В ванной тихо. Даже слишком. Протёкший кран, и тот, не капает. А сейчас так не хватает этого раздражающего «кап-кап-кап». Ещё лучше было, если бы была полная тишина. Гробовая, как её любят описывать горе-писатели. Но всё таки её нарушали тяжёлые вдохи Антона. Снова и снова он подносит тлеющую сигарету к губам и долго затягивается полной грудью, а потом выпускает дым. Он поднимается вверх, сгущаясь под потолком и медленно-медленно уползая в узкую решётку вентиляции.
Боясь поднять глаза, Арсений буравит взглядом прозрачную гладь воды. Тихо. Лишь едва колышется от кратких движений со стороны Антона. Вода такая спокойная, Попов даже завидует ей, в какой-то степени. Хотелось так же спокойно относится ко всему. Только Шастун не позволял этого. Позвал зачем-то с собой в ванну, посадил напротив себя и всё. Сам теперь ломай мозги, чего он хочет. Но начать разговор, незнамо о чём, ещё и первым. Ну уж нет. Арсений ещё от прошлого не совсем отошёл. С большущим синяком на всю щёку не то что на улицу не выйдешь, в зеркало без страха не посмотришь.
А тем временем, сигарета дотлела до фильтра. Шастун тушит окурок о собственный высунутый язык и кидает его в воду, чтоб уж наверняка. Необычный способ тушения, но Арсений привык. Правда, его этим уже не удивить. Так же, выкуренная сигарета означала, что Антон готов приступить к действиям. Только сейчас, он дотягивается до пачки, заранее положенной на раковину рядом с ванной, достаёт ещё одну сигарету и снова закуривает. Даже взгляда от Попова не отрывает. Вот это напрягло не на шутку.
Тишина продолжает давить. Всё сильнее и сильнее. Кажется игра Антона уже порядком затянулась. Сколько там времени прошло? От силы минут пятнадцать. А по ощущениям так все три часа.
Арсений просто уже хотел спать. Но нельзя, иначе плохо кончится. А тёплая вода и усталость только и делают, что вгоняют в сон. Веки тяжелеют с каждым морганием, голова чуть клонится вперёд. Нельзя спать.
Очнулся Попов от громкого всплеска воды в лицо. Он вскрикивает и тут же зажимает рот руками, встретившись с холодным взглядом напротив. С намокшей чёлки вода стекает в широко распахнутые глаза. Антон хмурится и опускает руку со сжатой между пальцами сигаретой вниз.
Вот и всё. А ведь мог бы и здоровым отсюда выйти.
– Ну чего ж ты так неаккуратно, Сюш? – Голос у Шастуна низкий, с хрипотцой и пробирающий до самых костей. Страшно от незнания, что он может сделать дальше.
Сигарета падает на кафель и продолжает там мерцать тусклым огоньком. Антон привстаёт и тянется раскрытой ладонью к щеке с синяком. Медленно, даже как-то нежно, ведёт по ней вверх вниз, большим пальцем надавив на синеватое пятно. А потом хватает тёмно-каштановые волосы сзади, за загривок и тянет вниз, с головой окуная в воду. Арсений еле успевает глаза закрыть, заглотив таки немного воды. Его резко выдёргивают наверх и мужчина откашливается, молясь про себя, чтобы это поскорее закончилось. И оно реально заканчивается.
Попов хрипло тянет воздух через раскрытый рот, не спеша открывать глаза.
– Сюш, посмотри на меня. Или я разозлюсь. – Антон звучит убедительно, так что Арсений поднимает веки, смаргивая капельки влаги с ресниц, и смотрит, смотрит прямо на него. Устремляет взгляд в его потемневшие глаза. И слышит ту самую недобрую усмешку, не сулившую ничего хорошего.
– Знаешь, я так заебался. Что б мне сделать, чтобы настроение поднять? – Пододвинувшись ближе, Шастун перебирает чужие мокрые волосы, посильнее оттягивая чёлку.
А Арсений. Ну, он примерно догадывается, что нужно сделать для поднятия настроения. Но надеется, что не прав. И если не говорить этого вслух, то это вполне может оказаться правдой. Ведь так?
Вместо ответа Попов слабо мотает головой.
