Judicatum solvi

Factum est factum Что сделано, то сделано

Лучше бы мне не просыпаться. Отвратительное, мерзкое утро после очередной пьянки, когда сам себя ненавидишь за вчерашнюю несдержанность. Пустота в голове, пустота в душе, и даже в кошельке, хм, пустота. Не хочется вспоминать, что было, и уж тем более думать о том, что будет. Холодная минералка немного примиряет с реальностью, а душ даёт лишь иллюзорное чувство чистоты, ведь никакая вода не вымоет грязь изнутри. Мне снова ничего не хочется, не хочется покидать свой маленький уютный мирок, не хочется никого видеть. А ведь сегодня ещё репетиция. Я весьма смутно помню, что вчера делал... Но стоп. Запах. Я помню навязчивый запах, фактически определяющий вчерашний вечер. Аромат табака, древесной смолы и кожи. Что-то такое знакомое, очень близкое. Мы дымили весь вечер, рядом сидел Айе и всё время говорил. Говорил-говорил-говорил... Бесконечно долго и бесконечно нудно. Я так привык к этому, что даже не пытался вникать, и уж тем более мне бы и в голову не пришло попросить его замолчать. Привычно кивал и улыбался на его реплики, не забывая заливать в себя неизвестно какой по счёту стакан. Рео рассказывал что-то о своих ребятах, об их новом сингле. Я с удивлением отметил, как он, казалось, постарел. Или правильнее сказать, повзрослел? Что ж, хоть так, хоть так, а я себя почувствовал рядом с Рео и Айе если и не ребёнком, то уж точно не взрослым. По глазам Хибики было видно, что он вообще где-то на своей волне. Мутное какое-то впечатление осталось от этого вечера, почему-то не хочется копаться в памяти дальше, вспоминать. Но часть моего сознания всё же желает разобрать по полочкам вчерашний мусор, отсмотреть все кадры и выяснить, почему мне как-будто страшно. Словно я сделал что-то плохое, что-то непоправимое. Да, в итоге Айе набрался "до состояния не-стояния", и когда мы разъезжались по домам, мне пришлось волочь его на себе до квартиры. До его квартиры. Я очень давно знаю Айе. И, наверное, столько же его ненавижу, как, впрочем, и восхищаюсь им. Я молча слушал пьяные бредни, таща его по узкой лестнице и вдыхая тот самый табачно-древесный коктейль запахов, исходящий от его волос. При воспоминании об этом в животе начинает неприятно ныть, и хочется остановиться, не продолжать... Он отключился, как только мы ввалились в тёмную крохотную прихожую. Каких трудов мне стоило донести Айе до кровати, ведь он далеко не такой лёгкий, каким кажется. Я устало сидел на полу и смотрел на его лицо, на прозрачные тени от ресниц на его щеках. Он всегда казался мне красивым, необычным, не таким, как все. Было невыносимо жарко и тяжело, очень хотелось в душ и спать. Понимая, что ещё придётся добираться до своего дома, я решил немного освежиться и воспользоваться молчаливой гостеприимностью Айе. Стоя под струями прохладной воды и упираясь обеими руками в стену, я думал о том, как Айе каждый вечер заходит сюда, раздевается и погружается в обжигающе-горячую ванну. Почему-то мне представлялось, что он любит смотреть на прозрачные капли на молочно-белом кафеле, на тонкие ломанные дорожки от стекающей воды. Марево в голове и мысли об Айе вызывали странную смесь тоскливой усталости и болезненной недозволенной страсти. Он никогда меня не захочет. Пальцы привычно скользнули по животу вниз, хотелось хоть немного ласки, хоть чуточку удовольствия. Несколько неторопливых, почти робких движений по влажной коже, а через пару секунд по уже возбуждённому члену. И едва прикрыв глаза, перед мысленным взором всплывает образ из прошлого. Вот он, в очередной раз перебрав, обнимает меня, чтоб не упасть. И этот деланно-строгий взгляд, и тихое шутливое: "Проводи меня до дома, Юки-чан". Запах сигарет, запах кожи... Айе. От одной мысли о его руках у меня перехватило дыхание. Я прекрасно понимал всю глупость своих эмоций, но сил сдерживаться уже не осталось. Долгие годы упорно скрывая даже от себя эту странную привязанность, теперь сознание не успело заблокировать нежелательные, запретные мысли. У меня очень чувствительная кожа на шее, её так приятно легонько поглаживать, запрокинув голову. Очерчивать пальцами затвердевшие соски, царапать кожу, приглушённо стонать, не в силах сдержаться, и заводиться ещё больше от звука собственного голоса. Прислонившись грудью к холодной стене и выгнув спину, буквально заставил себя ненадолго оттянуть момент разрядки. Облизнув пальцы и расставив ноги пошире, я ввел два пальца, второй рукой возобновляя ритмичные движения во всю длину члена. И почти сразу, закусив губу, добавил третий палец, отчаянно хотелось большего. Я не успел остановиться, когда это ещё было возможно, и стоя под душем в ванной Айе, безудержно лаская себя, я представлял прикосновения его пальцев, его взгляд на себе, его дыхание на своей коже, его в себе. Достигнув пика и кончив, я без сил опустился на колени, а в ушах ещё звучало его имя. Вода так же лилась с умиротворяюще-тихим шелестом, и мне даже на какой-то миг показалось, что я дома, и что сейчас я смогу пойти в спальню и забыться сном, забыть обо всём, о чём только что мечтал. Выбросить, вычеркнуть. Вырезать из памяти. Но когда я вернулся в комнату, первым же, что бросилось мне в глаза, был спящий Айе. Он лежал на спине на так и не расстелённой кровати, чуть подогнув одну ногу и раскинув руки, словно приглашая обняться весь