***
Кармен перестала дышать и стонать. Внезапная тишина стала зловещей. Эстер привыкла слышать тихие стоны Кармен, даже во сне, даже после инъекций со снотворным, она издавала какие-то звуки. Инма, наоборот, от уколов Преподобного отца становилась тихой и сонной. На Эстер успокоительные и снотворные действовали плохо, она чувствовала прикосновения старика и его умственно отсталого сына. Эстер всегда дергалась и морщилась от их рук — сухих и холодных старого священника, вечно влажных и горячих молодого парня. Со стороны Кармен было тихо. Эстер попыталась закричать, но из горла вышел только сухой кашель. Эстер прислушивалась к дыханию Инмы, медсестра так ни разу и не пришла в себя, но она дышала! Преподобный отец предпочитал насиловать именно ее, молчаливую, беспомощную. А его сын, Карлитос, обожал «изучать» строение человеческого тела. Он понял, что наибольшее удовлетворение получает не тогда, когда из него выливается белое семя, а когда его руки покрываются горячей красной кровью. Padre запретил ему приближаться к женщинам, тогда Карлитос решил навестить пленников-мужчин. Альфредо не переставая просил и умолял этого здорóвого парня, чтобы тот отпустил Густаво. Но молодой мужчина сначала вколол что-то Густаво в плечо, затем закрепил покрепче ноги и поднес газовую горелку к его бедрам. Запах паленой шерсти заполнил маленькую келью. Альфредо выругался. — Заткнись! — Карлитос разозлился. Альфредо только повысил голос, он сам был связан кожаными ремнями и мог только кричать. — Заткнись! — Карлитос включил газовую горелку на максимальную мощность. От вони горелого мяса Альфредо закашлялся. — Что ты делаешь? — Альфредо ужаснулся. Карлитос только глупо улыбнулся и достал кухонный нож. — Так мама делала, — мечтательно произнес он. — ¡Dios mio! Что она делала? Убивала людей? — Альфредо понимал, что этот парень не в своем уме, и скорее всего, он родился таким. — Так мама готовила мясо, — проворчал Карлитос, — опалить и отрезать, затем пожарить и… Парень что-то вспомнил и стал с остервенением резать бедра и живот Густаво, подносил газовую горелку левой рукой, а правой нарезал куски плоти. Хлынула кровь. Альфредо стал материться, в ответ Карлитос поднес к его лицу горелку. — В Божьем месте так не говорят! Огонь опалил губы и веки врача. Альфредо чувствовал, что после Густаво — пациента, которого он так и не смог спасти, придет его очередь. Слезы потекли из его глаз. Карлитос еще некоторое время размахивал ножом, чем больше яркой крови, тем возбужденнее он себя чувствовал. Его член рвался из штанов и Карлитос вытащил свой толстый пенис. Вот куда его вставить? С размаху отрезал яйца и член Густаво и начал толкаться в образовавшееся кровавое месиво. Карлитос прикрыл глаза от удовольствия и через минуту задергался и выплеснул желтоватую сперму. Глупо хихикнул, повторяя что-то про еду. Альфредо закрыл глаза, к вечеру Густаво умрет от потери крови и значит завтра этот ублюдок с идиотской улыбкой примется за него. Он беззвучно плакал.***
Преподобный отец читал проповедь почти в пустой церкви. Жители Альбасете умирали. Он сделал все возможное, чтобы спасти город от дьявольской заразы — молился, читал проповеди, призывал к самосожжению, чтобы здоровые прихожане не распространяли мерзкий вирус. Если не будет здорового тела, где может размножаться адское проклятие, значит в городе не будет этой заразы. Сегодня на утреннюю мессу пришли шесть женщин. Все как одна были в длинных платьях, и откуда только достали? наверно украли из магазина в центре города, и конечно же в медицинских масках. Священник поморщился, шесть — число дьявола. Но он не перестал произносить слова: — Огонь! Только огонь очищения поможет нам! — Проклятье пришло на землю, проклятье стало преследовать наш город, наших друзей, родственников, соседей… Одна