Трудности совместного бытия

— Гильгамеш? Что-то случилось? — Эрешкигаль серьезно смотрит через Зеркало на царя, всё еще лежащего на подушках. От её взора не укрылось ни отсутствие привычных украшений и доспехов, ни сонное и помятое лицо мужчины. — Да, нет, — он моргает, трёт лицо, пытаясь собраться с мыслями, — ты способна привязать душу к телу? — Что ты задумал? Души — это тебе не игрушки! — Эрешкигаль хмурится, недовольно разглядывая царя, и складывает руки на груди. — Так способна или нет? — нетерпеливо спрашивает снова царь. — Да, я могу привязать душу к телу, иначе как бы я тебя воскресила? Но это грубое нарушение правил, такое нельзя делать принудительно! — в возмущении восклицает богиня. — Что ты задумал? Я не позволю тебе играться с душами! — Тиамат вернула к жизни тело Энкиду, но погрузила его душу в сон, а сверху привязала душу своего сына — Кингу. Теперь они заперты вдвоём в одном теле, — проигнорировал её возмущение Гильгамеш, — вот только я хочу, чтобы тело Энкиду принадлежало ему, а не сыну Тиамат. — Что? — потрясенно выдохнула Эрешкигаль, — она сделала что? Души не должны существовать в одном теле — это ужасная ошибка! Я делю тело аватары с Иштар только потому, что у нас нет выбора, мы всё-таки богини — нематериальные сущности, но подвергнуть этому человека? Она сошла с ума! Гильгамеш слушает возмущения богини с легкой усмешкой, понимая, что теперь она обязательно поможет. Ситуация Энкиду и Кингу настолько была похожа на Эрешкигаль и Иштар, что мурашки бежали по коже. Что бы ни говорили про богиню подземного мира, но ей не было чуждо сострадание, поэтому она непременно поможет тому, кто застрял в таком же положении, что и она. — Постой, но ведь Энкиду… Это же тот самый, за кем ты спускался в подземный мир, верно? — неожиданно уточняет Эрешкигаль и получает кивок в ответ. — Надо же, я удивлена. Тот, ради кого самовлюбленный царь Урука спустился в мир мертвых, а потом потратил годы на поиски цветка бессмертия, теперь воскрешен сыном Тиамат, чтобы стать врагом. Какая ирония. Мне надо увидеть их общее тело, чтобы я точно могла сказать: возможно ли отвязать чужую душу, не навредив настоящей душе, которой принадлежит тело. Гильгамеш медлит с ответом, и богиня с подозрением смотрит на него, понимая, что где-то тут есть подвох, о котором царь не хотел говорить. Что-то, что он хотел держать в секрете от Эрешкигаль. — Говори, Гильгамеш! Иначе я откажусь помогать и разорву наш союз! Доверие в ответ на доверие, — с угрозой предупреждает она. — Грааль, который ты видела у меня в руках, — медленно начинает царь, внимательно наблюдая за богиней, — это всего лишь половина. Сокровище, исполняющее желания, было разделено пополам, одна часть попала в руки ко мне, а вторая — к Тиамат. Из этого Грааля она создала тело Энкиду и привязала к нему душу Кингу, чтобы он сражался на её стороне. Насколько мои Слуги смогли понять, тот Грааль помогает сыну Тиамат удерживать контроль на телом Энкиду, запирая его в подсознании. Он замолкает, наблюдая за окаменевшим лицом богини. Формально, ей никто не солгал, когда показали его Грааль, но по факту, они не сказали ей о том, что она ошиблась в оценке ситуации, прежде чем отказаться от Союза. — Какой же ты лжец, Гильгамеш, — с презрением выдавила из себя Эрешкигаль, глядя на него со злостью. — Я дал слово, что если Фудзимару поможет победить Союз богинь, то я отдам ему Грааль, — отмахнулся от нее царь, прежде чем поинтересоваться, — хочешь забрать его у них? Как он и думал, богиня отрицательно качает головой, задумываясь о его словах. Она хотела