? Я знал, что нет.        — Только если эта правда не разрушит их дружбу, Наре, только если так. Я готов нести свою тайну всю жизнь, лишь бы не терять в тебе друга. Не стану предавать тебя.       Беру ее руки снова, сжимаю крепко, со всей любовью, но нежно, чтобы не причинять ей боль. А после ее ужасный сон, ее истерика, боль в моей груди, я так пожалел, что спросил об этом и напомнил ей ее страх. Но зато теперь знал: я дорог, она переживала за меня. Прижимаю ее к себе, да, я осмелел в своих движениях к ней. И она, к моему глубочайшему удовольствию, успокаивается, позволяет обнимать ее. Но снова, ее дыхание останавливается, Она отодвигается от меня, заглядывает в лицо. И она в ужасе, что успело ее так испугать?        — Гедиз, он знает? Он знает где я?       Я надеюсь, что маска на моем лице не позволила увидеть весь гнев, который я испытываю в тот момент. Это чувство, как яд разливается по моим рукам, ногам, я чувствую как он сковывает мои губы. Блять, что я сейчас слышу? Все надежды в момент улетучиваются. На их место приходит боль и разочарование.        — Ты настолько плохо думаешь обо мне, Наре? Ты правда думаешь, что я, человеку который привел тебя в это состояние, скажу твое местоположение? В тот момент, когда ты просила меня этого не делать? Наре, скажи, что это шутка, умоляю. Неужели я заслуживаю этого?       Она смотрит испуганно, рукой закрывает рот.       — Гедиз, я не это имела в виду. Не это, совсем не о том, что ты рассказал.       Она оправдывается, из глаз катятся слезы и они жалят меня, как пчелы. Мудак, разве она сейчас все контролирует? Это ведь просто ее страх, она справится с ним, если ты поможешь ей, а не будешь обвинять и пугать. А ты еще и на свой счет все принимаешь, пуп земли.       — Наре, даже если бы он требовал ответа, как сегодня днем, я бы не дал его. Пока ты не будешь готова. Но мне совсем не нравится видеть тебя такой, да?       Натягиваю улыбку, она расслабленно улыбается в ответ, стирая слезы с лица.       — Как ты? — заглядываю ей в лицо, она все еще стирает слезы, которые неугомонно катятся из глаз.       — Как я могу быть, Гедиз? Да, я признаю, несмотря на все свои слова я взрастила надежду, но все было зря. Я почему-то думала, что люди меняются, взрослеют. Но нет. Знаешь сколько раз в году я видела его лицо? Двенадцать. Ты знаешь, как это мало, как я цеплялась, за каждый из этих дней? — она протягивает руку и отмеряет на своем пальце. — Знаешь? Я увижу его, а потом целый год вспоминаю. Тешу себя мыслями. Но разве я узнала его за эти дни? Нет, я совсем его не узнала. Ребенок без родителей, без любви, я цеплялась за любое ее проявление, — она переминается с ноги на ногу, запускает руку в волосы, устало трет шею зажмурившись. — Я верила, что я нашла свой дом, что могу пусть корни с этим человеком. Растила в себе эту любовь, плевав на слова отца. Но знаешь что самое ужасное? Я не видела человека по-настоящему. Я любила этот образ, который сама и выдумала: мальчик, нет, гора, — она развела руками показывая размеры, — вышедшая из моря, которая укроет меня от этих холодных ветров. Но эта гора ревновала меня, изматывала, обижалась. Я писала ему только счастливые письма, ты знаешь? — она говорила, текли слезы, но она улыбалась. Ее брови были вздернуты, сложены домиком. Пусть выплеснет эту боль, а я наполню ее счастьем. И я плакал вместе с ней, не мог иначе. Мне было больно и обидно за нее. — А знаешь почему? Я выросла и поняла почему. Потому что не могла доверить ему свое горе. Он взял бы и растоптал меня этим горем при любом удобном случае, вывернул бы меня на изнанку. Поэтому я дарила ему только счастье. Разве это любовь? — она пошатывалась из стороны в сторону, слез больше не было. Тонкими пальцами она убрала волосы с лица. — Это никогда не было любовью. Зависимостью, болью, страхом одиночества было, но не любовью, нет. И мне стыдно за это, — она смотрит на меня спокойно, закусив губу. Потом переводит взгляд на воду.       Ее волосы развиваются от теплого ветра. Спина выпрямлена, руки расслаблены. Я вижу перед собой девушку, твердо стоящую на ногах. Она вдыхает полной грудью, прикрывает глаза. Я знаю, теперь точно, что она прощается со своей любовью. С тем, что росло в ней, но умерло. Я знал, что теперь ее не сломит ни один его взгляд, ни одно его слово. Она выстоит даже самую страшную бурю. Потому что нашла себя и силы в себе. Нашла силы в своей дочери.       — И знаешь, Гедиз, — она повернула ко мне свое лицо, оно уже высохло, лишь красные глаза выдавали то, что она недавно плакала. Я подошел чуть ближе, завел руки за спину в замок и хмыкнул ей в ответ, мол: “Да, слушаю.”. — Я рада, что в моей новой сказке есть человек... такой, как ты человек. Я благодарна за это, ты ведь знаешь?