из прихожанок закашляла. Она прижимала маску к лицу, стараясь успокоиться. Священник продолжал: — Мы разгневали Бога, и Он нам отвечает, насылая болезнь для испытаний и огонь для очищения… Женщина продолжала кашлять. Преподобный отец подумал, что она могла бы выйти из церкви, но кажется прихожанке стало совсем плохо и она упала на пол. Остальные женщины к ней не подходили. — ¡Joder! — проворчал священник, он спустился с кафедры и помахал рукой, что нужно вывести больную. — Нам нужно очиститься! — заявила одна из женщин. — Да, святой отец, благословите нас! — просили другие. Священник собирался устроить обряд через несколько дней, когда он насытился бы теми приезжими девушками, он уже мечтал, как Карлитос вынесет их обнаженные бесчувственные тела на площадь, он произнесет проповедь, выльет бензин и подожжет этих грешниц. Эти прихожанки хотят поменять его планы? ¡Que mierda! Дерьмо! Он устроит им самосожжение, но не на центральной площади, а в церковном патио. Да, пусть будет так. Женщины пытались поднять больную прихожанку, но она оказалась тяжелее, чем выглядела. Преподобный отец нервничал, если бы не эти сеньоры, он бы спокойно читал мессу. Наконец они оказались в патио. Больная женщина больше не вставала, она кашляла, задыхалась, ее маска покрылась мокротой; ее тело вздрагивало от судорог. Священник гордился тем, что дьявольская болезнь его не тронула. Он каждый день молился, так бог его должен оберегать. Бутыли с бензином и спички всегда были наготове. Он облил горючей жидкостью корчащуюся сеньору, остальные прихожанки сами подошли к нему, прося благословения. Преподобный отец крестил их и обливал бензином. Затем привычным движением он кинул горящую спичку на больную. Она вспыхнула ярко, мощно. Одна из сеньор подошла к огню, протянула руки и тоже загорелась и закричала. Священник поморщился, конечно же очищение — это больно, но зачем так визжать. Третья прихожанка тоже подошла к огню, ее платье загорелось, а затем она стала сбивать огонь, выкрикивая, что она не собиралась умирать, что она не хотела этого. Преподобный отец стал громко читать молитвы изгнания дьявола, это он пытается сбить огонь, это он хочет вырваться из пламени и заразить весь город. Он закашлялся от летающего пепла, в конце концов шесть кучек праха надо подмести и собрать в один мешок. Священник позвал сына, но Карлитос куда-то запропастился. Преподобный отец снова закашлялся, почувствовав вкус пепла, черт! надо же проглотить эту гадость! Наконец он завязал мусорный мешок и поставил его в ряд к остальным. Сколько их тут? Тридцать? Сорок? Еще около ста мешков находятся в подвале. Здесь все жители Альбасете. Священник посчитал, что в запасе остался еще два рулона мусорных мешков. Хватит ли на оставшихся? Надо отправить Карлитоса в супермаркет. Священник почувствовал усталость и отправился в свою келью, забыв, что после утренней мессы он обычно навещал приезжих девушек.***
Инма с трудом открыла глаза. Голова раскалывалась как после сильной попойки. Во рту стоял неприятный кислый вкус. Она подумала, что напилась как никогда в жизни, поэтому не помнит ничего с того момента как начался пожар в мебельном магазине. Инма попыталась сесть, но ее тело было очень слабым. Она попробовала поднять руки, но они не двигались. Инма напряглась, она чувствовала руки и ноги, но не могла ими двигать. Медсестра сильно испугалась, что ей могли ампутировать конечности, и что сейчас у нее остались фантомные ощущения. Она снова попыталась сесть, но и спина, живот тоже не слушались. От отчаяния Инма застонала и услышала хриплый голос Эстер. — Не получится… Инма открыла рот, чтобы спросить, но из горла вышел сухой кашель. — Не получится… мы все связаны… — прошипела Эстер. Инма потянула и покрутила кисти рук. Черт! Они попали в психиатрию? Медсестра