– Что головой мотаешь, словами отвечай. – Антон опускает свободную руку мужчине на плечо и с силой сжимает его. Новые синяки обеспечены.
От боли Арсений тихонечко воет, поскорее закусывая нижнюю губу, чтобы, не дай Бог, не раззадорить Шастуна ещё больше.
– Н-не.. Знаю. – Хватка на плече ослабевает, а парень сверху недовольно цокает.
– А я знаю. Ложись на спину. – С нетерпением Антон убирает руки от Попова, внимательно следя за его слабыми передвижениями. Когда он наконец-то опирается спиной о бортик ванной, Шастун оказывается рядом, устраиваясь между его разведёнными ногами. Ладони опускает на плечи, почти на шею, а не куда-то вниз, под воду, как предполагал мужчина.
– Боишься? – Пальцами передвигается вверх, доходит до скул и ведёт обратно к кадыку, легонько надавливая на него.
– Ни капли. – Арсений и не врёт. Он не боится, просто ему немного некомфортно в такой обстановке, с таким человеком. А тот, как назло, продолжает сверлить холодным, бездушным взглядом зелёных глаз.
– А стоило бы. – И длинные пальцы сжимаются на горле, ограничивая доступ к кислороду.
Антон душит с диким удовольствием, скалит зубы, как хищное животное. Радуется чужой боли. Да, Попову больно. Горло саднит, он хрипит и тщетно старается свести коленки, отбиться от мерзкого ощущения удушья. Картинка в глазах становится мутнее, темнеет и Арсений почти теряет сознание. А потом глоток воздуха и от такого резкого контраста у мужчины голова идёт кругом. Он закашливается, пытается схватиться за больное горло, но натыкается на ладони, всё на том же месте, на кадыке. И поэтому опускает собственные руки, позволяя продолжать. Ничего страшного, Шастун его не убьёт. И снова темнота перед глазами, и снова передышка буквально в несколько секунд, и всё опять по кругу. Лицо уже покрылось красными пятнами, от нехватки кислорода, по щекам текли непроизвольные слёзы, скапливаясь на подбородке. Не страшно, главное перетерпеть.
– Ты такой слабый, даже противно. – Да уж, Арсений слабый. Он давно уже мог бы уйти от Антона, закончить эти нездоровые отношения, если это можно так назвать, сопротивляться, в конце то концов. Но почему же они всё ещё вместе? Арсений любит? Да нет. Одержим Шастуном? Похоже, но тоже не то. Зависим от него? Вот это уже больше походит на правду. Да, в начале всей этой вакханалии Антон многое запрещал Арсу, контролировал все его действия, а сейчас он как будто уверен, что мужчина сам от него никуда не уйдёт и никому не расскажет о творящемся. Потому что так и есть. Попов привык к вечной боли.
Антон убирает руки, отодвигается к другому концу ванны и, оперевшись локтями о бортики, оценивает свою проделанную работу. На шее остались красные отпечатки его пальцев, синяк на плече только-только начал наливаться кровью, а тот что на щеке, да вкупе с покрасневшим глазом, до сих пор считался произведением искусства. Его синева чем-то напоминала космос и Антон был невероятно рад этому.
– Одевайся и пиздуй спать. – И Арсений в ступоре. Всё? Немного. Хотя, Шастун и не душил его так жестоко раньше.
Поскорее Попов вылезает из ванны, расплёскивая немного воды из неё на пол, хватает своё полотенце и пулей вылетает за дверь. Только там он позволяет себе немного перевести дыхание и не спеша направиться в спальню. Ноги затекли от долгого сидения в одной неудобной позе, так что Арсению приходится опираться на стены. Позади, на полу, тянется мокрая дорожка из его следов.
В комнате мужчина наскоро вытирается и надевает нижнее бельё и футболку Антона. Услышав как в коридоре закрывается дверь, Арсений ложится в кровать и укрывается одеялом, притворяясь спящим. В комнату вошли. Кровать прогибается под тяжестью, а одеяло чуть стягивают вниз. Слышится смешок. Лёгкий поцелуй на сонной артерии отдаётся электрическим током по всему телу и вот уже горячее дыхание обжигает ухо.
– Мне так нравится, когда ты в моей одежде. – Худые руки обнимают со спины и притягивают ближе, и Арсений чувствует как касается напряжёнными лопатками голой груди. А через несколько минут сзади слышно мирное похрапывание.