загадать Граалю возможность покидать мир мертвых, но сейчас — благодаря Фудзимару и Мэш — она у нее была. Эрешкигаль больше не была одинока, она могла общаться с людьми и любоваться миром живых через тело аватары Иштар. Всё, чего она хотела от Грааля, уже сбылось. — И после этих недомолвок ты думаешь, что я продолжу помогать тебе? — почти равнодушно интересуется она, глядя в безжалостные алые глаза. — Да, потому что ты тоже заинтересована в этом. Соблюдать баланс живых и мертвых — твоя работа, а две души в одном теле, это как бельмо на глазу. Если мы не сможем вернуть Энкиду контроль над телом, то рано или поздно Кингу вернется к своей Матери, чтобы потом пойти войной на Урук и убить всё человечество. Включая Фудзимару. — Наши с тобой недомолвки, — продолжает Гильгамеш, — это наши с тобой недомолвки. Я же не ставил тебе в вину то, что ты промолчала про Энкиду и не забрала его душу в своё царство, хотя могла бы. У нас с тобой будет время высказать своё недовольство, но сейчас на кону стоит намного большее: люди, перед которыми мы дали клятвы, и союзники, которые надеятся на нашу помощь. Я прошу твоей помощи с решением проблемы Кингу и Энкиду. — Кто подсказал тебе? — не по теме спрашивает Эрешкигаль, — людям не дано знать, что могут делать богини, а что нет. Ты, конечно, могущественный и вообще полубог, но откуда у тебя эти знания? Кто рассказал тебе о том, что я имею право изменять связи душ? — Это так важно? — поднимает брови Гильгамеш, — у меня было видение, в котором ко мне пришла моя мать. Она дала совет, согласно которому, если моим Граалем привязать душу Энкиду к его телу, то это уравновесит баланс душ в теле, и Энкиду получит контроль над телом. — О, — удивлена Эрешкигаль, — а я то считала, что ей нельзя вмешиваться в то, что касается тебя. Впрочем, она же богиня, кто посмеет ей запретить. Даже если я привяжу душу твоего друга к телу через этот артефакт, то это не решит проблему нахождения двух душ в одном теле. Мне надо увидеть их собственными глазами. — Это согласие? — Да, но не смей больше играть со мной в недомолвки, Гильгамеш. Еще один такой поступок, и я позабочусь о том, чтобы душа твоего друга навечно осталась в мире мертвых, без возможности вернуться когда-либо. А если ты снова придешь за ним, то я заточу тебя тоже, а потом поставлю вас в клетках напротив друг друга, без возможности общаться. Царь сжимает зубы, потому что никто не любит угрозы. Особенно такие. Он шумно выдыхает, как никогда желая убить аватару и разбить проклятое Зеркало, чтобы Эрешкигаль лишилась своего шанса на посещение мира живых. Но это принесет лишь новые проблемы. — Доверие в ответ на доверие, Эрешкигаль, — почти рычит Гильгамеш, — договорились. Он возвращает Зеркало обратно в сокровищницу и на мгновение прикрывает глаза. С появлением Грааля в этом мире, его дар предвидения стал видеть всё меньше и меньше до тех пор, пока однажды над Уруком не активировалось защитное поле, защищая от неожиданного вторжения. Из-за этого Мастер и Слуга из Халдеи были выкинуты далеко за стену, что позволило им встретиться с Кингу. Царю удалось предсказать место их прибытия, чтобы отправить Мерлина на встречу, но после этого его дар совсем перестал видеть что-либо, кроме настоящего. Словно будущего этого мира теперь просто не существовало. Царь тяжело вздохнул и поднялся, призывая слугу, чтобы отдать приказы. Ему нужно поговорить со своим придворным магом до возвращения Халдеи и Иштар от храма Кетцалькоатль. К тому моменту, когда Гильгамеш вошел в тронный зал, Мерлин уже был там, чему-то улыбаясь и