покрутила головой. — Где мы? — она не узнала свой собственный голос, он звучал как шорох листьев. — Я думаю, что в комнатах, где жили монахи, — Эстер тоже еле шептала. — Кельи, — Инма автоматически поправила подругу, — Хочется пить. — Лучше не просить. — Почему? — Как ты себя чувствуешь? — вдруг спросила Эстер. — Как после пьянки, — Инма сосредоточилась на своих ощущениях, — болит все тело, ноет живот и поясница. Медсестра замолчала, так как почувствовала жжение в паху и в анусе. ¡Mierda! Дерьмо! Она поняла, что это значит — ее изнасиловали. Инма закусила губу, чтоб не расплакаться. — Сколько мы здесь? — Не знаю, наверно дня три, — ответила Эстер, — ты ни разу не просыпалась… Она помолчала и добавила: — Это все священник. Инма помотала головой: — Я не помню. После пожара в магазине я ничего не помню. Эстер прошептала ей как их пригласили переночевать в монастыре собора San Juan и священник не разрешил мужчинам и женщинам спать в одной келье. — Этот святой отец нас чем-то обкалывает… — Эстер промолчала о том, что она просыпалась раньше других. — Черт! — Инма дергала руками, но ремни держали крепко, — Если бы освободить одну руку! Она снова повертела головой и заметила третью кровать. — Это Кармен?! — Она с утра не дышит и не стонет. — Что с ней? — Инма приподняла плечи и голову, она смогла увидеть только черные кудрявые волосы Кармен и красно-бурые пятна высохшей крови. — Это парень… Карлитос… кажется он сын священника… — Эстер сделала глотательное движение, — и кажется он ненормальный. — Псих? — медсестра подумала, что они могли оказаться в руках психически больного, который решил поиграть в доктора. — Не совсем, — Эстер не знала как объяснить, — мне кажется, он умственно отсталый. Послышались гулкие шаги. Эстер торопливо добавила: — Лучше притворись спящей.***
Карлитос несколько раз прошел мимо дверей кабинета Padre, но не решался войти. Преподобный отец запретил ему даже прикасаться к ручкам дверей этой комнаты. Поэтому Карлитос вышагивал вперед и назад, в надежде, что Padre услышит его топание и выглянет. Карлитос хотел рассказать, что нашел новый способ возбуждения, даже был готов показать как надо работать горелкой и ножом. Но священник так и не показался. Карлитос не слышал, что Преподобный отец лежит на полу, скрестив руки на груди, и не может вдохнуть полной грудью. Священник злился на себя и на этих прихожанок. Шесть женщин принесли в его церковь дьявольскую болезнь. Неужели он недостаточно просил о помощи, недостаточно молился? Каждый вдох отдавался глухой тянущей болью и заканчивался кашлем. Старик выплевывал мокроту с красными вкраплениями. Он радовался, что эти красные точки и есть мертвые черти, чем больше красного, тем лучше. Только боль в груди и между лопатками усиливалась. Преподобный отец смотрел на серебряный крест тамплиеров, выполненный в форме меча. Он хранился за стеклом. Старик собрал последние силы и поднялся на ноги. Он задыхался и его руки тряслись. — Дьявольское отродье! Я убью вас! Преподобный отец навалился на стеклянную витрину и рухнул вместе с ней. Он не замечал порезов на лице и на руках. Главное — он достал крест. Святой крест. Священник направил острие к себе в грудь. — Я вырву вас из моего тела! Резкая боль пронзила его тело. Старик охнул, но сдержался на ногах. Он смотрел как на пол капает его зараженная кровь. — Я так и не научил сына делать уколы, — было его последней мыслью.***