С опаской Попов переворачивается на другой бок и оказывается лицом к лицу Антона. Он уснул с еле заметно поднятыми вверх уголками губ. И Арсений восхищается, какой на самом деле Шастун разный и непонятный. Он бесчувственный мудак, он грубый любовник, он нежный парень. А может он притворяется. Кто знает.
Любит ли его Арсений? Нет. Но всё равно тянется к его губам и целует. Просто невесомо касается губами, чтобы вдруг не разбудить. И прижимается плотнее, засыпая с мыслью, что ещё один день прошёл совершенно нормально.
Утро шло своим чередом. Антон, докурив оставшиеся со вчерашнего вечера сигареты, вышел за новой пачкой на улицу до ближайшего магазина, а Арсений, оставшийся дома один, принимается готовить завтрак. Но перед этим он достаёт бокал и бутылку с вином. Немного погодя, убирает бокал на место и открывает вино. Да уж, вот что значит «утро начинается не с кофе».
Пока на сковородке скворчат яйца, Попов пишет парню: «Купи яиц, дома кончились» и, откладывая телефон, делает первый глоток, прямо с горла. В ответ приходит «А моих тебе не хватает?». Арсений давит усмешку и быстро печатает «Хватает по горло, но из твоих яичницу не сварганишь», отключает телефон, чтобы больше на него не отвлекаться. Получит он ещё за это, но это потом.
Взяв бутылку в подрагивающую руку, мужчина снова прилипает губами к горлышку. Он выпивает почти треть вина, за раз. Не потому что резко его полюбил. Оно до сих пор абсолютно гадкое на вкус. Просто воспринимать происходящее в доме на трезвую голову не очень здорово для его и так расшатанной психики, но нажираться в тряпку не желательно уже для физического здоровья.
Арсений выключает газ в конфорке, как раз когда по коридору раздаётся скрип открываемой двери. Тут же на душе становится неспокойно, но Попов этого не показывает и просто раскладывает завтрак по тарелкам. Пока звуки присутствия ещё одного человека продолжают доносится из прихожей, Арсений ставит тарелки на стол и снова отпивает вина, когда слышит шаги в сторону кухни. Прятать бутылку бесполезно, у Антона какой-то бзик на запах алкоголя, так что он всё равно учует, а обманывать его себе же дороже.
– Вот, купил, как ты и просил. – Вместе с Шастуном в комнате появляется и яркий запах табака. Видимо выкурил пару, или, может, больше, сигарет по пути домой. Значит, немного на взводе.
– Хорошо, спасибо. – Арсений старается не смотреть Антону в глаза, да и вообще взгляда не поднимать в его сторону. Моет старательно и так уже чистую чашку с глупой надписью «100 % single».
– Нихуя себе, как ты утро начинаешь. – Парень усмехается и, морщась, отпивает вино. – Фу, какое говнище. Откуда ты его достал вообще?
Вопреки своим словам, Шастун делает ещё один глоток, осушая бутылку до половины, и ставит её обратно, сам садится за стол и принимается за завтрак.
– В шкафчике за мукой стояло. – Попов отвечает на вопросы как можно короче, чтобы парню наскучило и он поскорее ушёл. Но у того были другие планы.
– Да ты заебал уже полировать эту кружку блядскую! Сядь, поговори со мной. – Антон злостно бьёт по столу кулаком, так что Арсений дёргается. Он не оборачивается, но чашку всё таки отставляет.
А может.. Попробовать?
– Нет… – Это звучит настолько тихо и неуверенно, что даже Попов еле себя слышит. Но это придаёт ему некой решимости в своих намерениях.
– Повтори-ка, а то я что-то не расслышал. – Голос наполняется суровыми нотками.
– Я хочу побыть один.
Арсений затаивает дыхание. С минуту сзади не слышно буквально ничего. Ни вздохов, ни криков, ни звуков битой посуды. Ничего. Абсолютная тишина. А потом чужие руки хватают за скулы и с силой разворачивают. От резко накатившего страха Попов зажмуривает глаза, напрягается всем телом и вжимается копчиком в раковину. Синяк снова ноет от давления.
– Один, значит побыть хочешь? Ладно. Хорошо.