любуясь растениями, цветущими вдоль стен. — Все вон, оставьте нас наедине. Тебя это тоже касается, Сидури, — прервал её возражения мужчина, садясь на трон. — Подойди ближе, Мерлин, я не собираюсь кричать через весь зал. Это важный разговор не для лишних ушей. Заинтригованный, Слуга поднялся по ступеням, гадая, что нового хочет поручить ему царь, хотя и догадывается, о чём пойдет речь. О ком, чьё тело сейчас спит, усыпленное магией в рамках очередного «эксперимента». Они давно договорились с Энкиду, что после каждого «сеанса» тот будет молча наблюдать какое-то время, чтобы Кингу думал, что это не бесполезное занятие. Потому что как иначе удержать сына Тиамат от вмешательства в чужие дела? Мерлин внимательно слушает царя, не прерывая, и с каждым мгновением всё выше поднимает брови. — Что думаешь, Мерлин? — наконец-то заканчивает рассказ Гильгамеш. — Я правильно понял вас, мой царь, что вам нужен артефакт, достаточно мощный, чтобы заменить Грааль, хранящий тело Цепей Небес от разрушения? — немного недоверчиво уточняет волшебник, после того, как царь рассказал ему о своей задумке и предстоящей встрече Эрешкигаль и Кингу. — Именно так. Ты веками наблюдаешь за историей человечества и должен был так или иначе заметить артефакты, которые способны сравниться с Граалем. Сейчас все сокровища мира собраны в моих Вратах Вавилона, и если когда-нибудь в мире будет существовать артефакт, то он или его прообраз уже должен быть у меня в сокровищнице. Когда-то в прошлом я не пожелал засорять свою память информацией, сколько и какие сокровища хранятся у меня, потому что были дела и поважнее. Однако если ты сможешь вспомнить нужный артефакт и опишешь мне, то я без проблем смогу его материализовать из Врат. — О, — Мерлин чувствует себя глупцом, потому что всегда принимал фразы Гильгамеша-Арчера в стиле «все оригиналы сокровищ принадлежат мне» за простое тщеславие и самовосхваление. Но сейчас, когда царь готов делом подтвердить эти слова, волшебнику немного неуютно. — Ну, я не уверен, что смогу вот так сразу перечислить. Наверное тут лучше спросить Халдею, они как раз отслеживают Благородные Фантазмы Слуг. — Считаешь себя хуже них? — усмехнулся Гильгамеш, давя на больное. — Разве ты не считаешься самым великим Кастером? Не дури меня, Мерлин, отвечай на вопрос! — Ладно-ладно! Первое, что приходит на ум — это Экскалибур, меч Артурии, еще есть ваш Эа, Арондайт, Багальтах, Калибурн… — Стоп. Мне нужно что-то, постоянно обладающее большой магической силой, а не выплескивающее атакой, как Эа. Что-то, что будет поддерживать и регенерировать тело Энкиду, сохраняя в нем жизнь. — Ну-у-у, в таком контексте я слышал только про Авалон, священные ножны Экскалибура, но они будут созданы в далеком будущем феями. Они гарантируют обладающему ими своего рода бессмертие путём усиления регенеративных способностей, а также предотвращают старение. Мощный артефакт, но его еще не существует. — Глупец! — шире усмехнулся Гильгамеш. — Если феи создали его, значит было из чего создавать. Как он выглядел? Из чего состояли эти ножны? — Из золота и синей эмали, — с подозрением ответил Мерлин, не понимая хорошего настроения царя. — В центре была надпись на языке фей, больше вроде ничего. Эти ножны стали сокровищем из-за своих магических свойств, а не из-за красоты. Даже я не смог разгадать секрет их создания. — Что такое эмаль? — поинтересовался царь, и волшебник моргнул. Ну конечно, за две тысячи лет до появления Христианства никто и не слышал про эмаль, впервые появившуюся в Византии. Гильгамеш так хорошо разбирался в магии и делах