Карлитос слышал грохот в кабинете, но не мог зайти без разрешения. Он подождал еще пару минут и отправился в женскую келью. Преподобный отец говорил что-то про ту, темненькую. Что надо было сделать с ней? Он осмотрел три кровати. Все сеньориты спали. Та, что в центре, сделал ему больно. Та, что справа, ее любит Преподобный отец. Та, что слева, темненькая, да, это с ней надо что-то сделать. И Карлитос помнил, как ему было хорошо. Он улыбнулся и подошел к ней. Ноги и бедра были холодные и жесткие. Карлитос с трудом их раздвинул. Он привычно сунул руку во влагалище, такое же холодное как и все тело этой женщины. Нет, ему это не нравилось. Святой отец его наказывает. Карлитосу уже не нравилась эта холодная женщина. От обиды он заскулил. Карлитос подошел ко второй кровати. Стоял запах рвоты, мочи, хлорки. Эта сеньорита тоже ему не нравилась, у нее очень часто была рвота. Значит в ней сидел дьявол, который иногда выходил из ее тела, это он укусил член Карлитоса! Он знал точно! Женщина на третьей кровати была теплая и гладкая. Поэтому священник так часто приходил к ней. Карлитос потрогал шею Инмы. Священник всегда щупал пульс, чтобы быть уверенным, что женщина находится в бессознательном состоянии. Карлитос не понимал, что делает святой отец, но на всякий случай тоже потрогал сеньориту. Инма сдерживалась изо всех сил, чтобы не дернуться от омерзения. Сквозь прикрытые веки она наблюдала как крупный молодой человек обошел кровати Кармен и Эстер, теперь он трогал ее шею. Он что, хочет ее задушить? Парень неумело потыкал пальцем, затем пробурчал нечто и попытался перевернуть Инму на бок. Он дергал ее, растягивая ее мышцы. Инма сжала губы от боли, ей хотелось наорать на этого придурка, что нужно развязать руки, и потом переворачивать. Она заметила пристальный взгляд Эстер, которая просила ее потерпеть. Инма согласно закрыла глаза. Карлитос вспомнил, что священник снимал ремни. Он тоже может это сделать! Карлитос расстегнул ремни на руках, но женщина все равно не поворачивалась. Тогда Карлитос сделал то, что умел — раздвинул ее ноги, удостоверившись, что они теплые и мягкие; сунул руку в горячее влагалище. Инма не сдержалась и выругалась. От неожиданности Карлитос отпрянул. Эти женщины никогда не разговаривали. Инма продолжала рычать на него. Но Карлитос уже не мог остановиться. Он должен попасть внутрь этой сеньориты. Если не рукой, тогда членом. Инма стала извиваться. Ее руки были свободны, и она стала избивать парня. Карлитос размахнулся и ударил ее по голове. Инма обмякла, все вдруг потемнело и она упала на спину. Карлитос улыбнулся, надо будет рассказать священнику, как он заставил замолчать эту женщину. Он максимально растянул ее бедра и стал вбиваться крупным членом в ее тело. Горячее, немного влажное. Карлитос кончил через несколько дерганых движений. Он потрогал шею сеньориты, подумав, что святой отец выполнял некий ритуал и отправился в кладовку, где приметил консервы. Священник его сегодня не покормил, наверно наказывает за что-то. Карлитос пожал плечами. Он не помнил за что.***
Эстер держала пальцы крестиком. Детский жест, пусть сбудется. Пусть Карлитос уйдет и не станет привязывать Инму. Эстер боялась дышать, боялась привлечь внимание этого больного монстра. Карлитос забыл про ремни на руках Инмы. Он ударил ее, изнасиловал и ушел. Теперь надо действовать быстро, пока не появился старик. Эстер стала звать Инму. — Инма, можешь открыть глаза! Карлитос ушел! Медсестра только застонала. — Инма, давай быстрей, пока не пришел второй! Инма! Ты меня слышишь? Инма качала головой, она никак не могла сфокусировать зрение. Было ли это сотрясением? до нее как сквозь туман дошли слова Эстер, что парень ушел и скоро придет второй. Инма попыталась сесть. Теперь помогая себе руками. Голова кружилась и тошнило. Она откинулась на кровать и стала снова подниматься. Мышцы не слушались. Инма стала сжимать и разжимать пальцы, чтобы почувствовать их. Наконец ей удалось сесть на кровати. Эстер тихо засмеялась. — Давай, подруга! Инма долго возилась с застежками на ногах. Руки не слушались, пальцы тряслись и сама Инма понимала, что нужно торопиться. Она смогла освободить ноги и перекинула их на одну