Вдруг Арсений чувствует свободу. Рядом нет никого. Только когда из коридора раздаётся хлопок двери, мужчина позволяет себе открыть глаза и сделать вдох.
Один. От осознания этого его начинает тошнить, голова идёт кругом, а перед глазами пляшут чёрные пятна. А дальше в голове остаётся абсолютная пустота. Только мысль «Один» продолжает отдаваться звоном в ушах.
Он ещё поплатится за свою наглость.
Антона реально нет весь день. Весь долбанный день Арсений сидит запертый в четырёх стенах. Он ещё после часа полного одиночества начал жалеть о своей выходке с утра. Тишина напрягала сильнее присутствия парня. Кажется, что это она тут главный враг мужчины. Это она доводит его до ненормальных мыслей.
Неожиданно тишину прорезает щелчок. Ещё один и дверь в прихожей открывается. Вернулся. Наконец-то, вернулся! Попов, подмечая про себя, что это не совсем нормально, радоваться приходу человеку, который издевается над тобой, мигом бросается в коридор. Он хочет его. Увидеть, услышать, почувствовать. Хочет, очень хочет.
Или не хочет.
Антон пьяный стоит в коридоре и почти безуспешно пытается повесить собственную куртку на крючок. От него разит перегаром, табаком и ещё чем-то. Духами или одеколоном. Чужим, не его. От этого запаха у Арсения глаза слезятся, а в груди колется от чего-то.
– О, привет, Сюша! Нууу? – Шастун выжидающе, с нахальной улыбкой, смотрит на Попова, закусывает нижнюю губу. Как будто бы он понял что означало это «Нууу?»
– Что, ну? – Голос Арсения подрагивает. Обидно, но теперь ещё и страшно. Неизвестно, что пьяный Шастун может такого вытворить.
– Понравилось тебе целый день без меня? – Антон улыбается. Пьяно, но искренне. А это точно он с утра впал в ярость от заявления Попова?
– Нет. – Арсений с ответом не медлит. Не понравилось ему одному и всё тут. Он уверен, Шастун только обрадуется этому. Скажет, мол, видишь, я был прав, сука ты тупая. Может ударит пару раз и пойдут они спать, а на утро забудут про это.
Но всё что могло пойти не так, идёт не так.
Лицо Антона принимает серьёзный вид. Он отрывается от стены, на которую опирался для равновесия и медленно, уверенно подходит ближе. Его глаза буквально метают молнии, горят адским пламенем, сжигают дотла. Но он не касается. Просто стоит вплотную. От этого Попов начинает дышать загнано и жалеет обо всём на свете. О том, что он позволил себе высказать своё недовольство; о том, что они встретились когда-то; о том, что он вообще появился на этот свет.
– Я чего-то не понял. То есть, я ушёл на весь день, оставил квартиру полностью в твоём распоряжении. Сам мучился, думал, как там мой малыш, совершенно один. А ему ещё и не понравилось. Ты случаем не ахуел, родной? – В квартире вдруг становится очень холодно, Арсений даже ёжится.
– Про.. – Договорить он не успевает.
В правую скулу прилетает кулак. Тяжёлый удар, ещё и с холодными кольцами, обжигает щёку. Из глаз хлынули горячие слёзы. Попов отшатывается к стене, почти сползает по ней вниз и хватается за больное место. Его тянут вверх за волосы. Заставляют открыть глаза и голубые встречаются с зелёными.
– Какой же ты блять мерзкий.
Арсения грубо кидают на пол и по всему телу проходится куча пинков. Антон не успел снять свои кроссовки с толстой подошвой, так что удары становятся в сто раз больнее. И зачем ему только такая обувь?
Впервые за долгое время мужчине реально больно. Он громко хнычет, умоляет прекратить и закрывает лицо руками. Когда боль становится невыносимой, Попов изо всех сил пытается отползти, но его хватают за шкирку и чуть ли не кидают к дальней стене. Сильно ударившись, Арсений всё же находит в себе немного сил на ещё одну попытку побега. Почти доползает до порога кухни, как его снова поднимают в воздух.
– Что, туда хочешь? Ну давай!