Халдеи, что Мерлин начал забывать о том, что они находятся в древнем мире, где большинство людей крайне не образованы. — Это мелкий стеклянный песок, в который добавляют перемельченные кристаллы металлов или оксидов, чтобы придать им цвет, — маг запнулся, понимая, что никакого слова «оксид» Гильгамеш тоже знать не может. Боже, как трудно. Разве Гильгамеш не должен знать все эти вещи за счет своего дара видеть будущее? — Синие камни, обладающие магией? Вроде что-то такое было, — задумался царь, прежде чем раскрыть Врата Вавилона и достать оттуда небольшой кристалл ярко-лазурного цвета, распространяющий вокруг себя хорошо знакомую магию. Мерлин почувствовал, что у него против воли дергается глаз, потому что — серьёзно?! — Гильгамеш только что достал из своей сокровищницы то, что несколько тысячелетий спустя феи переделают в пыль, чтобы нанести эмалью на ножны Авалона. — Да… Это они, — прочистил горло волшебник, глядя на камни с недоверием. Серьёзно? Так просто? Феи просто размельчили камни и смешали с собственной магией? Он чувствовал себя обманутым. Совсем чуть-чуть… Ладно, не чуть-чуть, сильно обманутым, потому что — эй! — Мерлин веками пытался догадаться, как были созданы ножны Авалона. — Чудесно, полагаю, что таких камней потребуется не меньше десятка, чтобы по силе магии они были сравнимы с Граалем, — задумчиво произнес Гильгамеш, крутя кристалл между пальцами. — Можешь идти, я доволен. Если интересно, то можешь встретить Фудзимару, чтобы выслушать их отчёт вместе со мной. Или приходи после заката, когда Эрешкигаль займет тело Иштар и сможет взглянуть на Энкиду и Кингу. — Конечно, царь Гильгамеш. — Мерлин слегка поклонился, прежде чем развернутся и пойти в свои комнаты. О магия, — недовольно скривился маг, — какие же феи хитрые засранки. Просто взяли магический камень за основу и создали могущественный артефакт. Никакой сложной рунной цепочки или тяжелых ритуалов… Просто удачный выбор камешков. Вот блин. Романи меня засмеет, если узнает, что я так долго пытался разгадать столь простую тайну. Когда вечером волшебник направился за Кингу, то он издали услышал яростные крики. Стражники, стоявшие в начале коридора, выглядят уставшими и недовольными, но ничего не сказали, пропуская мага вперед и дергаясь от очередного вопля. — Ой-ой, наша царевна не в духе, — закусил щеку Мерлин, отказываясь от мысли немного пошутить. — Неужели они с Энкиду снова ругаются? Он замедлил шаг, прислушиваясь к происходящему, но не смог понять ни слова из-за какого-то странного шума. Звучало так, будто кто-то рвал ткань. Кто бы это мог быть. Мерлин заглянул в дверной проем и непроизвольно поднял брови в удивлении. Кингу выглядел как огромный огнедышащий вулкан, готовый взорваться от малейшего толчка или чиха. С дерганными движениями и волосами дыбом, он яростно разрывал ткань подушки на мелкие клочки. Вокруг уже валялось несколько уничтоженных вещей, блюдо с едой перевернуто, а фрукты раскатились по полу. Мерлин тихо отошел назад и начал демонстративно громко топать. Экспрессивная ругань смолкла, и, похоже, подушки оказались в безопасности. Волшебник сделал серьезное лицо и зашел в комнату, похвалив себя за то, что не дернулся под злым взором Кингу. — О, а я тебя повсюду ищу! Царь Гильгамеш придумал новый способ, который по его мнению, точно сможет решит твою проблему! — торопливо заявил Мерлин, позволяя легкой улыбке появиться на своём лице. Ему не понравился взгляд, с которым на него посмотрел сын Тиамат. Сейчас он как никогда выглядел опасным зверем, готовым кинуться на жертву при малейшем