Ночь...

Всякий раз, когда горячие губы касались тонкой кожи, Се Лянь вздрагивал. Они были словно угли, обжигали, расцветали красными бутонами. От них было не ускользнуть, не увернуться. Хуа Чен настойчив. Он красив, силён, он будто знает о нём всё-всё, и даже больше, чем хотел бы знать сам Сянь Лэ. Хуа Чен его пугает. "Демон в человечьем обличье" Се Лянь ничего не боится, или почти ничего. Он прожил столько лет (и веков), но так и не смог понять самого себя. Если чужая душа потёмки, то чем же является своя собственная? Чем бы она не являлась, ответа это не даст. Хуа Чен его пугает. Но отчего же к нему так тянет? Заставляет каждый раз оборачиватся и разочарованно вздыхать не видя этих глаз и этой улыбки? А когда он их видит, то даже миру не потревожить покой в его сердце! Полуденное солнце пробивается сквозь бамбуковые занавески, проскальзывает медово-оранжевым светом заполняя комнатку, играя с дымом от благовоний, оставляя дрожащие полосы на стенах и полу. Хуа Чен касается сухими руками тонких одежд, оттягивает их оголяя светлую кожу. Что им движет? Какое таинственное желание, зарождающееся в самых недрах его далёкой души? Почему так отчаянно хочется ему касаться наследного принца, оставлять на его теле свои следы и запах? Почему так хочется обозначить его только своим? "Мой!" Шептал демон только одними губами, касаясь ключиц и шеи, поднимаясь всё выше, пока напротив не видел мягкого, но сдержанного взгляда. Разве демону есть дело до глупых мыслей о чьих-то, пусть и собственных желаний? У него есть то, чего он так хотел, так почему же не сделать это своим, что б знали и смертные, и все бессмертные? - Сань Лан!