сторону кровати. Слабость во всем теле не давала просто так встать на ноги. Инма медленно поднялась, сделала несколько шагов до кровати Эстер и села. Волосы Эстер покрылись слоем рвоты и спермы. Они обе воняли как бомжихи. — Ты ужасно выглядишь! — попыталась улыбнуться Инма. — Ты тоже, — тихо ответила Эстер. Инма нащупала застежку на кожаных ремнях, которые держали руки Эстер. Казалось, что она чувствовала себя лучше, чем Инма. — Нам нужен душ, — проворчала Эстер, — и напиться. — Согласна, — кивнула Инма. Шатающейся походкой девушки подошли к третьей кровати, где в кровавых пятнах лежала бледная Кармен. Инма поднесла руку к яремной вене. Пульса не было. Медсестра попробовала поднять руку. Холодное жесткое тело. — У нее началось трупное окоченение, — Инма смахнула слезу, — черт возьми! Я немного недолюбливала Кармен, думала, она глупышка. — Инма, это не твоя вина, что случилось с ней, что случилось с нами, — Эстер тронула медсестру за руку. — Гребаный город! — Инма пыталась не орать, ее трясло как в двадцатиградусный мороз, — Мы выжили в Мадриде, мы сбежали из столицы, чтобы нас трахал какой-то имбецильный уебок? ¡Joder! Que mierda... — Инма, пойдем! — Эстер потащила подругу к выходу, — нам нужно найти одежду или хотя бы чистые простыни. — Я хочу убить его! — Инма вырвалась из рук Эстер, — Это он убил Кармен? Ведь так? Он только что вырубил меня и изнасиловал! Сколько раз он это делал? Он насиловал тебя? Что он сделал с тобой? Инма стала плакать в голос. — Пойдем! Инма! Наших мужчин тоже где-то держат! — Эстер начала злиться и почти вытолкнула Инму из кельи.***
Длинный коридор заканчивался лестницей. Нет, не сюда. Эстер от злости топнула ногой. Нужно бежать в обратную сторону. Их разделили около центрального входа, поэтому нужно найти это место. Они не думали, что будут делать, если встретят священника. Эстер была уверена, что Инма накинется на него. Они пустились в другой коридор, зеркально повторяющий тот, из которого они выбежали. По одну сторону были двери в комнаты, где раньше жили монахи, другая сторона была полностью глухая, ни единого окошка. Стена выходила на улицу. Такое строение не позволяло монахам наблюдать за мирской жизнью. В первой же келье Эстер нашла Альфредо и Густаво, который был весь в крови. Оба мужчины были обнажены и связаны. Инма бросилась к Густаво, но Альфредо предупредил ее, что он потерял много крови. Когда Эстер развязала ремни, врач кинулся к кровати Густаво. Он видел, что тело итальянца стало мраморным, и уже не надеялся, что спасет его. Альфредо беззвучно плакал. Эстер оставила Инму и побежала искать Хорхе. Она слышала ругань из второй комнаты и была права. Хорхе кричал и матерился. Лукас смотрел в потолок и молчал. Висенте лежал с закрытыми глазами. Все были голыми, грязными, со следами крови, спермы, мочи на коже. В келье стоял удушающий запах хлорки. Эстер кинулась к Хорхе и успела расстегнуть только один ремень на руке, когда раздался шум из соседней кельи. — Это священник или его дебильный сынок, — прошептала Эстер. Хорхе успел поцеловать ее и показал, чтобы помогла Лукасу и Висенте, он сам развязал ремень на второй руки и на ногах. Он стоял достаточно крепко на ногах. Помог подняться Лукасу и побежал на выход. Эстер крикнула Висенте, что рядом находится Инма, но Висенте не пошевелился. Эстер потрясла его за плечо, кажется ему переборщили со снотворным. Эстер не знала, что делать. Она не хотела снова потерять Хорхе и выбежала в коридор. Карлитос так и не смог открыть консервы, ему всегда готовила мама, а потом готовили монахи. Когда всех стал забирать к себе дьявол, то Карлитоса кормил святой отец. Он открывал одну из банок и давал ложку. Карлитос нашел консервы и нашел ложку. Но не умел открывать эти металлические банки. Он разозлился на Padre и отправился, чтобы