признаке страха. Почему? Что у них произошло? — Новый способ? Такой же бесполезный, как и прошлые? — недоверчиво оскалился Кингу, морщась от головной боли, вызванной криками Энкиду. — Надеюсь, что нет. Пойдем и узнаем? — продолжил Мерлин, стараясь не провоцировать юношу. Сын Тиамат гордо выпрямился и вышел из комнаты, не обращая внимания на то, последовал за ним волшебник или нет. Маг нахмурился и покачал головой, шагая чуть сзади. Когда Кингу зашел в покои, его лицо еще сильнее превратилось в маску. Он бы предпочел, чтобы по время «экспериментов» рядом было как можно меньше людей, а четверо — не считая самих Кингу и Мерлина — это явно лишнее. Ладно Гильгамеш, но что тут забыли Мастер и Слуга Халдеи, а так же Иштар? Сын Тиамат мимолетно нахмурился, потому что богиня ощущалась как-то не так, да и голос Энкиду в голове подозрительно замолчал. — Ну что ты встал, давай, ложись, — поторопил его Мерлин, подталкивая к подушкам. Кингу кинул злой взгляд на волшебника, потом на остальных присутствующих, но лёг, позволяя погрузить себя в сон. Эрешкигаль молча смотрела на происходящее, прежде чем подойти и сесть рядом со спящим юношей. Ей даже не надо прислушиваться к ощущениям, потому что Грааль, заключенный внутри чужого тела, ярко будоражит энергию вокруг. Из-за этого цепи, держащие душу в теле, напряженно звенят, стукаясь друг об друга и мешаясь. Что же Тиамат натворила? Зачем? — Что скажешь? — нейтрально спросил Гильгамеш. — Да, план, который ты придумал, должен сработать, — богиня провела рукой вдоль тела, мимолетно прикасаясь к цепям души и закрывая глаза. — Сначала я привяжу душу Энкиду, а потом аккуратно изыму чужую душу. — А почему это надо делать обязательно в таком порядке? Почему не достать душу Кингу вместе с Граалем из тела Энкиду? — поинтересовался Мерлин, наблюдая как Эрешкигаль с закрытыми глазами сидит около спящего юноши. — Потому что Грааль крепко, но однобоко держит связь душа-тело, и если её не уравновесить, то при попытке достать артефакт может произойти что угодно. Душа Энкиду может не выдержать манипуляций с телом и отлететь, зацепившись за Кингу, или будет сильно повреждена и не сможет удерживать связь самостоятельно, — ответила богиня, слегка хмурясь. То, что сделала Тиамат было неправильным. Неестественным. Эрешкигаль открыла глаза и посмотрела на Гильгамеша. — К тому же Грааль — это неизвестная величина; я никогда раньше не имела дел с чем-то подобным. Фудзимару и Мэш непроизвольно тоже перевели взгляд на царя, задумчиво держащего Святую чашу. Артефакт в его руках выглядел как обычный золотой кубок для пива или вина, лишь сильная магия, распространяющаяся во всё стороны, указывала на мощь сокровища. Это и то, что вторая половина Грааля с ним резонировала. Яркое сияние то затухало, то становилось ярче, заставляя тело Энкиду слегка светиться в такт, словно сердцебиение или дыхание. Эрешкигаль требовательно протянула руки, и Гильгамеш медленно, с неохотой, передал ей артефакт. Богиня отрешенно покрутила его в руках, прежде чем закрыть глаза и поднести к спящему телу. На мгновение всё вокруг замерло, а потом Грааль рассыпался золотыми искрами, стремительно впитываясь в спящего юношу. Концентрация магии в воздухе стала столь велика, что Фудзимару удивленно выдохнул, как каждый раз, когда закрывал сингулярности, передавая артефакт в руки Халдеи. Эрешкигаль шевельнула пальцами, словно расплетала тугую косу, и прикоснулась к чужой груди, ладонями обхватывая ярко-синий огонёк, появившийся в воздухе. Мерлин заинтересованно подался вперед, а Мэш охнула, потому что в