Парень заталкивает мужчину на кухню, смотрит как тот бьётся головой о пол и кое-как переворачивается на спину. Тут же Шастун ставит ногу ему на грудь, выбивая из него весь воздух, и наклоняется, отвешивая ещё один удар, около глаза. Разбивает губу. На минуту приостанавливается, чтобы налюбоваться льющейся из губы кровью. Думает о том, чтобы сломать ещё Арсению и нос, но отметает эту мысль. Он не уродует его, всё таки.
Попов слышит как у него хрустят пальцы на левой руке. Неужели сломал? Не чувствуется как-то. А пошевелить возможности не даёт. Всё продолжает и продолжает бить. Даже счёт времени потерялся уже.
Арсений не помнит как долго это продолжалось, но находит себя уже стоящим на ослабших ногах, опирающимся на столешницу, а Антон стоит напротив, держась руками за живот. Конечно, из-за затёкшего глаза мало что было различимо, но он чётко видел Антона, согнувшегося почти пополам. Значит, отбился ненадолго. И слышит всхлипы.
Что, чёрт возьми?
– С-Сюш.. – Шастун растягивает гласную, подвывает. Поднимает голову и на его глазах блестят слёзы. Арсений молчит.
– Сюш, я люблю тебя. Сюш, прости меня, пожалуйста, я тебя люблю. – Он подходит. Ближе. Вплотную. Обнимает, утыкается в плечо и трясётся от рыданий. Арсений в замешательстве.
Никогда Антон не говорил ему этого. Не говорил что любит. Никогда.
– Я просто хочу, чтобы ты был моим, Сюш, пожалуйста, будь моим. – А вот теперь ясно. Всё встало на свои места.
Антон просто ненормальный. Он ёбанный безумец! Всё же с самого начала было понятно, он блять ненормальный!
Кончиками пальцев Арсений чувствует рукоятку кухонного ножа. Как можно незаметней он берёт его и кладёт свободную руку на широкую спину парня. Гладит его ласково, другой ладонью сжимает нож.
– Я.. Я тебя тоже. – Молчит и слышит как затихает и Шастун.
– Тоже любишь? – Антон отрывается от плеча мужчины и смотрит заплаканными глазами в его, красивые, нежные, голубые.
–Ненавижу. – Голос Попова холодеет.
Резким движением он вгоняет нож Антону в горло. Тот хватается за чужие руки, скользит по ним из-за хлынувшей из раны крови. Во взгляде неверие.
Арсений вырывает нож из горла, толкает парня на пол и, усевшись на его бёдра, начинает кромсать его грудь. Снизу слышатся хрипы. А сразу за ними следует булькающее и невнятное "Люблю". Мужчина смотрит ошалелыми глазами на окровавленное тело под собой, не веря своим ушам. И снова от Антона доносится "Люблю", уже более разборчиво. И повторяется. Опять и опять.
–Нет.. Нет! Замолчи! – Истерически кричит Арсений, вонзая нож по самую рукоять в солнечное сплетение парня. Вытаскивает его, направляет уже в приоткрытые губы и начинает кромсать горло, до тех пор, пока слова снова не походят на хрипы.
Пол под телом почти весь залит кровью, из ран хлещет как из фонтана, но Антон до сих пор живой, до сих пор пытается что-то сказать и смотрит
прямо в глаза. Как будто все увечья ему были ни по чём. Попова это не страшит. Он готов рубить его бесполезную тушу хоть до бесконечности, пока его тело не станет максимально неузнаваемым. Только перед этим Арсений собирается сделать парню так же больно, как и тот ему.
–А помнишь как ты.. Как ты поставил мне этот синяк. Помнишь? – Антон ничего не отвечает, но по глазам видно что помнит. – Мне так больно с ним ходить. Я постоянно хотел просто взять что-нибудь острое и снять сраный скальп с щеки.
Арсений тянется ближе к левой щеке Шастуна, нежно гладит, размазывая по ней кровь. Просовывая два пальца в рот Антона, он оттягивает кожу и надрезает её. Нож проходит туго, так что Попов делает это медленно, отрезая по чуть-чуть, и раскидывая ошмётки куда попало. Правда это ни сколько не плохо, наоборот. Он смакует каждый момент, облизывает разбитую губу с удовольствием кота, слизывая капельки собственной крови. А когда заканчивает, то даже чувствует некое разочарование. Но нельзя не отметить, что результат выглядит чертовски красиво.