найти его. Карлитос пришел к кабинету, но священник не вышел, тогда Карлитос пошел в ту келью, где пахло жареным мясом. Но в келье были не только эти мужчины. А к ним пришла сеньорита. Карлитос был голоден и был в обиде на Padre. Он должен поймать эту женщину и забрать ее к себе в келью. От этой мысли Карлитосу стало весело. Священник придет к своей любимице, а ее не будет на кровати. Он прыгнул на Инму, но не рассчитал, что помещение маленькое и больно ударился о стену. Инма закричала. Но не испуганно, как обычно кричат сеньориты, а зло. Карлитос не прислушивался к словам, ему был важен тон. Он не собирался слушать злые крики, и схватил Инму за волосы, одновременно отбиваясь от пожилого сеньора. Ему нужно сделать укол и уложить спать, вдруг вспомнил Карлитос. Он отпустил Инму и повернулся к столу, на котором Padre держал шприцы. Который из них? В это время в келью прибежали еще два парня. Карлитос с недоумением уставился на них. Лукас занес кулак, но Хорхе первый ударил этого высокого мускулистого сына священника церкви San Juan. Эстер, Инма не могли успокоиться. Они пинали и били Карлитоса пока Хорхе и Лукас не оттащили их от кровавого месива, которым стал Карлитос. Он еще дышал. Хорхе предложил оставить его связанным на одной из кроватей. Инма мечтала вырваться из этой церкви, но они все еще бегали в обнаженном виде, Висенте пока не очнулся от успокоительного состава, который вколол ему священник. Инма и Альфредо остались рядом с Висенте, они закрыли двери комнаты, продев в ручки сломанную ножку от стула. Хорхе, Эстер и Лукас заглядывали в каждое помещение монастыря в надежде найти еду и одежду. Эстер держала Хорхе за руку почти мертвой хваткой. За каждым поворотом и за каждой дверью она слышала скрип кровати, который раздавался когда Преподобный отец приходил насиловать Кармен; она не могла выбросить из головы тот момент, когд Карлитос затыкал ей рот своим мерзким членом; ее трясло от шока и Эстер упала. — Эстер! Cariño, — Хорхе поднял ее на руки. — Это может быть посттравматический стресс, — заметил Лукас. Он еще не до конца понял, что Кармен мертва. Он сам находился в шоковом состоянии и держался за счет адреналина. Эстер попросила поставить ее на ноги. — Закружилась голова. Она так и не сказала Хорхе о своей предполагаемой беременности, все эти боли в животе, утренняя тошнота, постоянная рвота. Эстер решила, что сначала они окажутся в безопасном месте, а потом… потом она что-нибудь придумает. Наконец Хорхе обнаружил кладовую, где хранились лекарства и еда. Запасной одежды в монастыре не было, тогда Лукас сорвал серо-голубые ткани, украшавшие алтарь. О душе можно было только мечтать, все ждали, когда очнется Висенте, чтобы похоронить Кармен и Густаво и убраться подальше из этого города.***
Volkswagen чихнул и остановился. Ана выскочила на дорогу, чтобы посмотреть дорожный знак. Они с Антонио выбрали автотрассу N-301 и только что объехали поселение La Roda Ла Рода. Отсюда, согласно знаку, оставалось 36 км до Альбасете. — Пойдем пешком? — спросила Ана. Оставаться около маленького города она не хотела. В таких местах не любят чужаков, их скорее всего ограбят и не пустят в город. Лучше идти в большой город, там безопаснее. Антонио нахмурился. Ему не нравилось чувствовать себя уязвимым. Но выбора не было. Если они пойдут быстрым шагом, то к вечеру прибудут в Альбасете. Он еще раз осмотрел пейзаж в поисках какой-нибудь машины. Их окружали заброшенные поля и несколько теплиц, возможно за ними ухаживают жители Ла Рода. — Пошли пешком, — Антонио взял свой рюкзак, проверил на месте ли перочинный нож, жалея, что у него нет огнестрельного оружия. Ана прижимала к себе холщовую сумку, где лежали ее любимые карандаши и наброски. Она знала, что завтра будет хуже. Но ведь пока это "завтра" не наступило.