подземном мире они видели тысячи таких светлячков, томящихся в клетках. Именно так выглядели души. Богиня открыла глаза и повелительно вытянула руку. Рядом сразу же появилась тень-прислужница, бережно подхватившая чужую душу и исчезнувшая с ней, чтобы доставить в мир мертвых. — Связь выглядит стабильно, так что давай сюда свою замену, — невнятно выразилась Эрешкигаль, поднимая взгляд на Гильгамеша. Фудзимару и Мэш недоуменно переглянулись, не понимая, о чём идет речь. Царь молча активировал Врата Вавилона, доставая оттуда грубое ожерелье из золота и крупных — размером с ноготь большого пальца — насыщенно-лазурных камней. Мерлин нахмурился, гадая, когда Гильгамеш успел найти ювелира, чтобы тот сделал полноценное украшение из магических камней ножен Авалона. Конечно, их разговор был утром, а сейчас уже наступила ночь, но как-то чересчур быстро… Или нет? Волшебник решил вернуться к этим мыслям позже, внимательно всматриваясь в действия богини. Она аккуратно приняла украшение и расположила в воздухе, вновь закрывая глаза. Все затаили дыхание, наблюдая, как ожерелье медленно погружается в тело Энкиду, исчезая с яркой вспышкой и всплеском магии, а взамен него формируется очертание Грааля прямо в руках богини. Золотой кубок вспыхнул, окончательно приобретая свою форму, и засиял ровным светом. Эрешкигаль провела пальцами по кромке, прежде чем протянуть руки, передавая артефакт Гильгамешу, сразу вернувшему сокровище внутрь Врат. Их взгляды на мгновение встретились, но оба промолчали. Гильгамеш мог поспорить, что богиня еще не раз припомнит ему эти недомолвки и почти обман. — Готово, — Эрешкигаль последний раз прислушалась к ощущениям, но теперь цепи, держащие душу Энкиду в его теле, и артефакт, дарующий телу жизнь, были в порядке. Не слишком крепкие, но достаточные, чтобы удерживать. — Разбуди его, ему сейчас нельзя спать, иначе связи души с телом опять могут ослабеть. Мерлин кивнул, ударяя посохом около макушки спящего юноши. Почти сразу Энкиду зашевелился, просыпаясь. — Могут опять ослабеть? — с подозрение переспросил царь. — Ты сказала, что все будет нормально. — Оно и будет, — улыбнулась Эрешкигаль, наблюдая, как Энкиду сонно моргает, пытаясь прийти в себя, — но это дело требует времени. Хотя бы несколько часов, чтобы цепи окрепли, а артефакт прижился в теле. Постарайся не напрягаться в это время, Энкиду, — она обратилась к юноше, который удивленно моргнул ее словам. — Э, спасибо? — он непроизвольно нахмурился, усаживаясь. — Вы не Иштар. — Нет, ты прав, я Эрешкигаль, — богиня с интересом разглядывала того, кого мимолетно видела один раз в жизни и с тех пор успела услышать много чего нового. Цепи Небес были единственными в своем роде, никто из богов не рисковал повторять создание Аруру и Ану. Сейчас в нем не было той божественной силы, которая давала ему жизнь раньше, но он все равно воспринимался не как человек, но и не как сущность. Просто что-то… другое. Искусственное, но вместе с тем естественное. Такое странное сочетание. — О, прошу прощение, богиня Эрешкигаль, но это тело… — Я была призвана вместе с Иштар, ты это хочешь сказать? Не волнуйся, она сейчас спит и ничего не узнает, — богиня с интересом отметила то, как сразу расслабилось лицо юноши. Неужели его неприязнь была настолько сильна? — Я достала из твоего тела душу Кингу, так что теперь ты свободен. — Спасибо, — удивленно выдыхает Энкиду, слегла улыбаясь в ответ на радость Фудзимару, Мэш и Мерлина. Гильгамеш опять нацепил маску равнодушия, никак не проявляя свои чувства. Вот вредина. — Пожалуйста. Будь аккуратен ближайшие