Любуется мужчина недолго, пока не чувствует прикосновения ледяных пальцев к своим локтям. Антон отчаянно пытается схватиться за них и увести руки любимого от своего тела. Естественно, это злит Арсения, так что он хватает парня за запястья, по очереди протыкая их и ведя вверх к ладоням, а потом, убедившись, что больше руками Антон не двигает, наконец отпускает. С тихим стуком конечности падают на пол и остаются неподвижны.
Попов переводит дыхание, стирает со лба капельки пота, оставляя на нём красные разводы.
–И ещё ты меня за волосы тягал постоянно. Сегодня, кстати, тоже. А вроде бы весь день и дома то не был. – Арсений откладывает нож, неподалёку от всего месива, и всё это время не отрывает взгляда от зелёных глаз, умоляющих о пощаде. Но сегодня её не будет.
Он трясущимися руками обхватывает голову Антона с обеих сторон, приподнимает немного и наклоняется, будто собирается поцеловать. С силой он прикладывает парня затылком о твёрдую поверхность, повторяет это снова и снова, пока не видит как с разбитой головы стекает кровь. Уложив её обратно на пол, Арсений зарывается пальцами в чёлку, прочёсывает, а после резко дёргает на себя, вырывая клочки русых волос.
Рассматривая чужие волосы в своих крепко сжатых кулаках, Попов старается вспомнить как ещё Шастун делал ему больно, но все воспоминания как будто смешались в одну кучу. Вспоминает, пока снизу не доносятся тяжёлые хрипы, походящие на покашливание. От этого мужчину почему-то тянет смеяться.
–О! Как ты ещё вчера в ванной меня душил! – Арсений отпускает жалкие клочки, оставляя их витать по спёртому воздуху вниз до пола. Руки сами тянутся к глубокой ране на горле.
Раздвинув края, пальцы проникают внутрь. Ощущая тепло плоти и крови, как что-то там, внутри, пульсирует, слыша эти хлюпанья, исходящие каждый раз, как Арсений немного двигает пальцами, Попов от удовольствия закусывает нижнюю губу и ёрзает на бёдрах Антона. Он чувствует всякие мелкие сосуды, немного побольше и подцепив одну пальцами начинает тянуть на себя, тихо пробормотав себе под нос "Интересно..". Когда артерия рвётся, дыхание Попова сбивается, тяжелеет, а его самого немного обрызгивает красным. Мужчина вытаскивает пальцы, подносит к своим губам и с упоением слизывает с них кровь, наслаждается каждой каплей, пока ладонь не оказывается облизана от и до. Арсений наклоняется к горлу и проводит языком по стекающим вниз дорожкам крови, переходя выше к кровоточащей ране, начиная вылизывать её изнутри.
Увлёкшись, Попов не замечает как Шастун подозрительно затих. Он поднимает свой взор на приоткрытые глаза, замечая как они больше не смотрят на Арсения. Теперь их помутневший взгляд направлен в никуда, а в самых уголках глаз застыли слёзы. С неверием мужчина проверяет пульс на шее и
ничего. Антон не хрипит, не дышит, не дёргается. Он ничего не делает. Он наконец-то оставил Арсения в покое.
Лицо Попова озаряет широкая улыбка. Больше никто ничего ему не сделает! Он свободен.
Свободен!
И тут мужчина чувствует на щеке холодные прикосновения чужих пальцев.
Подняв голову он встречается с виноватым взглядом зелёных заплаканных глаз.
– Слышишь, Арсений, я тебя никогда не отпущу. Я буду с тобой. Навсегда. – Антон. Не в крови. Без раны в горле. Арсений мельком опускает взгляд ему на грудь. Целая. Шарит сзади себя в поисках ножа. Пусто.
– Я.. Я тебя тоже.. – На последнем слове неуверенно сглатывает, зная на какой приговор подпишется, проговорив его вслух. Выдыхает. – Люблю.
Шастун наклоняется и целует в окровавленные губы. Пытается делать это нежно, но в действиях всё равно чувствуется какая-то толика грубости и собственного превосходства. Арсений отвечает на поцелуй, окончательно сдаваясь.
Он такой же. Тоже блять ненормальный, тоже ёбанный безумец.
А они с Антоном друг друга стоят.