мир. Он спал некрепко, поверхностно, беспокойно, то хмурясь, то вздыхая. И я тихо подошёл и сел на краешек кровати, боясь разбудить. Вместе с тем, мне очень хотелось, чтобы Айе открыл глаза, взглянул на меня, хоть на пару секунд, хоть на одну миллионную долю мгновения увидел меня, знал, что я здесь. Это был переломный момент номер два. После того, как я позволил себе замечтаться в душе, теперь я ещё и позволил себе прикоснуться к нему. Настолько сильно хотелось ощутить реальность его присутствия рядом. То, что мне не стоило этого делать, я понял почти сразу. Но руки, словно не повинуясь мне, продолжили гладить Айе по лицу, по груди, по бёдрам... Его ресницы дрогнули, но он так и не очнулся, только немного приоткрыл рот и шумно вздохнул. Я провёл большим пальцем по его горлу - от подбородка медленно по кадыку к ямочке между ключицами. В ушах зашумело, а тяжёлое, горячее, как расплавленный металл, возбуждение разлилось по венам, проникая в каждую клетку моего тела. Перегорел последний предохранитель. Раздеть его было сложно, но мне некуда было спешить. Я методично избавил Айе от одежды, тщательно покрывая поцелуями каждый сантиметр его кожи. Он уже не лежал так спокойно, его глаза то и дело едва приоткрывались, но алкогольный плен не отпускал, и в зрачках Айе не появилось и тени осознанности. Его дыхание было прерывистым, а губы сухими. Я долго не решался, но потом всё же аккуратно провёл языком по его верхней губе. И увидев, что Айе не просыпается, осмелел, поцеловал припухшую нижнюю губу, и раздвинув языком его зубы, толкнулся внутрь. Самый первый наш поцелуй оказался именно таким - однобоко-страстным, извращённо-нежным и бесконечно чувственным. Я мысленно молил, чтоб Айе ответил мне, мои руки блуждали по его телу, исследуя, лаская, касаясь мягко и бережно, словно прося разрешения. - Айе... Этот стон сорвался неожиданно даже для меня самого, на выдохе, на грани сознания, я уткнулся носом ему в ухо и непроизвольно сжал руки на его бёдрах. Желание нарастало волнообразно и неотвратимо, накатывало и захватывало, не давая возможности опомниться, остановиться, удержаться. И снова поцелуи - горячие, пылкие, отчаянные... А когда мой язык скользнул к татуировке на плече Айе, он вдруг тихо застонал и дёрнул рукой. Он проснулся, я чувствовал его участившееся дыхание, мне казалось, я вижу даже липкий туман в его голове. Я замер всего лишь на секунду, чтоб потом с удвоенной жадностью припасть к его губам. Его сердце под моими руками забилось сильнее, я даже почувствовал некое подобие реакции на мой поцелуй. От захлестнувшего восторга и острого возбуждения я потерял чувство реальности. Шептал его имя, целовал его кожу, буквально вцепившись в это, такое желанное, тело. Айе только вздыхал и тяжело дышал, и я не знал наверняка, осознаёт ли он происходящее или нет. Перевернув его на живот, я начал с максимально возможной аккуратностью подготавливать его. В кармане моих джинсов всегда есть любрикант, Айе повезло с моей предусмотрительностью. Мне не хотелось причинять ему сильную боль, не хотелось мучить его. Я просто хотел получить свою часть наслаждения, свою часть сладкой власти над ним. Скользкие от смазки пальцы потихоньку растягивали его, проникая всё глубже, и я знал, что буду первым для него. Эта мысль уже сама по себе доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие. Не переставая целовать его шею, плечи, спину, я минуту за минутой нежно, трепетно готовил его. Айе не будет для меня ни первым, ни последним любовником. Но он будет единственным самым долгожданным и желанным. Айе как-то странно всхлипнул и задышал часто-часто. Я стал на колени между его ног и приподнял его за талию. Он, находясь, видимо, в каком-то непонятном состоянии не-сна, но и не-яви, не сопротивлялся и тело его было послушным и покорным. Но когда я начал входить в него, ситуация резко изменилась. Айе судорожно, но безрезультатно дёрнулся, и из его горла вырвался сдавленный хрип. Я прижался к его спине и ласково-успокаивающе целовал его затылок, шею, напряжённые плечи, жадно вдыхал запах разгорячённой кожи, оставляя его телу немного времени привыкнуть. И хоть потом мне всё равно пришлось его удерживать, было уже проще. Я погрузился в свои чувства и ощущение жаркого, податливого тела подо мной. Отпуская на волю желания, забываясь в страсти, растворяясь в наслаждении. Сквозь бешенный стук крови в ушах до меня донёсся стон Айе, и меня накрыло вспышкой мощного оргазма. Через пару минут он снова словно бы забылся сном. Таким же беспокойным и выматывающим, как и раньше, только между бровями залегла глубокая вертикальная морщинка. Какое-то время я просто обессилено лежал рядом с ним и не мог заставить себя пошевелиться. Куда-то на дно души опустилось тяжёлым осадком тоскливое чувство непоправимой ошибки и давящей вины. Я еле нашёл силы доползти до душа, а потом вызвать такси и уехать домой. Я бежал прочь от самого желанного человека. От себя, от своих так некстати проснувшихся чувств, и так неожиданно воплощённых мечтаний. Я только что разрушил самую крепкую и надёжную дружбу в своей жизни. Но я не хотел тогда думать об этом, не хотел думать вообще. Я просто сбежал. А теперь воспоминания о вчерашней ночи вернулись. Я не смог обмануть сам себя, мне не уйти от ответственности перед собой. Ведь Айе... слишком важен для меня.