несколько часов, тебе нельзя спать, — еще раз предупредила богиня, поднимаясь на ноги. — Конечно… А что будет с Кингу? — рискнул задать вопрос Энкиду, неуверенно глядя на Эрешкигаль. За несколько месяцев жизни вместе он успел привыкнуть к нему и его сложному характеру. Конечно, формально он был врагом, чьи руки по локоть в крови, но всё же… — Думаю, что есть смысл отправить его на перерождение, чтобы он смог прожить счастливую жизнь без воспоминаний об Тиамат, — пожала плечами богиня Кута, — это юная душа, чьи воспоминания были перезаписаны, а любовь к его человеческой матери превращена в любовь к Тиамат. Я предполагаю, что именно поэтому Мать никогда не встречалась с ним лицом к лицу, оставляя связь через Горгону. Иначе его глубинные инстинкты могли воспротивиться, потому что он бы сразу почувствовал её отношение к себе. Говорят, что Матерь-всех-живых любит всех своих детей. А тот кто любит всё — тот не любит ничего. — Она бы убила его, — хладнокровно произнес Гильгамеш, — ей нужен полноценный Грааль, а не половина, поэтому она всё это затеяла. Как только она получила бы мою половину артефакта, то соединила бы их вместе, а затем достала из его тела, не беспокоясь о том, что обрекает своё дитя на смерть. В конце концов, что такое смерть одного ради рождения миллионов? Фудзимару почувствовал ком в горле. То, о чём они говорили, было жестоким. Но он понимал, потому что Халдея часто сталкивалась с необходимостью жертвовать малым ради достижения цели и спасения всех остальных. Если люди были способны на такое, то на что были готовы пойти боги, особенно те, которые считали людей не выше животных? — Верно, было бы странно, если бы ты этого не понимал, — неоднозначно улыбнулась Эрешкигаль, явно намекая на какую-то старую историю. Гильгамеш дернул уголком губ, но не стал отрицать её слова. Мерлин молча наблюдал за их разговором, наконец-то начиная понимать странные приказы царя. На самом деле не было никакой причины держать Кингу в зиккурате, потому что он был связан клятвой и не мог навредить. А от спонтанных вспышек характера всё равно никто не был застрахован. Юноша мог бы спокойно гулять по городу или летать по своим делам, никак не мешая Халдее, но Гильгамеш приказал держать его рядом, отвлекая от происходящего. Несомненно, они все были заинтересованы в том, чтобы Кингу как можно меньше бывал у Горгоны и не следил за инкубаторами, но теперь перед волшебником неожиданно появилось другое объяснение приказов царя. Рано или поздно, но Тиамат надоело бы ждать. Отказ Эрешкигаль от участия в Союзе, а потом и Кетцалькоатль должны были сподвигнуть её на более решительные действия. Мать спала, создавая своих детей, но могло ли быть такое, что однажды она решила бы ускорить их рождение? С помощью половины Грааля, который был у нее под рукой. Всего-то и надо было позвать сына к себе, а потом достать артефакт. Мерлин мог поспорить, что Кингу бы до последнего не понял, что она собирается сделать. А потом его тело, лишившееся источника жизни и энергии, просто рассыпалось бы глиной. А вместе с ним умер бы и Энкиду. Во истину самовлюбленный царь, — мысленно усмехнулся волшебник, качая головой, — и после этого Халдея зовет меня эгоистом, сидящим на Авалоне, вместо того, чтобы помогать в спасении мира. Конечно, Гильгамеш так же думал о том, чтобы закрыть сингулярность и победить Союз богинь, но при этом успевал еще и действовать в своих интересах. Впечатляет. Сколько из этого дар предвидения, а сколько холодный расчет? — Вот как… наверное это будет к лучшему, — слегка грустно улыбнулся Энкиду, что не укрылось от остальных. — Быть может в следующей жизни он будет счастлив. — Может быть, — легко согласилась Эрешкигаль, прежде чем повернуться к Гильгамешу, — я хочу еще погулять по Уруку, дашь сопровождающего? — Конечно, — кивнул царь, прекращая подпирать стену. — Идем, я прикажу какой-нибудь жрице сопровождать тебе, а Халдея отправится спать. Завтра будет тяжелый день.

***

— Ты не рад, — Гильгамеш прищурился, разглядывая Энкиду, стоящего на краю крыши. — Нет, я… — юноша тяжело вздохнул, поворачиваясь к царю лицом, — я рад. Постоянно находиться запертым в собственном теле — это ужасно. Но… — он замолчал, не договорив. — Но что? — Мы поругались с ним, — признание далось легко, потому что алые глаза напротив смотрели внимательно, но без недовольства. — Несколько часов назад мы с Кингу снова поругались до такой степени, что он почти уничтожил одну из комнат. И, ну, ты же знаешь мое отношение к лишней крови, а он опять поднял тему демонических зверей, и вот… Энкиду поморщился, с досадой вспоминая эмоциональный диалог, который быстро перерос в ругань и крики. Если бы у них были разные тела, то они бы абсолютно точно подрались. А так всё, что им оставалось это орать друг на друга, пока не пришел Мерлин, и Кингу не взял себя в руки. Всё-таки он старался держать лицо перед чужими людьми, особенно если они были ему неприятны. Гордость не позволяла проявить слабость. — Мы поругались, а теперь его нет, — уточнил юноша и посмотрел на свои руки, сгибая и разгибая пальцы. Он понимал, что это было правильно и необходимо — убрать Кингу из тела Цепей Небес, но мерзкий комок недосказанности мешал насладиться долгожданной свободой. — Разве раньше вы не ругались? — Да, конечно, ругались и часто. Особенно по началу, когда он много убивал. Но… Последние пару месяцев мы смогли найти шаткое равновесие, а теперь… — Энкиду сглотнул, чувствуя горячие руки на своих плечах, когда Гильгамеш насильно развернул его к себе лицом. — Теперь он мертв. — Звучит так, будто ты расскаиваешься в этом. — Нет, я понимаю, что это было необходимо, просто… Он был не прав, когда хотел уничтожить человечество, но сейчас, когда Эрешкигаль сказала, что это не было его настоящим желанием, что это всего лишь внушение Тиамат… Я не знаю. — Ты жалеешь его? Того, кто ответственен за уничтожение нескольких городов? Того, кто нагло занял твоё тело и запер тебя? — нахмурился Гильгамеш, сжимая губы в тонкую линию. — Это сделал не он, и ты это знаешь, — вскинул голову Энкиду, готовый отстаивать свою точку зрения. Он видел, как недовольно прищурился царь в ответ на его дерзкий взгляд. Кто-то отвык от того, что ему смеют перечить? — Он уничтожил соседние города, а потом натравил своих демонов на жителей Урука, — категорично отрезал Гильгамеш, не собираясь уступать. — Да, так и есть, — вынужденно согласился Энкиду, опуская плечи, потому что против правды не было смысла протестовать, — но это не он запер меня в собственном теле без возможности даже шевельнуть пальцем. Это была Тиамат. — И она заплатит за это, — еще сильнее нахмурился Гильгамеш, разглядывая лицо юноши. Эрешкигаль сказала, что все прошло по плану, но сейчас было видно, что Энкиду всё такой же вялый, как в то время, когда он делил тело с Кингу. Насколько опасно ему спать? Что, если замена Грааля на другой артефакт была недостаточной мерой? Гил не хотел снова потерять своего единственного друга. — Хватит разговоров про эту тварь, пошли лучше выпьем вина. — Решил лично проконтролировать, что этой ночью я не лягу спать? — непроизвольно улыбнулся Энкиду. — Именно так.